Михаила Керулария к Петру Антиохийскому Послание I (1054 г. от Р.Х.)
Михаил, святейший архиепископ Константинополя — Нового Рима и вселенский патриарх, Керуларий — Петру, святейшему патриарху Богохранимого великого града Антиохии.
Письма твоего блаженства прочитало наше смирение, и, узнав через доставившего их, что у тебя, по благодати Божией, всё идёт благополучно, мы возблагодарили, как и подобает, Его благость, молясь о твоей долгой и безмятежной жизни. В них же содержалось и о благочестивом диакона и царском клирике Петре, что по нашим представлениям твоей святыне ему выдана твоя сигиллия на клирикоподворье, пожалованное ему патриархом до тебя, и что, получив и другую милость от твоего совершенства, он проявил неблагодарность, не удостоив тебя даже письмом.
И наше смирение, зная, какую горячую любовь и расположение ты питал к нему не теперь и не с недавних пор, а изначально, и как ты не считаешь маловажными посылаемые тобою за кого-либо письма, — потому и пишет и просит, желая, с одной стороны, чтобы через тебя облагодетельствовались достойные, к похвале и прославлению твоей щедрой и благородной души, а с другой — чтобы и нам послужило это к немалой награде, по крайней мере отчасти. Диакон же, почитая себя, как говорит, недостойным писать тебе, потому и не осмелился никогда написать твоей святыне. Однако он не перестаёт благодарить тебя за многие благодеяния и молиться о тебе, ради бесчисленных твоих к нему милостей и щедрот, и просит выдать ему сигиллию, так как та износилась и почти не может быть прочитана. И это — о нём.
Некоторое время назад, узнав от прибывающих сюда из древнего Рима о добродетели, благородстве и разуме ныне почившего папы этого города, я говорю о нашем единомыслии и согласии с ним, из-за соблазнов, распространяемых вокруг православной веры касательно его, мы изложили ему немало в наших строках со многим смирением, как и сам ты можешь узнать из этого письма, — желая, с одной стороны, во что бы то ни стало приобрести его, с другой — добиваясь его благосклонности и расположения для его помощи нам против франков. Эти строки, вручённые вестиариту, доставлявшему к нему царские письма, мы надеялись, что он доставит и оба письма к тому, кому они были посланы, а от него получит ответ и привезёт к нам.
Но тот, кто принял такие письма и дошёл до самого магистра и дуки Италии Аргира, письма, после того как тот хитростью убедил его поскорее отправить их к папе, вручил ему. Магистр же, как мы точно узнали, никогда не забывавший своего обычного лукавства и двуличия, но всегда помышлявший против Империи и Романии, не пренебрег и в этом случае своими привычками, но и сами деньги, которые вестиарит получил от царя для доставки, он удержал, желая, конечно, обратить их в свою пользу, как и ранее посланные, поскольку он заботился о постройке своих крепостей и попечении о них.
И вот эту, как мы скажем, уловку он совершил. Призвав некоторых, которым, как видно, доверял больше других — из них один некогда был епископом в Амальфи, как слышно, но потом был изгнан из этой церкви по справедливым причинам и уже пять лет находится в бегах; другой носит лишь имя архиепископа, будучи совершенно лишён дела, ибо даже не найдётся места, где бы он священнодействовал; третьему же, надев на него, как ему казалось, личину канцлера и убедив его, по чрезвычайной своей хитрости и злобе, именоваться этим римским достоинством, чтобы он мог через него держаться за совершённые уловки, как за некую неприступную стену. И, сняв печать с моих писем и прочитав приложенное к ним, он составил другие письма, якобы отправленные к нам от папы, снабдил ими упомянутых и убедил несчастных (увы, заблуждение и глупость!) прибыть в великий город и представить нам такие письма.
Они же, войдя в царствующий град, сначала предстали перед нашим могущественным и святым царём с надменным и гордым видом, осанкой и поступью. Затем, явившись к нашему смирению, — кто мог бы описать, с какой надменностью, спесью и дерзостью они себя вели? Не сказав нам ни малейшего приветствия, не склонив даже немного своих голов и не оказав нам обычного поклона, не пожелав вовсе сесть позади митрополитов, собравшихся с нами в синоде, согласно давнему обычаю, но сочтя это за личное оскорбление. Что уж говорить о более безумном? Но они не смирились даже перед царским величием и великолепием; более того, вознося себя и воображая себя выше всех, они входили во дворцы с крестом и жезлами.
Итак, не совершив ничего из должного, как подобает, они вручили нам запечатанное письмо и сразу удалились. Наше смирение, приняв его и попытавшись снять печать, тщательно исследовав, обнаружило, что и сама печать подделана, и письмо полно обмана и коварства. Оно ясно показывало то же самое, что и Аргир, находясь в великом городе, часто говорил нашему смирению, особенно о опресноках; за что он не единожды, но уже дважды, трижды и четырежды был изгнан и отлучён нами от Божественного общения и причастия.
Точную копию нашего письма к папе, а также и того, что было якобы доставлено к нам от папы через этих злодеев и переведено на греческий язык, мы отправили твоему блаженству, дабы ты знал, что именно мы написали ему и что было изложено в переданном нам письме. И дабы ты ясно понял, что мы не строили пустых предположений, но ухватились за саму обнажённую истину. Ещё явственнее это коварство обнаружилось через архиепископа Траны и синкелла, прибывшего к нам ранее и разъяснившего всю правду, как я и сказал нашему могущественному и святому царю.
Но и до наших ушей дошёл слух, что упомянутый папа поминается твоим совершенством в священных диптихах, а также патриархами Александрийским и Иерусалимским. И я не думаю, что столь великое неведение возможно, особенно для твоей несравненной добродетели. Ибо ты знаешь, что со времён святого и Вселенского Шестого Собора и доныне поминовение папы в священных диптихах было изъято из наших святых Церквей из-за того, что тогдашний папа Римский Вигилий не явился на этот Собор и не анафематствовал написанное Феодоритом против правой веры и двенадцати глав святого Кирилла, а также послание Ивы. И с тех пор доныне папа отсечён от нашей святейшей и кафолической Церкви. Потому это и показалось нам совершенно невероятным, не столько относительно них, сколько относительно твоего многознания и исключительного разума.
И не только это, но и то, что упомянутые два архиерея не только допускают других, вкушающих опресноки, но иногда и сами совершают Божественное тайнодействие на опресноках. А мы, не имея под рукой средств, чтобы обратиться к ним с вопросом об этом, да и не доверяя в этом другим, возлагаем всё исследование на твою святыню, дабы ты, тщательно разобрав дело, известил наше смирение. И об этом — так.
В наши руки через светлейшего проэдра и дуку Антиохии Склира было передано и твоё письмо к Граденскому, то есть Аквилейскому. Оно было прочитано и оказалось содержащим лишь пространные обличения об опресноках, оставляя без внимания прочие римские заблуждения, гораздо более тяжкие. Если же он написал твоей святыне, будто наше смирение писало ему об этом, то знай, что мы никогда не извещали ни его, ни папу, ни кого-либо из их епископов ни о чём из этого, кроме письма, копию которого ныне тебе отправили. Но, как видно из их же писем и действий, они вообще любят лгать и любопытствовать. Но знай хорошо, что римляне поражены не одной лишь стрелой — об опресноках, столь явной для всех, но многими и различными, из-за которых их необходимо избегать.
Вот что они совершают по-иудейски: во-первых, обвинение, тяготеющее над ними относительно опресноков; во-вторых, вкушение удавленины; в-третьих, бритьё [головы]; в-четвёртых, соблюдение суббот; в-пятых, скверноядение; в-шестых, то, что их монахи едят мясо, свиное сало и всю кожу, прилегающую к мясу; в-седьмых, то, что в первую седмицу поста, сырную и мясопустную они совершают вместе; в-восьмых, то, что в среду они едят мясо, в пятницу — сыр и яйца, а в субботу постятся весь день. Помимо этого, они делают и другое, вот какое и вот как: в Святом Символе они делают такую прибавку, зло и опасно мудрствуя, и она гласит: «И в Духа Святаго, Господа, Животворящего, от Отца и Сына исходящего». И в Божественном тайнодействии они возглашают: «Един Свят, Един Господь, Иисус Христос, в славу Бога Отца, чрез Духа Святаго».
Кроме того, они запрещают брак священникам, то есть не допускают к священству имеющих жен, но желающие стать священниками должны быть безбрачными. И берут двух сестёр в жёны. И во время литургии, в момент причащения, один из служащих, вкусив опресноки, лобызает остальных. И епископы носят кольца на руках, как бы беря в жёны церкви, и говорят, что носят обручальное кольцо. И, выходя на войны, оскверняют свои руки кровью, убивая и будучи убиваемыми. Как некоторые нас уверяли, совершая Божественное крещение, они крещают крещаемых одним погружением, произнося имя Отца и Сына и Святаго Духа, но и наполняют при этом уста крещаемых солью. Искажая и то апостольское изречение, которое гласит: «Малая закваска всё тесто квасит» (1 Кор. 5:6; Гал. 5:9), они имеют его написанным так: «Малая закваска всё тесто тлит», пытаясь через этот малый предлог ниспровергнуть закваску, поднимающую возносящийся хлеб.
Но и мощи святых они не почитают, а некоторые из них не почитают и святые иконы. Да и святых и великих отцов наших и учителей и архиереев, — говорю о богослове Григории, великом Василии и божественном Златоусте, — они не причисляют к прочим святым и вовсе не принимают их учения. И другое творят, что утомительно перечислять по частям. Так вот, живя так и будучи воспитанными в таких обычаях, и дерзая на явно недозволенное и запретное и отвратительное, — разве могут они почитаться среди православных у благоразумных? Я не думаю. А те, кто, может быть, признаёт их правильно мыслящими, поступающими так, — да будут с ними. Ибо и этой единомысленности и согласия с ними мы никогда не пожелаем. Да не впаду я в такое безумие и не лишусь своего рассудка.
Это мы изложили мимоходом, чтобы твоё совершенство, зная, что ими совершается, не думало, будто они заблуждаются только относительно опресноков, как и мы доныне предполагали, но, узнав и прочие их недостатки, сопричислило бы их к тем, с кем они достойны быть. А самое тяжкое и нестерпимое, что явно показывает их безумие, вот что: они говорят, что прибыли сюда не для того, чтобы учиться или беседовать, но скорее чтобы учить и убедить нас держаться их догматов — и это с дерзостью и неслыханной наглостью.
Господи, сохрани твоё блаженство на многие годы, молящегося о нас.