Симфония по творениям святителя Феофана, Затворника Вышенского #2

36. Руки за делом, а ум – на Небо

Се же добре, что вы, хлопоча о потребном, хлопочете и внутреннего делания не оставлять. Трудитесь и ищите; и Бог даст, что навыкнете, как тут управляться с мыслями и чувствами. Еще Антоний Великий положил: руки за делом, а ум на Небе да будут! Сам он так делал и других всех тому учил. Если дает Господь утешение внутреннего миротворения и теплоты – благодарение. Это же и есть главное, чего искать следует... Иначе это называется иметь чувства к Богу. Самое великое дело... Тут и сила, все упорядочивающая (4, с. 88).

37. Домашние хлопоты надо обращать на угождение Богу

Не думайте, что все, что вы делаете по дому и хозяйству, есть суета. Нет, на это есть заповеди, и должное исполнение сих дел есть в числе дел, Богу угодных. Только исполняйте все как заповедь, как волю Божию, на вас наложенную. Пред всяким делом Бога призовите в помощь, в продолжение его к Богу обращайтесь о наставлении и по окончании возблагодарите Бога. И будет, что, хлопоча по хозяйству, вы будто молитвенное правило исполняете. Если при хлопотах мысли разбегаются, ворочайте их назад. И как только, кончив дела, останетесь одни, сядьте и молитвою Иисусовою соберитесь в себя. С верою сие совершая, всегда будете получать помощь в сем и успех (4, с. 92).

38. На гостей надо смотреть как на посланцев Божиих

На гостей смотрите как на посланцев Божиих и как таких старайтесь упокоить их по-христиански. Труда сего и хлопот не считайте напрасною потерею времени. Обратите это лицом к Богу... Он все видит и примет как служение Ему. Не забудьте подумать, чего ради это случилось и чего хочет от вас Бог, поставив вас в такое положение. Когда хлопоты слишком развлекут, не забывайте, как только улучите минуту, собираться внутрь с помощью коротенькой молитвы или прямо молясь, чтобы Господь утишил бурю сию (4, с. 93).

39. Домашнее поведение ревнующей о спасении

Читайте Евангелие и другие книжки духовные каждое утро после молитвы. Если у вас есть свой уголок, то и не выходите из него, не почитавши и не помолившись. От этого будете иметь крепость духа и сердца (4, с. 99).

«N. приехал. Опять болтать начнет. Не слушайте. Как только начнет он речь дурную, поднимайтесь и уходите, не говоря ни слова.

Внимайте себе, чтобы не запало в сердце ваше какое-либо помышление недоброе. Как покажется что такое, обращайтесь к Господу, прося прогнать, и прогонит (4, с. 99–100).

40. О познании меры своего совершенства

Какою видится ваша душа? Если вы не колеблетесь в вере и держите на душе твердое желание и искание спасения, то, несомненно, душа ваша стоит на стороне света... И слава Богу! В какой же мере она просветилась, это нам угадать неудобно. И Господь не дает нам это увидеть оттого, что мы сейчас себя с глаз съедим, то есть, потщеславясь, лишимся света (4, с. 127).

41. О рассеянии от мирских впечатлений

Вы как будто немножко расшатались путешествием. Если да – плохая рекомендация! Но чаю, что у вас внутренний строй прочнее, нежели чтобы его могли расшатать такие пустяки, как поездка, и то, что случалось мимоходом видеть и слышать... Я виноват сам. И забыл напомнить, что впечатления, не согласные с принятым вами строем, следует тотчас изглаждать – тут же, как получены... не отлагая ни до вечера, ни тем паче на дальнейший срок. Дело это просто: сойти в сердце, где впечатление осталось, оттолкнуть его неблаговолением к нему – и в то же время молиться против него Господу. И быть так, пока пройдет... Это минута какая всего-то. Извольте это по крайней мере взять в правило и на все случаи, и большие и малые (4, с. 132–133).

42. Урок в день Преображения

Поздравляю и вас с праздником Преображения! – Смотрите на Спасителя и учитесь, как преображаться и самим от силы в силу... Он преобразился для нас, а Сам Он всегда в неприступном свете, которого воплощение нимало не умалило. Поселите поглубже в себе страх Божий, и он, взяв в руки бразды правления вашего внутреннего человека, устремит вас вслед Господа для стяжания светлой славы, нам обетованной, подгоняя бичами смертной памяти и памяти Суда... на коем никакие извинения не приемлются в резон (4, с. 143).

43. Светская жизнь лишает свободы и преданных ей держит в тяжком рабстве

Вы говорите: «Еще вот что я вижу: что все впопыхах спешат, гонятся за чем-то, чтоб уловить, и никто ничего не успевает поймать. Случилось мне пройти людною улицею или местом – какая там суматоха и суета! Но смотрю потом: и в домах то же; то же, вероятно, и в душах у них. И ума не приложу, ужели так можно жить? И вот что еще вижу, что тут друг друга теснят, вяжут и тиранят; никто своей воли и свободы не имеет. Одеться не смей как хочешь; ступать не смей как хочешь; говорить тоже – и ничего не смей как хочешь. Все у них подчинено какому-то закону, который не знают, кем написан; всех он теснит, но никто сломать его не смеет. За то и сами делаются тиранами друг для друга. Посмей не послушать кого – горе. Я, например, пою, когда хочется петь, ведь это рай: и самой приятно, и слушающим. А тут хочешь, не хочешь – пой. Предлагается это очень вежливо, но отказаться-то считается делом противозаконным. И поешь. Самой тягота невыносимая – чуть грудь не треснет, а надуваешься показать, что поешь от души. Я замечала это и у других. Вот вам и свобода! А ведь снаружи посмотреть – все вольница. Вольница, спутанная по рукам и по ногам!! По этому поводу стала я присматриваться – да от души ли они делают и все прочее? И что же? Может быть, я ошибаюсь, но не увидела ничего, что было бы от души. Ласки напускные, готовность к услугам – тоже, взаимоуважение – тоже. Все напускное. За видимостью, гладкою и изящною, прячется совсем другая душа, которую, если б ее вытащить наружу, никто не нашел бы не только изящною, но и сносною. И выходит, что когда мы собираемся, то представляем собою сборище лицедеек и лицедеев. Комедия! И еще что мне дивно – это то, что от всех веет холодом. Как же это так?! Ведь все дружка дружке, кажется, душу готовы отдать, а кругом ходит холод».

Совершенно верно. К вашему описанию нечего и прибавлять. Все это давно уже замечено и указано в предосторожность. Еще Макарий Великий вот как изображал увиденную вами сумятицу и гоньбу за чем-то: «Чада века сего уподобляются пшенице, всыпанной в решето земли сей, и просеваются среди непостоянных помыслов мира сего, при непрестанном волнении земных дел, пожеланий и многосплетенных вещественных понятий. Сатана сотрясает души и решетом, то есть земными делами, просевает весь грешный род человеческий. Со времени падения, как преступил Адам заповедь и подчинился лукавому князю, взявшему над ним власть, непрестанными обольстительными и мятущимися помыслами всех сынов века сего просевает и приводит он в столкновение в решете земли. Как пшеница в решете у просевающего бьется и, взбрасываемая непрестанно, в нем переворачивается, так князь лукавства земными делами занимает всех людей, колеблет, приводит в смятение и тревогу, заставляет приражаться к суетным помыслам, нечистым пожеланиям, земным и мирским связям, непрестанно пленяя весь грешный род Адамов. И Господь предсказал апостолам будущее на них восстание лукавого: сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу. Аз же молихся Отцу Моему, да не оскудеет вера ваша^[45] (Лк. 22, 31). Ибо сие слово и определение, изреченное Создателем Каину явно: стеня и трясыйся, в тревоге, будеши на земле (Быт. 4, 12), служит втайне образом и подобием для всех грешников; потому что род Адамов, преступив заповедь и соделавшись грешным, принял на себя втайне сие подобие. Люди приводятся в колебание непостоянными помыслами боязни, страха, всякого смущения, пожеланиями, многообразными всякого рода удовольствиями. Князь мира сего волнует всякую душу, не рожденную от Бога, и, подобно пшенице, непрестанно вращающейся в решете, разнообразно волнует человеческие помыслы, всех приводя в колебания и уловляя мирскими обольщениями, плотскими удовольствиями, страхованиями, смущениями (Бесед. 5; §1, 2).

Вот вам в придаток к вашему наблюдению! Вы заметили, что есть и бывает, а св. Макарий указал и причину того, и первое исходище. Этот взгляд на дело в том круге, о коем речь, не принимается, и речи о том заводить нельзя. Вас же прошу усвоить этот взгляд и всегда держать его в мысли. Он выражает суть дела и, будучи вами принят с убеждением, будет служить для вас ограждением от обаяний светской жизни (9, с. 911).

Со своей стороны прибавлю, что эта гоньба за чем-то и неудовлетворенность ничем зависят от того же, о чем я писал прошлый раз: именно от того, что таким образом жизни не все естество человеческое питается и не все потребности его удовлетворяются. Неудовлетворенная сторона, как голодная, требует пищи в утолении своей алчбы и жажды и гонит человека искать ее. Человек и бежит искать, но как он вращается все в том же круге, не удовлетворяющем голодающей стороны, то удовлетворения не бывает, голод и жажда не пресекаются, не прекращается и требование пищи, не прекращается и гоньба. И никогда она не прекратится в живущих по духу мира. Враг же держит их в ослеплении, по коему они не замечают ошибки, что не тою дорогою бегут и не туда стремятся; и в этом мраке томит и душит эти души бедные. И так их отуманил враг, что и говорить им об их ошибочности не смей никто. Так и зарычат, как лютые звери. Не рыканье ли это того льва, который всюду рыщет, иский кого поглотити (9, с. 11–12)?

Что касается других замеченных вами сторон светской (мирской) жизни, скажу только, что иначе сему и быть нельзя. Ибо такая жизнь есть жизнь падшего человечества, которого исходная черта есть самолюбие или эгоизм, себя ставящий целию, а все и всех – средством. Тут причина того, что всякий хочет навязать свои желания на другого или связать его ими, что назвали вы метко тиранством. Уж как ни скрашивает кто своих желаний, назади всего стоит эгоизм, желающий повернуть вас по-своему или сделать вас средством. Тут причина и лицедейства, суть которого есть напряженное ухищрение всячески прятать свои дурные стороны, не исправляя их, иначе пресечется влияние на других и, следовательно, пользование ими как средствами. Тут причина и того, что от всех холодом веет, ибо всякий замкнут в себе и не разливает лучей тепла жизни вокруг себя (9, с. 9–12).

Правда, вы, верно, встречаете несколько лиц с симпатичным строем сердца: так и льнут и берут прямо за сердце. Такое расположение есть остаток родственного чувства, с каким создан человек в отношении к другим; но оно тут состоит в услугах у эгоизма, который пользуется им как наилучшим средством к устроению своих дел (9, с. 13).

Теперь же скажу только: совсем вам отстать от всех, конечно, нельзя, но, сколько можно, отнекивайтесь входить в круг этой светской жизни, а когда втянут против воли, держите себя так, как бы вас там не было: видя не видьте и слыша не слышьте. Видимое пусть проходит мимо глаз, и слышимое – мимо ушей. Внешне действуйте, как и все, будто нараспашку, но сердце свое берегите от сочувствий и увлечений. В этом главное – сердце берегите, и будете там только телом, а не душою, верно исполняя заповедь апостола: да будут... требующий мира, яко не требующе^[46] (1Кор. 7, 31). Мир здесь то же значит, что у вас свет и светская жизнь. Вы будете требующая мира, то есть имеющая нужду соприкасаться светской жизни, но когда будете держать вдали от всего свое сердце, то будете яко не требующая такой жизни, то есть не по сочувствию и желанию в ней участвующая, а вынуждаема будучи настоящим своим положением (9, с. 14).

44. Три стороны человеческой жизни. Первая сторона: жизнь телесная, ее органы и потребности; нормальная и излишняя заботливость о теле

Тело наше состоит из разных органов, из коих каждый совершает свое отправление, существенно необходимое для жизни телесной. Главных органов три:

1) желудок с легкими, сердцем, артериями и венами, лимфатическими сосудами и множеством других сосудов, сосудцев и желез, служащих для разных отделений из крови и соков тела; отправление всех их – питание тела или плототворение;

2) система мускулов и костей, отправление коих есть движение внутри и вовне;

3) система нервов, центр коих – голова, спинной мозг и система ганглий – где-то под брюшною и грудною преградою, а разветвления проникают все тело; отправление ее – чувствительность.

Когда ход этих отправлений и взаимное их отношение в порядке, тело здорово и жизнь вне опасности; а когда этот порядок нарушается, тело заболевает и жизнь в опасности. Каждое отправление имеет свою потребность, которая дает себя живо чувствовать живущему, требуя удовлетворения.

Потребности желудочной, или питательной и плототворной, части суть пища, питье, воздух, сон; потребность мускульно-костяной части есть потребность напрягать мускулы, которую всякий чувствует, долго засидевшись, и прямо потребность движения, заставляющая ходить, гулять, работать что-нибудь; потребность нервной части – приятное раздражение нервов всего тела, как мерность тепла и холода и подобное, и особенно приятное раздражение пяти наших чувств, в которых нервная система вышла наружу для общения со внешним миром.

Все это, как видите, телесно; душе какое бы до всего этого дело? Но как она, по теснейшему сочетанию с телом, приняла его в свою личность, то своими считает и все потребности телесные. Оттого говорим: я хочу есть, пить, спать, хочу ходить, гулять, работать, хочу видеть разноцвет, слышать разноголосие, обонять разноухание и пр. Усвоив себе все потребности телесные, душа своим делом считает и удовлетворение их и хлопочет о пище, питии, сне, одежде, крове и о всем прочем, всячески желая добиться того, чтоб тело было покойно и не тревожило ее своими докучливыми требованиями.

Это отношение души к телу, которое она держит не учась, а сама собою, по внутреннему некоему понуждению обнаруживается в ней вроде некоего инстинкта – животолюбием, телолюбием, желанием покоить тело и доставать все для того потребное. Совокупность всего этого и есть телесная сторона человеческой жизни. Но не все здесь одинаково телесно, или плотяно и чувственно. Крепко плотяна только питательная часть; но и она облагораживается приспособлением ее удовлетворения к потребностям и целям собственно душевным. Органы же движения и чувства служат более нуждам души, чем тела. А один орган, стоящий будто вне системы прочих органов, именно орган слова, – исключительно есть орган души, назначенный для служения ей одной (9, с. 15–17).

Телесная, плотская, чувственная – неодобрительная в нравственном отношении жизнь есть та, когда человек, увлекаясь крайне животолюбием и телолюбием, поставляет главною для себя целию и заботою покой тела, или всесторонее удовлетворение потребностей лишь телесных, – с забвением о душе и тем паче о духе. При этом каждая телесная потребность, естественно-простая, распложается во множество прививных потребностей чрез привычку и пристрастие к разным способам ее удовлетворения. Возьмите пищу или питие или одежду. Что, кажется, проще всего, сюда относящегося? А между тем сколько потребностей неотлучных: хоть умри, да подай! От того видим, что иные минуты не имеют свободной, бегая за нужным для удовлетворения их, при всем том, что десятки других лиц заняты для них тем же. У таких неизбежно должны голодать душа и дух, если они еще не совсем заглушены, забиты и погружены в чувственность.

Извольте о всем этом поразмыслить (9, с. 17–18).

45. Вторая сторона человеческой жизни: жизнь душевная и три главных ее отправления. Сторона мыслительная с ее видами. Знание и наука. Нормальная работа рассудка и пустое блуждание мыслей

Вы входили внутрь, войдемте туда снова. Смотрите, какое там множество и разнообразие действий и движений?! То одно, то другое то входит, то выходит, то принимается, то отвергается, делается и переделывается. Ибо душа приснодвижна и на одном стоять не в силах. Если мы станем смотреть в душу сообща, то ничего не разберем; надо действия ее распределить по родам и каждый род потом рассматривать особо. Да уж давно присмотрелись и распределили все действия души на три разряда – мыслей, желаний и чувств, назвав каждый особою стороною души – мыслительною, желательною и чувствующею. Возьмем это разделение и начнем обозревать каждую сторону (9, с. 18).

Сторона мыслительная.

Если внутри нас видится смятение, то оно наибольший простор имеет в мыслях, желания же и чувства мятутся уже под действием мыслей. Но в разряде мыслей не все есть беспорядочное движение; есть в среде их ряд серьезных занятий. Они-то, собственно, и составляют настоящее дело жизни душевной со стороны мыслей. Вот эти занятия:

1. Как только заметили вы что- либо вовне посредством своих чувств или выслушали рассказ других о том, что они заметили своими чувствами, тотчас все то воображение воображает и память запоминает; и в душу ничто не может войти помимо воображения и памяти. Затем и последующая деятельность мыслительная опирается на воображение и память. Чего не сохранила память, того не вообразишь, о том и думать не станешь. Бывает, что мысли прямо рождаются из души, но и они тотчас облекаются в образ. Так что мыслительная сторона души вся есть образная.

2. Но воображение и память добывают и хранят только материал для мыслей. Само движение мыслей исходит из души и ведется по законам ее. Припомните, как ваш меньшой брат, увидев какую-либо новую вещь, тотчас обращался к вам или другим с вопросами: «А что это? А кто это сделал? А из чего это?» – и не успокаивался, пока не решат ему всех этих вопросов и не удовлетворят его. Мыслительность души начинается именно с порождением сих вопросов и рождает мысли в ответ на них или принимает готовые уже об этом мысли от других. Воображение и память не мыслят. Они – чернорабочие силы, подъяремные. Способность души, из которой исходят такие вопросы и которою доискиваются и порождаются мысли в ответ на них, называется рассудком, которого дело рассуждать, обдумывать и находить требуемые решения. Понаблюдайте за собою и найдете, что ничего у вас не делается без обдумывания и соображения. Всякую малость приходится обсуждать. Как бы мгновенно это ни делалось, но всюду входит соображение и идет по означенным прежде вопросам.

3. Когда вы обдумываете, то тут нет еще определенной мысли. Мысль определенная установляется, когда найдете решение какого-либо из вопросов. Рассудок ваш все роется, ища, что такое есть какая-либо вещь, откуда она и для чего она и пр. Когда же найдете сами такое решение или, выслушав его от других, согласитесь с ним, обыкновенно говорите: теперь понимаю, толковать больше нечего, дело решенное.

Это решение дает покой вашей мыслительности относительно занимавшего вас предмета. Тогда рассудок ваш обращается к другим предметам, а сложившаяся мысль сдается в архив душевный – память, откуда по требованию нужды берется как пособие к решению других вопросов, как средство к слаганию других мыслей. Совокупность всех сложившихся таким образом понятий составляет образ ваших мыслей, который вы и обнаруживаете при всяком случае в речах своих. Это есть область вашего знания, добытого вами трудом мысленным. Чем больше у вас решено вопросов, тем больше определенных мыслей или понятий о вещах; чем больше таких понятий, тем шире круг вашего знания. Таким образом, как видите, выше памяти и воображения у вас стоит рассудок, который своим мыслительным трудом добывает для вас определенные о вещах понятия или познания.

Не на всякий вопрос удается нам добыть определенный ответ. Большая часть их остается нерешенными. Думают-думают – и ничего определенного не придумают. Почему говорят: может быть так, а может быть этак? Это дает мнения и предположения, которых в общей сложности у нас не больше ли, чем сколько есть определившихся понятий. Когда кто, обсуждая известный класс предметов, добудет сам и от других позаимствует так много определенных о них мыслей и понятий, а нерешенное в них успеет дополнить такими удачными мнениями и предположениями, что может счесть этот круг предметов достаточно познанным и уясненным, тогда приводит все добытое в порядок, излагает в связи и последовательности и дает нам науку о тех предметах. Наука – венец мыслительной работы рассудка.

Все это я рассказываю вам затем, чтоб яснее вам было, в чем должна бы состоять естественная законная деятельность нашей мыслительной силы. Ей следовало бы трудолюбно обсуждать не знаемое еще, чтобы познать то. Научниками быть дано очень немногим, не всем можно и проходить науки; но обсуждать окружающие нас вещи, чтоб добыть определенные о них понятия, всем и можно, и должно. Вот этим и следовало быть у всех занятою мыслительной силе. Сколько она добудет, это – судя по своей крепости; но она должна быть всегда занята серьезным делом обдумывания и обсуждения действительностей. Между тем что видим в нашей мысленной области? – Непрерывное движение образов и представлений без всякой определенной цели и порядка. Помышление за помышлением восстают и то идут в ряд, то поперечат друг другу, то забегают вперед, то возвращаются назад, то отбегают в сторону, ни на чем не останавливаясь. Это не рассуждение, а блуждание и рассеяние мыслей; следовательно, состояние совсем противоположное тому, чем бы следовало являться нашей мыслительной силе, – болезнь ее, столь внедренная в нее и общая всем, что вы ни одного не найдете человека, который бы мог постоянно вести серьезный труд мышления, не подвергаясь рассеянию и блужданию мыслей, отрывающих его от дела и увлекающих в разные стороны. Часто мы задумываемся: что это за состояние? – Вот что: мысль сходит в архив памяти и с помощью воображения перебирает там весь собравшийся хлам, переходя от истории к истории, по известным законам сцепления представлений, приплетая к бывалому небывалое, а нередко даже невозможное, пока не придет в себя и не возвратится к действительности окружающей. Говорят: углубился. Углубился, но в пустоту, а не в серьезное обсуждение дела. Это есть то же, что сонное мечтание, – праздномыслие и пустомыслие. Понаблюдайте за собою – и увидите, что большая часть времени проходит у нас именно в таком пустомыслии и блуждании мыслей. Иной день (и не больше ли таких?) – ни одной серьезной мысли не вспадет на ум. Прошу обратить на это внимание и заняться решением вопроса: пристало ли так действовать разумной твари (9, с. 18–22)?

46. Желательная сторона душевной жизни. Правильное и беспорядочное состояние желательной области

Желательная сторона.

Действующая здесь сила есть воля, которая волит, желает приобрести, употребить или сделать, что находит полезным для себя или нужным или приятным, и не волит – не желает противного тому. Воления воли требуют соответственного дела, потому воля, прямее, есть деятельная сила, которой существенная потребность – жить и действовать. Она держит в своем заведывании все силы души и тела и все подручные способы, которые все и пускает в ход, когда нужно. В основе ее лежит ревность, или ретивость, – жажда дела, а возбудителями стоят при ней приятное, полезное и нужное, которых когда нет, ревность спит и деятельные силы теряют напряжение, опускаются. Они поддерживают желание, а желание разжигает ревность. Ход раскрытия сей стороны душевной таков. В душе и теле есть потребности, к которым привились и потребности житейские – семейные и общественные. Эти потребности сами по себе не дают определенного желания, а только нудят искать им удовлетворения. Когда удовлетворение потребности тем или другим способом дано однажды, то после того, вместе с пробуждением потребности, рождается и желание того, чем удовлетворена уже была потребность. Желание всегда имеет определенный предмет, удовлетворяющий потребность. Иная потребность разнообразно была удовлетворена; потому с пробуждением ее рождаются и разные желания – то того, то другого, то третьего предмета, могущего удовлетворить потребность. В раскрывшейся жизни человека потребностей за желаниями и не видно. Роятся в душе только сии последние и требуют удовлетворения, будто сами для себя. Что делать душе с сими желаниями? Ей предлежит выбор, какому предмету из возжеланных дать предпочтение. По выборе происходит решение – сделать, или достать, или употребить избранное. По решении делается подбор средств и определяется способ и порядок исполнения. За этим следует, наконец, дело в свое время и в своем месте. Всякое, даже самое маленькое дельце идет сим порядком. Это можете вы проверить на каком-либо своем деле. По навыку, иногда все эти действия совершаются мгновенно и за желанием тотчас следует дело. Выбор, решение и средства берутся тогда из прежних дел и особого производства не требуют.

В пожившем человеке все почти делается по навыку. Редко случается какое-либо предприятие или начинание, выходящее из обычного порядка дел и знаний. Так уж бывает, что сложившаяся жизнь требует соответственных себе дел. Как они повторяются часто, то естественно обращаются в навык, нрав, правило жизни и характер. Из совокупности всех такого рода навыков, правил и порядков установляется образ жизни известного лица, как из совокупности установившихся понятий составляется образ его мыслей и воззрений. Зная чей-либо образ жизни, можно угадывать, что думает он в то или другое время и как поступит он в известных обстоятельствах.

Заправителем деятельной жизни поставлено благоразумие, которое есть тот же рассудок, только состоящий на службе у воли. В мысленной области рассудок решает, как что есть из существующего, а в желательной и деятельной определяет, как что делать должно, чтоб верно было достигаемо то, что законно возжелано. Когда навыкнет он определять это как следует, так что человек дела свои ведет всегда или большею частию с успехом, тогда ему справедливо приписывается благоразумие – уменье с успехом вести дела, верно соображая средства с целями и дела – с внешними обстоятельствами. Из сказанного вам нетрудно будет вывести заключение о естественно-законной деятельности воли, которая, как видите, есть госпожа всех наших сил и всей жизни. Ее дело – определять образ, способ и меру удовлетворения желаний, порождаемых потребностями или их заменивших, чтоб жизнь текла достодолжно, доставляя покой и радость живущему. Есть у нас, как поминалось, потребности и желания – душевные, телесные, житейские и общественные. Не у всех они одинаково проявляются, потому что не у всех одинаково слагается жизнь, а у одного – так, у другого – иначе. Дело человека – определить, как в своем положении может и должен он удовлетворять свои потребности и желания, приладить подходящие к тому способы и вести по тому свою жизнь. Вести здравомысленно по установившейся норме свою жизнь со всеми делами ее и начинаниями – се есть задача желательной или деятельной стороны нашей жизни. Так бы следовало. Но вникните и рассмотрите, что бывает.

В мысленной стороне у нас бывает смятение, рассеяние и блуждание мыслей, а в желательной – непостоянство, беспорядочность и своенравие желаний, а за ними и дел. Сколько времени проходит у нас в безделии и пустоделии: шатаемся туда-сюда, сами не зная для чего; делаем и переделываем, не умея дать здравого в том отчета; идут у нас начинание за начинанием и дело за делом, но из всего выходит только толкотня – суета. Зарождаются желания – и ничего с ними не поделаешь: давай и давай. И добро бы это однажды так, а то почти что ни час. Отчего это? Расплылась госпожа наша – воля. Посмотрите еще, сколько у нас есть пришлых возбудителей желаний: гнев, ненависть, зависть, скупость, тщеславие, гордость и подобные. Источником желаний должны быть естественные потребности сложившейся жизни семейной и общественной; а в этих всех что есть естественного? Они только расстраивают естество и все порядки жизни. Откуда же это варварское нашествие? – Оставлю это вам на рассуждение (9, с. 22–26).

47. Сторона чувства – сердце. Важное значение сердца в жизни человека. Влияние страстей на сердце

Сторона чувства – сердце.

Кто не знает, сколь великое значение имеет в жизни наше сердце? В сердце осаждается все, что входит в душу совне и что вырабатывается ее мыслительною и деятельною стороною; чрез сердце же проходит и то все, что обнаруживается душою вовне. Потому оно и называется центром жизни.

Дело сердца – чувствовать все, касающееся нашего лица. И оно чувствует постоянно и неотступно состояние души и тела, а при этом и разнообразные впечатления от частных действий, душевных и телесных, от окружающих и встречаемых предметов, от внешнего положения и вообще от течения жизни, понуждая и нудя человека доставлять ему во всем этом приятное и отвращать неприятное. Здоровье и нездоровье тела, живость его и вялость, утомление и крепость, бодрость и дремота; затем, что увидено, услышано, осязано, обоняно, вкушено, что вспомянуто и воображено, что обдумано и обдумывается, что сделано, делается и предлежит сделать, что добыто и добывается, что может и не может быть добыто, что благоприятствует нам или не благоприятствует, лица ли то, или стечение обстоятельств – все это отражается в сердце и раздражает его, приятно или неприятно. Судя по сему, ему и минуты нельзя бы быть в покое, а быть в непрерывном волнении и тревоге, подобно барометру пред бурею. Но причувствовалось и многое проходит у него без следа, как можете проверить теми случаями, что когда в первый раз случится нам быть где, то все нас занимает, а после второго и третьего раза – разве что?

Всякое воздействие на сердце производит в нем особое чувство, но для различения их в нашем языке нет слов. Мы выражаем свои чувства общими терминами: приятно – неприятно, нравится – не нравится, весело – скучно, радость – горе, скорбь – удовольствие, покой – беспокойство, досада – довольность, страх – надежда, антипатия – симпатия. Понаблюдайте за собою и найдете, что на сердце бывает то одно, то другое.

Но значение сердца к экономии нашей жизни не то только, чтоб страдательно состоять под впечатлениями и свидетельствовать об удовлетворительном или неудовлетворительном состоянии нашем; но и то, чтоб поддерживать энергию всех сил души и тела. Смотрите, как спешно делается дело, которое нравится, к которому лежит сердце! А пред тем, к которому не лежит сердце, руки опускаются и ноги не двигаются. Оттого умеющие собою править, встречая нужное дело, которое, однако ж, не нравится сердцу, спешат найти в нем приятную сторону и тою, помирив с нею сердце, поддерживают в себе потребную для дела энергию. Ревность, движущая сила воли, из сердца исходит. То же и в умственной работе: предмет, павший на сердце, спешнее и всестороннее обсуждается. Мысли при этом роятся сами собою и труд, как бы он ни был долог, бывает не в труд.

Не все всем нравится, и не у всех ко всему одинаково лежит сердце, но у одних больше к одному, а у других больше к другому. Это выражается так: у всякого свой вкус. Зависит это частию от естественного предрасположения, частию – и не больше ли? – от первых впечатлений, от впечатлений воспитания и случайностей жизни. Но как бы ни образовались вкусы, они заставляют человека так устроить свою жизнь, такими окружить себя предметами и соотношениями, какие указывает его вкус и с какими мирен он бывает, удовлетворяясь ими. Удовлетворение вкусов сердечных дает ему покой сладкий, который и составляет свою для всякого меру счастия. Ничто не тревожит: вот и счастие.

Если б человек всегда в мысленной части держался здравомыслия, а в деятельности – благоразумия, то встречал бы в жизни наименьшую долю случайностей, неприятных его сердцу, и, следовательно, имел бы наибольшую долю счастия. Но, как указывалось, мысленная часть редко держит себя достодолжно, предаваясь мечтам и рассеянности, и деятельная уклоняется от своего нормального направления, увлекаясь непостоянными желаниями, возбуждаемыми не потребностями естества, а пришлыми страстями. Оттого и сердце покоя не имеет и, пока те стороны находятся в таком состоянии, иметь его не может. Больше всего тиранят сердце страсти. Не будь страстей, встречались бы, конечно, неприятности, но они никогда не мучили бы так сердца, как мучат страсти. Как жжет сердце гнев! Как терзает его ненависть! Как точит злая зависть! Сколько тревог и мук причиняет неудовлетворенное или посрамленное тщеславие! Как давит скорбь, когда гонор страдает! – Да если построже рассмотреть, то найдем, что и все наши тревоги и боли сердца – от страстей. Эти злые страсти, когда удовлетворяемы бывают, дают радость, но кратковременную, а когда не бывают удовлетворяемы, а, напротив, встречают противное, то причиняют скорбь, продолжительную и несносную.

Таким образом, видно, что сердце наше, точно, есть корень и центр жизни. Оно, давая знать о хорошем или худом состоянии человека, возбуждает к деятельности прочие силы и послед деятельности их опять принимает в себя – на усиление или ослабление того чувства, коим определяется состояние человека. Казалось бы, что ему следовало бы отдать полную власть и над управлением жизнию, как это и бывает у многих- многих вполне, а у всех прочих понемногу. Казалось бы, так, и, может быть, по естеству оно имело именно такое назначение, но привзошли страсти и все помутили. При них и состояние наше указывается сердцем неверно, и впечатления бывают не таковы, каким следовало бы быть, и вкусы извращаются, и возбуждения других сил направляются не в должную сторону. Потому теперь закон держать сердце в руках и подвергать чувства, вкусы и влечения его строгой критике. Когда очистится кто от страстей, пусть дает волю сердцу; но пока страсти в силе, давать волю сердцу – значит явно обречь себя на всякие неверные шаги. Хуже всего поступают те, которые и целию жизни поставляют сласти сердца и наслаждение, как говорят, жизнию. Так как сласти и наслаждения плотские и чувственные дают себя сильнее чувствовать, то такие лица всегда ниспадают в грубую чувственность и становятся ниже той черты, которая отделяет человека от прочих живых тварей.

Так вот вам душа и душевная жизнь со всех ее сторон! Я указывал нарочно, чему естественно следует быть на каждой стороне и чему не следует (9, с. 26–30).

48. Третья сторона человеческой жизни: жизнь духовная. Достоинство человека

Душа вся обращена исключительно на устроение нашего временного быта – земного. И познания ее все строятся только на основании того, что дает опыт, и деятельность ее обращена на удовлетворение потребностей временной жизни, и чувства ее порождаются и держатся только из ее состояний и положений видимых. Что выше сего, то не ее дело.

Хоть и бывает в ней нечто выше сказанного, но то гостьи суть, заходящие к ней из другой, высшей области, именно – области духа (9, с. 31).

Что же это за дух? – Это та сила, которую вдохнул Бог в лицо человека, завершая сотворение его. Все роды существ наземных изводила, по повелению Божию, земля. Из земли изошла и всякая душа живых тварей. Душа человеческая, хотя и сходна с душою животных в низшей своей части, но в высшей она несравненно превосходнее ее. Что она является такою в человеке, это зависит от сочетания ее с духом. Дух, вдохнутый Богом, сочетавшись с нею, столько возвысил ее над всякою нечеловеческою душою. Вот почему внутри себя мы замечаем, кроме того, что видится у животных, и то, что свойственно душе человека одуховленной, а выше еще – то, что свойственно собственно духу. Дух как сила, от Бога исшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в Нем одном находит покой. Некиим духовным сокровенным чутьем удостоверяясь в своем исхождении от Бога, он чувствует свою полную от Него зависимость и сознает себя обязанным всячески угождать Ему и жить только для Него и Им. Более осязательные проявления сих движений жизни духа суть:

1. Страх Божий. Все люди, на каких бы они степенях развития ни стояли, знают, что есть верховное Существо, Бог, Который все сотворил, все содержит и всем управляет, что и они во всем от Него зависят и Ему угождать должны, что Он есть Судия и Мздовоздаятель всякому по делам его. Таков естественный символ веры, в духе написанный. Исповедуя его, дух благоговеинствует пред Богом и исполнен страха Божия.

2. Совесть. Сознавая себя обязанным угождать Богу, дух не знал бы, как удовлетворить сей обязанности, если бы не руководила его в сем совесть. Сообщив духу частичку своего всеведения в указанном естественном Символе веры, Бог начертал в нем и требования Своей святости, правды и благости, поручив ему же самому наблюдать за исполнением их и судить себя в исправности или неисправности. Сия сторона духа и есть совесть, которая указывает, что право и что неправо, что угодно Богу и что неугодно, что должно и чего не должно делать, – указав, властно понуждает исполнить то, а потом за исполнение награждает утешением, а за неисполнение наказывает угрызением. Совесть есть законодатель, блюститель закона, судия и воздаятель. Она есть естественные скрижали завета Божия, простирающегося на всех людей. И видим у всех людей вместе с страхом Божиим и действия совести.

3. Жажда Бога. Она выражается во всеобщем стремлении ко всесовершенному благу и яснее видна тоже во всеобщем недовольстве ничем тварным. Что означает это недовольство? – То, что ничто тварное удовлетворить духа нашего не может. От Бога исшедши, Бога он ищет, Его вкусить желает и, в живом с Ним пребывая союзе и сочетании, в Нем успокаивается. Когда достигает сего, покоен бывает, а пока не достигнет, покоя иметь не может. Сколько бы ни имел кто тварных вещей и благ, все ему мало. И все, как и вы уже замечали, ищут и ищут. Ищут и находят; но, нашедши, бросают и снова начинают искать, чтоб и то, нашедши, также бросить. Так без конца. Это значит, что не того и не там ищут, что и где искать следует. Не осязательно ли это показывает, что в нас есть сила, от земли и земного влекущая нас горе – к небесному! Не разъясняю вам подробно всех этих проявлений духа, навожу только мысль вашу на его присутствие в нас и прошу вас побольше подумать об этом и довести себя до полного убеждения, что, точно, в нас дух. Ибо в нем отличительная черта человека. Душа человеческая делает нас мало чем выше животных, а дух являет нас мало чем умаленным и от Ангелов. Вы, конечно, знаете смысл ходящих у нас фраз: дух писателя, дух народа. Это совокупность отличительных черт – действительных, но некоторым образом идеальных, умом дознаваемых, неуловимых и неосязаемых. То же самое есть и дух человека; только дух писателя, например, видится идеально, а дух человека присущ в нем как живая сила, живыми и ощущаемыми движениями свидетельствующая о своем присутствии.

Из сказанного мне желательно было бы, чтоб вы вывели такое заключение: в ком нет движений и действий духа, тот не стоит в уровне с человеческим достоинством (9, с. 31–34).

49. Всеобщность веры в бытие Божие как проявление жизни

Спрашиваете: «Но как же это вы говорите, что у вас всех есть дух с означенными проявлениями; а между тем мало ли народов, не ведущих Бога?» Народы те не ведают, что есть истинный Бог, но что Он есть все исповедуют. Веруя, что есть Бог, и желая точнее определить, что Он есть, они заблуждались и называли Богом то, что не есть Бог: кто – солнце, кто – луну или звезды или другое что. Не все, однако ж, так грубо заблуждались. Когда Бог рассеял народы по лицу земли после столпотворения, то они все понесли с собою и преданные дотоле здравые понятия о Боге яко Духе невидимом, Творце, Промыслителе, Судии и Воздаятеле. Что Он есть Творец, Промыслитель, Воздаятель, это у всех сохранилось, а что Он есть Дух невещественный, это не все сохранили, но изменили славу нетленного Бога в подобие образа тленна человека, и птиц, и четвероног, и гад^[47](Рим. 1, 23). Они разумели Бога, то есть знали, что есть Бог, но не как Бога Его прославили^[48] (Рим. 1, 21). У восточных народов более возвышенные о Боге имеются понятия – у персов, индийцев – азиатских и американских. Греки и римляне измельчили, так сказать, Бога. Американские, например, индийцы называют Бога всемирным Духом – невидимым, всеобъемлющим. Это очень высокое представление, и себе самому оставленный дух дальше этого идти не может. Азиатские индийцы более углублялись в постижение Бога; но, удержав понятие о Его невидимости, всемогуществе и вседействии, когда задумали точнее определить Его творческие и промыслительные действия, напутали много несостоятельного и написали много баснословных историй.

Так вот в каком смысле есть не ведущие Бога! А не в том, будто есть народы, не исповедующие бытия Бога. Какие-то путешественники дали свидетельство, будто встречали народы и народцы, которые совсем не знали Бога и не воздавали Ему поклонения. Верно в этом свидетельстве только то, что они не слышали исповедания веры и не видели поклонения Богу, но чтоб ни того, ни другого не было – для этого следовало им побольше пожить между теми народами. Беккер, в наши дни, целый месяц жил среди какого- то народа около озер, чрез которые течет Нил, и не видел богопочтения. Но, говорит, подошло новолуние смотрю: царь собирается куда-то, собираются и все старшины, готовят быка. Пришел определенный день – пошли на какой-то холмик и принесли быка в жертву. Уезжай я, говорит Беккер, днями двумя-тремя раньше, мог бы со всею искренностью свидетельствовать, что этот народ не чтит Бога.

Так совсем выбросьте из головы, будто есть не признающие бытия Божия. Есть некоторые ученые, которые думают обойтись без Бога и ведут об этом толки и речи и книги пишут, но когда язык и перо тачают у них такое пусторечие, сердце их же другое говорит. Они надуваются являть себя не верующими в Бога, но очень сомнительно, чтоб окончательно успевали в этом и пред своею совестию.

Ведая Бога, все и совестность являют, и чтут Бога, и молятся Ему, и чают будущей жизни, в коей каждому воздано будет по делам его. Сила, содержащая все такие верования и убеждения, есть дух. Положим же мы с вами, что в каждом человеке есть дух – высшая сторона человеческой жизни, сила, влекущая его от видимого к невидимому, от временного к вечному, от твари к Творцу, характеризующая человека и отличающая его от всех других живых тварей наземных. Можно сию силу ослаблять в разных степенях, можно криво истолковывать ее требования, но совсем ее заглушить или истребить нельзя. Она – неотъемлемая принадлежность нашего человеческого естества и у всякого проявляет себя своим образом (9, с. 34–36).

50. Воздействие духа на душу человека и происходящие отсюда явления в области мыслительной, деятельной (воле) и чувствительной (сердце)

Принимаюсь за то, что было прервано, именно: что привзошло в душу вследствие соединения ее с духом, иже от Бога? От этого вся душа преобразилась из животной, какова она по природе, стала человеческою, с теми силами и действиями, какие указаны выше. Но не об этом теперь речь. Пребывая такою, как описано, она обнаруживает сверх того высшие стремления и восходит на одну степень выше, являясь душою одуховленною. Такие одуховления души видны во всех сторонах ее жизни – мысленной, деятельной и чувствующей (9, с. 37).

В мысленной части от действия духа является в душе стремление к идеальности. Собственно душевная мысленность вся опирается на опыт и наблюдение. Из того, что узнается сим путем раздробленно и без связи, она строит обобщения, делает наведения и добывает таким образом основные положения об известном круге вещей. На этом бы и стоять ей. Между тем она никогда не бывает этим довольна, но стремится выше, ища определить значение каждого круга вещей в общей совокупности творений. Например, что есть человек – это познается посредством наблюдений над ним, обобщений и наведений. Но, не довольствуясь этим, мы задаемся вопросом: «Что значит человек в общей совокупности творений?» Доискиваясь этого, иной решит: он есть возглавление и венец тварей; иной: он есть жрец – в той мысли, что голоса всех тварей, хвалящих Бога бессознательно, он собирает и возносит хвалу Всевышнему Творцу разумною песнию. Такого рода мысли и о всяком другом роде тварей, и о всей их совокупности порождать имеет позыв душа. И порождает. Отвечают ли они делу или нет – это другой вопрос, но несомненно, что она имеет позыв искать их, ищет и порождает. Это и есть стремление к идеальности, ибо значение вещи есть ее идея. Это стремление обще всем. И те, которые не дают цены никаким познаниям, кроме опытных, – и они не могут удержаться от того, чтобы не поидеальничать против воли, сами не замечая того. Языком отвергают идеи, а на деле их строят. Догадки, какие они принимают и без которых ни один круг познаний не обходится, суть низший класс идей.

Образ воззрения идеальный есть метафизика и настоящая философия, которые как были всегда, так всегда и будут в области познаний человеческих. Дух, всегда нам присущий как существенная сила, сам Бога созерцая яко Творца и Промыслителя, и душу манит в ту невидимую и беспредельную область. Может быть, духу, по его богоподобию, предназначено было и все вещи созерцать в Боге: и он созерцал бы, если б не падение. Но всячески и теперь тому, кто хочет созерцать все сущее идеально, следует исходить от Бога или от того символа, который Богом написан в духе. Мыслители, которые не так делают, уже по тому самому не суть философы. Не веря идеям, построеваемым душою на основании внушений духа, они несправедливо поступают, когда не верят тому, что составляет содержание духа, ибо то есть человеческое произведение, а это – Божеское (9, с. 37– 38).

В деятельной части от действия духа является желание и производство бескорыстных дел или добродетелей или даже и выше – стремление стать добродетельною. Собственно, дело души в этой ее части (воле) есть устроение временного быта человека, да благо будет ему.

Исполняя это назначение, она все делает по тому убеждению, что делаемое или приятно, или полезно, или нужно для устрояемого ею быта. Между тем она этим не довольствуется, но выходит из этого круга и совершает дела и начинания совсем не потому, что они нужны, полезны и приятны, но потому, что они хороши, добры и справедливы, стремясь к ним со всею ревностию, несмотря на то что они ничего не дают для временного быта и даже неблагоприятны ему и ведены бывают за счет его. У иного такие стремления проявляются с такою силою, что он жертвует для них всем своим бытом, чтоб жить отрешенно от всего. Проявления такого рода стремлений повсюдны, даже и вне христианства. Откуда они? – Из духа. В совести начертана норма святой – доброй и праведной жизни. Получив ведение о ней чрез сочетание с духом, душа увлекается ее незримою красотою и величием и решается ввести ее в круг своих дел и своей жизни, преобразуя и ее по ее требованиям. И все сочувствуют такого рода стремлениям, хотя не все всецело предаются им; но ни одного нет человека, который бы по временам не посвящал своих трудов и своего достояния на дела в таком духе (9, с. 38–39).

В чувствующей части от действия духа является в душе стремление и любовь к красоте или, как обычно говорят, к изящному. Собственное дело сей части в душе – воспринимать чувством благоприятные или неблагоприятные свои состояния и воздействия совне, по мерке удовлетворения или неудовлетворения душевно-телесных потребностей. Но видим в кругу чувств вместе с этими корыстными – назовем так – чувствами ряд чувств бескорыстных, возникающих совсем помимо удовлетворения или неудовлетворения потребностей, – чувств от услаждения красотою. Глаз не хочется оторвать от цветка и слуха отвратить от пени, потому только, что то и другое прекрасно. Всякий упорядочивает и украшает свое жилище так или так, потому что – так красивее. Идем в прогулку и избираем место для того по тому одному, что оно прекрасно. Выше всего этого наслаждение, доставляемое картинами живописи, произведениями ваяния, музыкою и пением, а и этого всего выше – наслаждение творениями поэтическими. Изящные произведения искусства услаждают не одною красотою внешней формы, но особенно красотою внутреннего содержания, красотою умно-созерцаемою, идеальною. Откуда такие явления в душе? Это гостьи из другой области – из области духа. Дух, Бога ведущий, естественно постигает красоту Божию и ею единою ищет наслаждаться. Хотя не может он определенно указать, что она есть, но, сокровенно нося в себе предначертание ее, определенно указывает, что она не есть, выражая сие показание тем, что не довольствуется ничем тварным. Красоту Божию созерцать, вкушать и ею наслаждаться есть потребность духа, есть его жизнь и жизнь райская. Получив ведение о ней чрез сочетание с духом, и душа увлекается вслед ее и, постигая ее своим душевным образом, то в радости бросается на то, что в ее круге представляется ей отражением ее (дилетанты), то сама придумывает и производит вещи, в которых чает отразить ее, как она ей представилась (художники и артисты). Вот откуда эти гостьи – сладостные, отрешенные от всего чувственного чувства, возвышающие душу до духа и одухотворяющие ее! Замечу, что из искусственных произведений я отношу к сему классу только те, которых содержанием служит Божественная красота незримых Божественных вещей, а не те, которые хоть и красивы, но представляют тот же обычный душевно-телесный быт или те же наземные вещи, которые составляют всегдашнюю обстановку того быта. Не красивости только ищет душа, духом водимая, но выражения в прекрасных формах невидимого прекрасного мира, куда манит ее своим воздействием дух.

Так вот что дал душе дух, сочетан будучи с нею, и вот как душа является одуховленною (9, с. 39–41)!

51. Выводы из учения о трех сторонах человеческой жизни. Возможность перехода из одного состояния в другое и преобладание той или другой стороны жизни. Преобладание душевности или плотяности как греховное состояние. Господство духовной жизни как норма истинной жизни человека

Видите, сколько у нас сторон или, лучше, степеней жизни! Есть сторона и степень жизни духовная, есть духовно-душевная, есть собственно душевная, есть душевно-телесная (кажется, я не оттенил ее как следует. Сюда принадлежат наблюдения с воображением и памятию, желания из потребностей тела и чувства телесных состояний и впечатлений), есть – телесная. Пять ярусов, но лицо человека одно, и это одно лицо живет то тою, то другою, то третьею жизнию и, судя по тому, какою жизнию живет, получает особый характер, отражающийся и в его воззрениях, и в его правилах, и в его чувствах, то есть оно бывает или духовным – с духовными воззрениями, правилами и чувствами, или душевным – с душевными понятиями, правилами и чувствами, или плотским – с плотскими мыслями, делами и чувствами. (Серединных состояний – душевно-духовного и душевно-телесного – не беру в счет, чтоб не дробиться слишком.) Не то сие означает, чтоб, когда человек бывает духовен, душевность и телесность не имели уже в нем места, но то, что тогда духовность у него бывает господствующею, подчиняя себе и проникая собою душевность и телесность; равно – не то, чтоб, когда человек бывает душевен, его духовность и телесность не существовали более, но то, что тогда душевность бывает господствующею, всем заправляет и всему дает свой тон, и самую духовность облекает покровом душевности; также не то, чтоб, когда человек бывает плотян, его духовность и душевность исчезали, но то, что тогда все у него оплотеняется и духовность и душевность плотяны бывают, подчинены плоти и ею попраны и в рабстве у нее содержимы (9, с. 41–42).

Так как на какой бы степени ни находился человек, другие стороны его жизни остаются присущими в нем, то ни на одной степени он не бывает закабален так, чтобы уж и высвободиться не мог из сей кабалы, но всегда имеет возможность переходить с одной степени на другую, ослабив одну сторону своей жизни и усилив другую. Так и духовный человек может ниспасть в душевность и телесность, и плотяный – подняться до духовности, когда тот возлюбит душевное и плотское, а этот взыщет духовного. Человек всегда свободен. Свобода дана ему вместе с самосознанием и вместе с ним составляет существо духа и норму человечности. Погасите самосознание и свободу – вы погасите дух, и человек стал не человек (9, с. 42–43).

Но утверждая, что человек имеет свободу двигаться вверх и вниз по степеням жизни своей, я не утверждаю вместе с сим, что ему одинаково легко и удобно двигаться, сверху ли вниз идет он, или снизу вверх, или что эти движения могут совершаться в нем так же быстро и часто, как переходы из одной комнаты в другую, бывающие по нескольку раз в день. Я хотел этим только сказать, что человек, себя сознающий и свободный, есть виновник своего состояния внутреннего и что если он, попав в такое состояние, которое одобрить нельзя, остается в нем, то сам виноват в том и ответен пред Богом и людьми.

Всякая из показанных степеней или проявлений нашей жизни натуральна в нас и, следовательно, не может быть неодобряема сама по себе.

Ненатурально и, следовательно, само по себе неодобрительно то состояние, в котором мысли блуждают, парят и бурлят, желания непостоянствуют, возбуждаемы будучи страстями, не натуральными нам, а пришлыми, и чувства сердца волнуются и мятутся по причине сих же страстей. Я нарочно оттенял эти неестественности внутри нас, говоря о душевной жизни, чтоб остановить на них ваше внимание. Нарочно и теперь поминаю об этом, чтоб тоже заставить вас получше вникнуть в это дело и отнестись к нему по его достоинству. Блуждание помыслов, непостоянство желаний страстных и тревоги сердца непрестанно беспокоят нас, не давая ни одного дела сделать как должно и всегда почти сбивая нас с пути. Это болезнь, хотя всеобщая и повсюдная, но не естественная, а нажитая нами произвольно. Враг знает, сколько она подручна ему, и, покушаясь искусить кого, прежде всего старается столкнуть его в этот омут, именно: сначала вводит в поток помыслов, под ними потом зажигает страстные пожелания, а этим и взволновывает сердце. Кто доведен до этого, у того искушение созрело. Если не опомнится, падает и, падши, увлекается в водоворот бурливых движений помыслов, пожеланий и чувств, иногда ненадолго, иногда надолго, а нередко и навсегда. Та жизнь, частичку которой, помните, вы испытали, вся проходит в этом водовороте и бывает, судя по кружкам, где бурливее, где потише, где поскромнее, где нараспашку – во всей своей наготе и срамоте. Но и помимо этого редко кто бывает свободен от тех бурлений внутри. Нет-нет и прорвется. От блуждания же мыслей и представлений, не знаю, есть ли кто свободный? Так вот, эту болезнь нашу извольте заметить (да вы уже ее и заметили отчасти, жалуясь на неудержимость мыслей) – и, заметив, взяться за труд врачевания. Всяко не выпускайте из мысли, что внутри вас постоянно присуще нечто недоброе, что всегда готово сбить вас с должного и направить на недолжное (9, с. 43–44).

Что касается до душевности и телесности, то они сами по себе, как замечено уже, безгрешны, как естественные нам; но человек, сформировавшийся по душевности или, еще хуже, по плотяности, небезгрешен. Он виновен в том, что дал в себе господство тому, что не предназначено к господству и должно занимать подчиненное положение. И выходит, что хотя душевность естественна, быть душевным человеку неестественно; также и плотяность естественна, но быть плотяным человеку неестественно. Погрешность здесь в исключительном преобладании того, что должно состоять в подчинении. Но когда у кого господствует духовность, тогда хоть это будет его исключительным характером и настроением, он не погрешает, во-первых, потому, что духовность есть норма человеческой жизни и что, следовательно, бывая духовным, он есть настоящий человек, между тем как душевный и плотяный человек не есть настоящий человек; а во-вторых, потому, что, как ни будь кто духовен, он не может не давать должного душевности и плотяности, только держит их нежирно и в подчинении духу. Пусть неширока у него душевность (в научных познаниях, искусствах и делах прочих) и крепко стеснена плотяность – все он настоящий полный человек. А душевный (многознающий, искусник, делец), а тем паче плотяный – не есть настоящий человек, как бы красным ни являлся он вовне. Он безголов. Отсюда простой человек, Бога боящийся, выше многообразованного и элегантного, но не имеющего в целях своих и стремлениях угождения Богу. По сему же судите и о произведениях литературы и искусств. Произведения, в коих все плотяно, из рук вон нехороши; но и те, в коих господствует душевность, не отвечают своему назначению, хотя они выше плотяных. Таков суд только о тех произведениях, кои чужды духовных элементов; те же, кои прямо относятся враждебно о всем духовном, то есть о Боге и вещах Божественных, прямо суть вражеские внушения и терпимы быть не должны. Из сего вы видите, что по естественному назначению человек должен жить в духе, духу подчинять и духом проникать все душевное, а тем паче телесное, а за ними и все свое внешнее, то есть жизнь семейную и общественную. Се норма! Я не прилагаю убеждения вам жить в духе и ему все подчинять, полагая, что если вы хорошо разобрали все сказанное, то решение жить так уже присуще в вас. Вы уже и высказали свое решительное желание стоять на уровне человеческой жизни, какою быть она предназначена. Видите теперь, какою быть она предназначена, и, конечно, желаете явить ее тако. Да ведь вы и жили доселе в своем семействе и в кругу родных так, как изображено, то есть по духу, хоть и науки проходили, и хозяйство знаете, и в музыке и пении мастерица. Вам предлежит не заводить в себе духовность, а поддерживать ее и хранить, оберегая себя от влияний и влечений душевно-плотской жизни, в водовороты которой вы начали попадать. Об этом-то мы с вами и сговорились толковать. И, конечно, вы ждете поскорее решения: так как же быть-то (9, с. 44–46)?

52. Истинное счастье человека – жизнь по духу. Тончайшая оболочка души, служащая посредницею между ею и телом и средством общения душ между собою и с миром святых и Ангелов. Светлое и темное состояние оболочки души

Пока вы не в духе живете, не ждите счастья. Душевная и телесная жизнь при благоприятном течении дают что-то похожее будто на счастие, но это бывает мимолетный призрак счастия, скоро исчезающий. К тому же при них та бурливая среда, между душою и телом образующаяся и страстными помыслами, желаниями и чувствами возметаемая, всегда бывает сильна; а при ней, по причине яда страстей, возможно только опьянение, забывающее страдание, как бывает и от опиума, но не отсутствие страданий и болей сердца. Боли сердца составляют неотъемлемую принадлежность той жизни. Дух же витает за пределами всех треволнений и туда уносит живущего в нем и, давая ему вкушать свои блага, всегда пребывающие, делает его истинно и прочно счастливым (9, с. 47–48).

Если вы не забыли, когда-то я заводил с вами речь о некоей тонкой- претонкой стихии, которая тоньше света. Зовут ее эфир. И пусть; не в имени дело, а в признании, что она есть. Я признаю, что такая тончайшая стихия есть, все проникает и всюду проходит, служа последнею гранью вещественного бытия. Полагаю при сем, что в этой стихии витают все блаженные духи – Ангелы и святые Божии, сами будучи облечены в некую одежду из этой же стихии. Из этой же стихии и оболочка души нашей (доразумевайте при сем слове и дух, который есть душа души нашей человеческой). Сама душа-дух невещественна, но оболочка ее – из этой тонкой невещественной стихии. Тело наше грубо, а та оболочка души тончайшая есть и служит посредницею между душою и телом. Чрез нее душа действует на тело и тело – на душу... Из этого вам нетрудно уже вывести заключение, что та всемирная тончайшая стихия, из которой эти оболочки и в которой витают все духи, есть посредница и для взаимного общения наших душ и духов тех (9, с. 48–49).

Та стихия, о коей речь, всюду проходит и никакой нигде помехи не встречает себе. Луч солнца проходит сквозь стекло, а та стихия – и сквозь стекло, и сквозь стены, и сквозь землю, и сквозь все. Но как она проходит сквозь все, так и те, которые витают в ней, могут проходить сквозь все, когда нужно (как Спаситель прошел в горницу, где были апостолы, дверем затворенным). Обитают они в определенном месте; но, когда им повелевается или позволяется, тотчас переносятся куда нужно по той стихии и никаких преград не только не встречают, но и не видят. Когда нужно, переносятся; а когда нет такой нужды, на своем месте пребывая, видят по всем направлениям, что где есть и что где творится. И когда очи свои обращают на землю, то есть на нас, грешных, то ясно видят и нас... только не это грубое тело наше, до коего им дела нет, а видят самую душу нашу, как она есть, не непосредственно, а посредством оболочки души, сродной с их оболочкою и тою стихиею, в коей они живут, ибо состояние души верно отражается в ее оболочке.

Извольте теперь вообразить: сидят двое и разговаривают; при этом душа каждого настроена своим образом. Каждый из них не видит, что на душе у другого по причине грубой занавески тела, за которою прячется душа; а Ангелы и святые, если обратят взор на них, увидят душу их как она есть и что в ней есть, ибо какова она и что в ней отражается в ее оболочке. Если в ней святые мысли и чувства, оболочка ее светла и при каждом святом чувстве светла особым образом. А если мысли и чувства ее не совсем чисты, то и оболочка ее не светла и от каждого нечистого чувства своим образом помрачена, являясь то как туман, то как мрак ночи. Если б вы вознеслись на Небо и ангельское восприяли зрение, совлекшись, конечно, из этого тела, то, взглянув на землю, вы увидели бы вместо разнообразной массы людей некие тени светлые, полусветлые, туманные, мрачные; причем не дивно, что светло наряженные показались бы вам мрачными, если у них душа дурна, а одетые в рубище – светлыми, если их душа чиста. И вот такими-то видят нас небожители; и, судя по тому, какими видят, радуются о нас или скорбят (9, с. 51).

53. Оболочка души бывает светлою или темною – соответственно внутреннему настроению (состоянию). Примеры. Потемненную оболочку видят бесы

Душа в оболочке своей точно принимает вид, соответственный ее внутреннему настроению. При жизни св. Андрея, Христа ради юродивого, был в Константинополе иерей (из неженатых), постник, уединенник, молитвенник. Все его чтили. Но встретился с ним св. Андрей и видит, что он одет каким-то темным туманом, а около шеи у него обвилась змея с надписью: «змея сребролюбия». Вот какова была душа его! А между тем этого никто не видал. Увидели просвещенные очи духовные св. Андрея. Но у небожителей они еще просвещеннее. Таким образом, тогда как нам думается, что никто нас не видит, каковы мы, нас видит несметное множество очей. Видите, сколько звезд на небе! Очей, на нас обращенных, еще больше (9, с. 51–52).

Кроме Ангелов и святых, видят нас невидимо для нас и темные силы. Только они, когда душа светла, не могут смотреть на нее, боясь, подобно нетопырям, света, а воззревают на нее лишь тогда, когда она помрачаться начинает. Они всюду стаями шмыгают и, как только заметят где потемненную душу, тотчас нападают на нее огулом и начинают вертеть ее туда и сюда помыслами, страстными желаниями и волнением чувств. Та область бурливая, о коей я говорил, что между душою и телом беззаконно устрояется, есть место, где бесы подседают к душе и начинают возметать ее, как прах ветром. Они покушаются подкрасться и к светлым душам, но бывают отражаемы и поражаемы, как стрелою, лучами света. В Антиохии был волхв Киприан. Один юноша просил его расположить к нему своим волхованием Иустину, прекрасную христианку, которую он хотел взять себе в жены, а она и смотреть на него не хотела. Киприан посылал к ней несколько раз состоящих у него на службе бесов, чтоб они по-своему расшевелили в ней любовь к юноше; но те подходили к ее жилищу, а внутрь войти не могли и, воротясь, сказывали, что оттуда – изнутри – их отражает и опаляет свет, ибо та Иустина, как облаком каким, одета светом и им посмотреть на нее не удалось.

Вот лучший пример того, какою светлою бывает душа, когда она бывает христианка, чиста в совести своей и Господу преданна. При чистой совести страх Божий исполняет душу и хранит ее неприкосновенною. Тогда и Господь, Который везде есть и все исполняет, посещает душу ту и она вся становится светом и сияет как звездочка (9, с. 53–54).

54. Истинная цель жизни. Образ жизни соответственно цели

Цель жизни, точно, надо определенно знать. Но мудрено ли это? И не определена ли уже она? Общее положение такое, что как есть загробная жизнь, то цель настоящей жизни всей, без изъятия, должна быть там, а не здесь. Это положение всем ведомо и толковать об нем нечего, хоть о нем меньше всего помнят на деле. Но поставьте вы себе законом для жизни вашей всеми силами преследовать эту цель, сами увидите, какой свет разольется от того на временное ваше на земле пребывание и на дела ваши. Первое, что откроется, будет убеждение, что, следовательно, все здесь есть только средства для другой жизни. Относительно же средств один закон – употреблять их, пользоваться ими так, чтоб они вели к цели, а не отклоняли от нее и не поперечили ей. Вот вам и решение вашего недоумения: не знаю, что сделать со своею жизнию. Смотрите на Небо и всякий шаг вашей жизни так соразмеряйте, чтоб он был ступанием туда. Мне кажется, что это так просто и вместе так всеобъемлюще.

Спрашиваете: надо же что-нибудь делать? Конечно, надобно. И делайте, что попадется под руки в вашем кругу и в вашей обстановке – и верьте, что это есть и будет настоящее ваше дело, больше которого от вас и не требуется. Большое заблуждение в том, когда думают, будто для Неба, или – по-прогрессистски – для того, чтоб сделать и свой вклад в недра человечества, надо предпринять большие и громкие дела. Совсем нет.

Надобно только делать все по заповедям Господним. Что же именно? – Ничего особенного, как только то, что всякому представляется по обстоятельствам его жизни, чего требуют частные случаи, с каждым из нас встречающиеся. Это вот как. Участь каждого Бог устрояет, и все течение жизни каждого – тоже дело Его всеблагого промышления, следовательно, и каждый момент, и каждая встреча. Возьмем пример: к вам приходит бедный; это Бог его привел. Что вам сделать надо? – Помочь. Бог, приведший к вам бедного, конечно, с желанием, чтоб вы поступили в отношении к сему бедному, как Ему угодно, смотрит на вас, как вы в самом деле поступите. Ему угодно, чтоб вы помогли. Поможете? Угодное Богу сделаете и сделаете шаг к последней цели – наследию Неба. Обобщите этот случай – выйдет: во всяком случае и при всякой встрече надобно делать то, чего хочет Бог, чтоб мы сделали. А чего Он хочет – это мы верно знаем из предписанных нам заповедей. Помощи кто ищет? Помоги. Обидел кто? Прости. Сами обидели кого? Спешите испросить прощение и помириться. Похвалил кто? Не гордитесь. Побранил? Не сердитесь. Пришло время молитвы? Молитесь. Работать? Работайте, и пр., и пр. Если, все это обсудивши, положите вы так во всех случаях действовать, чтоб дела ваши угодны были Богу, быв совершаемы неуклонно по заповедям, то все задачи относительно вашей жизни решатся этим полно и удовлетворительно. Цель – блаженная жизнь за гробом; средства – дела по заповедям, исполнения которых требуют все случаи жизни. Мне кажется, тут все ясно и просто; и нечего вам томить себя мудреными задачами. Надо выбросить из головы все планы о многополезной, многообъятной, общечеловеческой деятельности, какою бредят прогрессистки, и жизнь ваша будет созерцаться вложенною в покойные рамки и без шума ведущею к главной цели. Помните, что Господь и стакана холодной воды, поданного томимому жаждою, не забывает.

Скажете: «Но как же, образ жизни все же надобно избрать и определить!» – Да где же это нам с вами определить? Станем обдумывать, и пойдет путаница в голове. Лучше и надежнее всего – принять с покорностию, благодарностию и любовию то определение, какое изрекает Бог течением обстоятельств жизни (9, с. 58–60).

Вы теперь под кровом родителей. Чего лучше желать? Тепло, безопасно, привольно. И живите, не залетая мыслями вдаль и делая усердно все, что лежит на вас. «Но все же, подумайте, так навсегда оставаться нельзя, должна наконец начаться жизнь своя – особная. Тут как быть? И как об этом не подумать?» Вот вам лучшее об этом думание! Предайте себя в руки Божии и молитесь, чтобы Он устроил вас, как Он находит лучшим, чтобы ваша судьбина не мешала, а способствовала вам достигнуть блаженной жизни за гробом, не мечтая о блистательной участи. Так настроившись, ждите с терпением, что наконец изречет о вас Бог. Изречет же Он стечением обстоятельств и волею родителей. Утвердившись в этих мыслях и успокоясь в Боге, живите, не строя пустых планов, и делайте дела, которые на вас лежат в отношении к родителям, братьям и сестрам, к другим родным и ко всем людям. Но никак не думайте, чтоб эта жизнь была пуста. Все, что вы ни будете делать в сем порядке, будет дело и, если делать будете с сознанием, что так следует по заповедям и что так хочет Бог, дело, Богу угодное. Так всякая малость (9, с. 6061).

55. Богоугодная жизнь

Эту жизнь Бог нам дал, чтоб мы имели время приготовиться к той. Эта коротенькая, а та конца не имеет. Но хоть она коротенькая, а в продолжение ее можно заготовить провианту на целую вечность. Всякое доброе дело туда отходит как вклад небольшой; из всех таких вкладов составится общий капитал, проценты с которого и будут определять содержание вкладчика во всю вечность. Кто больше пошлет туда вкладов, того содержание будет богаче; кто меньше, того и содержание будет менее богато. Господь всякому воздает по делам его.

Вот об этом и должна быть теперь у нас вся забота – чтоб побольше переслать туда вкладов. И забота эта не мудрена и не тяжела, как удостоверяет Сам Господь, говоря: иго Мое благо и бремя Мое легко есть(Мф. 11, 30). Я объяснял вам это применительно к смутившим вас мыслям,

чтоб отвеять скорбь вашу, будто живете без пользы и проживете всю жизнь без пользы, если так будете жить, как живете. Весь же строй христианской жизни таков: веруй в Бога, в Троице поклоняемого, спасающего нас в Господе Иисусе Христе благодатию Святого Духа и, принимая благодатные силы чрез Божественные Таинства Святой Церкви, живи по заповедям Евангелия, одушевляясь упованием, что Бог за малый посильный труд наш, ради веры в Господа Спасителя и послушания Ему, не лишит нас небесного. Это я нарочно прибавляю, чтоб вы видели, в каком духе должно творить дела нам – христианам сущим. Ибо иные говорят: делай-делай; а другие: веруй-веруй. Надо то и другое: веру сочетавать с делами и дела – с верою.

Но все же, главным образом, внимание должно быть сосредоточено на исполнении заповедей. Уже веруем, что еще? Твори заповеди, ибо вера без дел мертва^[49]. И благодарение Господу, что Ему угодно было ценность дел наших определять не их широтою и великостию, а внутренним нашим расположением при делании их, окружив между тем нас премножеством случаев к деланию дел по воле Его, так что, если внимаем себе, можем поминутно делать дела богоугодные. Для этого нет нужды ходить за море, как прогрессистки, а смотри около всякий день и час; на чем видишь печать заповеди, исполняй то неотложно, в том убеждении, что такого, а не другого дела требует от тебя в этот час Сам Бог.

Потрудитесь и еще крепче установиться в такой мысли. Как только установитесь, начнет покой приливать к вашему сердцу от уверенности, что всякую минуту вы работаете Господу. Это начало все обнимает. Даже когда вам велят заштопать чулок меньшему брату и вы сделаете это ради заповеди Господней – слушаться и помогать, это будет причтено к сумме дел, Богу угодных. Так всякий шаг, всякое слово, даже движение и взгляд – все можно обратить в средство ходить в воле Божией и, следовательно, поминутно двигаться к последней цели (9, с. 61–63).

Прогрессистки имеют в виду все человечество и, по меньшей мере, весь свой народ огулом. Но ведь человечество или народ не существует как одно лицо, чтоб можно было что-нибудь для него сделать сейчас. Оно состоит из частных лиц: делая для одного, делаем в общую массу человечества. Если б каждый, не пуча глаз на общность человечества, делал возможное для того, кто у него пред глазами, то все люди в совокупности в каждый момент делали бы то, в чем нуждаются все нуждающиеся, и, удовлетворяя их нуждам, устрояли бы благо всего человечества, сложенного из достаточных и недостаточных, из немощных и сильных (9, с. 63–64).

Вся беда от слишком широких кругозоров. А лучше, смиренно потупя очи, глядеть под ноги и разбирать, какой где сделать следует шаг. Это самый верный путь (9, с. 64).

56. Значение духовных потребностей в ряду других сторон человеческой жизни. Единое на потребу. Господство духа – естественная гармония всех потребностей, могущих дать мир и покой. Всеобщая суета и крушение духа

Духовные потребности выше всех, и когда они удовлетворяются, то, другие хоть и не будут удовлетворяемы, покой бывает, а когда они не удовлетворяются, то, будь все другие удовлетворяемы богато, покоя не бывает. Почему удовлетворение их и называется единым на потребу.

Когда удовлетворяются духовные потребности, то они научают человека поставлять в согласие с ними удовлетворение и прочих потребностей, так что ни то, чем удовлетворяется душа, ни то, чем удовлетворяется тело, не противоречит духовной жизни, а ей пособствует, и в человеке водворяется полная гармония всех движений и обнаружений его жизни – гармония мыслей, чувств, желаний, предприятий, отношений, наслаждений. И се – рай! Напротив, когда дух не удовлетворяется и сие единое на потребу забыто, тогда все другие потребности разбегаются в разные стороны и каждая требует своего, и как их куча, то голоса их, как шум на базаре, оглушают бедного человека и он мечется то туда, то сюда как угорелый за удовлетворением их. Но покоя никогда не имеет, потому что, когда одна удовлетворяется, другие не довольствуются тем и, не считая себя чем-либо ниже той, которая почтена удовлетворением, настойчиво требуют своего, как у матери, когда она накормит одного ребенка, другие пять кричат. Оттого внутри у такого шум, гам, разволока во все стороны и во всем беспорядочность. Тут же зарождается и та бурливая полоса, о коей была особая речь, и еще больше возмущает и обеспорядочивает все внутреннее. Такой ничем не доволен, всегда в туге, то, утомившись, стоит, выпучив глаза и недоумевая, что бы начать, то кружится и кружится. И се есть суета и крушение духа (9, с. 65–66)!

Вот откуда и рождается вопрос: так как же быть-то? Как сделать, чтоб духовная сторона была в нас преобладающею и, заправляя всем, вносила строй в жизнь нашу?

Скажу вам наперед, что этому вопросу не было бы места, если б жизнь, свойственная нам, развивалась как следует. Ибо и телесные с душевными потребности так же естественны нам, как и духовные, и удовлетворение им само по себе не может вносить беспорядка и смятения в жизнь, как и удовлетворение духовным. Развивайся они все в строе и естественном взаимоподчинении – и жизнь человеческая текла бы прелесть как хорошо. Посадите семечко, поливайте, держите в должной теплоте, оно даст росток, ствол, лист и, наконец, цвет прелестный. Так было бы и с человеком. Раскрывайся он в естественном чине – будет всегда выходить прекрасный человек. Отчего же это мы ни себя, ни других не видим прекрасными? Отчего жизнь наша покривляется?

Припомните, что с вами было после того, как вы окунулись немножко в тот омут или ту бурливую жизнь. Ведь у вас внутри сильное произошло смятение. Повторись это несколько раз, и вы, если не примете предосторожностей, вплететесь в тот же водоворот – и пойдет у вас жизнь, которая есть суета и крушение духа. Так нельзя ли нашей беспорядочности объяснять тем, что есть беспорядочные люди: мы увлекаемся ими и усвояем себе их беспорядочность. Вы вот только теперь начали подвергаться влиянию этой беспорядочности, воспитание же ваше прошло под упорядочивающими влияниями благочестивого семейства вашего и ваших родных. А другие, у которых семья и родство живут бурливо и смятенно, с мальства усвояют эту смятенность и в ней вырастают. Так вот, может быть, и причина, от которой покривляется наша жизнь от естественного течения и в нее входит неестественное смятение?

Нет, этим дело не объясняется, потому что остается и еще вопрос: а в этот круг людей как зашло смятение? Откуда оно в семействах и в обществе? Вовне человек бывает таков, каков внутри. Беспорядочность в семейство и общество вошла извнутри человека. Не будь ее внутри, не было бы ее и вовне. Теперь внешнее отдает обратно внутреннему то, что от него получило. И опять вопрос: внутрь-то же откуда оно зашло? И еще скажу: внешнее бурление воздействует внутрь и там себя воспроизводит, потому что зародыш его и предрасположение к нему есть уже внутри. Вы тогда были смятены и покоя не находили. Отчего? Вы умолчали, а я не сказал вам, потому что было не время. А теперь скажу. В те два дня, пустившись в бурливую жизнь, вы увлекались, сердце ваше сочувствовало если не всему, то многому. От этих сочувствий бурление и смятение возникли и в вас. Пришедши в себя, вы увидели в себе новость. Совесть доложила вам, что эта новость – дело ваше, и дело недолжное, и начала вас за это казнить. Повинуясь сему голосу, вы тогда все хорошо обсудили и верно оценили ту жизнь. После сего, если вам еще придется попасть в эту сумятицу и вы, как не раз уже говорил я, будете держать сердце свое вдали, не давая ему воли, когда оно начнет рваться на сочувствия, то вы не будете испытывать испытанного томления. Но это я поминаю мимоходом. Речь же моя о том, откуда у вас, живших доселе в других порядках, это сочувствие к тому беспорядочному. Извольте разобрать и найдете, что оно у вас и прежде было внутри, оно было скрыто, а теперь вышло наружу. Внешние влияния не дают ничего нового, а только возбуждают то, что уже есть внутри.

Скажу вам пример. Я видел прокаженных. Дети их рождаются хорошенькими и растут совсем здоровыми. Но приходит время, проказа проявляется и у них, и они начинают быть как и родители их и как все другие прокаженные. Откуда она? Вышла извнутрь! А туда откуда попала? Получена вместе с рождением.

Из сего вам немудрено будет сделать такое наведение, что если мы видим внутрь себя беспорядочность и смятение – мыслей, чувств, желаний, начинаний, дел – и кружимся в них, то это потому, что зародыш всего этого внесен в естество наше и что этот зародыш беспорядочности, раскрываясь вместе с раскрытием наших сил и потребностей, вносит в них смятение и делает, таким образом, всю нашу жизнь смятенною и бурливою.

Извольте теперь рассудить, откуда этот зародыш. Говорю: извольте рассудить об этом, потому что иначе не сможем мы найти удовлетворительного ответа на несколько уже раз повторенный вопрос: как же быть? Кто хочет успешно врачевать болезнь, должен доискаться причины ее. Без того лечение не может иметь правильного течения и успеха (9, с. 66–69).

57. Первородный грех как источник внутреннего смятения и беспорядка. Возможность врачевания поврежденного грехом состояния человека

Хоть я писал вам рассудить и сам обещался потолковать о том, откуда в нас зародыш внутреннего смятения и беспорядочности, но ведь известно уж и вы знаете, откуда он. Стало быть, нечего и рассуждать, а только припомнить, как мы веруем о сем. Веруем, что такой зародыш не Творцом при сотворении человека вложен в естество наше, а привнесен после сотворения силою падения прародителей наших, которые, преступив заповедь, повредили и расстроили естество наше, которое расстроенным и поврежденным передали и потомству своему, т.е. всему роду человеческому. Так оно и перешло и к нам с вами и служит причиною того смятения и той беспорядочности внутри нас, от которых происходят все беспорядки и вне – в частной каждого лица, семейной и общественной жизни. Почему эта беспорядочность, хотя получается нами в зародыше вместе с рождением, но не природна нам, не принадлежит к природе человеческой, не так существенна в ней, чтоб без нее человек был уже не человек, а, напротив, без нее человек и бывает настоящим человеком? Она есть болезнь наша; и только по устранении ее мы можем являться здравыми в таком виде, в каком следует нам быть по естеству, как оно вышло из рук Творца. Припоминаю ваше желание стать на уровне достоинства человеческого. Уврачуйте в себе болезнь означенную – и станете такими.

Запомните, что внутреннее наше смятение и беспорядочность прирождены нам, но не природны, не состоят в природе нашей как существенная часть ее, а втеснились между природными частями и их расстраивают и в собственной каждой части деятельности, и в их взаимных отношениях. Если б это природно было, то не производило бы своим присутствием страдания и муки, какие мы от того испытываем. Что природно, то радость жизни составляет, а что противно природе, то ее томит и мучит. С другой стороны, если б это природно было, то, когда бы кто явился свободным и чистым от того, уж он не был бы человек. Но мы ведаем человека, который был совершенно чист от этого и все же был человек – настоящий человек. Ведаем также, что и все, которые облекаются в Него, получают власть очищать себя, как и Он чист есть (1Ин. 3, 3), и являться подобными Ему.

Запомните, говорю, что эта беспорядочность прирождена нам, но не природна, запомните и убеждение в том держите крепко. Убеждение это будет поддерживать у вас ревность к уврачеванию сей болезни. Если она не природна, то, значит, есть возможность уврачевать ее. Имея же сию надежду, кто не воодушевится и самым делом уврачевать себя? Естество наше в чистом виде достолюбезно. Сами Ангелы взирают на него с любовию и удивлением, когда оно является таковым. Нам ли не желать увидеть его таковым и притом не вне, в других, а в себе самих? Да ведь и все счастие наше и благобытие в том состоит, чтоб избавиться от сей болезни. Ибо, когда ее не будет, что помешает нам быть в блаженном состоянии и чувствовать себя таковыми? Напротив, если эта болезнь природна, то ее уж не уврачуешь. Так и останется она навсегда, сколько ни трудись над изгнанием ее. Прими эту мысль – и руки опустишь, говоря себе: так, верно, уж быть. А это и есть то пагубное нечаяние, в которое вложившись, предают себя студодеянию в делание всякой нечистоты (Еф. 4, 19).

И еще повторяю: держите убеждение, что не природна нам беспорядочность наша, и не слушайте тех, которые говорят: что тут толковать, так уж мы сотворены, ничего с собою не поделаешь. Не так мы сотворены и, если возьмемся за себя как следует, что-нибудь и сделаем с собою (9, с. 69–71).

58. Изъяснение расстройства, внесенного в природу человека грехом прародителей. Общение с Богом служило источником господства духа над душою и телом. Чрез нарушение заповеди человек отделился от Бога и потерял власть над душою и телом и подчинился господству страстей. Изображение человека по падении, терзаемого страстями

Что такое сделалось с нами вследствие преступления прародительского?! Природа наша осталась та же, части и силы естества нашего остались те же, с теми же законами и требованиями. Но не туда направилось наше сознание со свободою, чрез что возмутили взаимное соотношение наших частей и сил и, нарушив их первообразный строй, внесли расстройство в общую деятельность и жизнь человека, породив из себя особый класс разрушительных сил – страсти, не естественные нам, но возымевшие такую власть, что всеми силами нашими ворочают, как им угодно. Вот как все это случилось.

Бог создал человека для блаженства, и именно в нем, чрез живое с ним общение. Для сего вдунул в лицо его дыхание Своей жизни, что есть дух, как уже поминалось. Существенное свойство духа – сознание и свобода, а существенные движения его суть исповедание Бога, Творца, Промыслителя и Воздаятеля, с чувством полной от Него зависимости, что все выражается в любительном к Богу воззревании, непрестанном к Нему внимании и благоговейном пред Ним страхе, с желанием творить всегда угодное пред Ним, по указанию законоположницы – совести, и с отрешением от всего, чтоб Единого Бога вкушать и Им Единым жить и услаждаться.

Человеку даны в духе сознание и свобода, но не затем, чтоб он зазнался и своевольничал, а затем, чтоб, сознав, что все имеет от Бога и для того, чтоб жить в Боге, все свободно и сознательно направлял к сей единой цели. Когда он так бывает настроен, то в Боге пребывает и Бог в нем пребывает. Бог, пребывающий в человеке, дает духу его силу властвовать над душою и телом, а далее – и над всем, что вне его. Таково и было первоначальное состояние человека. Бог являлся прародителям и подтвердил все сие Своим Божественным словом, наказав им Его Единого знать, Ему Единому служить, в воле Его Единого ходить. Чтоб они не запутались в соображениях, как все это выполнять, Он дал им небольшую заповедь – не вкушать плодов от одного дерева, названного Им древом познания добра и зла. Так и начали жить наши прародители и блаженствовали в раю (9, с. 71–73).

Позавидовал им падший прежде того по гордости дух и сбил их с пути, наустив их преступить данную им небольшую заповедь тем, что обольстительно представил, будто со вкушением от запрещенного плода они вкусят такого блага, которого без того и вообразить не могут, – станут как боги. Они поверили и вкусили. Дело вкушения, может быть, и не велико, но худо, что поверили, не зная кому. Может быть, и это не так бы было важно, если б не те страшно-преступные мысли и чувства к Богу, какие, как яд, влил в них злой дух. Он наговорил им, что Бог запретил им вкушать от древа затем, чтоб и они не сделались богами. Этому поверили. Но, поверив так, они не могли не принять хульных о Боге помышлений, будто Он завидует им и неблагожелательно к ним относится, а приняв такие помышления, не могли миновать и некоторых недобрых к Нему чувств и своевольных решений: так мы же сами возьмем то, до чего Ты не хочешь допустить нас. «Так вот Он какой – засело у них в сердце о Боге, – а мы думали, что Он такой благой. Ну, так мы сами себя устроим наперекор Ему». – Вот эти-то мысли и чувства были страшно преступны! Они-то и означают явное отступление от Бога и враждебное восстание против Него. У них внутри то же произошло, что приписывается злому духу: выше облак поставлю престол мой и буду подобен Вышнему – и это не как летучая мысль, а как враждебное решение (9, с. 73–74).

Так сознание зазналось и свобода воссвоевольничала, приняв на себя устроение своей участи. Отпадение от Бога совершилось полное, с отвращением некиим и враждебным восстанием против. За это и Бог отступил от таких преступников – и живой союз прерван. Бог везде есть и все содержит, но внутрь свободных тварей входит, когда они Ему себя предают. Когда же в себе самих заключаются, тогда Он не нарушает их самовластия, но, храня их и содержа, внутрь не входит. Так и прародители наши оставлены одни. Если б покаялись поскорее, может быть, Бог возвратился бы к ним, но они упорничали и при явных обличениях ни Адам, ни Ева не сознались, что виноваты. Последовал суд и наказание изгнанием из рая. Тут опомнились, но уже было поздно. Надо было нести наложенное наказание, а за ними и всему роду нашему. Благодарение всемилостивому Богу, что Он хоть отступил от нас, но не бросил, устроив предивный способ к воссоединению нас с Собою (9, с. 74).

Что произошло внутри человека. – Вот что! – Дух был властен над душою и телом, потому что состоял в живом общении с Богом и от Него получал Божескую силу. Когда пресеклось живое общение с Богом, пресекся приток и Божеской силы. Дух, себе оставленный, не мог уже быть властителем души и тела, но был увлечен и сам завладен ими. Над человеком возобладала душевность, а чрез душевность – телесность, и стал он душевен и плотян. Дух хоть тот же, но без власти. Он заявляет свое существование то страхом Божиим, то тревогами совести, то недовольством ничем тварным; но его предъявлений не берут во внимание, а принимают только к сведению, всю заботу обращая на устроение своего быта здешнего, к чему и назначена душа, – и быта более вещественного, потому что здешняя жизнь посредствуется телом и что все телесное осязательнее и кажется нужнее.

Когда произошло такое низвращение порядка в соотношениях частей естества нашего, человек не мог уже видеть вещи в настоящем виде, не мог держать в должном порядке свои потребности, желания и чувства. Они пришли в смятение, и беспорядочность стала характеристическою их чертою. Но это недоброе, конечно, состояние было бы еще сносно, если б не страсти, а то страсти привзошли и тиранят человека. Смотрите, как рассерчавшего бьет гнев, как лихорадка? Как завистливого источила зависть, что посинел, бедный? Как опечаленного иссушила скорбь, что он кости и кожа? – Таковы и все страсти. Вошли же они вместе с самостию. Как только произнеслось внутри праотца: так я сам... так самость внедрилась в него – сей яд и сие семя сатанинское. Из нее потом развилось все полчище страстей: гордость, зависть, ненависть, скорбь, уныние, любоимание и чувственность – со всеми их многочисленными и многообразными порождениями. Расплодившись внутри, они еще более возмущают и без них уже смятенное там состояние.

Так вот в чем болезнь. Дух зазнался и засвоевольничал. За это потерял власть и подпал под владычество души и тела и всего внешнего. Отсюда смятение душевно-телесных потребностей и желаний, и особенно их безмерность. Эту безмерность сообщает им от себя дух, ими порабощенный. Сами по себе эти потребности мерны и небурливы. То, что они меры не имеют и бурлят, – это от того, что дух бушует в них, ибо у него по природе энергия безграничная. Отсюда обжорство, пьянство, копление денег... и прочее многое, чему меры не думает давать человек. Но главная болезнь – страсти, пришлые тираны (9, с. 74–76).

59. Необходимость обновления и самоочищения

Некто жил где-то далеко в пустыни. Заболели у него внутренности: легкие ли, или сердце, или печень, или все вместе. Боль хоть умирай. Людской помощи неоткуда ожидать, прибег к Богу со всеусильною молитвою. Услышал Господь. В одну ночь, заснувши, видит он такое видение. Пришли два Ангела с ножами, разрезали его, вынули больные части, вычистили их, вымыли и чем-то смазали. Затем все положили на свое место, спрыснули чем-то, и – все срослось, как будто и разрезов не было. Проснувшись, старец встал совсем здоровым, как будто никогда не болел, новеньким, будто юноша во цвете сил. – Видите, чего вам желаю? Чтоб в вашей душе все было перечищено, больное и старое повыброшено, все оздравленное и обновленное поставлено на свое место и вспрыснуто живою водою. И станете новенькая, свеженькая, полная светлой, отрадной жизни.

Рассказывал я эту историйку одному из трудящихся над собою. Выслушав ее, он не хладно воззвал: «О, когда бы пришли Ангелы и сделали с душою моею то же, что сделали с телом того старца!» В этом воззвании слышались и молитва, и желание свалить на других то, что должно быть сделано своими трудами. Ибо и такое лукавство не чуждо нашему сердцу, что хорошими быть мы не прочь, но потрудиться ради того – руки опускаются. Душу перечищать и исцелять не придут Ангелы. Бывают при этом и их указания и вразумления, но делать все надо самим. Даны все средства или орудия и лекарские инструменты. Бери сам и режь себя где нужно, без всякого жаления себя. Другой никто этого не может сделать. Сам Бог не входит во святилище души могуществом Своим, а благоволительно просит входа (9, с. 90–91).

60. Как поддерживать начавшееся стремление к духовной жизни

Вот и слава Богу! Пишете, что имеете сильное желание к Богу приближаться. Благослови, Господи! К чему же другому и речь всю я вел, как не к тому, чтобы оживить в вас сие желание. И страх Божий возгревайте в себе. Ведайте, что когда есть страх Божий, то, значит, дух ваш жив и благодать Божия действует в вас. Первое дело духа нашего – ведение Бога и страх Божий, и основной дар благодати Божией есть дух страха Божия. Он и начало, и продолжение, и завершение пути спасенного. Кто имеет страх Божий – живой и действенный, тот имеет в себе неистощимую силу, движущую на все богоугодное, и вместе – бодренного стража, охраняющего от вражеских нападений и от своих уклонений на распутия. Помоги вам, Господи, возгреть и потом всегда хранить в силе сей дух страха Божия!

Что вы утречком несколько времени посвящаете на чтение духовных книг, это очень добре. Но кто же это там у вас так неблаговолительно относится к этому?! Если бы так зарядить, чтобы только и было, что чтение да молитва, конечно, это было бы нечто выдающееся из ряду; а так – немножко почитать и подумать, что тут особенного?! Сколько я знаю, все благочестивые и богобоязненные так делают...

Это чтение, вместе с предшествующею молитвою, душу скрепляет и дает ей силу на целый день. Лекаря говорят: натощак не выходи наружу. В отношении к душе это исполняется утреннею молитвою и чтением. Напитается ими душа и уже нетощею выходит на дела дня (9, с. 115–116).

61. Поверка жизни

У нас есть неусыпный страж – совесть. Что худо сделано, она никак не пропустит; и, как вы ей ни толкуйте, что то ничего, а это сойдет, она не престанет твердить все свое: что худо, то худо. И вот вам первое дело: прислушайтесь к совести и все те дела, которые обличает она, без всяких извинений признайте грешными и готовьтесь исповедать их.

Это можно бы назвать первым и последним делом, т.е. сознаться, что безответно виноваты в том, в чем обличает совесть, положив вперед избегать того, – и довольно бы, если бы можно было быть удостоверенными, что сама совесть во всем исправна. А то бывает, что иного она не заметит по какому-либо смятению, иное забудет по давности, а иного, может быть, и грехом не считает по неведению или неполному знанию обязательных для нас дел. Вот здесь- то на подмогу совести и надобно обратиться к заповедям Божиим, в Слове Божием изображенным, и, пересматривая их, допытываться, не сделано ли нами чего-либо против той или другой заповеди. При этом многое припомнится, что забылось, и многое помнимое в ином виде представится, нежели как мы о нем думали. Слово Божие уподобляется зеркалу. Как, смотрясь в зеркало, всякий видит, где пятно или порошинка на лице или на платье, так и душа, читая Слово Божие и там исчисленные заповеди рассматривая, не может не видеть, исправна ли она в тех заповедях или не исправна; совесть, просвещена будучи при сем словом живого Бога, тотчас скажет это ей нелицемерно. И вот вам второе дело. Перебирайте заповеди и смотрите, исполнены ли они вами или нет. Например, заповедь повелевает подавать милостыню всякий раз, как кто просит ее. И смотрите, всегда ли вы это делали или не всегда: отказывали иногда не по какой-либо уважительной причине, а просто – презрели нищего. Если окажется это, вот и замечайте: грех.

Заповедь говорит прощать всякому все, даже неприятное и обидное. И смотрите, были ли вы всегда уступчивы, не было ли споров, крупных разговоров и даже ссор. Если припомните, что бывало, замечайте и еще: грех, хоть совесть обычно ни во что ставит такие дела. Еще: должно на Бога все свое упование возлагать. Так ли у вас всегда было?! В обычном течении дел этого не заметишь, но, когда встречается нужда, это тотчас выходит наружу, тотчас видно бывает, на чем опирается душа: на Боге ли или на чем другом, забывая о Боге. То несомненно, что и свои все способы надо употреблять, чтобы выпутаться из стеснительных обстоятельств, ибо и они от Бога, но окончательного успеха чаять лишь от Бога, почему к Нему обращаться с молитвою о помощи и, когда уладится дело, Его благодарить яко Единого Избавителя, не поминая о своих способах. Вот и смотрите, так ли вы действовали? Если не так, замечайте и еще: грех. Так поступайте со всякою заповедью и замечайте, какими делами против какой заповеди вы проступились. Этим способом подробнее переберете вы свои дела.

Но как это удобнее сделать? Учили вы катехизис? Там каждая заповедь истолкована и показано, какие добрые дела какою заповедию на нас налагаются и какие грехи запрещаются. Возьмите его и с помощию его пересматривайте дела свои...

Полагаю, вы в первый раз хотите заняться собою как следует и определить, что такое вы и что есть в вас. Потрудитесь же просмотреть себя хорошенько по этому указанию. После, в другие разы, уже не будет для вас так сложно это дело. А теперь потрудитесь (9, с. 127–129).

62. Поверка расположений сердца. Определение главного характера или духа своей жизни

Вторая сторона жизни – расположения, или настроения и склонности сердца.

Дела не дают еще о себе полного познания. Надо поглубже в себя войти и рассмотреть, каково сердце, – и на это больше обратить внимание, чем на дела. Может случиться, например, что иной окажется неподатливым (не поможет другому) случайно, хоть сердце имеет милостивое. Но тут же не подаст и другой – не по случайности какой, а потому, что страдает скупостью. На вид оба дела одинаковы, а по внутреннему настроению действующих между ними большая разность. Дела это единичные, в этот час и в этом месте действия; а расположения означают постоянные настроения сердца, коим и определяется характер и нрав человека и откуда исходят его наибольшие желания и направления его дел. Добрые из них называются добродетелями, а худые – пороками, порочными наклонностями и страстями.

Какие расположения в сердце должно иметь христианину, указывают изречения Христа Спасителя о блаженствах, именно: смирение, сокрушение, кротость, правдолюбие и истинолюбие, милостивость, чистосердечие, миролюбие и терпение. Св. апостол Павел следующие указывает христианские благорасположения сердца как плоды Духа Святого: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5, 22, 23). В другом месте: облецытеся, убо яко избраннии Божии, святи и возлюбленни, во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение; приемлюще друг друга, и прощающе себе, аще кто на кого имать поречение: якоже и Христос простил есть вам, тако и вы. Над всеми же сими стяжите любовь, яже есть соуз совершенства. И мир Божий да водворяется в сердцах ваших, в оньже и звани бысте во едином теле, и благодарни бывайте^[50] (Кол. 3, 12–15). Противоположные сим расположения суть пороки или страсти – источники всех худых дел, губящих нас. Главнейшие из них суть: гордость, тщеславие, своекорыстие, невоздержание, гнев, ненависть, зависть, леность, страсть к утехам чувственным, уныние, отчаяние. О них апостол законоположил, что христианам не только иметь их не должно, но даже чтобы и помину об них не было среди них: ниже да именуются в вас (Еф. 5, 3).

Видите, как строго! Так и извольте хорошенько посмотреть, нет ли каких-либо худых склонностей и страстей. Понемногу каждая из них бывает у всякого, но они не глубоки и не постоянны. А то у всякого есть одна главная страсть, около которой увиваются уже и все прочие. Вот эту- то паче всего и позаботьтесь отыскать. Хоть она не совсем еще явна, по молодости вашей, но всяко следы ее должны быть осязательны, если вникнете. Отыскав ее, и другие потом распределите, какая ближе к ней, какая – дальше. И уразумеете строй сердца своего. Приобретение драгоценное! Потому что когда вслед за сим положите очищать себя от страстей и худых склонностей, то вам видно будет, куда направлять усилие и удары, именно – на главную свою страсть. Когда одолеете ее, то все другие разбегутся сами собою; как на войне, разбив главные силы врага, прочие приходится только гнать и добивать без труда. Дела исправить легко. Не делай – и все тут. А сердце переломить и исправить не вдруг-то можно. Предлежит борьба. В борьбе же, не зная, куда направлять удары, можно из сил выбиться, барахтаясь без толку, – и никакого не получить успеха. Потрудитесь же!

Третья сторона жизни есть дух жизни. Это самое главное и вместе самое мудреное дело. Недобрый дух бывает так лукав и так умеет маскировать себя личиною доброты и уместности, что надо иметь самое острое духовное зрение, чтобы подметить его. Зато добрый дух явен, ибо он един и единичен, именно – жить для Бога, все отложив. Противоположный ему дух есть жить для себя (эгоизм). Этот дух очень часто, если не всегда, принимает побочное направление – жить для мира.

Так вот, если мы положим, что жить для кого-либо означает дух жизни, то вам немудрено будет определить дух своей жизни, определив, для кого вы живете или, как вы еще только начинаете жить, для кого больше желаете вы жить, к чему порываетесь сердцем своим, кому больше располагаетесь посвятить жизнь свою. К чему больше клонитесь, по свойству того определяйте и дух своей жизни, хотя он теперь у вас только в зародыше или есть как птенец малосильный. Кто для Бога живет, того дух богобоязненный, Единому Богу угодить старающийся. Кто для себя только живет, у того дух жизни самоугодливый, эгоистический, своекорыстный или плотской. Кто для мира живет, у того дух миролюбивый или суетный. По сим чертам смотрите, какой дух в вас дышит.

Судя по тому, как рванулись вы желанием к Богу приближаться, надо полагать, что главный ваш дух – добрый, настоящий дух, как ему следует быть. Судя опять по тому, что вы так недружелюбно встретили светские порядки жизни, в коих дух мира, надо полагать, что этот дух не имеет у вас места и силы, хоть и может обуять вас, если не поостережетесь. Остается под сомнением, нет ли эгоистического духа. Мне думается, что есть, хоть не знаю, в какой силе. Пусть есть; но как вы рванулись желанием к Богу приближаться, к миру же у вас душа не лежит, то эгоистический ваш дух скоро испарится, если дадите простор разгораться более и более вашему сердцу желанием к Богу. Извольте принять сие во внимание.

Так видите, что вам предлежит сделать, и сделайте. С первого взгляда это кажется громадным делом, а в существе оно просто и легко. Помолясь Богу, возьмитесь – и все можете определить в один вечер. Не за море ходить, а разбирать то, что внутри у вас же. Однако ж не отлагайте сего до того вечера, после которого и Исповедь следует. Нет, теперь же и приступите к сему, с самого начала говения. Исподволь все разузнаете основательнее и отчетливее. Трудно, может быть, будет только в этот раз. Но если потом начнете жить по влечению доброго духа вашего, то сама жизнь приведет вас еще к полнейшему самопознанию. Ибо отчего большею частию не знаем себя? Оттого, что живем спустя рукава (9, с. 129–133).

63. Пробудившаяся решимость быть исправным должна определиться ясно, как стремление во всем поступать сообразно с волею Божией. Мир и радость рабов Божиих. Предупреждение от неполной решимости жить по Богу. Тот, кто ни тепл, ни холоден, будет отвержен Богом. Равнодушный к делу богоугождения

Так вот положим, что вы, вставив себя в говетельную рамку, или внешний говетельный порядок, станете между тем разбирать себя строго по сделанным указаниям, чтобы, осмотревши все неисправности, положить потом быть во всем исправною. Это слово, быть исправною, надо хорошенько определить. В этом существо дела, не зная которого можно сделать большую ошибку, веря между тем, что дело делается право.

Положить быть исправною. Да теперь-то чем мы худы? Чем плохо поведение наше? Я думаю, и вы испытывали, что, приступая к Исповеди, не знаешь, что сказать, не видно, в чем грешны. Отчего бы вы думали это? – От неуяснения того, чем должна быть жизнь наша, и того, направляются ли к тому все дела наши и помышления. Как это не уяснено, то, смотря на свою жизнь вообще и видя, что она, как и у всех, дурного, бросающегося в глаза, ничего не представляет, остаемся покойными в себе, говоря или только по секрету чувствуя: да чего же еще хотеть? Чтобы это и в вас не сказалось, в отвращение того писано все, доселе писанное. И если вы поступите по указанному, то уже не повернется язык ваш сказать: чего же еще хотеть? Подержу ваше внимание и еще подольше на этом.

Дело, как уже не раз поминалось, вот в чем! Вся наша жизнь, во всех своих частностях и дробностях, должна быть посвящена Богу. Закон общий таков: все, что ни делаешь, делай сообразно с волею Божиею и в угодность Богу, в славу пресвятого имени Его^[51]. Так уж и осматривать надо всякое представляющееся дело, сообразно ли оно с волею Божиею, и делать его не иначе, как удостоверившись, что оно точно сообразно с нею, и делать так, как угодно Богу, чтобы оно было делаемо. Кто с такою осмотрительностию и с таким ясным сознанием угодности Богу делаемых им дел поступает всегда, тот вместе с тем не может не сознавать, что жизнь его идет верно, что хоть дела его не блестящи и не совершенны, но в них сознательно не допущено ничего, что бы оскорбляло Бога и не было Ему угодно. Это сознание исполняет сердце его тихим миром от спокойствия совести и тем духовным радованием, которое рождается от чувства, что он не чужой Богу и что хоть не велик, не знатен и не виден, но раб Его есть, старающийся всячески угождать Ему и все усилия свои к тому направляющий и верующий, что и Бог Сам видит его таковым.

Нравственной нашей жизни у всех и следовало бы быть такою. Между тем на деле как большею частию бывает? Живем как живется. Этого сознательного и самодеятельного направления всех своих дел, и больших и малых, в угодность Богу не имеется в мысли и намерении. Дела у нас текут как попало, и что делается, делается большею частию по заведенным порядкам, потому что и все так делают, без уверенности в их пригодности к главной цели жизни (9, с. 138–140).

Недавно я поминал вам о духе жизни, что он бывает или богобоязненный, или самолюбивый, или миролюбивый. И забыл приписать сюда еще и четвертый: ни то ни се, хоть мимоходом где-то указывал и на это^[52]. Этим духом дышит не наибольшая ли часть людей? Они и против Бога ничего, кажется, не имеют, но и Богу угождать преднамеренною целию не имеют. Пришлось, например, сходить в церковь – сходил, а нет – и горя нет. И дома, когда молятся, поклон-другой – и конец. И довольны. Так и во всем Божеском. Они не то, чтобы и эгоисты были заметные, но для защиты своих интересов, для того, чтобы уволить себя от каких-либо самопожертвований, всегда найдут резон уклониться. Они и не миролюбцы слишком выдающиеся, но не прочь и потешиться вместе с миром делами мира. Такого рода люди сплошь да рядом. Это, равнодушные к делу богоугождения и спасения: ни теплые, ни холодные. Бог отвращается от них и отвергает их (9, с. 140–141).

Оставим то, чем вы были. Удостоверяю вас, что если вы добросовестно исполните все, вам прописанное, то уже перестанете быть и в малом чем похожими на таковых, а начнете делать дела все на отбор хорошие и прехорошие. Не то, что особенность какая будет, но те же дела примут особый колорит, иную стать, иное благообразие и благочиние. Благослови, Господи! От всей души желаю вам этого. Положивши все вести по воле Божией и начавши так вести, вы непременно осенены будете миром внутренним, возымеете спокойствие сердечное – ясное, теплое, отрадное, в коем рай душевный.

Но, чтобы это было, надо возыметь решимость на такую жизнь; чтоб решимость пришла, надо восчувствовать недоброту жизни, невнимательной к главному (ни то ни се), и восхитительное достоинство жизни внимательной. И этого мало. Надо сокрушаться, что хоть немного еще прожито времени, но все же есть в нем часть, прожитая попусту. Сокрушение сердца о своей неисправности пред Богом составляет опору решимости быть впредь исправною пред Ним. Обо всем этом позаботьтесь теперь. Помоги вам, Господи! Господь, устрояющий спасение всех спасаемых, имиже весть судьбами, да научит вас, как себя наладить на то, чтобы жизнь ваша не прошла даром – ни то ни се, но была Богу угодна, спасение вам принесла и послужила путем к получению Царствия Небесного (9, с. 141–142)!

64. Исправление жизни состоит в переустройстве не внешних порядков, а в духе, с готовностью бороться с препятствиями. Разные способы, какими враг старается отклонить становящихся на путь истинной жизни

Итак, вы решились все сделать как должно. Благослови, Господи! Хороши все ваши замыслы о будущих новых порядках жизни. Но чтобы с жару вы не покривили сего дела, хоть это было бы и надесно^[53], спешу кое-что сказать вам в руководство.

Смотрите, перестраивая все, обращайте более внимание на внутреннее, чем на внешнее. Внешнее пока можно оставить, как оно есть, исключая того, что по самому существу своему вредно действует на сердце – осуечает, разбивает мысли, набивает лишние желания и подобное.

Перестройка, конечно, должна коснуться и внешних порядков, но не столько в их форме, сколько в духе, с которым это делать надо. Если сделать так, то внешнее останется будто то же, за малыми исключениями, но дух будет во всем совсем другой. Выгода от не слишком резкого ломания внешних порядков та, что перемена ваша никому не будет бросаться в глаза.

Второе, что нужно иметь в мысли, вы уже имеете, именно – не думать, что загаданное легко придет в исполнение. Сколько помех и совне, и совнутрь! И вы хорошо делаете, что готовитесь вступить не на цветистый путь, а на борьбу. Так-так! Бороться готовьтесь и все просите Господа, чтобы даровал вам силы все выносить, что встретите неприязненного и мешающего. На себя не надейтесь. Все упование возложите на Господа, и помощь Его всегда будет с вами.

Но, готовясь бороться, не думайте, что всегда будете торжествовать. Часто придется только оттерпливаться, неся одну тяготу. Часто придется видеть, что при всем желании быть исправною прокрадываются и прорываются промахи. Ведайте наперед, что все это в порядке вещей. Встретится – не ужасайтесь. Теперь, заранее то предвидя, и не ожидайте впереди иного течения жизни, как среди всяких противлений, волнений и неудач.

Одним только запасайтесь – крепким мужеством ни на что несмотря стоять в начатом деле. Это одно теперь на всю жизнь должно быть положено и запечатлено обетом и твердою решимостию. А как пойдет жизнь, какие будут успехи и промахи, как встретят то другие – это все отдайте на волю Божию. Из опытов, замеченных в житиях святых, видно, что Господь разно ведет к совершенству тех, которые прилепляются к Нему теплою любовию и Ему посвящают жизнь свою. Попускает Он и врагу действовать неприязненно, не отдаляя, однако ж, при этом и Своей помогающей десницы. Все – Бог. Но пути Его дивны и главное – сокровенны. Даже сам руководимый узревает их уже после, озираясь вспять. Как уместна потому всегдашняя молитва: имиже веси судьбами, спаси мя! А с молитвою – и предание себя в руки Божии – всецелое, безвозвратное.

И враг не будет дремать. Святые Божии заметили, что он на начинающих действует двояко: одним совсем не мешает и никакого противодействия не оказывает. Те, не встречая препон ни внутри, ни вовне и видя, что все идет так гладко, начинают мечтать, что вот-де мы как: вдруг всех врагов разогнали – и показаться не смеют. Как только эти мысли западут, тотчас и враг подоспеет и начнет развивать мечты тщеславные, от коих родится самоуверенность и Божией помощи забвение, неискание и за то – лишение. Как только дело дойдет до сего, враг начнет уже тирански действовать – возбуждать недоброе внутри и сильные противления совне, – и бедный самоуверенник падает. Эти случаи нередки. И извольте принять сие на вид теперь же, когда соображаете, как устроиться в жизни, чтобы, когда начнете новую жизнь и пойдет все гладко, не возмечтать о себе, но увидеть в этом вражескую засаду самую опасную и усугублять опасливость и внимание к делу. Совершенство, мало-мальски видное, приходит после трудов и трудов, после годов и годов, а не с первых начатков и первых дней.

На других, напротив, враг с первых же дней нападает со всей силою и стремительностью, так что начавший теряется. Куда ни обратится, все против: и в мыслях, и в чувствах, и вовне видится только одно такое, что идет поперек добрым намерениям, и ничего благоприятного. Делает это враг затем, чтобы устрашить новичка с первого раза и заставить его бросить свои благие намерения и возвратиться вспять – к жизни беспечной и невнимательной. Коль же скоро заметит, что новичок не поддается, а стоит на своем, тотчас сам отступает. Ибо мужественное стояние против врага заслуживает венцы труженикам, а он не хочет доставлять их. Так это имейте в виду, чтоб в случае сильного напора противностей сразу не сробеть, зная, что это уловка врага, которую он тотчас и бросит, как только заметит стойкость.

Вы очень хорошо делаете, что впереди не видите цветов. Это настоящее воззрение на дело. И готовность к стойкости. Однако же – спасайтесь (9, с. 144–147).

65. Предосторожности вступившему на истинный путь. Взыграние жизни весною. Отчего многие постившиеся не исправляются совершенно

Теперь укажу и две-три маленьких предосторожности.

Первая. Никогда не думать, что уже успели в чем-либо. Такова немощь наша, что мало-мальски что добренькое покажется внутри – тотчас кричим: вот оно, добились! Гоните такие мысли. Ибо доброе никогда не дается вдруг, а это враг внушает. Поддайся только этому внушению, тотчас энергия ослабеет – а тут близко и опять нестроение. Чтобы не подпасть этой дурной мысли – всякий день, вставая, так себя настраивайте, как бы вы в первый еще раз начинали трудиться на этом пути.

Вторая. Ни под каким видом не позволять себе льгот. Пройдет день- другой в трудах самонаблюдения и самопринуждения, враг подойдет и начнет жужжать в уши: «Ну, будет, потрудилась, дай теперь себе немного льготки». Это такое льстивое внушение, что и не подумаешь вдруг, что надо противостать ему, а между тем оно такое злодейское, что только мало поддайся ему, как все внутри взбудоражится. Послабление себе есть то же, что маленькая дырочка в плотине. Только покажись эта дырочка, уж не удержишь плотины, ее непременно разнесет вода. То же внутри нас делает послабление: все размечет, так что восстановление себя надо будет опять начинать сызнова. Побойтесь же сего как самого злого, хоть и сладкоглаголивого врага. Два особенно случая предлежат, когда вам надлежит поопасаться этого. Это время Пасхи и весна. Ведь постом у нас все более или менее остепеняются. Отчего же потом не все выдерживают? Оттого, что льготы себе дают: кто в Пасху, кто после нее, весною. В Пасху думается: праздничное время, можно и вольку себе дать. Послушает кто – и разоряется в добрых настроениях. Ибо, давши себе волю, после уже не возвращается к стеснению себя и начинает по-старому творить волю плоти и помышлений.

Весна – время приятное, но сколько делает зла в нравственном отношении! Видали вы, как барашки, когда выгоняют их на траву, прыгают, блеют, резвятся? Отчего это? – Жизнь играет. Подобное взыграние жизни и люди все ощущают, не молодые только, но и старые. Тут ничего нет грешного. Это невинное чувство, но как пользуются этим люди – это не совсем бывает безгрешно. Радость жизни! Ощутив ее, надо Господа благодарить, что на земле, полной горя по грехам нашим, еще и радостям оставил Он место, чтобы мы не падали в отчаяние. А бывает что? Бога поблагодарить не поблагодарят, а пустятся на то, чтобы продлить эту радость, рассеиваются и возвращаются на старое. Радость эта или это взыграние жизни приятно, но оно совсем чувственно, телесно, и позывы от него появляются такие же – чувственные, телесные. Захочется смотреть на приятное для глаз, слышать приятное для слуха, обонять приятное для обоняния, подышать воздухом, провеяться приятным ветерком – вообще размножить приятные чувственные впечатления. Кто пойдет по этим позывам, тот не усидит внутри себя, а выйдет непременно вон; затем внимание к себе прекращается; мысли, чувства и желания опять начнут бурлить и вступать в прежнее нестроение. Мысль о Боге отойдет, и покой внутренний пропадет. Томимая совестию душа скажет: завтра не стану так поступать; но завтра опять то же, то же и послезавтра, а там – и руки опустились. Опять пойдет жизнь «как живется». Весь плод великопостных трудов в упорядочении души и пропадет. И это по той одной причине, что не поостереглись немного и не сумели отказать своим чувствам в некоторых приятностях, а при допущении иных не позаботились держать свое внутреннее в должном страхе и, увлекаясь внешним, оставляли его (внутреннее) без внимания (9, с. 161–164).

Вам уже приходила опасливая мысль: ну, как не устоишь?! Если, точно, не устоите, то возвратитесь ли к таким решительным намерениям – Бог весть. Но то ведайте, что, обратясь вспять, вы будете уже гораздо хуже, нежели каковы были, когда не начинали такой новой жизни. Спаситель подобные возвратные ниспадения в нестроение сравнивает с возвращением в покинутый было дом опять старого беса, но уже не одного, а с семью другими. И будут, заключил Он притчу Свою, человеку тому последняя горша первых. Господь да избавит вас от сего!

Прочитавши это, не скажите: ах, зачем я начинала. Нет, нет! Не мутите себя. Вы решились на достодолжное – на такой род жизни, при котором одном вы будете, как сначала возжелали, держать себя на уровне человеческого достоинства. Так не унижайте своего решения и Господа не оскорбляйте, будто Он оставит вас одну. Он в вас есть с благодатию Своею. Но если Господь в вас, кто против вас? (см. Рим. 8, 31). Ибо болий есть, Иже в вас, нежели иже в мире^[54] (1Ин. 4, 4). К тому же внимательная к себе жизнь не такова, чтобы, лишая одних утешений, не давала взамен их ничего. Напротив, эта жизнь, с памятию о Боге и следованием своей совести, сама в себе есть неистощимый источник радостей духовных, сравнительно с которыми земные радости – что полынь пред медом. Вам и лишать-то себя из внешнего придется немного. Все внутри должно происходить. Можно во всем участвовать и всему быть чужду. Внешне одно делается, а внутри происходит другое (9, с. 164–165).

66. Общие правила для стоящего на пути истинной жизни

Вы так решительно вступили на путь служения Господу. Благослови, Господи! Работайте же Господеви! Паче всего: 1. Поопаситесь самомнения. Оно первый враг. Исправность наша пред Богом, еще только преднамеренная, уже порождает мысль о некоей особенности нашей пред другими и даже пред собою прошедшим, тем паче когда успеем сделать что-либо на сем пути. Как только немного постоим мы в сей исправности, она кажется чем-то дивным – и мы начинаем мечтать о себе как о лицах совершенных, совершающих дивные дела. А это враг подущает, чтобы возбудить самомнение. Кто поддастся и впадет в сие самомнение, от того тотчас отходит благодать и оставляет его одного. Тогда враг схватывает его, как беспомощную добычу.

2. Страх и опасения да не оставляют вас. Посреди сетей ходим. Враг никогда не искушает сразу очевидно худым, а обманывает более видимостями добра. Неопытный пойдет вслед приманки и попадает в руки врага, как падает в яму прикрытую беспечно идущий по лесу зверь. Но, опасаясь, не теряйте мужества, ибо Господь близ.

3. Страх смерти и по смерти Суда и воздаяния да не отходит от вас. С утра вместе с тем, как восстановлять будете память о Господе в сердце, позаботьтесь привязать к нему память и о сих последних. Затем и будьте с сим помышлением неотлучно весь день, как и с Господом, и, ко сну отходя, говорите: «Се ми гроб предлежит! Се ми смерть предстоит!» Увидите, каких охранителей найдете вы в них.

4. Нельзя вам совсем устраниться от общества. Но от вас зависит бывать более в таком, в котором менее развлечений. И в этом, когда бывать будете, внимания своего к Господу, близ и внутрь сущему, и памяти смерти, готовой взять вас, не теряйте, сколько можете. Сердца своего не отдавайте под впечатления предлежащих приятностей от очей, слуха и других чувств. Жизнь в мире тем и нехороша, что слишком много набивает в душу вещей, лиц и дел, о которых воспоминание потом мутит душу. И молиться это не дает как следует. Средство против сего одно: как можно [более] беречь сердце от приятия впечатлений. Пусть все мимо вас идет и проходит, не входя в сердце.

5. Не бегайте, однако ж, людей и не угрюмничайте. В вашем положении это неудобно, да и пользы от этого вам не будет. Однако ж бывайте более с своими. У вас, верно, все порядки хороши. От них не отступайте, чтобы не выдать себя из ряду вон и не подвергнуться людскому пусторечию.

6. Духовные занятия: молитва, чтение и размышление – должны идти неопустительно каждый день. Что в какое время делать – сами приладьте. Пораньше вставайте и, прежде чем выходить к своим, пройдите все эти занятия, в какой мере успеете. Молитесь, однако ж, подольше. Свою кровную нужду выражайте Господу детским словом и с детским доверием, молитвы молитвенника перетрощая поклонами с краткими к Богу воззваниями. По молитве читайте с размышлением и все читаемое прилагайте к себе или додумывайтесь, как осуществить то в своей жизни. Я писал уже и еще повторяю: было бы много плодотворно, если бы вы каждое утро кратко записывали порождающиеся или размышлением добываемые мысли при чтении Евангелия и Апостола. Возьмитесь за этот труд и совершайте его в простоте, без всяких словоизвитий.

7. Трудясь всеусильно, всю печаль вашу об успехе возверзите на Господа. Уверенность в Боге – корень духовной жизни. Вдруг ничего не дастся, все придет в свое время. Все, что взыщите с верою, придет. А когда? – Когда Господу угодно будет подать. Терпите, твердо стоя в начатых порядках. Воодушевляйтесь надеждою, что придет день, когда воссияет в сердце свет обрадования и возвратит ему свободу от всех уз, и доставит легкость движения и возношения туда, куда повлекут добрые начертания духа. Будете парить тогда в области духовной, как птичка, выпущенная на свободу из клетки (9, с. 168–170).

67. Извлечения из поучений преподобного Пимена о богоугодной жизни, побеждении страстей и насаждении добродетелей

Начало пути Божия – покаяние и плач о грехах...

Увидел он женщину, которая сидела на могиле и горько плакала, и сказал: «Если бы явились здесь все удовольствия мира, не освободили бы души ее от скорби. Так должно всегда плакать и нам» (п. 26)^[55]. В 27-м пункте то же обстоятельство рассказано подробнее и слова св. Пимена приведены в таком виде: «Уверяю тебя, что если человек не умертвит всех вожделений плоти и не будет так плакать, то не может стать едино с Богом. Вся душа и жизнь этой женщины погрузились в скорбь». Покаявшийся и плачущий о грехах своих естественно удаляется от зла и творит благо. Зла делом совершать, пока таков, он не станет, но от худых помыслов свободен быть не может. Потому удаление его от зла исключительно почти состоит в борьбе с помыслами. На это вот что есть у св. Пимена.

Пришел один брат к авве Пимену и говорит ему: «Авва! У меня много помыслов, и я от них в опасности». Старец вывел его на воздух и сказал: «Раскрой свою пазуху и не выпускай ветра!» «Не могу этого сделать», – отвечал брат. «Если сего не можешь сделать, – сказал старец, – то не можешь остановить и прилива помыслов. Но твое дело – противостоять им» (п. 28). Противостоять; но как? Во-первых – внимай себе и трезвись. Так один брат, сказав о себе, что, встречаясь с другими, развлекается и возвращается к себе уже не таким, каким вышел, спрашивал, как ему быть. Старец сказал ему: «Хочешь ли, возвращаясь к себе, находить себя таким, каким вышел? – Держи стражу над собою и дома, держи стражу и вне дома» (п. 137). «И вообще, – говаривал авва Пимен, – всего нужнее для нас трезвенный ум» (п. 135).

Как только, сторожа за собою, заметишь страстное, тотчас молись – и оно отойдет. Спрашивал брат авву Пимена о борьбе с восстающими помыслами, и старец ответил ему: «Это дело подобно тому, как если бы у человека с одной стороны был огонь, а с другой – чаша с водою. Когда начнет палить огонь, он берет воды из чаши и гасит огонь. Огонь – это внушения врага (страстные), а вода – усердная молитва к Богу» (п. 146).

Чтобы менее страдать от страстных помыслов, надобно удаляться поводов к возбуждению их. «Должно удаляться всего страстного», – говорил авва Пимен. «Человек, близкий к тому, что может породить страсть, подобен стоящему над глубокою пропастию, и враг человека легко низвергнуть его может в эту пропасть. Но удаляющийся от могущего возбудить страсть подобен стоящему далеко от пропасти. Пусть враг повлечет его, чтобы низринуть в бездну, но, доколе будет влечь его с принуждением, он воззовет к Богу – и Бог поможет ему» (п. 59).

Главное – всячески ухитряйся не уступать помыслам. В поощрение к сему в сказаниях о св. Пимене читаем следующее. Брат спросил его: «Может ли человек удерживать всегда свои помыслы и ни в одном не уступать врагу?» И старец ответил: «Есть человек, который десять удерживает, а в одном уступает». Тот же брат спросил о том же авву Сисоя, и он сказал: «Действительно, есть человек, который ни в чем не уступает врагу» (пп. 88, 89). И еще: авва Анувий спросил авву Пимена о нечистых помыслах, рождающихся в сердце человеческом, и о суетных пожеланиях. Авва Пимен ответил ему: Еда прославится секира без секущего ею?^[56] (Ис. 10, 15). Не подавай им руки – и они ничего не сделают.

Что же выйдет из такой неуступчивости? – Страсти замрут. Это высказал авва Пимен авве Исайе, когда тот спросил его о нечистых помыслах, говоря: «Если сундук с платьем будет оставлен без попечения, то платье со временем истлеет; так и помыслы, если не будем исполнять их на самом деле, со временем исчезнут или как бы истлеют» (п. 20).

Авва Иосиф спросил авву Пимена о том же, и он сказал: «Если кто положит в кувшин змия и скорпиона и закроет его, то, конечно, гады со временем издохнут; так и худые помыслы, происходящие от демонов, замрут, если с терпением будем противостоять им и не давать им пищи» (п. 21).

Но, удаляясь от зла таким безжалостным противлением страстным помыслам и пожеланиям, в то же время надо творить благо, насаждая в себе всякую добродетель. Тем и другим скоро очистится сердце.

И о насаждении добродетелей много уроков у св. Пимена. Вот главнейшие. Приводит он изречение аввы Иоанна Колова, который говорил: «Я желаю, хотя в некоторой степени, иметь все добродетели» (п. 46). А далее и свой предлагает о сем урок, говоря: «Когда человек намерен строить дом, то собирает множество материалов и различного рода веществ, чтобы можно было ему поставить дом. Так и мы должны приобресть, хотя в некоторой степени, все добродетели» (п. 130).

Но есть добродетели источные и руководительные, на которые потому и надо устремить все свое старание. Их нередко указывает св. Пимен.

Вот: «хранение себя, внимание к самому себе и рассудительность – вот три добродетели, руководительницы души» (п. 35).

«Повергаться пред Богом, смиряться и отвергаться своей воли – вот работные орудия души!» (п. 36).

«В Писании сказано: Аще будут сии трие мужие: Ное, Даниил и Иов, живу Аз, тии в правде своей спасутся, глаголет Господь^[57] (Иез. 14, 14, 20).

Ной изображает собою нестяжательность, Иов – терпение, Даниил – рассудительность. Если сии три добродетели есть в человеке, то Господь обитает в нем» (п. 60).

«Страх Божий, молитва и благотворение ближнему – вот три основания совершенства» (п. 160).

Авва Пимен заставляет мирянина сказать следующее: не умею говорить от Писания, а скажу вам притчу. Один человек сказал своему другу: «Я желаю видеть царя, пойдем со мною». Друг отвечал ему: «Пойду с тобою половину дороги». Сказал он и другому: «Пойди, проведи меня к царю». Он сказал: «Доведу тебя до царского дворца». Сказал он и третьему: «Пойдем со мною к царю». «Пойдем, – отвечал третий друг, – я доведу тебя до дворца, введу в него, скажу о тебе царю и представлю тебя ему». Спросили его: «Что значит эта притча?» Он ответил: «Первый друг есть подвижничество, которое доводит до истинного пути; второй – чистота, которая достигает до Небес, третий друг – милостыня, которая с дерзновением приводит к самому царю – Богу» (п. 109).

Когда, таким образом, с одной стороны – не дается уступки страстям, с другой – насаждаются добродетели, сердце мало-помалу умягчается (п. 182), согревается и приемлет в себя Божественный огнь, который только береги – и будешь безопасен. Авва Пимен говорит об этом: «Когда горшок снизу подогревается огнем, то ни муха, ни иное какое пресмыкающееся не может прикоснуться к нему; когда же простывает, тогда они садятся на него. То же бывает и с душою: доколе она пребывает в духовном делании (горении духа к Богу), враг не может поразить ее» (п. 111)» (9, с. 232–237).

68. О возможности и необходимости духовной жизни для ревнителей благочестия среди житейской суеты

Граф Сперанский проходит духовную жизнь. Государственный человек, почти непрестанно занятый то административными учреждениями, то улучшением порядков государственной жизни, находил возможным умно и сердечно пребывать в Боге – всеправящем, вездесущем, всевидящем. Это приводит мне на память обычную отговорку, которою светские люди прикрывают свое нехотение потрудиться как следует над делом Божиим, делом своего спасения: «Где уж нам!» Сперанский обличает их фактически, и не он один, но и другие многие. Помнится, ту же отговорку обличал и старец Василий в своих предисловиях к статьям Добротолюбия об умном делании или молитве, помещенных в жизнеописании старца Паисия Нямецкого. «Смотри, – говорит, – какую высокую жизнь проходили люди, занятые по долгу внешними делами», – и перечисляет их. Таков был домоправитель-вельможа, о котором упоминает Симеон Новый Богослов в Слове о вере, помещенном в Добротолюбии; таков был патриарх Фотий, знакомый с сим делом до патриаршества, при трудах государственного секретарства; таковы были и другие патриархи, у которых на руках лежало управление церковными делами, большею частию внешними, довольно хлопотливое. Старец Василий, выставляя этих деятелей духовных среди внешних обязательных дел, имел в виду расположить ревнителей благочестия к тому же роду жизни, в свое время. Не удастся ли и нам с вами подвигнуть кого-либо на подобные же опыты, представив им картину духовной жизни, как ее живописует Сперанский в своих письмах, конечно, с собственного своего опыта (10, с. 5–7)?

69. Ложный путь к духовному совершенству у мистиков и учение святых отцов о многотрудности духовного подвига

Мистицизм и квиетизм суть болезненные порождения ложно направленной религиозности. Они явились и возможны были только на Западе, в отпадших от Святой Церкви христианских общинах, и преимущественно во время брожения умов, произведенного протестанством и Реформацией. Они искали доброго дела – живого общения с Богом, но не тем путем искали; а главное, надеялись своими усилиями и как бы по праву завладеть тем, что надлежало ожидать от милости Божией и что надлежало принять как дар этой милости. В напряжениях этой самонадеянной самодеятельности разгоралось воображение и порождало мечтательные ожидания, которые, как жарко желаемые, скоро показались и сочтены исполнившимися и цель трудов – достигнутою. Все это раскрашивалось самыми привлекательными красками и представлялось в образах прелестных, в мечтательных заоблачных созерцаниях.

Писания их завлекают, ибо говорят о дорогих сердцу предметах, но они только манят, а ничего не дают. Это отличительная черта всех их (10, с. 12–13).

Истинная во Христе жизнь есть жизнь сокровенная, таинственная (мистическая). Апостол Павел называет ее животом сокровенным со Христом в Боге^[58] (Кол. 3, 3); апостол Петр – потаенным сердца человеком^[59] (1Пет. 3, 4); Сам Спаситель – Царствием Божиим внутрь нас^[60] (Лк. 17, 21). Но в явлении своем она очень проста. Неведомо, как приходит Дух и возбуждает к покаянию. Совершив этот внутренний переворот, Он потом вооружает верующее сердце на многотрудную борьбу со страстями, руководит в ней и помогает. Эта борьба есть у всякого, более или менее долгая и болезненная; она приводит к чистоте сердечной, ради которой верующий труженик удостоивается и яснейшего постижения истин Божиих, и сладостнейшего ощущения – того и другого в таких чертах, какие точно определены в Евангелии и Писаниях апостольских. Это последнее является уже в конце долгих трудов и многих испытаний – как венец наградный (10, с. 13–14).

Истину можно сказать только по опыту, по вкушении только духовных благ самим делом; а мистики самими мечтами своими заграждают для себя настоящую туда дорогу.

Напротив, в писаниях отеческих менее всего говорится об этих высших состояниях, а все о трудах покаяния, борьбы со страстями и разных при этом случаях (10, с. 14).

70. Поведение и признаки человека, в котором заглушено семя благодатно-духовной жизни, данной при Крещении. Христиане по имени

Все мы, православные христиане, получаем благодать возрождения в Таинстве Святого Крещения и благодатные дары Святого Духа в Таинстве Миропомазания. Это семя благодатно-духовной жизни во Христе Иисусе. В период воспитания следует развивать и его, наряду с развитием естественных сил человеческой природы, подобно тому, как св. Тимофею надлежало по заповеди св. апостола Павла возгревать в себе полученный им дар с возложением рук священничества (2Тим. 1, 6; 1Тим. 4, 14), иначе это семя заглохнет под гнетом злых движений и отправлений нашей жизни, как это и бывает нередко, если не большею частию.

Берите последний случай: семя благодатно-духовной жизни заглушено – и вы получите в человеке, возмужавшем или вступающем в жизнь, лицо без духа жизни о Христе Иисусе. Нерадение родителей и воспитателей раскрыть в нем начало и правила и требования сей жизни, а еще более недобрые примеры дома и вне, в старших и сверстниках, оставляют полный простор раскрытию в нем всех естественных недостатков поврежденного естества нашего. Но как раскрылся он, так потом начинает жить и действовать под влиянием всех страстных наклонностей и недобрых привычек, особенно своих удельных, ибо не у всех все. Он гневлив, своекорыстен, сластолюбив, горд, завистлив, похотлив, своенравен и пр. Не то чтоб эти и подобные им страсти действовали в нем поминутно, а как только выпадает случай. Не то также, чтоб он был зазорной жизни: нет, наружно он бывает исправен и не позволит себе осрамиться пред другими дурнотою нрава: жить напоказ – главная его пружина. Не то, наконец, чтобы в нем не было ничего доброго: Создателем положено в естество наше много добра и мы, при всей испорченности нашей, не можем вконец истребить его, так что оно проглядывает и проглядывает. В нем смесь добра со злом, и перевес того или другого зависит от случайностей. Ныне рассердился, завтра перенес обиду; ныне обидел кого, завтра окажет услугу; ныне воздержался, завтра предается всему разгару утешной жизни и т.п. Он действует, как повлечет его свой нрав и сплетение внешних обстоятельств жизни, действует по движению душевно-телесных изменений и по течению окружающих событий, позволяя себе самоуправление настолько, насколько дает ему к тому сил его самолюбие. Неотлучный спутник его – отчуждение от всего Божественного и духовного, от Церкви, от лиц с христианским характером, от святых книг и бесед о святом, хоть случайно иногда и попадает туда, где хотя-нехотя соприкасается со всем этим. Забота о своем спасении и о своей загробной участи никогда не посещает и не тревожит его. При всем том он приятный член общества, увлекательный собеседник, пользуется общим вниманием, уважением и славою. Только в нем ничего нет такого, что входит в состав жизни о Христе Иисусе (10, с. 16–18).

71. Признаки христиан с неполным воспитанием

Берите другой случай. Обращают внимание на христианское воспитание, но не доводят его до конца или оставляют без внимания существеннейшие и труднейшие стороны христианской жизни, останавливаясь на легчайших, видимых, внешних. Это недоконченное или не как следует направленное воспитание дает лица, которые тщательно соблюдают все установившиеся порядки благочестивой жизни, но мало обращают или и совсем не обращают внимания на внутренние движения сердца и на истинное преспеяние внутренней духовной жизни. Это не то, что лицемеры, которые намеренно так себя держат для своих особых целей: нет, они со всем усердием и любовию все исполняют и ограничиваются одним этим или преимущественно этим по незнанию лучшего, по неощущению недостаточности своего строя жизни. Они чужды смертных грехов, но за движениями помыслов сердечных не смотрят. Оттого иногда и посудят, и потщеславятся, и погордятся, и посерчают в чувстве правоты своего дела, увлекутся иногда красотою и утехами, иногда даже обидят в порывах неудовольствия, поленятся молиться и в молитве расхищаются в помышлениях суетных и прочее подобное – и ничего им. Движения эти малозначительны для них. Сходили в церковь или дома помолились, подали милостыню, по заведенному порядку, исправили свои обычные дела – и совершенно довольны и покойны. А что при этом происходит в сердце, им мало заботы; между тем оно может ковать злая и тем отнимать всю цену у их исправной благочестивой жизни (10, с. 18–20).

72. Трудность и длительность подвига к достижению цели и первые признаки прихождения внутрь Царствия Божия

Таким образом, кто-нибудь обращается от внешнего благочестия к внутреннему... при всей исправности, он не имеет покоя внутреннего; нет в нем того, что обетовано истинным христианам – мира и радости о Дусе Святе^[61] (Рим. 14, 17). Когда зародится в нем это беспокойное помышление, тогда беседа с знающими или книги растолковывают ему, в чем дело, и указывают существенный недостаток в строе его жизни, недостаток внимания к внутренним движениям и самоуправления. Уразумевает он, что существо жизни христианской состоит в том, чтобы стать умом в сердце пред Богом в Господе Иисусе Христе благодатию Святого Духа и, оттуда управляя всеми движениями внутренними и всеми действиями внешними, все в себе, и малое, и великое, обращать в служение Богу Триипостасному, пожершись Ему всецело сознанием и свободою (10, с. 21–22).

Уразумев это, он возлюбляет и, возлюбив, начинает ревновать о том, чтобы воспроизвести в себе такой строй жизни внутренней. О, когда бы для этого достаточно было одного желания и ревности! Задумал – и все бы явилось. Но на деле предлежит долгий и утомительный труд над собою, чтоб все упорядочить внутри себя по написанному. И что же выходит? – Цель видится светлая, желание достигнуть сильно, труд для того несется неутомимо – и, однако ж, ничто не спеется. Все будто валится из рук, и, когда думается, что вот-вот то, что так желательно, оно оказывается не тем, что желательно, словно мираж воды жаждущему в пустыне. Долго или коротко бывает так – зависит от благодати Божией: иной годы, иной десятки годов проводит трудясь, пока успеет стать в сердце и получить искомое, потому что, при всем труде и искании, строй тот производится не одними нашими усилиями. Его подает Господь, но без искания и усилия не подает. Видит искание усердное и труд болезненный и томление жаждущего сердца – сжаливается и подает чаемое благо. Почему Он так делает – Ему единому ведомо, только без этого болезненного искания никто не доходит до того нормального строя. Это секрет духовной жизни... В сокровищницу Божию нельзя вводить, не испытав верности вводимого (10, с. 22–23).

73. Об опасности чрезмерного увлечения богомыслием и богословием без практического внедрения в жизнь

Ищущий внутреннего Царствия Божия, или живого Богообщения, естественно думает все о Боге, с усилием обращая ум свой к Нему, о Нем только и читать ему хочется, о Нем и беседовать. Но эти одни занятия без других, о которых скажу после, не доведут до искомого. У мистиков это занятие одно выставляется на вид потому, что они теоретики, а не практики. Есть несколько излишества на этот предмет и в католических руководствах к духовной жизни, а это небезопасно. Оно приучает к легкоте, ибо легче умствовать, чем, например, молиться или внимать себе; располагает к самомнению, как работа ума, которому так сродно кичиться, и может совсем охладить к практике и, следовательно, остановить прочный успех, льстя успешностию в этом умовом деле. Посему-то здравые учители остерегаются от этого и советуют не вдаваться слишком в это занятие, с ущербом для других. Таково учение епископа Диадоха. Вот его слова: «Для ума злострадательно долгое упражнение в молитве, ради тесноты и сосредоточенности, требуемых молитвою; в богословствование же он с радостию вдается, ради простора и свободы, представляемой ему в этой области. Не должно позволять ему вступать на этот путь или паче меры воскрыляться на нем радостию» (10, с. 29–30).

74. Притча Господня о квасе: Царствие сначала сокровенно, а затем обнаруживается невольными влечениями внутрь пред Бога, пока достигнет постоянного внедрения в сердце

Припомните теперь притчу Господню о квасе, скрытом в трех сатех муки. Квас не вдруг делается заметным, но несколько времени остается скрытным, потом уже являет заметные действия и наконец проникает все тесто. Так и Царствие в нас сначала сокровенно содержится, потом обнаруживается, наконец раскрывается или является в силе. Обнаруживается оно показанными невольными влечениями внутрь пред Бога. Тут душа не самовластна, а подлежит стороннему воздействию. Кто- то берет ее и вводит внутрь. Это Бог, благодать Духа Святого, Господь и Спаситель: как ни скажи, сила слова одна.

Бог показывает этим, что принимает душу и хочет властвовать ею и вместе приучает ее к Своему властвованию, показывая каково оно. Пока эти влечения не покажутся, а они показываются не вдруг, человек, по-видимому, действует более сам, при скрытой помощи благодатной. Он напрягается вниманием и благонамерениями быть в себе, Бога помнить, отгонять пустомыслие и худомыслие и всякое дело богоугодно совершать, напрягается и трудится до утомления, но успеть в этом ему никак не удается: и мысли его расхищаются, и страстные движения одолевают его, и в делах оказываются нестроения и ошибки; все это оттого, что Бог еще не являет Своего властвования над душою. А как только показывается это (а показывается оно при сказанных влечениях), тотчас все внутри приходит в строй – знак, что Царь тут. Пусть всякий припомнит, что бывает у него на душе, когда его повлечет внутрь или когда ему захочется помолиться самому, без молитвенника. Вот это и есть то, о чем у нас речь. Тут разумеется не необыкновенное какое состояние, а такое, какое обще всем и какое бывает у всех, не нерадящих о спасении. Только бывает оно в разных степенях силы и длительности, а в существе одно и то же, начиная с легких движений, скоро преходящих, до невозмутимых внутренних предстояний Богу, продолжающихся иногда целые часы. Бог тут сказывает: «Вот чего ищи!» Кто поймет звание и взыщет, у того влечения те станут учащаться и более длиться, пока достигнут постоянного и неизменного водворения в сердце. У святых подвижников относительно этого всюду предписывается один закон: не пропускать без внимания этого состояния и не расстроивать его не только чем-либо внешним, но даже и внутренним размышлением или какими-либо предприятиями, хотя бы они были и добрые. Даже когда это бывает во время молитвословия, велят прекращать последнее и стоять пред Богом так, полагая только поклоны малые и большие. Побудет так на душе – и отойдет. Тогда опять начнется блуждание мыслей и приражение страстных движений. Душа с Неба спускается опять на землю, из света – в сумрак, из легкого покоя – в многотрудное делание. Терпи и жди, пока опять придет это обнаружение Царствия Божия в сердце. Так будет до тех пор, пока Богу угодно будет закрепить это углубленное внутрьпребывание навсегда и сделать его неотходным и неизменным. Искание этого последнего и есть собственно искание Царствия Божия; появления же его – раскрытие Царствия (10, с. 36–39).

75. При появлении влечения внутрь прекращается своеличная деятельность. Отличие его от уныния:

а) при отсутствии благодатных влечений;

б) при пресыщении от чтения и размышления

Сказав, что «Царствие Божие обнаруживается», Сперанский продолжает: «Тогда, когда все размышления, все рассуждения о предметах небесных становятся сухими, скучными, безвкусными»... Нет, не так: то влечение не есть следствие этого безвкусия, а безвкусие есть следствие того влечения. Надобно сказать так: когда то влечение обнаружится, тогда прекращается всякая своеличная деятельность, умом ли или другими силами, и желания ее нет; разве только враг может подходить и на что-нибудь наводить, внушая, что то и то тебе надо сделать или обдумать, чтоб развить начинающееся доброе состояние (10, с. 39–40).

У Сперанского это выражено слишком сильно: «сухими, скучными, безвкусными», тогда как довольно было сказать: все прекращается и оставляется. Если эти слова Сперанского понять так, как они звучат, то они будут указывать на бывающие в духовной жизни остановки от сухости, безвкусия и скучности. Это припадки духа уныния – мучителя подвижников. Но тогда не бывает никаких благодатных влечений, напротив, отсутствие их и бывает причиною уныния. Тут место только молчаливому терпению. Бывает также нечто похожее на это, когда кто долго читает со вниманием и углубленно размышляет о читаемом; душа насыщается тогда и читать более не хочет и требует утомленному вниманию отдыха в молитве. Само собою видно, что тут бывает влечение совсем не то, о котором идет речь: тут обычная потребность отдыха, обнаруживаемая утомленною душою, подобно тому, как обнаруживается она утомленным телом (10, с. 40–41).

76. У истинного христианина «един дух с Господом» (1 Кор. 6,17). Не «Христос в нас рождается», а совершается облечение во Христа (Гал. 3, 27; Кол. 3, 10)

Не Христос в нас рождается, а мы возрождаемся по образу Христа; ибо возрождение наше в купели Крещения есть обновление по образу Создавшаго (Кол. 3, 10), или облечение во Христа (Гал. 3, 27). Истинная жизнь человека, потерянная в падении, восстановлена и явлена в совершеннейшем виде в лице Иисуса Христа, Бога Слова воплощенного. Она в Нем в такой полноте, что все верующие почерпают в Нем себе истинную жизнь. Потому-то Он Сам Себя именует лозою, а всех верующих – ветвями на лозе, из лозы берущими жизненные соки.

У истинного христианина един дух с Господом (1Кор. 6, 17). Так тесен союз! А между тем христианин есть сам по себе; он не исчезает во Христе Господе, а, пребывая отдельною особою, устрояет себя по образу Христа. Производит это благодать Святого Духа, ниспосланного на землю по вознесении Христа Спасителя на Небеса и седении Его одесную Бога и Отца – и с того времени непрерывно пребывающего в Церкви и действующего в ней чрез Святые Таинства на освящение всего человечества. Такова наша духовная жизнь по источнику! Когда говорят: «Христос в нас рождается», то этим дается мысль, будто бы это производится в нас помимо нас, механически, а между тем действия благодати, обращенные на разумно-свободную тварь, не могут быть таковыми. Под ними всегда надобно доразумевать в человеке нравственно-свободные изменения ума и сердца. Эти изменения указаны пред сим, при объяснении, что есть Царствие Божие в нас.

В применении к началу жизни это будет воображение в себе Христа или преобразование своих настроений по свойствам Христа, чтоб было в нас самоотвержение Христово, терпение Христово, послушание Богу Христово, ум Христов – словом, все Христово (10, с. 41–43).

77. Период пождания: усиление ревности, уничтожение самонадеянности – «имиже веси судьбами, спаси мя», приобретение навыка богоугодной жизни, переход ревности внутрь. Значение Иисусовой молитвы для соединения ума с сердцем и прекращения брожения мыслей

Свет нисходит... Царствие Божие раскрывается – это то же, что у мореплавателей: берег! берег! Но это Царствие не приходит с усмотрением; нельзя рассчитать: то и то сделаю, так и так себя поставлю – и свет придет, и Царствие Божие раскроется. С нашей стороны, пожалуй, это так: исполняя все условия, входящие в приготовительные труды к проявлению Царствия в нас, упорствовать в ожидании его или, лучше сказать, со смиренным, постоянным, уповательным и умолительным терпением ждать, когда наконец угодно будет человеколюбивому Господу явить милость Свою к нам. Не вдруг дает Господь, а почему – Ему единому то ведомо. Жди с надеждою, ибо неложно обетование: к нему приидем, и обитель у него сотворим^[62] (Ин. 14, 23). Но да не будет ждание твое праздно. Господь ждет, пока, истощив все свои усилия, не видя успеха, во глубине сердца изречешь ты: «Имиже веси судьбами, спаси, Господи!» Но, чтоб истощить усилия, надобно усиливаться, или с усилием трудиться. Так уж положено, и по духу ревнующего так требуется. Решившись угождать Господу, он, не щадя себя, бросается на труды богоугождения и усталости не знает, и нет дела, на которое он не был бы готов тотчас: хочется ему отплатить за время, проведенное в нерадении. Полагаю, что и сама благодать наводит на этот порядок и дух действия. Но так только вначале...

Вначале и заметить нельзя, есть ли плод от трудов своих; со временем же, когда к порядкам богоугодной жизни приобретется навык и эта сторона не будет уже более требовать напряжения сил, дух ревности от вне переходит внутрь, от дел – к мыслям, чувствам и намерениям. Иного на это наводит Сам Господь благодатию Своею; другому подсказывает добрый собеседник или руководитель.

Обращается внутрь ревнитель и что, думаете вы, здесь находит? – Непрестанное брожение мыслей, непрестанные страстные приражения, дебелость и холодность сердца, упорство и неподвижность на послушание, желание делать все по-своему – словом, находит у себя внутри снова все в очень дурном состоянии. Опять разгорается ревность, и труды обращаются уже на свою внутреннюю жизнь, на мысли и расположения сердца. В руководствах к внутренней духовной жизни он найдет, что надобно внимать себе, надобно наблюдать за движениями сердца, дабы не допустить ничего недоброго, надо Бога помнить и пр. Начинаются труд и усилия в этом направлении. Но мыслей не удержишь, как подвижного воздуха; дурных чувств и движений не можешь не пропустить, как дурного запаха от трупа гниющего; и к памятованию о Боге не поднимается ум, как намокшая и подмерзшая птица. Что же делать? – Говорят: терпи и трудись. Идет терпение и труд, а внутри все одно и то же. Попадется наконец кто-нибудь из знающих дело и растолковывает: оттого у тебя все нестройно внутри, что там качествует разложение сил; ум идет своим чередом, а сердце – своим. Надобно ум соединить с сердцем; тогда брожение мыслей прекратится и ты получишь руль для управления кораблем души, рычаг, которым начнешь приводить в движение весь твой внутренний мир. Как же это? – Навыкни умом в сердце молиться: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!» – и эта молитва, когда научишься совершать ее как следует или, лучше, когда она привьется к сердцу, приведет тебя к желаемому концу: она сочетает ум твой с сердцем, она уложит брожение мыслей и даст тебе силу править движениями твоей души (10, с. 51–54).

78. Непрекращаемое влечение внутрь пред Бога есть водворение Царствия Божия внутрь нас и начало нового изменения во внутренней жизни, называемое одухотворением души и тела

Изъявившему согласие дается наставление, как совершать сию молитву. Следовало бы тотчас начаться труду упражнения в ней, но наперед приходится победить свое неверие. Никто еще, кого не касалось это дело, сразу не верил, чтобы такое простое средство могло привести к таким важным целям, особенно в связи с некоторыми приемами, определяющими порядок производства этой молитвы. Но, наконец, надобно же что-нибудь предпринять. И вот хотя-нехотя, с полуверою и с полуневерием начинается труд навыкновения этому спасительному деланию. Начатки плодов оживляют веру, вера усиливает труд и умножает плоды: дело спеется (10, с. 54–55).

В продолжение именно этого труда навыкновения умной молитве ко Господу учащаются, по милости Божией, те влечения внутрь пред Бога, о которых была уже речь. А потом приходит и то, что это вовлечение внутрь укрепляется навсегда и внутрьпребывание пред Богом становится непрекращаемым. Вот это и есть водворение Царствия Божия внутрь нас. Но, прибавим, это есть вместе с тем и начало для нового круга изменений во внутренней жизни, который прилично назвать одухотворением души и тела (10, с. 55–56).

В ходе сей жизни есть пространное поприще для упорства в ожидании. Все мается и мается бедная душа, ища и не обретая. Ожидать чего-нибудь от своих усилий и в ум уж не приходит. Давно уже исчезла всякая самоуверенность, и во глубине души только слышится: «имиже веси судьбами, спаси». Положение себя в руки Божии и чаяние всего от Его единой милости есть последний предел приготовления, готовности и годности к водворению Царствия Божия внутрь нас, которое, однако ж, всегда приходит не с усмотрением (см. Лк. 17, 20). Это состояние смиренного, без всяких притязаний, ожидания и есть сумрак веры (фраза мистиков), который сумрачен только по безвестности времени получения чаемого и искомого, тогда как предмет и основания ожидания совершенно ясны (10, с. 56).

79. Царствие Божие есть ни с чем не сравнимое сокровище, изображенное в притче о человеке, который, нашедши в поле сокровище, продал все, что имел

Полагаю, что у вас уже шевелится вопрос: да что же это за Царствие

Божие? На это отвечает вам далее Сперанский: «Никто не может ни описать его вам, ни дать о нем понятие: его чувствуешь, но оно не сообщаемо. Сам Иисус Христос описывает Царствие Божие лишь притчами и подобиями». Прибавим: то только всем ведомо, что это есть ни с чем не сравнимое драгоценное сокровище, не ожидаемое, а самым делом получаемое и обладаемое. Спаситель объясняет это притчею о человеке, который, нашедши на поле сокровище, обрадовался и в радости, никому не сказавши, распродал все, что имел, и купил поле то; и – другою – о купце, который, узнавши, что где-то есть драгоценная жемчужина, пошел, продал все, что имел, и купил жемчужину ту (Мф. 13, 44, 46). Можно, впрочем, в некоторой степени удовлетворить ваше любопытство, ибо что не определимо со стороны чувства, то может быть определяемо в чертах своего проявления (10, с. 56–57).

80. Царствие Божие наступает, когда Бог воцарится над нами; с психической точки зрения – когда ум сочетается с сердцем, сам срастворившись с памятью о Боге

Царствие Божие в нас есть, когда Бог воцаряется над нами, когда душа во глубине своей исповедует Бога своим Владыкою и покорствует Ему всеми силами, и Бог владычно действует в ней и еже хотети и еже деяти (Флп. 2, 13)^[63]. С психической же точки зрения о Царствии Божием должно сказать следующее: Царствие Божие в нас зарождается, когда ум сочетавается с сердцем, сам срастворившись с памятию о Боге. Человек тогда предает Господу как жертву, приятную Ему, свое сознание и свободу, а от Него получает власть над собою и силою, от Него получаемою, правит всем своим, внутренним и внешним, как бы от Его лица (10, с. 57–58).

81. Царствие Божие – это горение духа

Царствие Божие – это горение духа, свидетельствующее о зарождении внутренней жизни, и не только ум срастворяется с памятью о Боге, но и все существо наше духовное вступает в живое Богообщение: «Бог есть огнь». Теплота, зародившись в сердце, делается неотходною и держит при себе внимание ума – это представляет целостность нашего организма

Думаю, что и вам памятно, как в ответах старцев Варсонофия и Иоанна часто говорится о некоем огне, которому возгореться в душах учеников своих они желали всем желанием. Это говорят они о зарождении внутренней жизни, или о раскрытии Царствия Божия в нас. При этом сцентрировываются все силы жизни человеческой воедино, как в фокус, и это отражается горением духа, или духовною теплотою; при этом не только ум срастворяется с памятию о Боге и проникается ею, но и все существо наше духовное вступает в живое Богообщение: Бог... есть огнь (Евр. 12, 29). И вот теплота и горение духа водворяются в нас с момента раскрытия в нас Царствия Божия. Эта черта осязательнее всех, доступнее для понятия и больше дает удобства к объяснению проявлений духовной жизни. Известно, что когда человек в чувстве, тогда он весь сковывается тем чувством и готов и силен бывает беспрекословно делать все, к чему побуждает то чувство. Чувство походит на рычаг и руль в управлении своим внутренним. Его-то и добиваются, оно-то и дается. Что более всего озабочивает ищущего, так это внутреннее нестроение в мыслях и желаниях; вся его ревность обращена на то, как бы устранить это нестроение. К этому другого способа нет, как добыть это духовное чувство или теплоту сердечную, при памяти о Боге. Как только зародится эта теплота – мысли улягутся, внутренняя атмосфера станет ясна, станут видимы все зарождения добрых и недобрых движений души, и получится власть на отгнание последних. И на внешнее расходится этот внутренний свет, и там дает он возможность отличать должное от недолжного, сообщая и крепость установиться в первом, несмотря ни на какие препятствия; словом, тогда начинается истинная, действенная духовная жизнь, которая доселе была только в искании, а если и проявлялась, то урывками. И при тех влечениях, о которых была речь, бывает теплота, но она прекращается с прекращением влечения. Здесь же теплота, зародившись в сердце, остается неотходною и неотходным держит при себе внимание ума. Когда ум в сердце – это и есть сочетание ума с сердцем, представляющее целость нашего духовного организма.

Применительно к этому признаку – теплоте и горению духа – легче понять, почему те или другие способы употребляются для достижения сего состояния или для приготовления к нему (10, с. 58–61).

82. Теплота духовная, способы к ее зарождению:

1) трение – труды подвижнические; 2) умная молитва к Богу (держание на солнце) – не менее трудный, но скорее приводящий к цели. Огонек есть свидетельство зарождения духовной жизни – воцарение Господа в нас

Припомните, как возбуждается теплота в физическом мире: трут дерево об дерево и получают теплоту и даже огонь; держат вещь на солнце – и она согревается, а если сосредоточить побольше лучей, то и загорается. Способ к зарождению духовной теплоты похож на это. Трение – труды подвижничества; держание на солнце – умная молитва к Богу.

Труды подвижничества – это весь порядок богоугодной жизни. Перескажу его коротко. После того как в покаянии положено твердое намерение работать Господу и не оскорблять Его грехами, для успеха в этом и для дальнейшего движения по степеням совершенства христианской жизни требуется изменить внешний образ жизни и внешние свои отношения по требованию данного обета; связать тело правилами во всех его потребностях, особенно тех, которые больше дают подспорья страстям, благоразумным воздержанием, посильным бдением и трудом и отстранением раздражения чувств; занимать неопустительно все силы души, по духу начатой жизни: ум – душеспасительным чтением, собеседованием и богомыслием, волю – благими делами и начинаниями в исполнении заповедей Божиих, а сердце – всяким видом молитвования, церковного и домашнего, для возбуждения и утверждения в нем святых чувств и сочувствия к небесному; старательно держать дух в страхе Божием, в отрешении от земных благ и более всего – в покое со стороны совести. Так будут в постоянном трении и дух, и душа, и тело во всех силах и отправлениях, а чрез них и сердце – средоточие всех их. От этого оно само собою будет разогреваться все более и более, как идущий естественно разогревается от движения и напряжения сил. Трудами подвижничества может загореться огнь и в сердце, но не скоро, если они оставляются одни: путь этот многопрепятствен. Потому-то исстари ревнители спасения, опытные в духовной жизни, не отступая от этих трудов, по Божию внушению, открыли и предали к употреблению всех другой способ для согрения сердца, и притом простейший и легчайший на вид, но не менее трудный к исполнению, только скорее приводящий к цели – это целесообразное совершение умной молитвы к Господу Спасителю. Оно состоит в следующем: стань умом и вниманием в сердце и, восставив убеждение, что Господь близ и внимает, взывай к Нему умиленно: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного или грешную» – и делай это непрестанно: и в церкви, и дома, и на пути, и за делом, и за столом, и в постели, словом – с той минуты, как откроешь глаза, до той, как закроешь их. Это будет точь-в-точь соответствовать держанию вещей на солнце, потому что тут есть держание себя пред лицем Господа, Который есть Солнце умного мира. Ведать надлежит, что плод от этой молитвы начинается тогда, когда она привьется к сердцу и углубится в него, а для этого надобно потрудиться над навыком совершать ее; для этого надобно отделять исключительно на нее известную часть времени утром и вечером. Когда все это будешь проходить с усердием, неленостно и неопустительно, – милостив Господь: затеплится огонек в сердце, который будет свидетельствовать о зарождении в средоточии естества нашего внутренней духовной жизни или о воцарении Господа в нас (10, с. 61–64).

83. Царствие Божие раскрывается, когда затеплится неотходный духовный огнь в сердце из отношения к Богу: внутрьпребывание.

Такой строй устанавливается каждодневно с минуты пробуждения, пока сон не смежит очи: а) прекращаются нестроения, возникающие в период искания; б) прекращается неудержимое брожение мыслей; в) светлость во всем внутреннем: стоит одна память о Господе; г) недобрый помысл и чувство в самом зародыше встречают сопротивление; д) совесть всегда хранится чистою пред Господом; е) теплота непрестанная есть дух жизни

Отличительная черта состояния, когда раскрывается Царствие Божие внутрь, или, что то же, когда затепливается неотходный духовный огнь в сердце из отношения к Богу, есть внутрьпребывание. Сознание все сосредотачивается в сердце и стоит пред лицем Господа, изливая пред Ним свои чувства, более же всего болезненно припадая к Нему в смиренных чувствах покаяния, с соприсущею готовностию весь живот свой посвящать на служение Ему Единому. Такой строй устанавливается каждодневно с минуты пробуждения от сна, держится весь день, при всех трудах и занятиях и не отходит, пока сон не смежит очи. Вместе с образованием такого строя прекращается все нестроение, которое качествовало внутри до этого момента, в период искания, в это переходное состояние томления, как называет его Сперанский...

Неудержимое брожение мыслей прекращается; атмосфера души становится чистою и безоблачною: стоит одна мысль и память о Господе. Отсюда светлость во всем внутреннем. Все там ясно; всякое движение замечается и достойно оценивается при умном свете, исходящем от лица Господа созерцаемого. Вследствие сего всякий недобрый помысл и недоброе чувство, приражающиеся к сердцу, в самом зародыше встречают сопротивление и прогоняются. Тут исполняется то, что советует Филофей Синайский: «От утра стань у входа сердца и именем Иисусовым поражай подступающих врагов». Это прогнание недоброго может быть мгновенно, но может длиться часы, дни, месяцы и годы; между тем существо дела всегда одно: именно то, что ничто недоброе не допускается в сердце, а встречает решительный отпор с минуты сознания недоброты его, и гнание его не прекращается, пока совершенно не упразднится от него сердце. Вслед за сим, что ни думается, что ни чувствуется, что ни желается, что ни говорится и ни делается, думается, чувствуется, желается, говорится и делается по точному сознанию, что все такое не оскорбляет неотступно созерцаемого Господа, благоугодно Ему и сообразно с Его волею. Если же против воли и проскользнет что-либо противное, тотчас смиренно исповедуется Господу и очищается внутренним покаянием или внешним исповеданием, так что совесть всегда хранится чистою пред Господом. В награду за весь такой внутренний труд подается дерзновение к Богу в молитве, которая и теплится непрестанно в сердце. Теплота молитвы непрестанная есть дух этой жизни, так что с прекращением сего тепления прекращается и движение духовной жизни, как с прекращением дыхания прекращается жизнь телесная (10, с. 80–83).

84. Период пождания (состояние искания) и признаки Царствия Божия – периода Богообщения, Боговселения

[Рассмотрим] свое новое состояние со стороны умовой, сердечной и деятельной...

Ум стоит в сердце пред Господом, в том убеждении или чувстве, что Он тут есть, видит, слышит и внимает. Возделывается это умным в сердце молитвенным обращением к Господу, пока это не станет преобладающим чувством; а оно становится таковым вместе с зарождением того состояния, о котором идет речь. Вместе с этим туман внутренний рассеивается, и там становится все светло от Господа созерцаемого, Который есть свет

Пока не возделано это умное видение Господа в сердце – все ограничивается чтениями, воспроизводящими пред нами ту же истину под разными точками зрения, то есть обращаешься постоянно в том же кругу мыслей, верных по сущности, но бесплодных в своем приложении.

Сознав, в чем существо жизни христианской, и не находя ее в себе, ум начинает работать, чтоб добиться до того, читает, размышляет, беседует. При этом та истина, что жизнь зависит от сочетания с Господом, представляется в разных видах и обсуждается, но все еще остается далекою от сердца, еще не ощущается, оттого и плода не приносит. Мысли неудержимо бродят и колеблют нередко самые основания жизни. Главное, что в этом состоянии томит и тревожит, – это то, что все истины веры, будучи содержимы только познавательною стороною, подвержены в ней нападению недоразумений, сомнений и неверия. Только когда преобладающим чувством станет ощущение спасения в Господе (что бывает современно с зарождением состояния, о котором идет речь), истины святой веры начнут, одна за другою, переходить в сердце и, обращаясь в сок и кровь, отстранять наперед всякую возможность недоумений и сомнений. После сего можете слышать тысячи возражений – сердце не поколеблется, ибо оно ощущает, что все воистину так и есть, как исповедуется. До того же времени вот что бывает, как хорошо описывает далее Сперанский.

«Уверяешь себя, что все подвигаешься вперед, и, по естественному заблуждению, из разнообразия точек зрения заключаешь, что расширяешь и умножаешь свои сведения; между тем великие вопросы о воплощении, о страданьях, о смерти, о воскресении Иисуса Христа остаются неразрешенными, или стараешься согласовать их посредством аллегорических толкований и систем, более или менее остроумных, и, если в конце концов еще не находишься погруженным в сомнения, уверяешь себя, что ходишь в сумраке веры: это великое слово, дурно понятое и еще хуже приложенное, отвечает на все и успокаивает насчет всего».

Больше или меньше, но все испытывают это, особенно из тех, которые заняты науками и, следовательно, развивают в себе более познавательную сторону. Жалки все приемы для успокоения ума, придумываемые теми, которые вступают в область веры без смиренной покорности вере, с самонадеянною уверенностию все понять и уяснить! Недоумение за недоумением роится в уме, и сам же он спешит устранить их своими способами, но что ни придумывает – удовлетворения не встречает. И всегда будет так, пока сердце опытно не ощутит истинности всех истин святой веры. Тогда всем колебаниям и недоумениям конец, тогда душа успокаивается на лоне веры и свет Божий прочно озаряет все внутреннее...

То же у Сперанского и в отношении к чувству: он только намекнул на то, что бывает в этом состоянии, а больше говорит о нем, как оно бывает в состоянии предыдущем. В этом состоянии в сердце теплится молитва и дает силу отражать все суетные приражения. И в предыдущем состоянии была молитва (трудовая), но сердце почти постоянно было холодно и разве-разве когда подвигалось на теплую и усердную молитву. Теперь напротив – теплота молитвенная не отходит, а только кое-когда нападает охлаждение, которое скоро прогоняется терпеливым пребыванием в порядках и занятиях, возбуждающих чувство. Есть большая разница и в отношениях сердца к суетным и страстным приражениям – кто от них свободен! – но в предыдущем состоянии они входили в сердце, совосхищали его и будто силою брали сочувствие; оттого, хоть дел грешных не было и там, но сердце редко оставалось свободным от осквернения соуслаждением греховным. И теперь подходят те же приражения; но у входа сердца неотходно стоит страж – внимание – и именем Господа Иисуса отражает сих врагов. И только когда-то, когда враг воровски успевает заронить сласть такую, которая, впрочем, тотчас замечается, извергается и очищается покаянием до того, что и следа ее не остается. Таков обычный строй сердца в состоянии, о котором идет речь. Посмотрим теперь, что далее говорит Сперанский.

«Молитва становится кротче и горячее, или независимее, то есть из словесной она обращается в умную».

Да, это так и есть. Обращается не в умную только, но вместе и сердечную и становится умно-сердечною или сердечно-умною. Сердце молится – и ум держит во внимании и молитве. Но что пред этим сказано: «Внимательное прилежание к благочестивому чтению естественным образом производит изменение в молитве», то есть будто изменение в молитве происходит от внимательного чтения – это сюда нейдет. Благочестивое чтение в предыдущем состоянии предрасполагает к молитве или дает материал для нее, но в том состоянии молитва держится сама, исходя из всего внутреннего строя и держась на нем. Тут она все держит и всему дает движение и жизнь – и чтению, и рассуждению помыслов, и всякому благомыслию и благожеланию, ибо становится дыханием жизни духовной (10, с. 84–90).

Охлаждения бывают и в этот период неотходной теплоты сердца от внутрьпребывания пред лицем Господа, но не характеризуют его. Они здесь случайны: тогда как в предыдущем состоянии, в переходном периоде искания, эти расхищения ума, блуждания помыслов, холодность или дебелость сердца постоянны. Только в минуты благодатного влечения внутрь улегаются волны мыслей и умягчается немного сердце; но как только кончится это, опять начинается то же. И это до тех пор, пока не зародится настоящая внутренняя жизнь, первое благо которой есть неотходная теплота сердца и умирение помыслов. Испытывать это скорбно, но сил совладать с собою все же нет; и ничего не остается, как, трудясь над собою по силе, терпеливо ждать, когда посетит Господь. Надежда получить от милостивого Господа искомое и держит в начатом пути, но уже никак не гордость. Гордость отгоняет благодать Божию и причиняет отступление помощи свыше, могущее сопровождаться гибельными последствиями. Гордость может еще держать в исправности внешнее поведение; но чтоб она располагала к трудам на стяжание внутреннего совершенства – никогда! Напротив, при первом шаге внутрь надо будет вооружиться на нее саму. А если этого не будет, то и успеха не будет, потому что гордость есть отрицание всякой помощи свыше; а без нее все наши усилия – ничто (10, с. 90–92).

При всем внутреннем убеждении, – говорится далее, – в обязанности смирения, на деле спотыкаешься на каждом шагу, и самый осторожный проводит жизнь скорее в том, что сознает свои падения, чем в том, что их избегает. Дорожишь всем, а между тем чувствуешь, что от всего следует отрешиться. Таким образом, относительно всех чувств, наиболее существенных для благочестия (говорю о молитве, о смирении и об отрешении), живешь почти в постоянном противоречии».

Обе эти черты – самомнение и дорожание всем – качествуют в предыдущем состоянии, и не они одни, а и все прочие недобрые чувства и страсти живут в сердце, там спрятаны и из него выходят, когда искушают. Оттого и противоречие или постоянный разлад с собою; ум и сознание требуют одного, а сердце держит свое. В состоянии же благодати или ощутимого богообщения все страстное и неправое извергается из сердца: там вселяется благодатный огнь и начинает пережигать все наше естество из средоточия его. Дурные помыслы и страсти уже не из сердца исходят, а нападают совне и искушают, ища пробраться опять внутрь, но всегда бывают отражаемы. Что касается до указанных здесь чувств, то именно на совершенном их погашении и созидается истинно духовная, внутренняя жизнь. Только тогда, когда невозвратно отходит всякая самонадеянность и самоуверенность, эти чада гордости, всякое дорожание чем-либо и всякая надежда на что-либо, кроме Бога, – только тогда и открывается доступ к нам Божию вседействию, возжигающему в сердце огнь жизни о Господе.

Вот что, наконец, говорится о действиях:

«Поведение вообще становится правильнее, совесть – чувствительнее; слабости представляются пороками, пороки – преступлениями».

Это решительно так. Неотходно стоя умом в сердце пред лицем Господа, человек всякое свое дело, и внутреннее и внешнее, со всеми соприкосновенностями, обсуждает так, чтоб оно вполне было угодно Господу зримому. Страх Божий – председатель в этом суде; рассуждение помыслов – делопроизводитель; совесть – судия, полагающий окончательное решение. Заседание этого внутреннего совета непрерывно. Потому-то у такого человека все дела совершаются не иначе, как по верному сознанию воли Божией на них – велики ли они или малы. Ничто не делается как попало; внутри идет трезвенное и осмотрительное самоуправление. Господь, возобладавший сердцем, дает на то силу человеку. И он силен бывает не только противостоять внешним обстоятельствам, но и течению внутренних изменений и движений. Свойство Царствия Божия таково, что человек, возымевший Бога Царем своим, сам воцаряем бывает над собою и всею своею жизнию и все обращает в способ богоугождения. А до этого что бывает?

«Не углубляешься, – пишет далее Сперанский, – достаточно в сердце; признаешь себя за великого грешника, но в то же время говоришь себе: “таков человек”, и, обобщая таким образом свою испорченность, умаляешь ее хитрыми изворотами своего самолюбия, скрываешь ее от себя, и живительный огнь раскаяния лишь скользит по язве. Это самое плачевное заблуждение!»

Но как этому и быть иначе? Не установился внутри, ну и не видишь, что такое там деется и как деется. Там все течет само собою, без удержи и самовластного направления, а вслед за тем и вовсе вне так делается, как поведут обстоятельства. От такого механизма жизни неправости не замечаются, разве уж резкие какие и большие, как бревно; а не будучи замечаемы, не вызывают раскаяния и заботы об исправлении – и живет человек как живется. Хоть и положил он намерение жить как следует, да совладать-то с собою сил не имеет...

«Подведем, – говорит он, – итоги: мало света, беспрестанное противоречие в чувствах, много нечистоты в действиях; таково это состояние, которое я называю состоянием томления. Томление – истинное ему название, ибо чувствуешь себя неспособным отступить, слишком слабым, чтоб идти вперед, и, однако ж, несчастным, оставаясь на месте. Сидя около купели, проводишь года, восклицая: “Человека не имам”. О, когда придет спасение Израилево, чтоб бросить нас в эту живительную купель! Каким образом Он, принятый нами в сердце, дает нам томиться таким образом? Он внутри нас, но нас самих там нет. Итак, нужно нам туда вернуться. Довольно читать – нужно действовать; довольно глядеть, как ходят другие, – надобно ходить самому».

К этим прекрасным мыслям и внушениям нечего прибавить. Хочешь внутренней жизни – войди внутрь (10, с. 92–96).

85. Говение: раскаяние, Исповедь, Причащение

Как войти внутрь...

...[Сперанский] говорит об образе первого вступления в путь, ведущий к тому, таком образе, которым можно измерять шаги вперед на этом пути. Именно он говорит об удалении по временам от мира для того, чтобы поглубже заняться собою, об Исповеди и Причащении. Хоть эти три действия он называет тремя шагами, но в практике нашей Церкви это одно дело – говение.

Что за дивное у нас учреждение – это говение! Хочет не хочет человек, но глубже займется собою и усерднее припадет ко Господу; а тут, неведомо как, у одного засеменяется решение исправить свою жизнь, у другого зарождается забота от внешней исправности перейти к внутренней, у третьего – возгорается огнь внутренней пред Богом жизни; далее – поддерживается и усиливается этот огнь строгим исполнением сего же учреждения во все положенные у нас посты и кроме их.

Сказав, что надо войти внутрь пред Господа, Сперанский определяет шаги туда. «Первый шаг, – говорит он, – состоит в том, чтобы войти в самого себя (удалясь от мира); второй шаг есть раскаяние; третий – Причащение».

Иначе сказать: брось все дела на время, пересмотри всю свою жизнь, отвратись от всего худого, оплачь то, что следует оплакать, и, положив намерение ходить по заповедям непорочно, очисти себя покаянием; затем чашу спасения приими, чтоб искренне соединиться с Господом. Обновившись таким образом, ты с новыми силами опять вступишь в порядок своей жизни, на труды о спасении, соответственно степени твоего духовного преспеяния. Выносится из этого чина говения не всеми одно: одни выносят решимость жить исправно, другие – ревность о внутренней жизни, третьи – огнь этой жизни или поддержание и усиление его...

«Удаление от мира. Быть одиноким^[64] среди мира есть принадлежность существ совершенных, на которую мы не должны иметь притязания^[65]. Периодические удаления необходимы. Посвятите одну-две недели на удаление, хочу сказать, на самое строгое одиночество ^[66]. Странность, приличия – все это вздор в сравнении со спасением^[67]. Употребите это время единственно на то, чтоб рассматривать самого себя, без всякой примеси теоретических размышлений. Довольно вы размышляли, пора вам себя обсудить. Производите над собою следствие с трех главных точек: гражданской, нравственной и религиозной^[68].

Недостаточно осудить себя в общих чертах – великая ошибка обыкновенных исповедей! – нужно спуститься до малейших подробностей, нужно иметь храбрость взглянуть в лицо всем безобразным формам своего беззакония^[69]. Я слишком полагаюсь на благость нашего Спасителя и на благодать, уже пребывающую в нас, чтоб не надеяться, что взгляд ваш не будет отведен изворотами самолюбия и что вы будете иметь достаточно сил, чтоб увидеть себя таковым, как вы есть^[70]. Не выходите из этого горнила прежде, чем когда вы убедитесь, что злодей, влекомый в темницу и терзаемый публичною казнию, есть некоторого рода святой^[71] в сравнении с нами, людьми добра и внутреннего благочестия, которые имеем притязания^[72] на благодать и на общение с Иисусом Христом (вы легко проникнитесь этою истиною, вместе горькою и спасительною). При этом разборе следует остерегаться одного камня претыкания: судя себя, не следует судить других, следует держаться своей личности и предоставлять все сравнения Тому, Кто ведает сердца ^[73]» (10, с. 97–103).

"Раскаяние^[74]. Когда чувствуешь себя проникнутым, растерзанным в сознании своего беззакония, тогда понимаешь впервые, что такое раскаяние. Сердце сокрушенное не есть выражение метафорическое: это истинное и положительное ощущение; чувствуешь, как оно сокрушается, стирается в прах. Не бойтесь измять его; напротив того, разорвите его, окончательно^[75] свидетельствуя, так сказать, публично об этом внутреннем раскаянии, – хочу сказать, исповедуясь в церкви, то есть священнику, который в некотором роде есть представитель, уполномоченный всех наших верующих братий, известных и неизвестных, видимых и невидимых, живых и умерших, составляющих в смысле мистическом и истинном тело Иисуса Христа. Не боюсь утверждать, что внутреннее раскаяние, как бы оно ни было горячо, без этой форменной Исповеди (разве при неодолимых препятствиях) всегда будет не полно^[76]« (10, с. 103–106).

«Причащение. В Причащении Иисус Христос истинно соединяется с нами. Он всегда в нас^[77] (и это присутствие называется благодатию; вот истинный смысл этого выражения, столь мало известный книжникам нашего века), хотя мы Его и не ощущаем, но мы должны Его ощущать в себе; и для того, чтоб возбуждать или оживлять сие ощущение, и установлено Святое Причастие ^[78].

Таким образом, Причащение есть дело существенное в христианской жизни, как в теле – принятие каждым малым членом кровяных частиц существенно в деле жизни его. Ощущение живого с Господом общения при этом может быть и не быть. Это в руках Господа: как Ему угодно, так и творит. Но в достойно причащающихся жизнь от Господа всегда приемлется и действует – сокровенно ли то или явно. Те, которые уверяют, что вследствие постоянного непрерывного общения они могут обойтись и без этого специального сочетания, заблуждаются глубоко. Ибо, во-первых, постоянное общение предполагает высокую степень святости – а кто будет достаточно смел, чтоб ее себе приписать? Далее, предположив даже, что существует это непрерывное общение, сие другое, нарочитое и символическое, общение лишь оживит и усилит его. Итак, оно во всяком случае чрезвычайно полезно и нужно^[79].

Присовокупите к этим доводам, что ваша церковь представляет к этому упражнению столь великие удобства, что не пользоваться ими непростительно^[80]. Было бы излишне предупреждать вас относительно другой опасности – сердечной сухости. Вам слишком хорошо известно, что кротость и горячность чувства не всегда суть верное ручательство в умножении благодати; напротив, она действует могущественнее при внутренних мучениях и крестах^[81]» (10, с. 106–109).

86. После достижения состояния ощутительного Богообщения начинается новый период в духовной жизни, приводящий к верху совершенства – состоянию чистоты

Сперанский продолжает: «Возвращайтесь, о, возвращайтесь, любезный друг, к этим трем упражнениям^[82], и смею вас уверить от имени Того, Чья радость состоит в жизни и общении с людьми, что Он не замедлит явиться^[83]. Он придет излить свет Свой на ваш разум, очищать чувство ваше, руководить вашими действиями. Вы ощутите в себе силы, до сих пор вам неизвестные^[84]. Томления ваши рассеются, ибо Он придет не в виде мысли, отвлеченного понятия, как испытывали вы доселе, но столь же действительно, столь же физически^[85], как сегодня – восходящее солнце. Ибо когда раз раскроется пред нами зрелище духовного мира, невозможно не чувствовать солнца, им управляющего ^[86].

Но спрашиваю вас: что действительнее – мир духовный или вещественный?^[87] Не говорю, чтобы все было сделано, как только достигнешь этого состояния ощутимого общения^[88]. О нет, остается еще сделать многое, чтоб достигнуть иного общения, которое уже неощутимо, но трансцендентально отрешено не только от всякого образа, но и от всякой мысли, общения, почти неизъяснимого словом, хотя весьма действительного^[89]. Когда вы раз прочно утвердитесь в нем, тогда вы или не будете более нуждаться в моих советах (ибо Он поведет вас Сам), или, если Он еще захочет действовать чрез меня, то Он даст мне к тому способы и силы^[90]. О, сколь великие вещи Он вам откроет! Внутренности ваши тогда буквально вострепещут от радости. Верьте мне, при нашей разлуке мы с вами питались лишь молоком. Совсем иной вкус имеет хлеб сильных, хотя он и составлен из тех же начал^[91].

Я теперь знаю довольно точно ваш образ жизни в свете и не скрываю от себя всех трудностей, с которыми придется вам бороться для того, чтоб предаться с последовательностию этим упражнениям^[92]. Но подумайте, 1) что вы уже получили значительные задатки Святого Духа и что подобные отступничества, когда они упорны, не прощаются^[93]; 2) что все то, что теперь кажется вам обязательством, долгом признательности, удовольствием, приличием, чрез два-три месяца покажется почти смешным^[94]; 3) разве и на этом пути, как и на всяком другом, не нужны жертвы? и долго ли мы останемся ни холодными, ни теплыми? 4) всегда есть средства разделаться со светом и уклониться от него потихоньку и без разрыва^[95]» (10, с. 109–116).

87. О необходимости подвига и некоторых особенностях этого периода

«Во время ваших удалений от света в предотвращение рассеянности мыслей изберите себе чтение простое, например “Подражение”, или делайте переводы – словом, возьмитесь за упражнение, которое бы заняло ваш ум, не побуждая его к исследованию. Но главное, предавайтесь молитве и тщательному рассмотрению вашей прошлой жизни^[96].

В прочие времена посоветую вам подробное изучение Библии, не потому, чтоб истинный свет истекал из буквы, нет, но чрез это посредство изливается он обыкновенно. Итак, надобно запастись этим материалом на время его действия. Утвердитесь в буквальном смысле, и Учитель в свое время раскроет вам смысл истинный... Начните с Ветхого Завета: это ступень необходимая, чтобы возвыситься до Нового. Но еще раз: никто не должен льститься мыслию, что он видит ясно, пока его не озарит свет свыше^[97]» (10, с. 116–118).

88. О «сумраке веры», видениях и ложном мистицизме и о необходимости опытного руководителя

Ходить в сумраке веры будет означать ходить в преданности в волю Божию. Вера, по патриарху Каллисту, двояка: одна теоретическая, которая верует в догматы; другая – деятельная, которая состоит в уверенности в Боге, в том, что Бог не оставит прилепившегося к Нему, но соблюдет его невредимо и, имиже весть судьбами, введет в Царство Свое вечное. Но в этом существо преданности в волю Божию и смиренной покорности Его распоряжениям относительно участи нашей. У патриарха Каллиста это выражено так: веру разумеем ту, которая свидетельством ума утверждает сердце быть несомненным в извещении упования, отстоящем от всякого мнения (колебания) (10, с. 229–230).

У Сперанского мысль о видениях не согласна с учением отеческим. Отцы говорят, чтобы совсем не принимать видений, а Сперанский говорит: «Не прилепляться, но принимать их с благодарностию», и выставляет причину такую: «Это Дух Божий, но Дух, сквозящий вещество, еще недостаточно очищенное». Так решительно и без ограничений нельзя говорить о видениях. Не надо забывать, что есть видения – плод разгоряченного воображения и есть видения – прелесть бесовская. Благодатные видения очень редки и устрояются Духом Божиим в видах воспитания духовного. Таким образом, есть видения и от Духа Божия, но надо быть очень осторожным в различении их, ибо недалеко от себя имеем темного искусника, умеющего принимать вид ангела светлого. И сколько было неосторожных, погибших от неразборчивого доверия видениям (10, с. 230–231)!

89. О происхождении ложного мистицизма, с указанием, как избежать его

Истинно христианская жизнь есть жизнь сокровенная со Христом в Боге. Она таинственна и в зарождении, и в путях созревания, и в своем совершенстве. Потому не всякий мистицизм есть ложный. Ложный мистицизм происходит от уклонения с правого пути восхождения к Богообщению. Начало этого пути – покаяние. Покаявшийся исправляет все пути жизни своей и свою душу и тело во всех силах и отправлениях их, облагает правилами, исполнением которых убивается и изглаживается привившееся к ним зло, а воспитывается и укрепляется сродное им добро. Все это в совокупности составляет порядок богоугодной жизни. Регулятор всего – благоразумие с советом опытных. Они учреждают все правила сообразно с характером лица и внешним его положением. Ходить в этих заведенных порядках составляет деятельную жизнь. Но поскольку всем этим чают угождать Богу, то отношение к Богу неизбежно блюдется во всех такого рода делах, – во всех такого рода делах общение ума и сердца к Богу должно составлять неотъемлемую часть, внутреннейшую душу их, условие их благоугодности. Если обращение ума и сердца к Богу есть молитва, то молитва составляет душу деятельной жизни в ее должном строе и направлении. Но молитва имеет и свою особую, исключительно ей принадлежащую часть в жизни, где она одна царствует. Это молитвенный подвиг. Начинается он усвоением чужих молитв, оставленных нам богомудрыми отцами; когда же таким образом воспитается дух молитвенный, молитва начинает восходить на степень молитвы своеличной, где она проходит новые степени, из которых первая есть молитва умная, вторая – умно-сердечная, третья – духовная, или созерцательная. Жизнь в Боге – целая жизнь; она же и существо молитвы. Следовательно, правый путь восхождения по степеням молитвы есть правый путь восхождения к богообщению, или, что то же, есть правый мистицизм. Уклонения от правого восхождения молитвы к совершенству есть вместе уклонение в ложный мистицизм. Нетрудно заметить место этому уклонению, или первую точку отправления в уклонение: это переход от словесной молитвы, по готовым молитвам, к молитве своеличной, иначе, переход от внешнего молитвословия к внутреннему, умному. Удалить от этой точки заблуждение – будет значить удалить уклонение в ложный мистицизм. Уклонение в ложный мистицизм у отцов, подвижников трезвенных называется уклонением в прелесть.

Мы видели эти уклонения от правоты на пути движения от вне внутрь... Одни застревают на воображении, другие останавливаются на умоголовном делании. Истинный шаг делают те, которые, минуя эти станции, проходят до сердца и укрываются в нем. Но и здесь еще возможно заблуждение, потому что часть умно-сердечной молитвы есть самодельная, трудовая; а где мы, там всегда есть возможность падения в прелесть, точно так же, как и в грех. Безопасность начинается, когда утвердится в сердце чистая и непарительная молитва, которая есть знамение осенения сердца осязательною благодатию, ибо тут образуются чувства, обученные в рассуждении добра и зла. Итак, с самого начала движения от вне внутрь до сего блаженного момента возможно уклонение в ложный мистицизм. Как же избежать этого несчастия? У отцов для этого указывается один способ: не оставайся один, имей опытного советника и руководителя. Если нет его, сойдитесь двое-трое и руководитесь взаимно при свете отеческих писаний. Другого пути к избежанию заблуждений мистицизма я не знаю, кроме разве особого благодатного руководства, которого сподоблялись немногие избранные Божии. Но это особенности, а мы говорим о путях жизни, общих всем (10, с. 231–235).

«Теперь посмотрим, что говорит об этом Сперанский.

«Откуда происходят заблуждения ложного мистицизма? От ревности по вере, не очищенной от самолюбия. Какое средство к сему очищению? Пост, строгое наблюдение за своими мыслями, сражение с чувствами, жизнь покаяния. Но все это есть деятельность моего же самого ума и сердца, которую должно умертвить, и хотя деятельность, без сомнения, похвальная, но все же – упражнение, все – развитие сил душевных, все – случай и повод к той же самой гордости и самолюбию. Следовательно, не отвергая деятельных путей, все остается заключить, что молитва, и молитва умная, есть единый путь совершенно безопасный. Видения, глубокие и, по-видимому, вдохновенные мысли – все суть мысли, все упражнения ума, а не прилепление, не онемение его в едином Боге».

Итак, когда утвердится молитва умная и дойдет до последней степени своего совершенства, на которой ум, прилепляясь к Богу, онемевает в единении с Ним (преисполняясь любви и преданности к Богу), тогда в этом огне сгорает самолюбие и вследствие того минует опасность от заблуждений. Совершенно так! Здесь, ради всецелой преданности Богу, уже Бог будет и еже хотети, и еже деяти^[98] (Флп. 2, 13). Но ведь это состояние является не вдруг, как только захочешь его иметь. Надо прежде того пройти более или менее долгий путь; а на этом-то пути и рассеяны все распутия, от уклонения в которые без верного стороннего указания только особое чудо благодати Божией может спасти иного за крайне детскую простоту веры; а другим- то как же быть? Умная молитва, говорит, спасет, но умная молитва сама имеет крайнюю нужду в руководстве, пока она есть самоделательная или трудовая. В это-то время делания умной молитвы, не направляемого искусною рукою, большею частию и сбиваются с пути. Итак, высказанное Сперанским средство не полно и не надежно. Главная в нем ошибка в том, что человек оставляется один на этом примрачном и скрытном пути внутренней жизни, особенно при первых шагах по нему.

У всех отцов, писавших руководства к духовной жизни, первым пунктом в правилах для вступающего во внутреннюю жизнь ставится иметь духовного отца-руководителя и его слушаться... Вот что говорит Григорий Синаит: «Без учителя самому успеть в умном делании невозможно. Что делаешь сам по себе, а не по совету предуспевших, то рождает опасное самомнение. Если Сын Божий ничего не творил Сам о Себе, но как научил Его Отец, так творил, и Дух Святый не о Себе глаголал, то кто это такой между нами до толикой достиг высоты совершенства, что уже не требует никого иного, кто бы руководил его? Гордость это, а не добродетель! Такой уже в прелести состоит, то есть вступил на ложный путь уклонения к заблуждениям».

А вот слова Каллиста Патриарха: «Прежде всего попекись найти себе наставника и учителя не прелестного и, нашедши его, вполне отдайся ему, как отцу родному сын отцелюбивый, ходя по повелениям его неуклонно и на него взирая, как на Самого Христа. Кто хочет жить сам, то есть самоугодно, без наставника, тот, по слову Лествичника, легко уклоняется в заблуждение и погибает, хотя бы он всю премудрость мира сего исчерпал. Не с советом ходящие ходят будто в сонном мечтании; они много сеют, но пожинают очень мало и вместо пшеницы – увы! – собирают плевелы».

И в деятельной жизни редко кто обойдется без преткновения, оставаясь с одним своим благоразумием. Но тут, по крайней мере, вред не так велик: одно дело, не так сделанное, если надобно, и переделать легко или в другой раз сделать его как следует. В умном же делании уклонение от правого пути дает свое направление всему внутреннему, которое не вдруг можно переменить. Одни из таких, как мы видели, запутываются в сетях воображения, другие останавливаются на умоголовном делании, или, по Симеону Новому Богослову, на первой и второй степени внимания молитвы или умного делания. И когда они закрепнут в этом строе, то самый опытный и самый усердный наставник едва сможет, если только сможет еще, выбить их или выманить из этих трущоб, в какие они сами себя заключают, находя их крайне восхитительными (10, с. 235–239).

90. О чтении Священного Писания, о существе жизни духовной, цели бытия мира и о безмолвии

«Изучения Писания, – пишет Сперанский, – тем способом, каким вы его производите, то есть развитие смыслов его не усилием разума, но одним молитвенным размышлением, есть, по моему мнению, после чистого созерцания упражнение самое святое и самое полезное». Определеннее это так надо сказать: чтобы питаться словом Божиим и питать им в себе духовную жизнь, надобно усвоять его вседушно. Для сего, приступая к чтению, поставь себя в присутствие Божие и испроси у Господа просвещения разума; затем, молитвенно открыв сердце свое к принятию истины, пойми размышлением и уясни содержание прочитанного; к понятому потом возбуди сочувствие или проведи его до сердца и полюби его; излюбленным восхоти воспользоваться в жизни или определи, в каких случаях твоей жизни могут найти приложение понятые и возлюбленные тобою истины, и прилагай их к делу. Это и будет усвоение Писания вседушное. Но надобно заметить, что смыслов Писания развивать нельзя. Смысл всякого места Писания истинный – один; многоразличие уместно только в приложении его. Все, что может надумать благочестивый христианин по поводу известного места Писания в свое назидание, не следует непременно считать смыслом того места. Потому фраза развитие смыслов неуместна. Ее надобно заменить так: развитие многоразличных приложений обдумываемых мест Писания в свое назидание.

«Если бы мы, – продолжает Сперанский, – были свободны в выборе между различными дарами благодати, я бы остановился на этом и предпочел его всем видениям, даже самому дару пророчества, ибо он менее дает простора самолюбию и потому менее опасен и более согласен с христианским смирением. Постоянно чувствуешь себя на привязи, более страдательным, более подчиненным данному и установленному авторитету. Церковь тут, чтоб исправлять заблуждения по мере того, как мы в них впадаем. Но, предаваясь этому упражнению, нужно очень остерегаться того, чтоб не привязываться к толкованиям отдаленным».

Прекрасные правила! Дал бы Бог, чтобы и все умные и образованные люди им следовали! Но что далее следует, должно быть оговорено. Неужто смысл Писания меняется по мере духовного возраста читающего? Не смысл меняется, а его приложение или при пособии его прозрение в духовную область. Более сильный духом лучшие мысли извлекает в свое назидание из известного места или далее прозревает и скорее обозревает круг духовных предметов при пособии его, чем слабый; смысл же места все один (10, с. 239–242).

«Писание, – говорит Сперанский, – есть книга для поучения всех, приспособленная ко всем состояниям духовным. По мере того как сменяются эти состояния, смысл его изменяется и, хотя сущность всегда одна и та же, приложения разнообразятся до бесконечности^[99]. Вот почему замечаем мы, что святые отцы давали одному и тому же месту разные объяснения, смотря по временам и степеням их духовной жизни и смотря по развитию учености».

Святые отцы не объяснения разные давали одному и тому же месту, а разнообразные делали им приложения в назидание наставляемых; смысл же мест признавали единым и неизменным. Под этим только условием единства понимания Писания богооткровенного они и суть отцы и учители Церкви.

«Итак, не находите странным, если в течение ваших трудов вам случится иметь относительно тех же фактов иные взгляды, и всегда принимайте с благодарностию хлеб насущный, не привязываясь к одной форме предпочтительно пред другою. Нужно сохранять данную форму, пока она сама по себе держится; но если представится другая, более ясная, не следует упорно отвергать ее, потому единственно, что нами уже была принята другая форма. Систематическая последовательность, строгий порядок мыслей, столь восхваляемый в науках человеческих, тут не у места, ибо все тут дело чувства или, лучше, духовного роста».

Эти положения совсем противоположны тому, что сказано выше о чувстве связанности и подчиненности данному авторитету при чтении и изучении Писания. «Не привязывайся, – говорит, – ни к какой форме понимания», – следовательно, ныне одно, завтра другое; и, стало быть, Писание не будет для нас представлять ничего твердого: почва под нами будет нетверда, текуча, колеблема.

«Представляя яснейший образ понимания, брось первый». Но ведь он только мне представился, а я не решитель смысла Божественного Писания – как же я могу так своенравничать? Лютеранам это в руки. У них закон не связываться никаким определенным толкованием, а всякий молодец на свой образец. Ревнуя же по истине православно, нельзя так позволять действовать ни себе, ни другим, ибо этим расшатывается весь авторитет Писания и открывается безграничный простор своемыслию.

«Среди многих вещей, – заключает Сперанский, – поистине прекрасных, два соображения в особенности поразили меня: объяснение народосчисления, предписанного Августом, и история избиения младенцев. Несомненно, что эти факты противоречат всему, что оставила нам наиболее достоверная история. Поэтому совершенно необходимо искать тут аллегорического смысла».

Сказано слишком скоро и слишком сильно. Поленился подумать и бросился в аллегорию. Так всегда делают мистики. Напротив, и древние, и новейшие толковники Писания, лица солидного образования, не находят этих событий противоречащими историческим данным и возникающие недоумения решают очень удовлетворительно для непредубежденных. Аллегория в этих и подобных случаях, если признать ее единственным способом пояснения, ослабляет значение Писания и подрывает веру в его непреложную истину. Что друг Сперанского придумал нечто хитрое – не дивно: это в духе лютеран, и особенно немцев. Но как Сперанский-то согласился с тем – вот это удивительно (10, с. 242–245)!

Последнее письмо Сперанского к Броневскому опять обращает внимание наше к молитве.

«Так... краткая молитва Господи, помилуй! есть действительно духовный магнетизм, и не без содействия благодати и истины Христовой пришло вам это сравнение. Закрытием мира чувственного совершается магнетизм душевный».

О человеке, повлиявшем на другого словом, говорят: намагнетизировал его. Умно-сердечная молитва ко Господу, утвердившись, увлекает и преобразует и душу, и тело и всякий раз, как бывает в силе, вводит ум в видение иного лучшего мира – духовного, отвлекая от всего (10, с. 245–246).

«Естественным рождением мы облекаемся в тело душевное: бысть первый человек Адам в душу живу; возрождением мы облекаемся в тело духовное: последний Адам в дух животворящ^[100] (1Кор. 15, 45)».

Рождаемся мы в состоянии повреждения, в купели Крещения возрождаемся благодатию о Господе Иисусе Христе для жизни новой, духовной. Повреждение состоит в том, что дух, отпадши от Бога, подпал под владычество души, а душа – под владычество тела. В возрождении восстановляется сила духа и возвращается ему господство над душою, а чрез душу – и над телом. Жизнь возрожденного должна проходить в преобразовании души и тела по требованиям духа, или в одухотворении их (10, с. 246–247).

«Тайна искупления нашего состоит в преложении душевного в духовное, или, как некоторые святые отцы это называют, в преображении, а св. Павел еще выразительнее: в возглавлении всяческих во Христе; и это возглавление, или преложение, начинается в этой самой жизни, в этом самом мертвенном теле нашем, и совершается».

Существо жизни о Христе Иисусе, жизни духовной, состоит в преложении душевно-телесности в духовность, или в одухотворении души и тела. Момент, с которого начинается это одухотворение, есть зарождение в сердце неотходной теплой молитвы к Господу – знак сочетания его с Господом. Сердце – корень жизни и всех проявлений ее. Когда оно возобладано духом, тогда чрез него дух естественно начинает проникать в весь состав естества нашего и его одухотворять; тогда ум начинает насыщаться Божественною истиною, весь ею проникаясь, во всем ее объеме: воля – святыми настроениями и расположениями, всеми добродетелями; сердце – святыми чувствами; вместе с тем и тело становится воздержно, трудолюбиво, живо, бодренно, целомудренно. Где все это есть, там падший является вполне восстановленным (10, с. 247–248).

«Бытие мира сего есть эпизода в великом деле Творения, эпизода необходимая, но не цель и конец поэмы. Она необходима потому, что духовность, свобода и возможность падения суть одно и то же».

Теперешний образ бытия мира, точно, есть эпизод. Его не было бы, если б не было падения. Но он не необходим, как не необходимо падение. Свобода тварная предполагает не одну возможность падения, но вместе – возможность и непадения; иначе она не была бы свобода. Стало быть, она отрицает необходимость падения, а с тем вместе – необходимость и настоящего образа бытия мира. Что было бы, если б не было падения, мы не можем гадать, но было бы все не так, как есть. Ибо теперь все приспособлено к поднаказательному состоянию человека, который несет епитимию за падение. А тогда было бы все в соответствии состоянию ненарушимой верности воле Божией (9, с. 248–249).

«Обращаясь к духовной молитве, побеседую еще с вами о свойстве ее. По мере упражнения и навыка в ней открывается, что она как бы останавливает ход мысленной нашей душевной силы, – и на вопрос, о чем мы думали, когда сим образом молились, мы не находим в себе ответа, ибо действительно в это время мы не мыслим ни о чем, не представляем ничего и ничего не помним, ибо помнить, представлять и мыслить есть дело души, а не духа».

Не одной мысленной силы ход останавливается умною молитвою, а всех. Если вникнуть в обычное состояние нашей души, то увидим, что в ней непрестанно мятутся мысли, рождаются одно за другим желания, а под ними обоими мятется сердце в чувствах, поминутно его тревожащих. Когда возродится в сердце умная молитва и придет в силу, до горения сердца, тогда весь этот ток душевных движений останавливается, как у кровоточивой – ток крови. И это не только во время молитвы, но и постоянно. Только в последнем случае прекращается не всякая их деятельность, а самовольное, ничем не сдерживаемое и не управляемое их движение. Напротив, начинается деятельность всех сил целесообразная, направляемая одними началами и к одному концу. Вместе с тем внутри устанавливается строй вместо предшествовавшего нестроения.

«Восточные отцы называют это состояние безмолвием, а западные – suspention des faculties de l`ame. И вот почему молитва эта называется духовною. Она-то есть молитва в духе и истине; а не то, что некоторые, впрочем, благочестивые люди под этим разумеют. Кратко: она состоит в отсутствии всего того, что называют каким-либо понятием, всего того, что не есть дух Христов, ибо дух ни понятий, ни слов не имеет».

Безмолвие у восточных отцов есть один из видов монашеской жизни – отшельнический, когда живет кто один или иногда вдвоем. Состояние же молитвы умно-сердечной называют они трезвением, вниманием, сокровенным во Христе деланием и т.п. Опять встречается речь об отступлении всего, или о пустоте. Сперанский думает, будто во время умной молитвы сознание упирается в ничто или в пустоту, так что внутри ничего различить нельзя. Совсем не то: в это время останавливаются обычные душевные движения, но не действия духовные. Тут дух в силе, а он и сам по себе не пуст и предстоит Богу, Который есть все. Углубившись в предстоянии Богу, ум Бога созерцает, Ему поклоняется и Его Божии свойства и действия исповедует. Даже в состоянии пленения или восхищения ума в созерцание пленение это совершается всегда под влиянием определенного духовного предмета. Апостол Павел был восхищен, но не в пустоту, а видел там и слышал, только выразить того не мог или находил неуместным (10, с. 249–251).

91. О преданности воле Божией

Веруйте и глубоко в сердце содержите, что ничто без Бога не бывает, до самой малости. Все у Него рассчитано. Наш долг все обращать во спасение души и из всего извлекать себе пользу душевную. В этом вся наша мудрость. А как устроить себя, еще никто сам собою не ухитрился. Все как паутина. Плетет, плетет бедный человек; дунет ветер – и все разлетится. А как Господь соткет, так уж прочно. И тонко, да крепко, как канат. Блаженна душа, почившая на руках Божиих! Как младенец у груди матерней, покоится она под кровом Господа. Уразуметь, а паче восчувствовать сие трудно. Господь да поможет вам! Болезненно к Богу припадающий не бывает забыт (11, с. 13).

92. Цель создания человека

Вы пишете: Бог создал человека для общества. Поправьте эту мысль: человек создан для общения с Богом. В этом цель его главная. Потому, когда отпал человек от Бога, Единородный Сын Божий благоволил низойти на землю, чтоб опять воссоединить его с Богом. Так значительно и необходимо сие общение с Богом! Но как для того, чтоб вступить в сие общение и укрепиться в нем, человеку нужно прожить коротенький момент на земле, а прожить ему здесь одному трудно, то на время дано ему расположение и к общественности – не как главное, а придаточное наряду с другими житейскими наклонностями. Всем им седалище в душе... Дух же не земен... Потому, когда он возьмет силу, то заглушает голос душевных потребностей и разрывает все держащие душу узы, которые для ней одной неразрешимы. Тогда человеку легко, просторно: он в своей стихии. Беда обществу, в коем общественность поставляется целию. Тогда передвигается центр и начинается смятение и неурядица.

Вы восхищались музыкою, но вы слишком возвеличили цену ее. Другая область музыки, и другая – молитвы. Потому переход от одной к другой может быть только случайный. Есть много призраков духовных вещей, кои кажутся, но не суть духовны. Вы говорите, что иногда так хорошо и легко, а иногда все разлетится... Жизнь идет полосами... Да! отлетает что-то... Но мне думается, что это всегда по нашей вине. Господь близ есть. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Когда сие есть – и то есть. Как одеждою, тогда одеяна душа... а то – голая и на морозе. Что делать, человеки есмы немощные.

А, поняли!.. ревнив Господь! славы Моея, говорит, иному не дам. Господь требует исключительности решительной. Уклонение сердца – измена, и за нее – штраф. Чем долее кто пребывает в любви, тем сильнее укор уклоняющемуся сердцу. Всякое рассеяние, прилагание сердца к чему-либо, кроме Господа, – все идет в счет и наказуется (11, с. 1314).

93. Теплота духа – от веяния благодати

Теплота духа – от веяния благодати. Но близ ее сидит наше самолюбие. От долготы блаженного сего состояния человек или трубить пред собою начнет, или присвоит себе сие благо, или понадеется слишком: «ну-де уж мы теперь, чай, установились». Когда произойдет сие внутри, Господь берет благодать Свою и оставляет человека одного. А у человека что есть? Вот и безвкусие ко всему духовному чувствуется, и тягота, и равнодушие... точь-в-точь, как в отворенное окошко, ушла вся теплота. Надобно топить; но дрова не в шуме мирском продаются, а хранятся в магазине Господнем. Отопри магазин, да и возьми... Всякому невозбранно доступ есть. Ключ – плач, покаяние, сокрушение или просто терпеливый вопль к Господу, хоть без всякого вкуса, с самопринуждением... Тогда Господь опять воротит теплоту... И это называется отступлением благодати поучительным (11, с. 16–17).

94. Внимание к себе как необходимое условие духовной жизни

Хорошо, что вы каялись и просили у Господа прощения за помысл присвоения себе добра... Нет злее вещи! Помысл, схваченный при входе, как разбойник, и прогнанный, – еще не беда. Но когда от него отражение падет на сердце и оно усладится им, тогда крепко надо бить сие сердце за измену. Всему же причина – невнимание. Не заметит ум, как падет злая искра; а не замечает по развлечению. Хлопотать-таки хлопочите, но Господа не выпускайте из ума и уст. И припадать к Нему не забывайте. Пусть трудно: тем ценнее подвиг и тем скорее подается благодать. При добрых хлопотах напряжение быть с Господом много приносит пользы. Будем припадать и вопиять: Господи, помилуй! Эта небольшая теснота поучительна и спасительна... Есть Господь, все устрояющий. Он всякие развалины восставит... А другое дело: не здесь конец... Плод жизни обнаружится за чертою жизни... Спаси нас, Господи, в тот страшный час; а здесь довольно одного слова: буди воля Твоя, Господи (11, с. 29–30)!

Эгоизм образуется от внешних подвигов без внимания к помыслам. Кто же начнет внимать себе истинно и установится в сем внимании, тот начнет поминутно получать от себя самого самые убедительные уроки в смирении. Ибо тогда раскроется, сколько нечистоты лежит на дне сердца. Поминутно выникающие из сердца мысли, движения, желания – не всегда правые – дадут знать, что сердце есть не что иное, как гнойный струп, издающий отвратительный смрад. Ощущение сие глубоко западет в душу – и где тут до эгоизма? Путь внимания к себе есть путь истинного смирения, – и единственный к тому путь. Вот вы сами пишете: возникает противное добру. Откуда оно? Из души же. Стало, внутри души есть запас противного добру. Какою же надобно считать эту душу? Уж, конечно, не святою. Кто же делает одни внешние подвиги, а себе не внимает, тот как раз попадет в эгоизм. Положит сколько-нибудь поклонов, сидит и мечтает: ну, ныне мы потрудились. Видите, одолжили Бога. Или не поест досыта и думает: так и все святые, т.е. хоть в святцы пиши... и прочее сему подобное. Существенно необходимы внешние подвиги; но останавливаться на них одних – беда! Встречали ли вы у святых отцов выражение: деяние и разум, в которых они совмещают весь труд о спасении души? Это то же, что сказать: подвиг и внимание (11, с. 55– 56).

95. О пребывании с Господом

Есть же люди, которые так установились в Господе, что, несмотря ни на какие разволоки, все пребывают с Господом. Крепость ли духа у них выше, собранность ли более сосредоточенна, или жар любви и сердечной теплоты обильнее! Будем молиться, чтоб и нам Господь даровал сию благодать. А Он любообщителен. Усердие, труд, искание не отщетит. Сам прописал: ищите и обрящете. Поищем и обрящем (11, с. 30–31).

Живя между людьми, в сношениях нельзя, конечно, скоро; но можно. А тут и смерть недалеко. Хорошо умереть в состоянии искания, если не благословит Господь – в состоянии совершенства. И на том свете будет восход от низшего к высшему.

Но вот мы и забыли про тот свет: выбили его из головы хлопоты. Покаемся, отрясем усыпление развлечений, войдем в покой трезвенности – и все пойдет. Лучше бы, конечно, тянуть нить непрерывную; но что делать, когда рвется?! Опять скрутим и потянем ту же нить... Ведь жизнь-то наша вся есть прядение одного початка... Все мотается, мотается – и составляется большой клубок. На том свете весь размотают... Начнут строго рассматривать достоинство нити: по аршинам, четвертям, вершкам. А кто прял, будет стоять и со страхом ожидать, что скажут наконец: хорошо или худо (11, с. 30–31).

96. Теплота сердечная – огонь, который Господь пришел воврещи на землю

В сердце – жизнь, там и жить надобно. Не думайте, что это дело совершенных. Нет. Это дело всех, начинающих искать Господа. Тогда только и начало жизни, когда в сердце покажется сосредоточенная неугасимая теплота; а теплота легонькая весьма непрочна. Сначала Бог сотворил свет разлитый; а в четвертый день сосредоточил его около солнца. Так и в духовной жизни: и при чтении, и при богомыслии, и при молитве, и в церкви, и при беседе бывает в сердце теплота, но какая-то легкая, навеянная, а не привитая. Надобно, чтоб она сосредоточилась в сердце, привилась к нему, затлела и горела. Тогда любо. Се есть огонь, который Господь пришел воврещи на землю (11, с. 52–53).

97. В решительном намерении работать Господу до положения живота – корень жизни

В решительном намерении работать Господу до положения живота – корень жизни. Когда это есть – значит есть жизнь, а когда нет – жизни нет. При нем могут быть ошибки, уклонения, даже падения крепкие; но когда оно цело – все не беда еще. Упал кто – поднимется; зашибся – вылечится. Оно – нить, на которую нанизываются все доброты; но оно же и нож, которым отрезывается все недоброе. Храните сию сердечную ревность, посвящая себя Господу поминутно. А то, что по обстоятельствам иногда невольно бывают опущения, отступления, даже кривые шаги... что делать? – Только не оправдывайте себя в них. Осудите себя перед Господом, сокрушитесь и исповедайтесь Ему. И еще: никогда не допускайте себя до чего-либо произвольно, сознательно. Терпите Господа при всех разволоках, при всех помехах и неудобствах. Он видит все и правою мерою смерит, что вы. А нам, грешным, где догадаться, что мы? – Земля и пепел (11, с. 54).

98. Об исправлении греховной жизни

Когда человек бывает предан греху, тогда все силы души и все отправления тела работают сему греху, равно образ домашней жизни и внешних отношений бывает пропитан тем же духом. Теперь если по обращении грешник не оставит прежних своих занятий и прежнего порядка жизни, то они легко увлекут его на старое. Надобно все перестроить и всюду ввесть новые порядки. Так – глаз привык смотреть на то, что питало грех, ухо слышать то, что льстило страсти, и прочие чувства тоже были орудиями порочных склонностей. Теперь надо, наоборот, сделать их орудиями правды. Пусть глаз видит вместо дурных картин изображение Страшного Суда или какой образ... Пусть ухо слушает церковное пение вместо соблазнительных песней и пр. Бывали тоже дружеские беседы, гулянья и прочее тому подобное... надо все это оставить и заменить другими способами взаимных отношений, например, хождением в церковь, беседами с людьми духовной жизни и пр. Была привычка ложиться и вставать тогда-то, стол держать такой-то, потому что тогда другие были нужды. Теперь всему сему надо дать другое время и другое содержание... Прежде охотно читались такие и такие книги. Теперь надо бросить их и взять в руки Слово Божие и писания отеческие... Таким образом, надо пройти по всему своему поведению и всем занятиям и везде положить правило делать то, чего требует дух новой жизни. Что пластырь на раны, то такого рода новые занятия для души, израненной грехами и ищущей врачевания!.. Кто, оставаясь в прежних порядках, хочет очиститься от страстей, тот напрасною льстит себя надеждою. Отчего Мария Египетская не воротилась в Египет, чтоб поселиться в пустынях тамошних, а ушла в пустыню Заиорданскую? Оттого, что прежде чем дошла бы она до пустыни Египетской, должна была бы встретиться с прежними предметами и едва ли устояла бы против имевших произойти от того возбуждений греха... Так надо поступить и всякому. Положив доброе намерение исправиться, надо отбросить все прежнее и назначить себе новые порядки и правила. Этим порочные склонности и страсти стеснятся или положатся как бы под гнет (11, с. 110–111).

99. Трезвение и благорассмотрение

Написано у вас: два бдительных стража должен иметь воин Христов – трезвение и благорассмотрение. Трезвение – понятно. Но относительно благорассмотрения – как узнать, что встретится в продолжение дня и какие потому движения могут породиться в душе в продолжение дня при разных встречах? Всего, конечно, предугадать нельзя, но многое можно предвидеть, особенно тем, у которых дела дня идут более или менее определенным порядком. Идучи в какой-либо дом, можно наперед представлять, кого там придется встретить, о чем может быть речь и пр., и потому наверное полагать: тщеславие или гнев или другая какая страсть будет там возбуждаема и вследствие того готовиться к отпору. Пусть ничто предполагавшееся и не встретится; и одно предположение нападения будет держать душу в бдительной осторожности, а это много значит. Иной может подумать, что тогда и придумает, как поступить, когда встретится то или другое. Конечно, так; но может случиться и то, что прежде чем возьмется он за соображение, сердце уже загорится страстию, и одолеть ее, может быть, уже не будет возможности. Последнее обстоятельство более всего и делает необходимым предварительное приготовление себя ко встрече разного рода случаев. Много испытавшие и во многих случаях оставшиеся победителями легко выдерживают себя, что бы ни встретилось, потому что по многоопытности они на все готовы; а начинающим лучше приготовляться наперед. Для встречи непредвиденных случаев, выходящих из круга обычных дел, хорошо упражняться в намеренной мысленной брани. Именно: при спокойном состоянии души представлять себя под влиянием тех или других чувств и сердечных движений и тут же соображать, какой дать им отпор или как поворотить душу на добрый лад (11, с. 111–112).

100. Светский угар

Вы хотите покружиться, но не закружиться. Если будете слушать матушку, то, может быть, успеете в этом... Но сомнительно. Дух светской жизни действует как угар... Все входит и входит, не чуется... А потом вдруг – в глазах позеленеет... и об земь... и оглянуться не успеете, как закружитесь. Нет, собирайтесь лучше и в свете быть, и быть солидною... главное: не танцевать (6, с. 13).

Положите, что вы видите комнату, где есть скрытый угар, и порываетесь побыть в ней и пересмотреть, что там. Вам говорят: не ходи, там угар. А вы отвечаете: я ведь не хочу угореть. Пощадит ли вас угар, потому что вы говорите, что не хотите угореть?.. Светские развлечения – угар. И сами не учуете, как угорите (6, с. 16).

Припомните народное изречение: «Берегись первой чарки». Откуда оно родилось? Из опыта, что, выпивши одну чарку, трудно удержаться от другой... а там уж пошла разливанная. Такова власть чувственных удовольствий над нашим слабым сердцем! Водоворот и бурление светских развлечений такого же свойства(6, с. 15).

101. Три основных пункта в жизни духовной

Держите же так: всегда принадлежать Господу. Это многого требует: в мыслях всегда носить Господа; в сердце – всегда иметь чувство к Господу; в воле – все делаемое делать для Господа. Три пунктика, но такие, которые все в себе совмещают, всю жизнь обнимают (6, с. 72).

102. Как устрояется рай на земле

Зимние труды ваши в питании бедных благотворно действовали на вашу душу – и вы чувствовали себя сущею в раю... Божием раю, благодатном, в сердце носимом. Таков ведь и будущий рай – не совне навевающий блаженство, а внутри его устрояющий, как неистощимо бьющий ключ радостей и утешений.

...Да ведь я, кажется, писал вам о коротеньких молитвах. Они составляют настоящую молитву и идут прямо из сердца к Богу, и Бог внемлет им и благословляет их. Бог тогда в душе бывает присущ. Сделайте так, чтобы промежутки между сими воздыханиями все меньше и меньше становились... тогда воздыхания сольются в одну непрерывную молитву... и Бог будет присущ вам особым образом, а где Бог – там рай. Присоедините к сему размышление о Божественных таинствах веры. Сколько тепла и света разольется тогда внутри (6, с. 100–101)!

103. Человек в духе

«Подтянулась», – говорите вы. Прекрасно – и никогда совсем не опускайте рук... В нас ведь Господь положил все добродетели. Они тотчас и просятся наружу, как только мы бываем в таком настроении, о коем есть поговорка: «Ныне он в духе»... это то же, что готов на все доброе. А потом поднимется что-то внутри, налетает нечто совне... И человек бывает неузнаваем. Но и это можно стряхнуть, как какую накидку... Когда живо и сильно ревнование о своем спасении, блюдите сию драгоценность, ибо она дороже всего мира (6, с. 104).

104. Наставление о течении духовной жизни

Главное – установиться в сердце пред лицем Бога и стоять так неоступно. Когда это есть, тогда все прочее придет само собою. В череде изменений духовных в сердце – самое лучшее есть тяготение внутрь... для сопребывания с Господом. Тогда все внешнее отходит: остается Бог в душе и душа в Боге... И се – настоящий монах и схимник (6, с. 121).

105. Опасность рассеяния

Воротились! Слава Богу, что было приятно... И еще милость – возвращение здоровья! Но худо, что рассеялись. Хоть вы сказали только, что не так сосредоточенны; но это очень много значит. Это значит, что вы вышли из своей колеи... Господа ради, поопаситесь и постарайтесь воротиться – и стать в чин свой. Выходить легко, но ворочаться трудно; а если надолго остаться наруже, то, пожалуй, в середку и не влезешь... уты, утолсте... Избави вас, Господи! А то и не впустят (6, с. 166–167).

106. О благоустройстве внутренней храмины

Хвалите новое жилье: чисто, опрятно. Теперь и в середке тоже все таким же образом наладьте. Внешнее да напоминает и указует на внутреннее. В каждом письме уже несколько времени вы повторяете: воротиться на старое, войти в свою колею. Что вы тут разумеете? Неужели там внутренняя храмина разорилась? Она построена не на песке. К тому же вы говорите, что молитва Иисусова в силе у вас... В какую же еще колею желаете вы вступить (6, с. 185)?!

107. Как с утра настроиться на добро

В первый момент по пробуждении от сна спешите сознать, что Бог с высоты призирает на сынов человеческих видети, аще есть разумеваяй и взыскаяй Его. Потом на себя обратитесь, таковая ли вы, что Господь с удовольствием подольше остановит на вас взор Свой? К сему далее прикрепите другую мысль: попали ль вы в колею Божеского Промышления и по ней катится ли колесница жизни вашей, ибо все в воле Божией и ею все правится, и то только и прочно, что ею водится. У нас много своих путей, кои кажутся, но не суть путями воли Божией (6, с. 201).

108. Наставление о сохранении чистой совести

Совесть да будет чиста всегда. Но совесть надо просветить словом Божиим, а то она часто беспокоит за то, за что не следует вступаться. Для того читать надо Евангелие и оттуда почерпать правила, какими потом должна руководствоваться совесть.

Вы – жена, вы – мать, вы – хозяйка. Обязанности по всем сим частям изображены в Писаниях апостольских. Просмотрите их – и возьмите на совесть исполнять. Ибо сомнительно, чтобы спасение могло устроиться помимо исполнения обязанностей, которые налагаются званием и состоянием. Ибо как то и другое от Бога, то то и другое может быть обращено или на угождение Ему, если верно исполняется, или на оскорбление Его, если не исполняется (8, с. 3–4).

109. О борьбе с миром

Что с миром нельзя помирить Евангелие – это знал Господь, давая заповеди; но нигде не сказал, чтобы можно было делать уступки миру. Уступка – измена Господу.

Надобно только различать явную заповедь от того, что не определено заповедию, а оставлено нам на свободу. В последнем случае меру уступки определяет благоразумие, которое иногда и требует сего.

Борьбы же прекращать не следует, а следует только изворачиваться в средствах. Одно не берет – другое придумать, паче же молиться Господу, чтобы и вразумлял, и силу давал (8, с. 7–8).

110. Об успехах в духовной жизни

Успевает ли кто в жизни и насколько успевает – этого заметить не дается, потому что иначе всякий сам съедал бы себя с глаз. Неведение это держит в страхе и постоянно подновляет ревность, уверяя, что ничего еще не сделано и что, следовательно, надо снова начинать. Снова начинать – такой закон духовной жизни... Каждый день надо считать первым днем жизни в страхе Божием – заднее все забывая, кроме грехов, о коих всегда надо каяться (8, с. 8).

111. Единое на потребу

Единое на потребу надо водрузить в уме и сердце: веру и жизнь по вере в уповании жизни вечной (8, с. 36)

112. Господь любит добровольно посвящающих себя духовной жизни

Если хочешь Господу себя посвятить, то незачем тебе водиться с миром, в котором нет духа Христова. Если же не хочешь – как хочешь.

Господь любит доброхотно к Нему идущих невест (8, с. 75).

113. Лучший способ предохранить себя от влечения к земному

«Дух наш восстановляется благодатию Божиею – в силе противостоять влечениям к земле со стороны души и тела. Он и восстановлен уже в христианах. Но невнимание к нему и к делу его делает то, что земное успевает увлекать нас и, как туманом, заслонять Небо. Лучший способ, как подкреплять дух наш в его борьбе с душою и телом при влечениях к земному, есть память об исходе и о последующем за ним Суде и предрешении участи нашей. Потрудитесь поставить себя в состояние умирающей, сей час и сей час имеющей предстать на Суд, и вместе с тем возбудить соответственные тому чувства – и смотрите: что будет? Полагаю, что все нити земные этим будут порваны – и в сердце останется одно вопияние: «О, Господи! Спаси же!» Научите сему и Черничку. Ничто так не оживляет страха Божия со всеми плодами его, как поставление себя в сие состояние и восчувствование того (8, с. 95–96).

114. О сретении Господа

Се начались Приготовительные к посту недели, и в самом начале – Сретение, которое очень знаменательно указывает, что желающие сретить Господа могут достигнуть сего не иначе, как постническими трудами – мытаревыми смиренномудрием, искренним раскаянием, по указанию блудного; памятию о Страшном Суде, плачем о падении во Адаме и о своих собственных – и воплями: помилуй мя, Боже, помилуй мя (8, с. 99–100)!

115. О чувстве Воскресения

Сила Воскресения Христова невыразимо велика! Нам не понятие только светлое надо возыметь о нем – но и в сочувствие с Ним войти, ибо не для себя, а для нас воскрес Господь, нас совоскресил. Это совоскресение верою увидеть и радость от того возыметь даруй, Господи (8, с. 100).

116. Божий экзамен

Вы всегда свое делайте, а что встречается совне, то не от вас. Бог посылает, и Бог посылает это на экзамен. Пославши, смотрит, как вы поступите. Если умно и справедливо поступите, Он ставит вам лучшие баллы; а если иначе как – и баллы ставятся другие. Потом сделан будет свод баллов... И что окажется в итоге, по тому и аттестат вам выдан будет. Аттестат пишется не на бумаге, а на челе. На том свете привратники тотчас увидят, куда вам следует... «Вам не сюда» – скорбно будет услышать (8, с. 158).

117. Общие наставления о сохранении внимания к Богу и благоуспешном прохождении духовной жизни

Извольте содержать в мысли, что Учитель всякому добру один есть Господь, Спаситель наш. В час размышления или при поклонах внезапно появляться будут мысли спасительные, или руководительные, или пояснительные – надо их замечать и записывать. Если будете предавать себя Господу вседушно, то Он Сам преподаст или чрез Ангела Хранителя всю науку христианскую (8, с. 197–198).

Безжалостность к себе, готовность на всякую услугу другим и предание себя всецело Господу с молитвенным в нем пребыванием – се производители жизни духовной (8, с. 198).

118. Дорогое правило для избежания неприязненных отношений с ближними

В случаях неприятных, породивших неприятные против других чувства, не следует ни говорить, ни действовать. Надо наперед успокоиться – и совершенно исторгнуть из сердца неприятность, чтоб и следа ее не было. Больше ничего не требуется. Тогда и речь, и дело пойдут ладно. Можно тогда и сурово, и строго говорить, даже бранчиво – и речь не произведет худого действия, ибо дух в ней будет не раздражительный, а мирный и любовный. Извольте теперь из того случая взять себе урок. Сядьте и осмотрите, что бы следовало вам подумать, чтоб изгладить неприятное чувство... и вперед по сему действуйте.

Вы о тех... думаете худо. Это источник неприятных к ним чувств. Научитесь думать о них хорошо и возбудите в себе почтительные к ним чувства. Непременно сделайте это: доведите себя до такого к ним чувства, какое имеете к какому-либо уважаемому лицу, – и сие чувство храните... и с ним ходите. Тогда никаких неприятностей не будет. Так ведь и должно вам быть расположенным. Какое вам дело до их поведения?! Начальство есть – и почитайте (8, с. 198–199).

ЖИЗНЬ ЗЕМНАЯ

1. Желание жить естественно живому. И тут нет греха. Но настоящее в этом отношении расположение есть: «буди воля Божия»

Желание пожить естественно живому. И тут нет греха. Но настоящее в этом отношении расположение есть: «буди воля Божия». Жить ли, умереть ли – да будет как Богу угодно. Это расположение надо усилить и довести до того, чтоб оно не давало порождаться какому-либо относительно сего беспокойству (1, с. 28).

2. О борьбе с житейскими хлопотами

То, что у вас времени недостает по причине хлопот и семейных и вне семейных дел, – тоже милость. Кому все некогда, тот не имеет, когда поскучать от праздности и безделья; не имеет вместе и опасности, какой подвергаются праздные. Одно только надо бы устроить, именно: душевную из-за того непокойность. И мне думается, что это удобно достигнуть, не гоняясь за многоделанием, а делая со всем вниманием лишь то, что предлагается сделать течением дел. В основу положить надо крепкую веру, что все случайности с нами идут от Господа; каждую из них Господь предлагает нам сделать, что требуется по Его заповедям в таких обстоятельствах, – и смотрит, как мы поступим, угадаем ли волю Его и, угадавши, сделаем ли угодное Ему? Кто поимеет сие во внимании, тот всегда одно только дело и будет иметь на душе, не томя себя другими. Сделав одно, за другое возьмется и т.д., до тех пор, пока сомкнет глаза, чтобы заснуть (1, с. 124).

3. Земля есть место, траур носящее

Что делать – когда на земле живем, которой обречено всегда быть в трауре и местом, траур носящим (2, с. 3).

4. О плавании в море житейском

В житейском море плавающим надобно кораблик свой беречь хорошенько и направлять его как следует, избегая мелей и подводных камней и столкновений разрушительных. Буря нападет – духа не надо терять и на маяк посматривать, чтоб поскорее в пристань спрятаться (2, с. 205–206; 8, с. 12–13).

5. Отрешиться мира – в нашей власти

В нашей ли власти отрешиться? – В нашей. Если захотим, все сможем. Ибо если захотим – взыщем; взыскав – взмолимся, взмолившись – помощь получим и с сею помощию все возможем. Так говорит апостол: вся могу, о укрепляющем мя Христе Господе^[101]... Но, конечно, не вяло надо просить и не кое-как надеяться, а то и другое сильно, глубоко, вседушно (2, с. 213).

6. Пути Промысла в земной участи каждого

Если верите Промышлению Божию, определяющему участь земную для всякого так, как ему удобнее спастися, то должны верить и тому, что вся ваша житейская обстановка есть самая пригожая вам для устроения вашего спасения. Сколько мне видится, она даст вам полную свободу заниматься своею душою. Это большое преимущество. Уверясь так, Бога благодарите за все: и приятное, и неприятное. Благодушно терпя неприятное, немножко приближаетесь к части мучеников. Зато, если роптать будете, не только от этой части далеки будете, еще и ответ дадите. Благодушествуйте же (2, с. 215; 8, с. 98).

7. Значение слов: мир, мирская жизнь, мирянин

Мнение, будто в мире нельзя спастись, верно, если жить по-мирски...

Но если в мире не жить по-мирски, то для спасения от сего беды нет. Сколько есть и было спасающихся в мире?! Отчего и вам не вступить в число их (2, с. 27)?

Мир – страсти, люди, живущие исключительно по страстям, и совокупность обычаев и порядков жизни, придуманных для удовлетворения страстей... Оставить все сие и есть оставить мир, хотя вокруг все живут по-мирски или пополам: то по-мирски, то не по-мирски – смешанно (3, с. 27).

Жизнь семейная и гражданская не сама по себе есть мирская, а бывает такою, когда в порядки такой жизни втесняются страсти и удовлетворение их. На семейную и гражданскую жизнь есть заповеди. Если так завести эту жизнь, чтобы в ней господствовали заповеди с прогнанием всего страстного, тогда это будет не мирская, а святая жизнь, Богом благословенная (3, с. 28).

8. Сборы в дальний путь, откуда нет возврата

Вы собираетесь в дальний путь – туда, откуда нет возврата. Никому не миновать сего пути. Но как минута, когда прикажут вступить в него, не известна, а известно только, что она может настать каждое мгновение, то лучше всего думать, что вот-вот надо будет отправляться восвояси и всегда держать себя готовым к тому (3, с. 92).

9. Истинный покой и обманчивые надежды мирские

Так вы знаете настоящий покой!! Слава Богу!.. Так что же – за чем дело? И надо теперь в ту сторону тянуть, в которой он дается. Надо искать потерянный рай, чтобы потом воспеть обретенный. Там – существо дела... Все вне и кроме его пустошь... И недалеко все сие... вот-вот под руками... Восхотеть, однако ж, надо... и нелегко восхотеть. Помоги вам Матерь Божия и Ангел ваш Хранитель! А без сего все будет одно и то же... будете гоняться за чем-то и потом тосковать и досадовать... Опять гоняться и опять тосковать... Не помните ли, как в детстве хотелось иногда радугу догнать?.. Точь-в-точь так бывает и теперь... когда гоним за чем-то... Господь определенно сказал: вот чего ищите и вот что будет!

А прелесть лукавая заставляет искать что-то и обещает за это что- то... а выходит все ничего. Неужто так и оставаться?! Жаль, очень жаль!.. Ведь, отлично ведаю, что дается на одной и что на другой стороне!.. Выбирать надо лучшее, постоянное, неизменное. Представлять случаю сей выбор стыдно. Душа сама должна избирать. На ней ведь и отчет за все, ей и честь... Никто, однако ж, другой, как Господь все производит и дает. Воздохните к Нему. Он близ есть. И к вам просится. Стучу, говорит, не отворит ли кто (3, с. 95–96)?

10. Обстоятельства жизни – от Бога, и то, что делать требуется вследствие обстоятельств, есть прямая воля Божия для лица, находящегося в них

Обстоятельства жизни – от Бога, и то, что делать требуется вследствие обстоятельств, есть прямая воля Божия для лица, которое находится в тех обстоятельствах, следовательно, неотложный для него закон и долг. Говорить потому или негласно чувствовать: хочу – делаю, хочу – нет – есть богоборство, а не Богу угождение. Приложите сие к себе. Обстоятельствами жизни вашей вы так устроились, что делать то, что вы делаете, стало характером жизни вашей. Как это не худое что, то в этом спасение ваше. Такое действование Бог вам дал во спасение ваше. Отступать от этого – значит Богу говорить: «Ты не так меня устроил, я сама лучше Тебя устроюсь»... Это ли есть Богу угождать? Будет вот что: это бросите, а к другому образу жизни Божией не приладитесь. И останетесь, как рак на мели (4, с. 15–16).

11. О приготовлении к смерти

Надо прежде сочинить добрый ответ на Судище Христовом по смерти. Сочинить не мыслями, а делами и написать не на бумаге, а на естестве своем, на душе и теле, чтобы Господу и читать не надлежало, а взглянуть только и все увидеть. Позвольте мне задать вам задачу для решения: какой ответ на Судище Христовом добрый и в чем он состоит? Когда решите – напишите. Времени не назначается, хоть всю жизнь свою будете искать решения, только ни одного дня не пропускайте без думанья о сем, а если это мало, то ни одного часа (4, с. 21–22).

В вашем решении вопроса мысли хорошие, но они рисуют программу Суда... а вопрос о том, как оправдаться на Суде. Ибо это и есть добрый ответ. Только в конце изложена мысль подходящая, именно о покаянии. Святая Феодора добре отвечала, когда ее пытали. Ты то и то сделала. Она отвечала: да, сделала, но я каялась и получила разрешение. Вот самый добрый ответ. Сюда все наше внимание и должно быть обращено. Помнить надо, что есть два разрешения или два конца одного разрешения... одно стоит в начале, а другое – в конце. В начале – разрешение на Исповеди... в конце, когда все грешные расположения будут исторгнуты слезами, плоти умерщвлением, доброделанием и молитвою. Это разрешение естества от живущего в нас греха. Зрите и с ним соображайтесь в заготовлении доброго ответа (4, с. 23–24).

12. Наставление вступающей во врата смерти

Так вот каково ваше положение! Никак мне не верилось, чтоб вы до того разболелись, что и умирать надо собираться. Буди воля Божия! Но мне думается, что болезнь ваша не к смерти. Поживите с нами! Молитесь, и мы будем молиться. Впрочем, Господь да устроит путь ваш к лучшему. Умирать вы давно собирались. Потому смерть не застает вас врасплох.

И всем христианам переход в другую жизнь успособлен; но тем, которые побольше потрудились над собою Господа ради, дорога там прямее и беспрепятственнее. Пересмотрите, однако ж, все: слова, дела и помышления – построже, как самый придирчивый судья, и все, что найдете неисправным, сложите у Креста Господня. Затем, Господу предавшись, ждите, что речет Он о вас – еще ли маяться или на покой. Там, конечно, лучше. Какое сравнение! Когда придут страшливости за себя, сильнее предавайте себя в руки Господа, моля Его за веру восполнить недостающее в жизни и в делах. Милосердые объятия Его простерты ко всем, отходящим отселе. Да приимет Он вас и обымет, говоря: «Гряди, невеста моя, искренняя моя!» Даруй вам, Господи, сие! Память Божия да не отходит от вас. Теперь все прочь! Велите прочесть для вас житие святого Досифея, ученика аввы Дорофея. Святой Дорофей все его спрашивал: «Как молитва?» «Идет, – отвечал, – молитвами твоими». Пусть она и у вас идет. Помоги вам, Матерь Божия (4, с. 241–242)!

13. Смерть есть великое о нас таинство

Неужели вы в самом деле отойдете? Мне это не верится. Поболите, думаю, и подыметесь. Но что же делать, если и отойдете? Переход из сей жизни не есть особенность. Сколько отходят каждый день и даже час? И за нами придет череда. Кто ныне, кто завтра – все одно. Не одно только, кто каким отходит. Осмотритесь, все ли готово? И если нечего больше готовить, предайте себя Господу (4, с. 243)!

Когда издали смотришь на час смертный, он иначе кажется, нежели как когда он подойдет. Живому и здоровому трудно восчувствовать себя отходящим. Смерть есть великое, еже о нас, таинство. Оно просветлено Христовою верою, но все есть нечто сокровенное. Когда придется проходить самым делом, тогда все уяснится. Страшливостями, однако ж, нечего себя томить. Господь прошел сею сению смертною, чтоб для нас сделать удобнейшим путь сей. Вслед Его и мы, проходя посреде сени смертныя, да не боимся зла, ибо Он с нами есть, когда мы с Ним бываем в жизни сей. Грех разлучает, но когда он очищен покаянием и посильным трудом, то сего средостения нет уже. Господь близ. Дерзайте убо (4, с. 243).

Вам, больным, пишу все о смерти; но не думаю этим навести на вас мрачные мысли. Ибо возможно со апостолом желать разрешитися, чтоб со Христом быть (Флп. 1, 23). Это желание не чуждо вам. Указание же на близость достижения желаемого радует, а не уныние наводит (4, с. 243).

14. Беседа с умирающей. Последняя просьба и благословение

Сквозь скорбность прозревайте и на то, что сильно обрадовать. Обымите покрепче верою, что терпением стяжевается душа (Лк. 21, 19) и что скорби открывают вход в Царствие. Поминайте Господа, как Он был в саду Гефсиманском. Он томился в облегчение наших предсмертных страданий. Возьмем себе от Него и дух богопреданности: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты^[102] (Мф. 26, 39). Буди же над вами и о вас воля Божия (4, с. 244)!

Часы каждого изочтены. Но тому, кто постоянно ждет своего часа, нет нужды в определительном указании, не последний ли он проживает час; ибо у него и без того всякий час есть последний. Кто силен сказать: аще и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси^[103] (Пс. 22, 4)? – Тот, кто в жизни своей нудил себя и нудит еще постоянно быть с Господом. Для такой души и сени смертной нет. Одно мгновение – и она представляется во ину область света, полную всяких отрад. Тогда воспоется и песнь исповедания: по множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою^[104] (Пс. 93, 19) (4, с. 245)!

Конечно, близость исхода, может быть, произведет содрогание. Мужайтеся и да крепится сердце ваше! Дерзайте, ибо Господь победил. Он же и каждого верующего являет победителем. Это несомненно. Враг же всегда тут подоспевает, чтоб если не погасить, то омрачить светлое чаяние. Подготовившийся крепкою верою сумеет не обратить на это внимания, в руки Господни предавая душу свою. Вот-вот Ангелы Божии приидут и все омрачающее разгонят.

Не на безвестное течем (См. 1Кор. 9, 26). Упование же не посрамляет (См. Рим. 5, 5). Если уж отойдете и улучите часть спасаемых – и о нас Бога молите, да даст нам покаяться и исправить жизнь свою.

Благословение Господне на вас и на путь, какой Его святой воле благоугодно определить для вас! Простите (4, с. 245).

15. Ответы на думы об устройстве своей земной жизни

Вы все гадаете об устроении себя. Бросьте думать, а только смотрите под ноги и около. Господний путь устрояется незаметно – не с усмотрением, как хвалятся хвалящиеся благоразумием. Он приходит сам собою. Вступив в него, только дивиться будете, как все устроилось. Так и порешите...

Вы прописали сами решение: для спокойствия родителей надо быть здесь!!! Тут все решено... Се заповедь есть Божия. Нарушением заповеди еще никто в свете не загадывал угождать Богу. Чуете... Вы хотите удалить сие препятствие... Подождите... Оно само собою удалится. Тогда буди воля Божия. А до того времени думать и гадать – значит попусту тратить время (7, с. 17–18).

16. Суета светской жизни

Жизнь, которой частичку вы видели, имеет одуряющее свойство: так что и видят, что все это не то, а все тянутся – как привыкший к опиуму знает, что будет, как сумасшедший, а все принимает его или потому и принимает (9, с. 6).

17. Пустота и односторонность светской жизни

Дай Бог, чтоб такое отревающее от светской жизни и светских увеселений чувство навсегда сохранилось в вас. Но возможно и то, что слюбится. Как видно, вам нельзя не прикасаться к такой жизни. Во второй раз будет уж не так разрушительно и смутительно, в третий – еще меньше, а потом и ничего себе; как говорят про водочку: первая чарка – колом, вторая – соколом, а там уж – только подавай. Которым приходится зайти в табачную мастерскую – что испытывают? И глаза ест, и в носу точит, и дохнуть нельзя. А которые трут-то, тем совсем ничего; да и эти свежие, постояв немного, уже не так жмурятся, чихают и перхают, а потом и совсем эти неудобства прекращаются. Смотрите, не случилось бы и с вами подобного относительно так возмутивших покой ваш порядков жизни (9, с. 6–7)?

«Присматриваюсь и нахожу, что это не жизнь. Не умею этого объяснить, но утверждаюсь в мысли, что это не жизнь. Движения тут много, а жизни нет. Вон и моя швейня куда как хлопочет, но что в ней за жизнь?» Прекрасную мысль породила ваша светленькая головка. Теперь ваше положение я могу считать более надежным. Чувство одно непрочно; оно может измениться. Но когда в помощь к нему приходит основательная мысль, то оно упрочивается и собою опять упрочивает мысль. Вдвоем они похожи на крепость. Но чтоб эта крепость была крепче, надо вам понять, почему именно нет жизни в той жизни (9, с. 7).

Потому нет в той жизни жизни, что она не все стороны человеческой жизни занимает, питает, а только малую частичку, и притом такую, которая стоит на последнем месте или, вернее, на окраинах жизни, не касаясь центра ее (9, с. 7).

Жизнь человеческая многосложна и многостороння. Есть в ней сторона телесная, есть душевная и есть духовная. Каждая имеет свои силы и потребности и свои способы упражнения их и удовлетворения. Только тогда как все силы наши бывают в движении и все потребности удовлетворяются, человек живет. А когда у него в движении только одна частичка сил и только одна частичка потребностей удовлетворяется, то эта жизнь не жизнь: все одно, как в вашей швейне, – движение должное бывает только тогда, когда все части ее в ходу. Прекратись действие какой-либо части – машинка стала, не живет. Не живет и человек по-человечески, когда в нем не все в движении. Только в машинке прекращение ее жизни – движения – видимо видится, а в человеке бездействие в нем полной человеческой жизни, при действии одной какой стороны и удовлетворении немногих потребностей, совершается невидимо, хотя есть действительно, как действительна неподвижность сказанной машинки. Таков закон человеческой жизни! Приложим его к тому, о чем у нас речь. Какие силы там заняты и какие потребности удовлетворяются?

Заняты руки, ноги, язык, глаза, уши, обоняние, осязание, память, воображение, фантазия и сметливость, все в совокупности – самая низшая сторона человека, одинаковая у него с животными; и удовлетворяется только одна потребность животной жизни или, лучше, играние сей жизни, какое действует и в молоденьких барашках с овечками, когда их выгоняют на зеленую поляну. Кроме этих сил, есть у человека еще два-три яруса их и еще главный их центр.

Судите же теперь, может ли такая жизнь быть жизнью? Чувство ваше сказало вам, что нет тут жизни. Указываю вам главную причину, почему нет.

Жить нам надобно так, как Бог создал нас, и когда кто не живет так, смело можно говорить, что он совсем не живет (9, с. 7–8).

18. О светских увеселениях

Теперь понемножку о прочем.

«В прошлую зиму, – говорите, – до упаду навеселилась и, пришедши домой, благодарила Бога за веселье»... Отчего не повеселиться? И Господа надо благодарить за все. Но мне думается, что после увеселений лучше поступать так, как поступал Иов. Дети его веселились каждый вечер. А он утром приносил за них жертву Богу в очищение, говоря: не погрешили ль они в чем-нибудь... Вот и вам то же после веселия надо делать.

Во время развеселости мысли не знают, куда заносятся, и слова текут, как ручей дождевой, – куда попало, ибо нет русла. А ведь Господь близ и все видит – и все на счет берет... Потому после развеселости лучше молиться: прости мне, Господи, если нагрешила мыслями и словами (6, с. 12–13).

19. Тихое пристанище

Когда дела идут от сердца, тут жизнь живая... а когда она при сем посвящается Господу, тогда она божественна, ибо тогда Бог есть действуяй в вас. Раздумываясь о себе и своей участи, вы решаете: буди воля Божия. Нет премудрее такого решения. Кто таков в сердце, тот – как в тихом пристанище, хотя пред глазами волнующееся море мира...

Держите на сем якоре ладью жизни вашей, и волны не потопят вас – брызги только покропят немного (6, с. 105).

20. Мир о мирском и хлопочет

Что в мире деется, тоже в порядке вещей. Мир на то и мир, чтобы только о мирском хлопотать. Он свое дело делает, а нам надо делать свое. Мир внешний еще не так страшен, как мир внутренний, ибо он и туда залезает. И когда залезет – вот наша беда (8, с. 26)!

21. Господь ставит каждого в житейскую обстановку, благоприятнейшую для спасения

Если верите Промышлению Божию, определяющему участь земную для всякого так, как ему удобнее спастися, то должны верить и тому, что вся ваша житейская обстановка есть самая пригожая вам для устроения вашего спасения. Сколько мне видится, она дает вам полную свободу заниматься своею душой. Это большое преимущество! Уверясь так, Бога благодарите за все: и приятное, и неприятное. Благодушно терпя неприятное, немножко приближаетесь к части мучеников. Зато, если роптать будете, не только от этой части далеки будете – еще и ответ дадите (8, с. 98; 2, с. 215).

ЖИЗНЬ СЕМЕЙНАЯ

1. Совершенства можно достигнуть и в семейной жизни, погашая и искореняя страсти

Постриг тайный можно принять, но подождите. Совершенства можно достигнуть и среди семейной жизни... Надо только страсти погашать и искоренять. На сие все внимание и обратите (1, с. 139).

2. Не прекращая своего попечения, возложить все на Промысл Божий

Без забот и попечений как прожить? Но все в меру, а главное – с преданием себя в волю Божию. Вы все сами хотите устроить детей, а Богу ничего не предоставляете. А на деле надо все Богу отдать, не прекращая, конечно, и своего попечения, но не придавая ему и слишком много значения. Если Бог не благословит детей, то что вы одни сделаете? Да не станет ли Бог смотреть на них равнодушно по причине ваших забот (1, с. 126–127)?

Со всякою немощию душевною следует тотчас обращаться с молитвой к Господу, прося Его исцелить. Затем, употребляя и от вас зависящие средства и собственные усилия, ждите помощь свыше, и Господь в свой час пошлет помощь и исцелит. Без Господа никакое добро не укореняется в сердце (1, с. 127).

3. Скорбь об отлучении сына

Ваше отлучение, изреченное сыну, было плодом ревности по Богу и любви к сыну, искавшей сим способом вразумить его. Какой же тут грех?! Другое дело – мысль о силе сего отлучения. Но где вы нашли, чтобы единоличное отлучение, как громко ни прокричи его, действительно отлучало от Церкви? Стало, и этого нечего тут видеть (1, с. 149–150)!

4. Семья – это житейский крест для главы

Семья – это житейский крест для главы! Терпи, покорствуя Господу, и, все со своей стороны делая, все предай в волю Божию (1, с. 228).

5. В семейной жизни исполнять дела по сознанию, что исполняется воля Божия

И по семейной жизни на вас лежит долг... Исполнять его не есть суетность. Только совершайте такие дела по сознанию, что волю Божию исполняете. Суетность – дела по удовлетворению страстей, также ненужные и бесполезные (1, с. 247).

6. Жена, мать, хозяйка – это ваши владения. Министры ваши – голова да руки с ногами и душа с силами. Кодекс законов – заповеди Евангелия... Смотрите построже за своими министрами

Жена, мать, хозяйка – это ваши владения. Министры ваши – голова да руки с ногами и душа с силами. Кодексы законов – заповеди Евангелия. Смотрите построже за своими министрами, а то они всегда готовы воспользоваться оплошностию предержащего... и все потянут в свою лишь пользу, а не на общее добро (2, с. 81).

7. Отрешение от всего сердцем для всех возможно, отрешение делом не есть достояние всех

Отрешение от всего сердцем для всех возможно и, как видно из Нагорной беседы Спасителя, для всех обязательно; но отрешение делом не есть достояние всех.

Высвободите сердце от любоимания. Довольно. Знаки сего подвига сии: если упования не имеется на свой достаток, если имеется готовность спокойно перенесть, когда бы Господу угодно было все взять; если рука податлива на вспоможение без остановок, идущих от сердца... и подобное. Когда это будет в искании и посильном подвиге – и довольно с нас! Вдруг с сердцем не сладить (2, с. 82).

8. Об удалении от шумного общества. Житейские хлопоты и дело спасения

Правду вы говорили, что трудновато среди шумного общества сохранять внимание к Богу и уберечься от слов и мыслей – то пустых, то и недобрых. Такой уж строй светской жизни. И ваше желание держаться подальше от этого шума очень естественно. Если вы оба сходитесь в этом желании, то что еще может помешать вам исполнить его? И Бог благословит (6, с. 104).

Мирные занятия дома – какое наслаждение! Тут только вы и будете настоящие господа. А там – рабы... и не сумеем сказать, чьи! То только видно, что ни временем не владеете, ни занятиями, ни собою. Все отнято, и вами помыкает кто-то, и притом с таким деспотизмом, что и воспротивиться нельзя. Кто это там такой князь?! Разберите, пожалуйста. Если попадете на истину, удостоверьтесь, как основательно бежать от света темного-темного (2, с. 83).

Вы семьяне. Вам нельзя не хлопотать о житейском. Это и не запрещено; напротив, повелено трудиться, чтоб иметь содержание и другим помогать. Надо только не томить себя заботою и, работая, всю надежду возложить на Бога, и все, что даст Бог излишнего, возвращать то Ему чрез бедных, как оброк господский (2, с. 83).

Ведь спасаться не мудрено. Глаза только надо и энергию. Дело все просто. Мыслию с Богом будь и телом твори дела, кои лежат на тебе по заповеди. Вот и все! Много ли это (2, с. 83)?

9. Совершенное беспопечение не идет людям, связанным семейными узами и житейскими обязанностями

Держитесь Господа и заповедей Его, и все будет хорошо. Нельзя вам брать на себя то, что под силу только людям, от мира отрекшимся. Совершенное беспопечение – их дело; а вам дело и дела. Вы – муж, отец, владелец и другое можете быть еще что. Всякое из сих титл налагает на вас обязанности, заповедями Божиими определенные. Исполнять их есть ваш труд во спасение. Так судил вам Бог. В сем и пребывайте!.. Об одном забота, чтобы побуждения в делах были чисты. Все во славу Божию творите. Прочитывайте Евангелие и Послания и оттуда берите себе уроки (2, с. 98–99).

10. Наставление о воздействии на неверующего сына

У вас забота – сын. Что делать? Сатана все полчища свои напустил на Россию, потому что одна только она и есть держава, содержащая истину... И вот видим, какие шибкие имеет он среди нас успехи. Видим и, как действовать против сего, не знаем, и взяться за сие дело не умеем, и даже охоты не чувствуем... Головка горькая... В этом, однако ж, для вас нет утешения! Хоть наряду с другими гибнет сын, а все же нельзя матери не болеть о нем. Болите и молитесь! Вот все, что могу вам сказать. Можно бы рассуждать с ним. Попробуйте... Только наедине, чтоб никого не было, и прямо к сердцу его обратитесь... Затем попытайте, какие основания он имеет к неверию? И тут же потихоньку разрушайте сии основания. Выпытывайте одно за другим и все разоряйте. У них ничего нет солидно-твердого, а так, ветер навеял, и держится дух такой... (лукавый)! Когда по разорении непрочных оснований неверия останется он ни при чем, тогда и свои основания предложите, а дотоле не выставляйте их, а только его разоряйте. И все молитесь. Бог поможет – и просветится душа его. Он прятал иконку, чтоб не видели. В этом нет укорного. Скажите ему, что и все может прятать... т.е. и Богу молиться, и в церковь ходить, пряча сие от других... А когда не удастся, пусть все внутренно делает, пусть в душе к Богу обращается и молится... И это настоящее будет, Богу угодное дело. И веру пусть блюдет. Пусть каждое утро и вечер Символ веры просматривает (2, с. 140–141).

11. Руководство для расположения сына к молитве

Вы говорите, что сын мало молится, т.е. мало и редко стоит на молитве и читает молитвы? Может быть, это неудобно по службе. Скажите ему, что можно молиться не стоячи на молитве, а внутри, в сердце обращаясь к Богу как к Отцу, Хранителю, Помощнику и всестороннему Попечителю... и то просить, то благодарить. Это же можно делать на всяком месте и во всякое время, и наедине, и в сообществе. Да слышит, что говорит Господь: «сыне, даждь Ми сердце!» И пусть отдаст. Да хранит его Господь (2, с. 153)!

12. Матери – причастницы мученичества

О сыне – горе! Болен. Я всегда твержу матерям, заботливым о чадах... Вы – причастницы мученического подвига, ждите и венца такого (2, с. 159).

13. Брак не затворяет двери в Царство Небесное и не мешает христианскому совершенству

Брачная жизнь не затворяет двери в Царство Небесное, может не мешать и в духе совершенствоваться. Не во внешних порядках дело, а во внутренних расположениях, чувствах и стремлениях. Их и поревнуйте всадить в сердце. Читайте Евангелие и Апостол и смотрите, как следует быть христианину настроену, и позаботьтесь так настроиться. Понемножку все придет и займет свое место. Главное – молитва. Она барометр духовной жизни. Непрестанно надо с Господом быть, ибо без Него ни в чем успеха не будет (1, с. 118).

14. Поздравление новобрачным

Поздравляю с совершением брака. Благослови, Господи, новобрачных, здоровья, мира и любви желаю (1, с. 47)!

15. Живущий в семье и спасается семейными добродетелями

Кто в семье живет, тому и спасение от семейных добродетелей. Но ведь дело не в том, чтобы все представить в отличном виде, а чтобы сделать все зависящее. Коль скоро все сделано, нечего себя мучить. Конечно, и спустя рукава не следует действовать, но и томить себя не след, предоставляя все Господу (2, с. 200; 8, с. 6).

16. Жизнь семейная и гражданская может быть мирской и святой, богоугодной

Жизнь семейная и гражданская не сама по себе есть мирская, а бывает такою, когда в порядки такой жизни втесняются страсти и удовлетворение их. На семейную и гражданскую жизнь есть заповеди. Если так завести эту жизнь, чтоб в ней господствовали заповеди с прогнанием всего страстного, тогда это будет не мирская, а святая жизнь, Богом благословенная (3, с. 28).

17. О сыне, которому не дается наука

Коли нет успехов, то взять сына из школы – разумное дело... Благослови, Господи, сделать вам это... Есть много людей на свете... кои... дельцы дельцами... а наука не идет. Вопрос, какие лучше, научники или дельцы, еще не решен. А чтобы сходилось дело и наука в одном лице – это редкость. Об одном позаботьтесь, чтобы нрав у него выработался хороший и правила жизни добрые. Тут не мешает иной раз, кроме советов и увещания, и родительскую власть пустить в ход (3, с. 104).

18. Одобрение принятия сиротки на воспитание и наставление об уходе за нею

Взяли вы на себя хорошее и прехорошее дело – ходить за малюткою. Благослови, Господи, хождение ваше! Вы напрасно беспокоитесь, что иногда крик дитяти отрывает вас от молитвы, будто от дела Божия к делу, чуждому Бога. И то, и другое – Божие дело. Богу приятно, когда детки Его к Нему устремляют очи свои в молитве... но не менее Ему приятно, когда одни любимые детки заботливо спешат присмотреть за другими Его же детками. Так не смущаетесь. И молясь, дело Божие исправляйте и, за малюткою смотря, то же творите. И Бог одинаково умильно смотрит на вас и когда молитесь, и когда около малютки хлопочете. Куда как хорошо, что вы любите дитя. Любовь ваша прямо душу ее питает, и она не чует лишенья матери. Пребудьте в этом расположении (4, с. 73–74).

19. О труде ухода за малюткою

О труде ухода за малюткою вы право рассуждаете, что она Богом вам поручена. И Господь воздаст вам. Да и сама малютка может отплатить. Когда подрастет, будет привязана к вам, как к матери... и потом будет вам послушницею... а вы старицею. Вот и сень будущего монастыря (4, с. 75)!

20. О привязанности к принятой сироте

Привязанность ваша к малютке не может зайти далеко... и если будет сильна, беды от этого нет. Дети добрые – ангельского суть чина. Коли жаль будет оставить, с собой возьмите... Да что об этом думать... Смотрите проще на дело... Господа просите, чтоб держал сердце ваше в мере (4, с. 81–82).

21. О воспитании нравной сиротки

Очень жалею, что сиротка нравна... но пророчить худа от сего рано... Может быть, вдруг переменится... Но упорство обещает твердость воли... а эта черта не худая. Не ухитритесь ли так действовать на нее, чтобы она не замечала, что ей приказывают, а делала то, что хотите, будто от себя. Господь да умудрит вас (4, с. 87).

22. Наставление о кротком обращении с сироткой

Заступаюсь за сиротку... Не всегда штраф... Почаще уговаривание. Это мягче... и прочнее. Строгость непрестанная жестка и безотрадна. Поблажки, конечно, не следует допускать, но и строгость надо растворять теплотою любви... Я уверен, что у вас дело так и идет (4, с. 88).

23. Домашнее послушничество

Ведь вы тоже и дома состоите на послушании. Надобно матушку всячески упокоивать. Она игуменья, а вы послушница... ну, пожалуй, казначея, и послушною останется одна малютка (4, с. 132).

24. Совет о воспитании девочки

Девочку учить надо... Всякий раз, как прорвется худое, толкуйте ей, как это нехорошо, и прибавляйте, что так мужички только делают. Кто ни увидит тебя, будет говорить: вот и барышня, а ничем не лучше мужичек... Иногда штрафуйте... не давая ей в этот день чего-либо, что она любит... Но никогда серчания не выказывайте... чтобы видело дитя, что вы делаете это по любви одной (4, с. 133).

25. Наставление для утешения переживающих семейное горе

Вы скорбите... Это в порядке вещей. Господь в Гефсиманском саду – это Первосвященник, страждущий за грехи всего мира. Сей скорби и туги делается причастным и священник, принимая грехи своего прихода и сторонних, приходящих к нему. Таково уж его назначение (4, с. 252–253).

Другое дело – положение того семейства. Вы добре сделали, посоветовав не налегать укором. Этим ничего не успеешь. С совестию уж он управился. Привод «этой» – конец долгой борьбы, в которой он остался побежденным. Однако ж мне думается, что дело не останется так до конца. Она надоест ему, и он ее прогонит. Он охладеет к ней – тут совесть опять подымет бунт. И, может быть, возьмет свое. Этою надеждою пусть воодушевляются страждущие, присоединяя к ней усиленную молитву. Тут, конечно, враг вмешался, а его ничем не отгонишь, как молитвою. Утешение себе черпать научите их из той мысли, что они, терпя, делаются причастницами венца мученического. Лот был мученик, потому что, как уверяет апостол, мучился душою, смотря на беззаконные дела горожан своих. Таково и этих страждущих положение (4, с. 253).

Пусть и на это горе смотрят как на всякое другое несчастье – смерти, болезни, гонения, пожары. Бог попущает, искушая их терпение. А «того» смиряет Господь. Теперь он гордынею обуян; но когда пройдет туман и он оглянется на то, что нагородил, будет видеть себя самым униженным. Верно, он горд... и потребовалось такое срамное врачевство (4, с. 253).

Внушите также им... что главная наша забота – спасение души своей. Мешает ли безобразие того соделованию сего спасения? Никак. Если взглянуть с разумом на дело, увидят, что его можно обратить в пособие ко спасению. Пусть отчуждятся на время от чувства неприятности такого поведения и остановятся на том, что это их делу может не мешать, пусть делают его, смиренно молясь о «том». Трудно! Что есть без труда?! Труднее всех жене. Но зато и награда будет ей больше, если благодушно перенесет сие горе (4, с. 254).

26. Наставление и воспитание детей

Детей вразумлять есть долг родителей, стало, и ваш. И бояться чего? Слово любовное никогда не раздражает. Командирское только никакого плода не производит. Чтобы детям благословил Господь избежать опасностей, надо молиться день и ночь (8, с. 9).

27. Почему иногда отчуждаются дети

Детей отчуждение дивно. Но посмотрите, не вы ли виноваты в том. Если вы то за чтением, то за рукоделием, а детьми мало занимаетесь, так что они не видят от вас ласки... то что дивного, что они отчуждаются от вас? Невестка на отместку! Вам нельзя одним спасать душу свою. Часть в этом неотложную имеет и попечение о детях, ласки к ним, материнская нежность, безмолвное вразумление (8, с. 23–24).

28. Ответ о суровости мужа

Муж ваш глубоко любит вас; суровость его только видимая. Такой бывает склад у людей. И не смотрите на это. Пусть он есть, как есть. И вы будьте, как есть. Бог свел вас: верно, вам так быть – есть наилучший быт на земле (8, с. 25).

29. Средства к укрощению деспота – мужа

Беличке только тяжело. Пусть ухитряется перехитрить. Мне думается, этого можно достигнуть, не давая заметить, что деспотство неприятно, и держа вид, что будто его выходки признаются состоящими в порядке вещей. Не встречая противодействия, деспотство все будет тише и тише... Наконец и совсем стихнет. Тогда обратно можно и его забрать в руки, не переменяя смиренного тона и держания себя. Начитанной никогда не надо возражать; а со всем соглашаться... будто учиться – хоть и явно, что несостоятельное утверждается (8, с. 69).

30. Как относиться к соседям

Мудрено вам сказать что-либо решительное относительно того, как быть с соседями. Закон для сего один: общиться с единодушными, для взаимного себе поддержания в действовании на пути спасения. Потому, если случится отшатнуться от тех, кои мало думают о Боге и спасении, жалеть об этом нечего. Общение с ними останется только в житейских порядках... Но если достанет мужества, то и их надо принести в жертву... Сообразите с сими началами (8, с. 71–72).

31. Об отношении к провинившемуся мужу

О Беличке будем жалеть и молить Господа, чтоб Он воодушевил ее мужественно переносить случившееся. Муж мрачен: верно, пропустил порядком... Ну, теперь он на ус себе мотает и наперед зароки дает – так не поступать. Пусть она не точит его, а жалеет и воодушевляет, что-де авось все как-нибудь понемногу поправится. А станет точить – только разлад будет и неприятности, а толку не будет (8, с. 73).

32. Об отношении к черствому мужу и непослушным детям

О нелюбии мужа молитесь, да укротит его Господь. Что вы плакали, а он смеялся... тяжело, конечно. Но возьмите отсюда урок: вперед прятать сии драгоценности – слезы, никому не показывая их, подражая св. Давиду, который ночью омочал постель свою слезами.

И о детях молитесь. Господь силен исправить их. Говорить же им, как видите, – лучше не говорить, коли они такие стали. Разве когда заметите их готовность послушать (8, с. 81).

33. Огорчение от сына. О воспитании чужой малютки

Больнее всего – неуклюжий поступок сына. Думается, он не от злости, а от юной малосмысленности. Немножко погодя разъясните ему, что то, что он считает зависящим от вас, совсем не от вас происходит... И приложите, что вы более, нежели кто другой, желаете ему всякого довольства... Когда он уверится в том и другом, сердце его должно смягчиться. Тогда уместно будет сказать нечто и в назидание – словом не столько повелительным, сколько благожелательным.

Сиротку благослови, Господи, вам воспитать. А что труд – уж без этого что бывает? И Черничку благослови, Господи, пособить вам поудачнее (8, с. 81–82).

34. О наставлении молодежи

О сыне много слишком не тужите. Каков нрав, смотрите; а жизнь потом заставит перекреститься. Что любит стяжания, это еще не великая беда. Степеннее будет. Не иметь нельзя, ибо надо есть, пить, иметь кров и пр. Надежду только при имении на Бога возлагать надо – и часть уделять неимущим. Учите его по копейке давать бедному, хоть в воскресенье только. Начав с этого, и далее пойдет.

И молитвою не докучайте; можно надоесть. Советуйте ему хоть немного, да молиться утром и вечером, не читая никаких молитв, а так умно очи к Богу возводя. Вечером Бога поблагодарить за день, утром попросить о дне – своими словами, как знаешь, только бы делом. И этого довольно. Поклоны три-пять с такими мыслями. И днем иногда пусть обращается к Богу с краткою молитвою. «Господи, помилуй, благослови, Господи, помоги, Господи». Больше этого и не нужно. «Трудно ли это? – скажите ему. – Ну, так доставь мне утешение, что будешь делать так». Молодежь жить на земле и по-земному хочет. Ведь и нельзя без этого, потому что мы земны. Только не надо забывать, что на земле мы на время – и короткое; стало, хоть и земны, но не для земли получили бытие (8, с. 101).

35. Хозяйство – дар Божий

Хозяйство – не мудреная вещь. Скоро вглянитесь, и ничто уже не будет вас затруднять. Только не нерадите. Хозяйство и все, ему принадлежащее, есть дар Божий. Надо блюсти его и возделывать. Только в цели надо при сем иметь славу Божию. Свято соблюдайте... отделять часть неимущим – по силе, но не паче силы. И добре все пойдет (8, с. 119).

36. О воздействии на колеблющегося сына

С сыном, правду говорите, лучше не толковать о религиозных делах. Молитесь только усерднее... и Господь помилует его, послав ему свет благодати, просвещающей и вразумляющей – и все колебания прогоняющей (8, с. 125).

37. Матери, горюющей о детях

Горюете о детях. На то вы мать, чтоб о детях горевать. Но приложите к гореванию молитву... И Господь ублагоустроит детей. Поминайте матерь блж. Августина. Плакала-плакала, молилась-молилась! – и вымолила, и выплакала, что Августин опомнился и стал как следует быть (8, с. 225).

38. Молитва матери

Речь Илии приятно слышать. Помоги ему, Господи, привести в исполненье свое доброе намеренье. Приложите и свою к тому усердную молитву. Ничья молитва о детях так не доходна до Господа, как молитва матери (8, с. 228).

ИНОВЕРЦЫ-СЕКТАНТЫ

1. Об отношении христианина к молоканам в житейских обстоятельствах

Более других укорен поступок ваш с молоканом. Общение, которого вы боитесь, не житейское разумеется и не доброжелательное, а религиозное: не общиться в вере и Таинствах, и молитвах. За чем он приходил к вам, вы должны были помочь ему...

Мне думается, что вы хорошо сделаете, если, встречаясь с теми лицами, будете ласково говорить с ними, как будто ничего не было. Можете сказать: «Я тогда немного вспылил, прошу извинить. Но это не значит, что я одобряю поступок ваш: вы дурно сделали...» (1, с. 222–223).

О молоканах теперешних надо судить снисходительнее. Зачинщики всему виной, а эти с молоком матери всасывают ересь (1, с. 228).

2. Редстоковщина похожа на молокан, только эта секта иноземная и дворянская

Господи, помилуй нас! До чего мы дожили? В Питере гласно и явно образуется сектаторская община – редстоковщина. Это что-то похожее на молоканство – только иноземное и дворянское. Вот и знайте. Священников, вишь, и видеть не хотят, а не только слышать и следовать им. О сем подобает подумать. В Питере есть молодцы из иереев, которых совестно слушать, но есть и образцовые иереи. И всюду так. Увы и ах (2, с. 18)!

3. Пашков есть злейший молоканин и хлыст, у которого ни Церкви, ни Таинств, ни священства...

Посылаю вам десяток писем в С.-Петербург. Раздайте их старым знакомым... а то и по городу – недуховным, для которых, по вашему суду, небесполезно прочитать их. Это против Пашкова, который есть злейший молоканин и хлыст, у которого ни Церкви, ни Таинств, ни священства, ни молитвословий – ничего нет. Кайся, веруй в Господа и живи добре – и все тут. Прочее все – побоку. С этою проповедию он разъезжает всюду. И у себя дома собирает... и многих уже сбил с толку... Вот-вот объявит секту. Другая, побочная с ним, секта есть «апостольская община». И та в Питере имеет ход. Вот и знайте (2, с. 22).

4. Добрый отзыв о книге А.Д. Ушинского против штундистов и побуждение к продолжению борьбы со штундой

В последнем письме вы поминаете о книге Ушинского. Вы несправедливы к сей книге. Весь ее недостаток в том, что она не полно разбирает опровергаемые пункты. Но автор и не скрывает этого недостатка, а прямо сознается, что он плохой богослов, и издает книгу с тою целию, чтобы раздразнить могущих написать пополнее и побудить их приступить тотчас к сему делу. Укорять его в недостаточности опровержения потому совершенно нерезонно. Всем вам ответит он: quod potui, feci, faciant meliora potentes.

Его можно бы укорять в неправомыслии; но этого там нет. Я перечитывал рукопись и не видел ничего неправого и не нашел резона, почему бы мог сказать: не печатай.

Ваш приятель писал вам: «Перелистывал – и мне показалось кое- что неправое». – Какая ревность! О, неглижер!.. Вы же сами прописываете пророчество о возможном вреде от сей книги, именно – что теперь штундисты будут иметь печатное изложение своей веры. Не вижу, какой от сего вред. Если б у них не было сего изложения – другое дело. Но оно у них есть и, конечно, переписывается друг у друга. Ушинский от них получил тетради и списал для себя. Но в тетрадях оно ходит без опровержения, а в книге – с опровержением. Какое ни будь опровержение, но оно всегда будет оставлять след и производить колебание. Есть пункты, сильно опровергнутые... Кто поколеблется в нескольких пунктах, тот не может оставаться покойным и относительно всего прочего. Выходит польза, а не вред. Предполагаемый вами вред был бы возможен, если бы учение косяковцев было все напечатано отдельно; но оно разумно разбито и пересыпано опровержениями.

Я не утверждаю, что книга удовлетворительна; но не могу думать, чтобы она была бесполезна. Она только оказывается бесполезною в отношении к вам, спящим иереям. Ушинский надеется, что разбудит вас. И ошибся. В этом виноват. Ему следовало знать вас лучше и не обманывать себя мечтами, что вы подхватите его запеванье в тот же тон. Вы же ему все отвечаете: шалишь, брат! Не на тех напал, чтоб мы поддались твоему разбуждению... поди прочь!.. Спать хотим...

Ну – что против этого скажете?! Вы как раз такими оказываетесь. И если хотите не оказаться такими, извольте сейчас же садиться и писать. И вот вам программа!

Ушинский написал книгу в опровержение мудрований штундистов. Но он положил только начало. Немало и еще надо прибавить к сказанному у него. Это – предисловие... Затем приступайте к положению всякого пункта особо...

Первый пункт штундистов так-то читается. Против него сказать вот что... Сказано дело; но не все досказано. Досказываю... И начинайте писать пункт за пунктом и всю книгу пополните... Вот это будет дело. Если одни ленитесь, возьмитесь вдвоем, втроем, вдесятером – только пополните книгу, и штунда будет разоблачена во всех подробностях. Смотрите ж, непременно это сделайте. Сроку вам дается один месяц; другой месяц на печатание; третий – вся Россия читает. Тогда я буду бить в ладони, крича: «Молодцы! Вот так иереи!» (2, с. 24–26).

5. Отзыв святителя Феофана о Льве Толстом ^[105]

Вы помянули, что многие переходят в иную веру, начитавшись сочинения Толстого. Диво! У этого Льва никакой веры нет. У него нет Бога, нет души, нет будущей жизни, а Господь Иисус Христос – простой человек. В его писаниях – хула на Бога, на Христа Господа, на Святую Церковь и ее Таинства. Он разрушитель царства истины, враг Божий, слуга сатанин, как написал сам св. апостол Павел волхву Еллиму, противившемуся его проповеди на острове Кипре (См. Деян. 13, 8–10). Этот бесов сын дерзнул написать новое евангелие, которое есть искажение Евангелия истинного. И за это он есть проклятый апостольским проклятием. Апостол святый Павел написал: кто новое евангелие будет проповедать, да будет проклят, анафема (Ср. Гал. 1, 8). И чтобы все затвердили это добре, в другой раз это подтвердил... (стих 9). В евангелии богохульника сего цитаты похожи на наши, например: Ин. 1, 1, а самый текст – другой. Посему он есть подделыватель бесчестнейший, лгун, обманщик.

Если дойдет до вас какая-либо из его бредней, с отвращением отвергайте... В наших духовных журналах он разобран до последних косточек и всесторонне обличен в безумии и злоумии. Но журналы духовные кто читает? А тетрадки Толстого ходят по рукам секретно и секретно распространяют ложь (2, с. 42–43; 2, 237–238).

6. Ревность святителя о противодействии молоканам и просьба о доставлении изложения молоканского учения

Докучаю вам покорнейшею просьбою. Дело такое. В Епархальных Тамбовских Ведомостях в 84 г. с № 15 начаты ответы на письменное изложение учения молокан села Рыбного, продолжены в 85 г... но так лениво, что дано всего 4 ответа. В 86 г. не дано ни одного ответа...

Скоро или не скоро пишутся ответы, это уж дело отвечающих... но мне желательно знать: 1. Как сделалось, что молокане дали письменное изложение, ибо в Ведомостях начаты ответы без всякого предисловия... 2. Не можете ли вы достать сие письменное изложение во всей его полноте?

Верно, оно есть у отвечающих. И если вы знаете, кто сии, то вам не трудно, думаю, достать их. Господа ради, достаньте и поскорее пришлите.

Нужда некая заставила меня просмотреть молоканство вдоль и поперек, т.е. его историю и учение. История не совсем важное дело... а учение очень важное. Между тем пункты их учения как следует нигде не изложены. Пишутся только мысли, и большею частью своим, а не молоканским словом... Книжка, прп. Арсением составленная, дает, может быть, все пункты, но не подробно (2, с. 52).

Помещаемые в Ведомостях известия о молоканстве в разных селах сказывают только: того, и того, и того не принимают. Очень голословно.

Вот мне и дорого кажется изложение молокан рыбинских, хоть оно, может быть, не всеобще в некоторых пунктах...

Господа ради, достаньте... и то узнайте, по какому поводу дано это изложение молоканами... Превеликое будет одолжение (2, с. 53).

7. Просьба дать сведения о пашковцах для обличения их

Буду ждать, что скажете о пашковцах; мне крайне нужно знать, на чем они опираются, что отстали от Церкви. Ваши немногие слова: «ревнуют просвещать народ и отвлекать его от суеверия (церковности) и идолопоклонства (иконопочитания)» – очень много говорят. Выходит: они молоканы, как я их взвеличал (2, с. 107).

8. О письмах святителя против Пашкова и об учреждаемом для обличения его обществе

Очень вам благодарен за сообщение относительно новоявленной чудотворной иконы «Козельщинской».

Какое сильное Бог послал опровержение пашковских мудрований!.. Мои письма против него Святейший Синод издал в большом количестве и раздает даром. И мне прислали очень довольно для той же цели. Полагаю, что около вас найдутся лица, которым небесполезно будет прочитать их (2, с. 119).

9. Лютеранку поминать в Церкви не следует

Еврейку-лютеранку надо предоставить воле Божией благой. В Церкви поминать можно только принадлежащих Церкви. Как она не принадлежит Церкви, то и поминать ее там не следует (2, с. 225).

10. Обратившемуся от заблуждений дается совет вразумлять других и посылаются книги, руководствующие к обличению штундистов и других сектантов

Благодарение Господу, высвободившему вас из сетей диавольских. Стойте теперь и мужественно противостойте всем вражиим приражениям. Благослови, Господи, и да будет Он вам всегдашним помощником!

Но и плод надо приносить. Какой? – Обстоятельства уже указали его вам (3, с. 22).

Просвещены быв благодатию Божией и узрев свет истины, трудитесь теперь над просвещением других, к вам обращающихся. Вам нет нужды далеко ходить за делом. Оно само дается вам в руки. Надо полагать, что на то есть воля Божия. Потому беритесь за дело сие, ничтоже сумняся.

В руководство шлю вам, что есть под руками. Письма в С. П. Б.^[106] Они направлены против пашковцев. Но спорная сторона не была во внимании. Имелось в мысли только разъяснить, что у нас есть все потребное для спасения и нечего потому нам слушать всякого приходящего без разбора... Обозрение всего строя христианского тут полное... Но имеется нужда в разъяснении подробностей...

Вероучение штундистов. Книжка Ушинского Александра. Тут есть и то, что пригодно употреблять и для вразумления молокан.

Обличительное Богословие архим. Иннокентия, том 3 и 4... Тут дело идет прямо против протестантов... Но излагается научно... полагаю, что вы сумеете превратить голые речи сии в назидательные уроки.

Более всех полная, но менее всех удоборазумеваемая и усвояемая книга... Камень веры. Писана, когда начали у нас прорываться протестантские мудрования... Эту после всех читайте(3,с. 22–23)

11. О вразумлении молокан

Меня очень порадовало то, что слово ваше так действенным оказалось на некоторых из молокан. Молитесь, чтобы Господь Сам вразумлял вас и как говорить, и как действовать на сих заблудших. Особенно молитесь, приступая к слову... и во время ведения речи... Ибо слово от сердца с Божиим благословением не может быть бесплодно (3, с. 25–26).

12. Как поминать умерших в сектантстве родителей

Спрашиваете, как поминать умерших в сектантстве родителей ваших! В своей частной молитве поминайте их и молитесь о них, обращаясь к беспредельной милости Божией, и ей предавайте их участь. В Церкви же нечего их поминать. Церковь молится о чадах своих, да сохраняют веру свою и преуспевают в ней, о сущих же вне Церкви молится – обратить их к вере и присоединить к Церкви. Как обращение сие должно совершиться здесь, на земле, то и сила молитвы сей ограничивается пребыванием на земле тех, о коих идет молитва (3, с. 128–129).

13. О прохождении протестантов

Штунда не любит поститься. Да ведь она лютеранка, на кой ляд ее назвали штундою? Назвать надо «немецкая вера»... потому что немцами выдумана и недавно: немецкой вере всего сотни три лет... Она не первоначальная отступница. Первоначальная отступница – латинская вера: она отступила и с немцами, и с англичанами. Но потом немцы и англичане отступили от папы, когда тот завел некие нелепости в вере своей (4, с. 44).

14. О борьбе против лжеучителей

Ничего не слышу: какие у вас в Петербурге распоряжения о противодействии пашковцам, ирвингийцам, толстовцам?!

Эти язвы губят многих и в Петербурге, и везде. И следовало бы противопоставить им духовное воинствование. В С.-Петербурге много среди духовенства отличных иереев и по образованию, и по нраву...

Сделать бы из них трубачей, и Иерихонские стены, конечно, пали бы в утешение верных сынов Израиля и во славу Божию.

...То правда, что каждый иерей должен быть самокомандным в деле защиты истины Божией и хранении своей паствы, но во многих случаях они не знают, что волки понемногу растаскивают овечек из стада (4, с. 56).

15. О бреднях Льва Толстого

Вы хорошо сделали, что отказались читать бредни Толстого, и не берите их в руки. Вон прочитайте, что у него писано... у этого Льва, рыкающего, кого поглотить. Я и забыл прописать, что Лев признает только Евангелие, и то в искаженном виде, как у него... Послания св. апостолов не признает, ни отцов и учителей Церкви... Все у него свой ум... Не берите в руки (4, с. 99).

16. О сочинениях неверов

С писаниями неверов лучше не знакомиться, даже чрез опровержение их. Мы уж причитались, и то бывает досадно, а иногда смутительно. Что ныне стали печатать? Всякую дрянь (4, с. 204).

17. Раскол держится крайним невежеством

Раскол держится крайним невежеством. Когда уяснятся условия спасения – уяснится и то, что все раскольнические догматы – не догматы, а пустошь! – И конец расколу (7, с. 92).

Молокан и штундистов напрасно причисляют к расколу. – Это наши протестанты (7, с. 92)!

18. Штундистская пропаганда В. Чичерина и просьба о ее пресечении

Слыхали про некоего Василия Чичерина – некогда советника французского посольства? Он богомол и наткнулся там на какую-то секту, увлекся – и стал даже нечто вроде ихнего попа. Его там приглашали остаться, но он отказался, сказав: у меня есть родная Россия, ее надобно просвещать. И вот, оставя службу, он теперь в России ревнует по своей секте. В чем его верования, не разберешь, но видно: не православные. В церковь не ходит, не причащается, от икон рыло воротит и подобное. Все с Евангелием или Новым Заветом. Штундист настоящий. Но дело-то не в том. Пусть себе как хочет. А вот в чем! Он уехал на войну – не воевать, а соблазнять православных. Шастать будет он по лазаретам. И как там больше всего можно встретить душ, расположенных слушать о спасении души, то он и надеется засеменить посредством сего свою секту. Абаза – главный распорядитель по больничной части, был вице-губернатором в Тамбове и приятель семейству Чичериных. Сестра Василия Чичерина – за Еммануилом Нарышкиным. Сей Еммануил с женою на свой счет (очень богат) поехал хлопотать о больных и о себе в Кишиневе (представлялся императрице). Так видите – Абаза с женою да Нарышкин с женою – наивлиятельнейшие лица по больницам. Под их покровительством Василий Чичерин будет соблазнять православных, совращая их в свою секту, будет нырять по больницам... с Евангелием, злоупотребляя им на пагубу душ. Нрава он тихого и все о Спасителе толкует. Это не худо, но что отсюда выводит он – худо: ни церкви, ни Таинств, ни святых... а о монахах – не поминай... Теперь вам должно быть очевидно, что есть опасность для православных душ и есть из-за чего побеспокоиться. Что же сделать? Надо устроить, чтоб Василия Чичерина оттуда выпроводили, несмотря на то, что держит Евангелие в руках, – без всяких оговорок. Если известны вам лица, чрез которых можно действовать, так и скажите им, чтоб, осведомиться ли захотят о Чичерине или прямо распорядиться высылкою, действовали помимо Абазы и Нарышкина, и даже не обращаясь к ним по сему поводу (7, с. 102–104).

Хорошо ли вы наказали пр[еосвященному] Павлу, чтоб вел дело тайком от Нарышкина и Абазы?.. Нарышкина уж была у него, выманила у него денег: сначала 100 р., а потом еще 200... Она употребила их на дело, но пойдут они под именем ее собственных, хоть она и не скажет так никому. Но как никому не скажет, что столько-то пожертвовал преосв. Павел, а между тем будет и свои затрачивать, то и эти пойдут под ее собственными. Она такая вкрадчивая и так умеет водить за нос, что ее в Тамбове иначе не зовут, как лукавою. Сию сторону расписываю вот для чего! Если вы хоть мало намекнули преосв. Павлу, что писал к вам, то лукавая оная непременно выманит у него и он это ей скажет... Тогда как мне отбояриваться?! Но, может быть, этого не будет. Вероятно, у него был (у преосв. Павла) и сам еретик Василий – и вел сладкие речи; а может быть, и не был, потому что он всех нас считает то суеверами, то худоверами... дела не понимающими (7, с. 104–105).

19. Плевелы лорда Редстока

Красавица, которую вы видели в дороге, думаю, есть Нарышкина – прежде Чичерина. Она писала, сколь шибко растет Редстоково прельщенье – и все среди высших... Слушающие его совсем отпали от Церкви. Доведите о сем до сведения владыки. Если угодно, я доставлю выписки из писем ее (7, с. 118).

20. Хлопоты епископа Феофана о пресечении пропаганды Редстока. По делу о признании раскольнической иерархии

Дело не о том, чтоб дать раскольникам иерархию, а признать существующую у них. Это не Синод признает, а правительство. Для Синода же их иерархия все будет оставаться мирянскими чинами. Правительство спрашивает не о том, чтоб Синод признал ее, что невозможно, а о том, не будет ли пагубы от сего для православных. Это суть вопроса... Ответить можно и «да», и «нет», не нарушая Православия. Дело внешнее. Может быть от сего вред и может быть польза. Правительство поможет раскольническим архиереям забрать в руки мирян-раскольников... Ибо теперь они власти большой не имеют. А потом собьет архиереев в

Православие. Тогда за архиереями и миряне оправославятся. Теперь же действие на раскол идет враздробь. – Се польза! И вреда будет. На первых порах все полураскольники к ним пристанут. Может быть, и из сектантов раскольничьих иные к ним обратятся. Как это сразу обнаружится, то может ужаснуть. Но потом может пойти обратное действие. Пиша это, балагурю. Мнение мое – contr’раскольнической иерархии. Потому я не принадлежу к макарьевской партии (7, с. 119–120).

21. Условия, благоприятствовавшие распространению влияния Редстока

(Из Приложения к письму святителя Феофана. – Изд.)

Дело в том, что у людей пустых образовался сильный христианский дух. Это влияние Редстока переменило весь строй их жизни. Если бы его не было, то и они спали бы до сей поры, погруженные в пустоту мирскую. Духовенство как влияние не существует здесь. На днях граф Бобринский сказал: «Я был до 48 лет неверующим; только теперь уверовал, благодаря этому Редстоку» (7, с. 120).

Вы вот что подумайте: что если б не Редсток, то весь этот кружок, очень же увеличивающийся, погрязал бы до сего дня в пустоте. Лучшие и высшие семьи к нему примкнули. Движение религиозное большое. Противодействовать этому некому. Говорящие духом у нас скрыты. Книг никто не читает. Да и книга кого обратит? Живого слова духовного нет у нас, а потребность есть около кого-либо сильного группироваться, позаимствовать силы. Бедная Россия! У пришельца Редстока должна искать пищи духовной. Рядом большой поток полнейшего неверия. Неужели не подымется чей-либо голос в Православной Церкви?! Формы без духа, так уже давно нашими духовными выставляемые, никакого более не имеют действия... Не книг ученых нужно, а живого слова человека, который бы остановил этот поток, поднял бы голос, чтоб удержать в Православии лучшие силы нашего общества (7, с. 121).

22. Подробности о петербургской секте Редстока

(Из писем к епископу Феофану. – Изд.)

Но не могу не сознаться, что у этого кружка более христианского чувства, чем у наших постных богомольных барынь. И сама бы к ним примкнула, но формы протестантские и моления без креста, мне казалось, что я точно своей Церкви изменяю. И разговоры духовные, и чтения вместе с толкованиями – все это имеет большую прелесть; а потому многие примкнули к ним. Такого центра православного у нас нигде нет. Их учение ничего нового не говорит. Читают Евангелие и толкуют его; также и Апостол. О святых, конечно, и помина нет, также и о Богородице умалчивают. Псалмы переведены с английского и поются. Все вместе что-то очень хорошее христианское, но не в нашем православном духе. А может быть, это и все равно, лишь бы знали Христа и Ему работали. Один бы умный священник или архиерей, если б загорелось у него сердце, начал бы ездить в эти собрания, где и народ начал уже являться, и тихонько, никого не осуждая, всю эту толпу направил бы на правый путь (7, с. 122–123).

23. Святитель Феофан о В.А. Пашкове

Изъел душу мою Пашков... Вот что узнаю из достовернейших источников, или уст. 1. Пашков с сестрою и дочерью разъезжают всюду и проповедуют... залезают даже в трущобы. По домам ездят по приглашению. В доме кн. Гагариной бывают собрания... приходит и простонародие. 2. Отпечатаны книжки с их зловерием, кои распространяются не хуже исаакиевской кафедры. В Москве о. Арсений показывал мне книжонку под заглавием (кажется) «Христос Спаситель» – и в ней фразу: «поп не отпустит тебе грехов на Исповеди... силы такой у него нет...» (мысль, а слова забыл). В средине, может быть, и другое что найдется дурное. Книжка разрешена цензурою. 3. Пашков говорит (или показывает), что имеет письменное разрешение – от Государя и митрополита, с приложением печатей – проповедовать Евангелие. Эта ложь сильно располагает в пользу его. 4. Недалеко от меня (говорит, кто пишет) живет бедный переплетчик. К нему ездит Пашков и учит... народ сбирается. Увлекает. И я был. Какой-то городовой пришел поглазеть, послушал – и бух на колени и ну молиться; то же было и с приставом. 5. Мои прачка и кухарка (пишет то же лицо) ходят его слушать каждый почти день... и увлечены. Чтоб отклонить их, я завел свои чтения... Слушали и сказали: и это хорошо, но там лучше. Мой священник узнал, что я собираю для чтения (ибо делал не раз и делаю)... и сделал мне смиренное замечание, что так не следует: опасно и еще что-то. 6. Пашков от увлеченных требует гласного пред ним произнесения слов веры, и это он называет исповеданием. Кажется (не совсем ясно написано), он таких исповедников записывает в свой каталог. Строю догадку: соберет какую-либо тысячу и потребует позволения составить с своими особое согласие (скоп) и свободно веровать, как веруют...

Потрудитесь доложить о сем владыке... Что я писал, ни под каким видом не сказывайте, а скажите только, что это сведение петербургского происхождения, от очевидца достоверного. Мне думается, что владыке можно бы вызвать попов и сказать: 1. Учите в Церкви немолчно об устроении спасения. Пашков – лгун тем, что не все говорит... Говорит о покаянии и вере... а о благодати и Таинствах, о Церкви, об общении со святыми, о долге христианском и пр. не говорит: у него все делает вера... и отпущение грехов без Исповеди, и благодать без Таинств. А попы пусть полно все рассказывают. 2. Пусть попы заводят чтения по вечерам и собирают и у себя, и у других слушателей... и простых и бедных. Для чтения выбирать все то, что относится к общему строю веры. 3. Надо бы составить книжку о пути спасения... просто написанную и разбросать по городу – даром или по копейке...

Но без внимания оставлять дело не должно. Есть опасность. Извольте все сие выполнить во имя Господа. Но обо мне – ни гу-гу (7, с. 123–125).

Но то несомненно, что если оставить Пашкова на свободе действовать, то он образует секту – немецкое молоканство (7, с. 126).

Получаю новые сведения о проделках Пашкова. Опять поминается, что у него есть письменное позволение от Государя и митрополита. Ведь это плутня. А Н-лай В-вич сидит да бумагу форменную составлять собирается, документы дожидает и пр. Доложите ему, что на том свете достанется его милости два неполных за это. Надо передать те пункты митрополиту – и все тут. Если ему нужна деловая форменность, сам пусть добудет. А до ведения его должно довесть. Тут под Церковь, а там под Государя подкапывается. Горе (7, с. 128)!

Выражаю глубокую скорбь, что письмо ваше не получено, и сия скорбь тем скорбнее и глубже, что в письме том были помещены сведения о новом еретике, которых я жаждал, как жаждущий воды.

Покорнейшее прошение – повторите все прописанное, и наипаче, если знаете, какими словами он выражается. И я стану писать и писать. Писать вообще о протестантских бреднях нечего... Плода не будет. А писать, кладя в основу слова еретика, будет прямо в глаз... Так сядьте, пожалуйста, и напишите, как писали, – и даже пошире (7, с. 129).

Если можно, соберите изданные пашковцами книжки – и Священное Писание с подчерками и заметками.

Из них вернее можно царапнуть этого душерастлителя (7, с. 130).

Присланный катехизис порадовал сначала, но когда стал всматриваться, оказалось, что он страдает большою неопределенностью. Стань опровергать – и будешь бороться с ветряными мельницами. Иереи Божии поручили бы кому половчее – поприслушаться и поточнее определить пункты (7, с. 130–131).

Шлите более пунктов. Книги что пришлете – добре. Достаньте их молитвенник, о коем в статье «России» говорится («Россию» мне шлют). Мне приходит на мысль подобрать против них церковные песни, чтобы виднее было, как безумно сделано, что, оставя такие прекрасные и вдохновительные песни, избрали такую дрянь. Кстати, они церковные порядки хулят, а посмотрите, какие у них свои? Когда собираются на молитву, сидят на стульях, а большак их читает им что-либо. Когда придет в чувство, кричит: молитесь. И все соскакивают со стульев, становятся на колени и, опершись локтями на седалище стула, лицо прячут в ладони. Это значит, они зашлись в мыслях и молятся. Видите – нелепость! Мы стоим на молитве, кладем крестное знамение – орудие нашего спасения – и кладем поклон. А они з... отставляют...

Их надо звать ротозеями, за то что благодать хотят получить без Таинств: рот разинь – и довольно; угорелыми – мычутся с проповедию и врут не знать что; лежебоками – никаких дел не нужно. Все сии пресветлые наименования надо пустить в ход. Потом картинку придумать карикатурную и тоже пустить (7, с. 131–132).

Письмам против Пашкова не конец. Послал еще два. К ним неизбежно еще приложить одно или два (7, с. 133).

Знаете вы Т.? Кто это такой?! Он не очень православный. Если встретите его – хватайте за волосы и протащите его сквозь самый колючий терн, чтобы в конце таскания остались одни кости. Потом обложите его пластырями врачебными, чтобы новая наросла плоть и новый явился Т. – православный, добре вытертый (7, с. 133–134).

Новости о Пашкове пишут не старое ли? Уверяли, что он совсем переселился в Англию. Сия новость, будто он ратует, требует поверки. Проверите, скажите.

Как нелепо действовала против него наша духовная власть, из рук вон. 5 лет трубит – а ему ничего. Мне стало сдаваться: не изъявил ли как-либо митрополит согласие на его проповедь, будучи обманут льстивыми пашковскими речами о значении воплощенного домостроительства (7, с. 134–135)?

И Московская Академия отличается. Л. в грязь втоптал первые четыре Собора Вселенских, и, проведши в рассуждении своем ту мысль, что святая Церковь не имела истины, а искала ее... и находила чрез борьбу школ ученых или партий. Разрушительные мысли. Недавно там был магистерский диспут. Дело касалось 5-го Собора. Магистрант вывел в рассуждении, что 5-й Вселенский Собор право осудил 3 главы... Но в речи своей изволил возгласить: не думайте, что я из уважения к Собору так решаю. Нет, так требует наука. Собор, выходит, – неважная инстанция. Главное – наука... т.е. разум и его соображения. Водворяют, выходит, неправославные начала. Куда же смотрят власти? Слово Божие подменили и сочинили, не по началам Православия, а тоже по науке. Наука потребовала. Вот и молчат, когда... эту науку выставляют вместо начала Православия. Не стыдитесь трубить о сем, где подобает (7, с. 135).

Что же это Пашков-то? Митрополит писал, что он уехал, другие писали, что выслан... и не воротится. Владыка, верно, не знает, что он только скрытнее стал действовать. Забежали бы к нему и сказали про Пашкова (7, с. 137).

Писать против Пашкова много можно. Придет охота – еще напишу. Писаное обнимает только общее. Надо бы к частностям перейти... Но с чего начать? Будем ждать толчка с его стороны [в письмах] или вдохновения. Попытайте там, что разумеют эти отщепенцы, когда говорят: мы поставили целью избавить народ от суеверия и идолопоклонства. Так выразился Бобринский. Не найдете ли кого, кто бы нам разъяснил, что такое они разумеют под этими словами? Идолопоклонство, вероятно, почитание икон и святых. А суеверие что? Но на то и другое надо бы их слова... Даруй, Господи, Государю мысль засадить Пашкова, а пожалуй, и Бобринского в Суздальскую крепость (7, с. 141–142).

Ведь у меня большой был план: все протестанство понемногу разбранить. Да вот вся писательская задорность пропала. Когда придет опять, еще настрочу что-нибудь... об иконопочитании надо... Молоканы и штундисты и Пашков много соблазняют, кривотолкуя поклонение им (7, с. 144).

Насилу дождался присылки писем от о. Васильева. От Никитина тоже получил давно... Два тюка получил – до 200. На почте еще 3 тюка. Стало быть, всех будет 400–500. Благодарствую. Теперь я их буду щедро рассылать в разные стороны. Тамбовцы, слышно, читают усердно... Мудрость в них – невелика. Но сведено под один обзор и поставлено на своем месте, что не худо действует на душу (7, с. 148).

На днях в «Московских Ведомостях» прописано, что Пашков и еще какой-то Гедеккер (кто? не апостольской ли общины голова?!) явились в Ригу с проповедью. Потом Пашков раздавал книгу «Путь ко спасению», в которой изложены его бредни. Мне пришло в голову взять эту самую книжку и переладить на православную ногу... и пустить в ход... напечатав в конце предостережение: смотрите, православные, встретите книжку с тем же заглавием, но со штемпелем... не берите ее в руки... То не путь, а распутие (7, с. 159).

Ушинский пишет против штундистов, добыв пункты исповедания их веры. Пишет и ко мне, шлет на ревизию. Хоть не полно, но все идет (7, с. 167).

Об одних иконах надо написать целую книгу. И не книгу, а книжищу... Иконы большое дают пособие кривотолкам немцам, надо их по носу (7, с. 167).

24. Письма святителя Феофана против штундистов

Ушинский, прочитав письма в СПб.^[107], прислал мне свои тетради против штундистов, с которыми он лично знакомился и выведал все их бредни. Пишет очень дельно. И я просил его продолжать. Просил и мне прислать пункты учения штундистов. Может быть, леность отойдет – и я что-нибудь напишу (7, с. 152).

25. О вероисповедании штундистов

Прислал Ушинский вероисповедания штундистов, двух толков, из коих одно похоже на реформаторство, а другое – духоборческое – квакерское. Я их списал. На первое кое-какие заметки сделал, как просил Ушинский (для него), а во втором ничего не разберешь: темна вода. И только что освободился от сей почти пустой работы. Впрочем, исповедание штундистов реформаторского толка – не пустое дело. Его ни у кого нет, кроме Ушинского и еще сенатора Половцева, который посылал к штундистам Ушинского, и этот доставил ему полный отчет о всем найденном, слышанном и виденном (7, с. 154).

26. О новом сектанте Пругавине

Вы поминаете о новой секте и в числе коноводов Пругавина. Этот Пругавин в «Голосе» писал неодобрительно против апостольской общины – ирвингиан. Мне и подумалось, что он православный. А он вот кто! Скажите о нем лишнее словечко... если вам сказал губернатор, то, конечно, он имел средства знать добре, что это за секта (7, с. 163).

27. О книге Льва Толстого «В чем моя вера?»

На днях один помещик рязанский, знакомый лишь письменно, учь большая... временно живет в С.-Петербурге, прислал мне рукопись Льва Толстого, башибузука... врага Божия и слуги диавола... Заглавие: «В чем моя вера?» – 35 л., говорит: был я безбожником. Теперь принял учение Христа... Но и Христос у него не наш, и учение не нашего Христа Бога.

Он осчастливить хочет человечество... Вот проект счастливой жизни: 1. Не противься злу... пусть бьют, режут, грабят – терпи, но молчи... не защищайся... 2. Суды не нужны, ни полиция, ни войско. 3. Присяга преступна. 4. Воевать богопротивно... 5. Разводить не следует, даже и при прелюбодеянии супругов... Доказывает, криво толкуя слова Господа в Нагорной беседе – Мф. 5, 21–48, с большими натяжками.

В тоне речи непрестанно изрыгаются хулы на Церковь, которая у него иначе не называется, как извратительницею учения Христова.

Прежде этой статьи... (5 листов убористого письма без полей), – говорит, – я написал критику догматов и евангелие – свод Евангельского учения. Мне присылал список его евангелия Ушинский... Между истинными текстами вставлены искаженные переводы некоторых мест, а инде вставлены совсем свои... содержание же такое, что, прочитав его, я должен был решить: се бред белогорячечного (7, с. 185–186).

Он не верит в Пресвятую Троицу... отвергает воплощенное домостроительство, Таинства, Церковь, будущую жизнь... Христос его не Христос Господь, а какой-то резюме совершеннейшего человечества... или что-то в этом роде. Статья может иметь вредное влияние, и приславший мне писал, что в С.-Петербурге многие соблазняются, особенно из высшего круга барыни. Он литографирует свои статьи за границей, провозит их контрабандою... и распространяет секретно. Моя рукопись – список (7, с. 186).

28. Лев из бездны, нарушающий покой Спасителя

Писали из Москвы, будто писания оного Льва – из бездны – читаются нарасхват. Как у него богопротивных нелепостей – что ни строка, то посудите, сколько зла творит он. И все тайком. Сверх того, говорят, он открыл свой дом и дает доступ к себе всем – и всех просвещает. И никто ухом не ведет (7, с. 187).

Я не помню, писал ли я вам об его статьях. У меня теперь есть три: 1) «В чем моя вера?»; 2) «Евангелие» новое и 3) «Исповедь». В последней сказывается, как он дошел до настоящего положения... Все фанфаронство... В этих статьях он поминает о 4) своей критике церковной догматики. Еще некто извещал меня, что он еще выпустил статью 5) «Что нам теперь делать»... Последних двух не могу достать. А очень желательно, особенно критику. В статьях, что у меня, видно, что он все догматы отвергает; но доказательств нет. Они, говорит, в означенной критике.

Сколько раз ни брался за перо, не пишется... Что же, так и оставить? Московский владыка читал евангелие... и должен бы что-нибудь предпринять. У них в Москве куча... ученых... Думаю, по ниточке разберут... А у меня многого недостает, чтоб писать веско. Надо рыться (7, с. 187188).

Разбил мою голову башибузук Лев Толстой. Наболтал он кучу глупостей – а взяться у него не за что... Все почти бездоказательно... И к тому же он изволил заявить, что он все еще исправляет свои мысли... Это лазейка, при которой он спокойно может говорить: это у меня еще не решительная мысль...

Наконец, я получил малую надежду иметь критику наших догматов премудрого Льва. Одна красавица заявила себя знакомой его. Я просил ее выспросить на время у Льва критику ту. Он ответил: у меня только есть мой экземпляр, который мне нужен... Коли хошь, велю писать, но извольте денежки заплатить. Деньги посланы (он назначил) и ждется переписанная критика... Что-то выйдет из этого (7, с. 188–189)?

Остроумова статьи читал... Ничего превосходного не видно пока, хоть дело говорится. Да тут и разойтись-то не над чем Остроумову. Просматривает он исповедь Льва рыкающего... В этой исповеди почти ничего нет цепляющего истину православную. Только в конце будет немного, где он будет говорить, чего ради бросил православие... Общий вывод может быть делен: был безбожник и остался им... Лев из антихристова стада (7, с. 190).

Есть еще одна вещь, достойная печати. Может быть, за нее возьмусь. А то не дивно, что стану драться со Львом.

Я имею Львовых: «Исповедь», «Евангелие», «В чем моя вера», письмо к кому-то в СПб... Только в статье «В чем моя вера» – есть нечто опасное, не по солидности рассуждения... а по крику против Церкви... часто повторяемому, что она исказила учение Христово (7, с. 190–191).

В настоящее время меня занимает вопрос, писать ли против Толстого. Пишут уж, стало, можно не писать. Но пишут очень протяжно, и дело походит на басню Крылова «Кот и повар». Мне и приходит в голову: выбрать измышления Толстого все... и потом против них поставить исповедание веры святой Церкви... и пустить в ход. Это будет краткое обозрение вражеского стана и православного воинства. В предостережение... а то зло потихоньку распространяется, а оклика «берегись!» не слышно (7, с. 194).

Но что напечатано про Толстого, то заставляет дивиться, как доселе оставляют душегубствовать этому безумцу. Он зловреднее всех... ибо распространяет свое злоумие секретно (7, с. 206).

Атеисты... толстовщина! Где же это? Неужели около вас теперь, в деревне? Господи, помилуй! Этот Толстой, у которого в писаниях один бред, имеет последователей?! Верно, Русь православная совсем оглупела. У него души нет, Бога нет, нет и другой жизни. Он не стыдясь изрыгает хулы на Божию Матерь, на Спасителя и всю веру Православную. Дерзнул и новое евангелие составить, не согласное с настоящим, и чрез то подпал под анафему апостольскую. Тексты цитируются по истинному Евангелию, а самые тексты иное говорят... подделыватель. Из всех наших пустосмех он самый пустой и зловредный... Настоящий сын сатанин. Спаси Господь от него ваших теперешних благодетелей (7, с. 251).

29. Как пользоваться немецкими писателями

Вы нападаете на Запад. И я то же готов делать. На Западе ведь не все проломленные головы. Есть много смиренных писак-тружеников, не у католиков только, но и протестантов. Общехристианские истины у них излагаются добре. В этом можно пользоваться ими, но все же не с завязанными глазами. За нами водится этот грешок... Понравится писатель – и начнут его переводить... и уж все подряд и дуют... А у тех между добрыми приводятся и их неправославные воззрения. Вообще говоря, жаль смотреть, как у наших богословов... все немчура да немчура. Вот пошлет за это на нас Господь немчуру, чтоб она пушками и штыками выбила из головы всякое немецкое (неправославное) мудрование. Где же нам утешение?!

В вере, что Господь Сам блюдет Церковь Свою. А Он всесилен (7, с. 209–210).

30. О католическом заблуждении

По виду у нас с римскими католиками много сходства: догматы те же, кроме новых, изобретенных ими о происхождении Святого Духа и – недавний – о непричастии Божией Матери первородному греху. У них также догмат и главенство папы. Таинства одни; но они у них почти все изменены в форме и разнятся ею не только от Восточной Церкви, но и от своих древних чиноположений. У них и вечерня, и утреня, и литургия, и другие молитвенные службы церковные, как и у нас. Но если рассмотреть, как все бездушно и даже бессмысленно! Когда проследить подробности, то явно всякому, как далеки они от истины. Лукавые пропагандеры смущают общим обзором, скрывая разности. Те же разности, кои слишком выдаются, они смягчают кривотолкованием. Например, у Гагарина... «У вас, – говорит он, – не определено соборно, как веровать о происхождении Святого Духа; потому для вас верование об исхождении Святого Духа и от Сына есть частное мнение, которое принимая, кто-нибудь никак не подлежит суду своей Церкви». Видите ли софизм? А разве постоянное верование Церкви, что Он не исходит от Сына, не есть голос Церкви? Когда не принят их догмат, разве этим не сказала вся Церковь, что не должно верить ему? А Собор, бывший при патриархе Фотии и папе Иоанне VIII, разве не анафематствовал принимающих исхождение Святого Духа и от Сына? Потом все писания богословские на Востоке, все катехизисы что значат, как не выражение учения Православной Церкви? По всему сему верить, что Дух Святой исходит от Бога Отца, есть догмат обязательный, а верить по-латински, что Он исходит и от Сына, есть уклонение от Церкви, ересь. Утвердитесь против сего софизма.

Говорят еще: «Что мешает верить происхождению Святого Духа и от Сына? Это не уничтожает вашего догмата, а прибавляет к нему новую истину; знать же пять истин, конечно, лучше, нежели четыре». Каковы уловки! Хорошо к истине прибавить истину, а если ложь прибавляют, то искажают ее. Горечь, подлитая к меду, губит мед. Суд написан строгий тем, кои прибавят (11, с. 36–37).

Дух католичества земной. Церковь у них и по-ихнему есть политическая корпорация, человеческими силами и средствами поддерживаемая, каковы: инквизиция, индульгенции с видимою главою. Православная Церковь есть духовный союз всех во Иисусе Христе и чрез Него взаимно между собою. Церковь невидимо правится Господом и направляется к своему концу. У них ведет ее папа и куда?!!... Господа ради, берегитесь духов сих лестчих и других охраняйте (11, с. 37–38).

Вот и нам приходит срок вступать в открытую полемику с Западом. Латины выну высят гордое око свое. Самообольщенная уверенность не дает им внимать истине. Простой смысл видит ложь и главенства их, и мнения о происхождении Святого Духа, и нового их догмата, и прочего всего. Все сии новизны, по сознанию самих латин, сформировались с XI века. И в книге [иностранной, против Православной Церкви. – Изд.] это значится, только с кривотолком (11, с. 71).

31. Вредное влияние Запада

Театр есть вещь вовсе не христианская, и умен человек, который не бывает в нем. Мы его переняли у Запада. Западом и наказывал, и накажет нас Господь, а нам в толк не берется (11, с. 69).

Другая злая у нас вещь – наша литература, западным духом наполненная, и ту очищает Господь тоже ударами с Запада. Но все неймется. Завязли в грязи западной по уши – и все хорошо. Есть очи, но не видим; есть уши, но не слышим; и сердцем не разумеем. Господи, помилуй нас! Посли свет Твой и истину Твою (11, с. 69–70)!

32. Об английском «апостоле» из секты духоносцев

Спрашиваете, как думать об английском апостоле каком-то? (Редстоке). Но в ваших же словах есть и решение, как о нем думать. Он говорит, что Господь ему является и приказывает ему, что сделать и что говорить. Неужто не видите или у вас там не видят, что он обманщик? Если бы Господь ему являлся, то не послал бы его к нам, а к туркам, например, или другим каким неверам. Нашу веру Сам Господь многократно подтверждал и подтверждает чудесами, святыми мощами и явлениями Своими и святых Своих. Нас нечего учить. Напротив, ему самому надо у нас поучиться. Апостол этот не общеанглийской веры, а особой некоей, недавно появившейся. Недавно появилась там секта духоносцев. Кому-то пришло в голову, что в Церкви Христовой должно повторяться то же, что было на апостолах, т.е. чтобы Дух Святой видимо сходил и видимо действовал в верующих. Несколько лиц ему поверили – больше красавицы. Начали думать, как бы сего достигнуть. Думали-думали и надумали. Не знать как, они убедились, что Дух Святой точно в них действует, и других стали в том уверять. Повыдумали несколько темных чудес и стали разглашать всюду. Так понабралось около них немало легковерных. Они отделились от прочих, завели свои церковные порядки. И вот секта!

Из их-то среды и ваш апостол. Он все толкует о Святом Духе, что всякому непременно надобно быть исполнену благодати Его, чтобы спастись. Эта мысль совершенно верная. Я раскрывал ее вам в первых письмах. Но только и есть правды в его словах. Далее все ложь! Он кричит: веруй-веруй – и Дух Святой придет! Это главная его ложь! Вера, точно, есть неотложное условие к получению дара Духа Святого, но самое получение дара бывает не по одной вере, а по вере чрез Богоучрежденные Таинства. Так было и во времена апостолов. Вот случай! Св. Павел пришел в Ефес и, встретив там некоторых верующих, спросил их: приняли ли они Духа Святого? Те отвечали, что они не слышали даже, есть ли Дух Святой. Оказалось, что они были крещены лишь крещением Иоанновым. Тогда св. Павел окрестил их Христовым Крещением; после же Крещения возложил на них руки, и они исполнились Духа Святого. Крещением они были обновлены, но не получили дара Святого Духа. Он сообщился им чрез апостольское возложение рук, а Крещение сделало их только способными к принятию дара и достойными того. Как с этими верующими было, так бывало и со всеми: и при апостолах, и после них. Так это и доселе бывает в Церкви Божией – именно через святое Миропомазание, которое апостолами же введено вместо возложения рук.

Мы все – крещеные и миропомазанные – имеем дар Святого Духа. Он у всех есть, но не у всех действен. Как достигнуть того, чтобы он стал действенным, изображено в моих первых письмах. Потрудитесь снова пересмотреть. Здесь прибавлю только, что иного пути к тому нет.

Обратитесь теперь к английскому апостолу и спросите, имеет ли он сам дар Святого Духа. Не имеет. Ибо у англичан нет Таинства Миропомазания, без которого, как без возложения рук апостольских, Дух Святой никогда не сходил и не сходит. У англичан только два Таинства: Крещение и Причащение, а Таинства Миропомазания нет. Нет, следовательно, в них и дара Святого Духа. Нет его и у сего апостола. Стало быть, он толкует о том, чего не знает, и проповедует о получении того, чего сам не имеет. В речах его вы не заметите и помина о том, как приемлется Дух Святой. Он толкует только о необходимости иметь Его и потом взывает: веруй! Похоже на то: разинь рот – и Дух Святой влетит.

Как идет к сему апостолу слово Господа: врачу, исцелися сам^[108] (9, с. 246–249).

33. Разложение протестантства

У протестантов есть православные, но они все же протестанты. Какие это? Это те, которые придерживаются мудрования первых протестантов. Нынешние протестанты далеко отошли от первых – и чистых – протестантов, т.е. совершенно согласных с древними, теперь почти нет. У них столько сект, что не перечтешь. А все именуются протестантами. У них уже начинались толки, как бы объединить всех. Ничего не вышло. Образовалась только новая секта унионистов. Так вот: какие протестанты стараются держаться древних протестантов, те у них и православные, но все же протестанты (6, с. 98).

34. О взглядах и сочинениях Льва Толстого

Лев Толстой... где-то нахватался, как чаду, злых мыслей – и распространяет украдкою, в рукописях. Но в сих рукописях только бредни его содержатся, без всяких доказательств... Как у нас молодежь веры не знает, то легко увлекается сими бреднями по одному предположению, что-де такой писатель, верно, имеет основание так говорить... А у него самого в голове-то галки ночевали (8, с. 111).

Изумляет меня речь вашего сына о Льве Толстом.

Этот Лев до 81 года был безбожник. Тут надумал взяться за веру – и попал в глубины сатанины: Святой Троицы не исповедует; о Боге самое нелепое понятие; Господь Спаситель – простой сын человеческий; Церковь хулит; ни молитвы, ни Таинств и ничего церковного не нужно; и будущей жизни нет... От таких диких учений чего доброго ожидать? В нравственных правилах нет худого, но и доброго мало... Без веры как жить доброю жизнию?

Какие сочинения Толстого... разумеет ваш сын? До 81 года писал только романы... А с того времени написал – «Евангелие», которое есть искажение истинного Евангелия; написал «В чем моя вера?». И тут все свои бредни поместил... Все бездоказательно... врет на чем свет стоит; написал «Исповедь»... как он скверно жил, как дошел до отчаяния и как уверовал во что-то, но совсем не в истину Божию...

Есть и еще что-то у него. Всюду бредни самые безалаберные... Не берите их в руки... Уж нет ли этих сочинений у вашего сына?! Яд настоящий для молодежи (8, с. 111–112).

Вы хорошо сделали, что отказались читать бредни Толстого. И не берите их в руки... Вон прочитайте, что у него писано... у этого Льва, рыкающего, кого поглотить. Я и забыл прописать, что Лев признает только Евангелие, и то в искаженном виде, как у него... Послания святых апостолов не признает, ни отцов и учителей Церкви... Все у него свой ум... Не берите в руки (8, с. 152).

35. Характеристика секты хлыстов

А хлысты ходят в церковь и все исполняют; равно и скопцы. Скопцы выродились из хлыстов. Хлысты ищут погасить похоть, какое погашение считается у них духовным воскресением прежде общего... На вид они изможденные, слюнявые. Говорят тихо, вкрадчиво. От них ничего узнать нельзя, потому что первый пункт у них – не открывать ничего про секту, хотя бы кожу сдирали. Потому и пытать нечего. У них на собраниях делаются радения: кружатся, каждый особо или все, как в хороводах, и разные делают движения до утомления. Это разгорячает кровь, раздражает игру жизни, отзывающуюся приятно. Это приятное состояние они называют нахождением Духа (накатил). А тут духовного ничего. И пляшущие приходят в приятное возбуждение. То же и у них – и больше ничего.

Что у них бывает свальный грех, это неверно; хоть в статьях посылаемых это говорится. Грех после, может быть, случается с иными, но никак не на собраниях, и вы не поминайте об этом...

Хлысты, от верчения пришедши в приятное возбуждение, иные в экстаз приходят. Кто словоохотлив – вскрикнет и начинает бурлить. Как у него ничего в уме нет, а есть только возбужденное состояние и желание высказаться, то он и бурлит, ничего определенного не высказывая. Другие же считают это все откровениями Божиими (8, с. 174175).

36. Наставление о собеседовании с хлыстами

При толковании с ними и при разъяснении своем больше говорите о том, как получается благодать и как благодать проявляется в силе. Получается чрез святые Таинства, не иначе, а явною становится в тех, которые умертвят страсти известными подвигами. (В Добротолюбии смотрите – выписки из св. Марка Подвижника.) Ясность сия состоит в особом разумении веры, в мирном устроении сердца, в углубленных молитвах, в самопожертвованиях во благо других, в терпении невозмутимом... так что смотрящие надивиться не могут. Отличительная черта наития Духа – мир глубокий и отрешенность от всего видимого – внутрь пред Бога. Тут пресекается всякое движение телесное и чувство употребления престает, т.е. бывает все совершенно противоположно тому, что бывает у хлыстов...

Заходите и с другой стороны. У них Христос продолжает являться – в людях... Когда покажется им кто хорошим по-ихнему, они говорят: «Христос проявился»; и против этого направляйте речь...

Извольте действовать, как вас Бог вразумит. Только по признакам, вами указанным, ведайте, что это хлысты... или скопцы... на них и напирайте.

Не в церкви, а в беседе простой разберите их раздельные песни... Из книг Собеседника просмотрите статью о людях Божиих, из Кельсиева сборника – о скопцах... Сделайте нужные выметки – и возвратите книги по миновании надобности.

Поздравляю с протоиерейством. Благослови, Господи! Но если вы обратите хоть одного хлыста, то это будет равно архиерейству. Это самые упорные сектанты. Враг держит их в прелести их видимою исправностию и теми льстивыми приятностями, которые добываются во время их кружения (8, с. 175–177).

ИСПОВЕДЬ-ПОКАЯНИЕ

1. Разрешенные и не повторенные грехи не помянутся на Суде

Разрешенные грехи и не повторенные не помянутся на Суде. В сем сила Таинства... Но повторять их (исповедовать) и в своей молитве, и пред духовником можно... подражая св. апостолу Павлу (см. 1Тим. 1, 13, 15; 1Кор. 15, 9; Гал. 1, 13) (1, с. 36).

2. Духовная немощь очищается Исповедью, а врачевание (немощи) доканчивается подвигом

Духовная немощь очищается Исповедию, в коей полагается и начало врачевания ее. Врачевание же самое продолжается... доканчивается потом подвигами против нее (немощи). Кончится врачевание, когда страсть станет противною и перестанет влещи. Пока сия процедура совершается, борющийся состоит в милости. Началовождя, хотя раны получает чувствительные, падает и встает. Милость сия отступает только тогда, когда пал кто и не встает – валяется. А если пал и тотчас встает и опять берется за оружие, чтоб противоборствовать, милость не отходит. Сим растворяйте совести своей горечь (1, с. 71).

3. Грех исповеданный и возненавиденный изглаждается из Книги жизни и не помянется на Суде

Грех исповеданный, орошенный, возненавиденный изглаждается из всех книг, в кои вписывается: из Книги правды Божией, из книги естества нашего, из книги соприкосновенностей наших с видимым и невидимым миром. Таким образом, он уже не помянется на Суде. Имея сие в виду, надо, не умаляя чувства грешности, провевать всегда при сем душу свою благонадежием спасения. Грехи наши Господь все вознес в теле Своем на древо и там рукописание их разодрал (1, с. 122–123).

4. Исповедью и верою усвояются плоды искупительной жертвы Спасителя

Усвояем мы сие благо верою, сокрушенною Исповедию, трудами по изглаждению грехов и возненавидением их (1, с. 123).

5. Кающемуся и имеющему намерение не грешить Господь прощает все грехи, не поминая его прежнего нечестия

Пока есть дыхание в ноздрях, упование спасения имеет место и может увенчаться успехом. Стоит только прийти к Спасителю. А Он грядущего к Нему никогда не ижденет. Сколько бы ни было грехов и как бы велики они ни были, все простит Господь кающемуся и искренно положившему не поблажать более себе, а, напротив, стоять добре, хоть бы из-за того угрожала смерть. Если недостает такого упования на Спасителя, молиться надо Ему же – и подаст (1, с. 253).

Кто искренно раскаялся и разрешение получил от Господа чрез духовного отца в Таинстве... и затем самым делом вступил на добрый путь и идет им, на того Господь благоволительно взирает, не поминая его прежнего нечествования (1, с. 253).

6. Кто искренно кается, того нужно разрешить с епитимьею сообразною. Исповедью и верою усвояются плоды искупительной жертвы Спасителя

Кто искренно кается и дает обещание воздержаться от худого, тому отчего не разрешить – с епитимиею сообразною, которую можно бы совершить незаметно для других (2, с. 59–60)?

7. На Исповедь к монахам заставляет идти житейское отношение и чаяние лучшего назидания

Идти на Исповедь к монахам заставляет и житейское отношение, и, может быть, чаяние лучшего назидания. Да на что это дознавать?.. Пришел, кается... как оттолкнешь (2, с. 60)?

8. Говейте там, где вас ничто не может развлекать

Собираетесь поговеть и будто хотели бы на Вышу приехать. Хорошо это? Мне думается, что, приехавши на новое место, вы только кругом будете посматривать, удовлетворяя любопытство, а о говении и о том, чего ради оно предпринимается, совсем забудете. Говейте там, где вас ничто не может развлекать (2, с. 86–87).

9. Покаянный плач о грехах надо сохранить до конца жизни. Упорный грешник противен Богу. Приступать к Богу надо с мытаревым гласом. При покаянии необходима неприязнь ко греху

Тужить же и плакать до конца жизни о грехах совсем не излишне. Храните сей страх Божий и им себя оберегайте. Грешник упорный Богу противен, а грешник кающийся приятен Ему. Всегда и приступайте к Нему с мытаревым гласом, море грехов своих в бездну милости Его повергая. Когда есть неприязнь и отвращение к греху, с готовностию противиться ему хоть до положения живота, тогда Бог не видит того грешным. Так не смущайтесь!

Более же берегите свое внутреннее настроение и бежать тогда только собирайтесь, когда нельзя сохранить сего внутреннего. Его берегите, не развлекаясь и не охлаждаясь (1, с. 11).

10. Обличение впавшему в грехи и наставление об истинном покаянии. Цель епитимии

Очень прискорбное поскользнутие у вас произошло. Но кнут не мука, а вперед наука. Произошло это от самомнения, что-де мы хватили высоко, не то что те и те. Вот и хватили! Самомнение шло вместе с тщеславием. Вдвоем они родили леность. Леность говорит: что нам? Уж мы ведь что стали? Нам можно и вольку себе дать... Весь этот путь у вас прописан: «Леность одолела так, что ни на что смотреть не хочется». Уж коли хватили выше облак, то какая нужда себя нудить? «Тщеславие – служить ли стану, молиться или читать поучения – одолевает». Как нам с вами не тщеславиться? Молитву умную знаем. И ну ходить павлином. О.М. – чибис... Извольте себя так прозвать. Чибис – какая-то птица, гордо выступающая, но паршивая, неуклюжая, бессильная и трусливая. Вот и величайте себя так. То мы с вами на диване развалились, как миллионер духовный (леность), то с колокольни на всех смотреть стали как на мелюзгу грошовую (тщеславие с гордостью). А тут как только показался враг, мы в кусты... или и того хуже: на, бери... И пальцем не шевельнули. И извольте теперь видеть, какой вы богатырь духовный и богач! Затем и попустил Господь это падение, чтоб вы осязательно увидели, сколь ничтожны силы ваши и ваша твердость в добре. То, что было, надо считать настоящим падением (2, с. 183–184).

Внутри грех сделан. И кайтесь в нем, считая себя впадшим в блуд. Вы называете это несчастием. Истинно так; это похоже на пролом стены. Когда неприятель пробьет где-либо стену, город защищающую, тогда, хоть горожане заделают ее, место то нельзя почитать прочным, потому что заделка только прилеплена к стене и не глубоко с нею сцеплена бывает. Вы исповедались, добре. Пробоина заделана. Эта заделка свежая не прочна. Враг сбоку стоит и высматривает. Как только увидит какую оплошность, опять шарахнет из своих бомб (2, с. 184).

Но пусть его шарахает. Можно сделать все покушения его бесплодными. Пробоину в стене, чтоб она опять не слетела, подпирают сзади устоями и к месту тому побольше посылают солдатиков. Враг тогда, видя это, и совсем не покушается снова тут пробивать стену, а отходит в другое место. Вот и вам надо то же сделать. Подпорки сделать надо: это усиление стеснения плоти лишением сна, пищи, трудом, особенно каким-либо унизительным (вон снег разбрасывать и подобное). А солдатиков наслать – это побольше благих, отрезвляющих мыслей набрать в голову и их перебирать вниманием. Команду же над всем этим поручить надо ревности о спасении, с преданностию Богу, от Коего всеспасительная сила, с решимостию не поддаваться более такой блажи, хоть умереть. Извольте это непременно устроить (2, с. 184).

У Господа своя на всякого согрешившего налагается епитимия, которая состоит в том, что Он кающегося тотчас принимает в милость, но прежнего не ворочает ему тотчас, а ждет, как пойдет сокрушение и смирение. Если кто безжалостно помучает себя, то скоро возвращает, а если поблажку себе дает, то не скоро. Есть термин (предел), когда сие бывает. Душа услышит глас Господа: «Отпущаются тебе греси твои». Вот вам программа. Извольте все сие иметь в мысли... и трудитесь. Паче в смирении и в вере и предании себя Господу держите себя. И все придет в свой чин (2, с. 185).

11. Наставление кающемуся о падении в плотский грех

И не расслабляйтесь. Враг не силен: болий есть Иже в вас... но он лукав и лестию одолевает и берет в плен... Бдите убо и молитесь. Смотрите на внутренний строй... Ибо без должного здесь строя все спасительное, совершенное вами (Исповедь и Причащение), может остаться одним внешним чином примирения без внутреннего живого общения. Свидетельство о бытии внутрь должного строя представляют сокрушение сердечное и решимость твердая, как смерть, – не поблажать себе, и ревность сильная все требуемое совершать без саможаления (2, с. 221–222).

Плоть надо умучить голодом, малоспанием, трудом молитвенным, удалением от соблазнов и винопития. Бог примирился с вами... представьте документы мира – эту готовность все должное делать без жаления себя (2, с. 222).

Возьмите себя в руки, и Академия не помехой будет, а способствованием... Если же не возьмете себя в руки, то никакой монастырь не избавит вас. Устройте внутрь себя строгий монастырь: себе внимайте и все недоброе, возникающее внутри, мысли ли, или сочувствия и желания – подавляйте сразу без малейшей уступки, а все доброе восставляйте и поддерживайте. Это вы можете, если желаете спастись, ибо сие желание и есть прогоняние всего худого и принятие доброго (2, с. 222).

Вы похожи на дом, потрясенный землетрясением. Хозяин – вы, увидев это, не опустили рук, не сказали: пропадай все... а решились восстановить его... Главное сделано; теперь надо доканчивать, отделать дом свой (2, с. 222).

Второй вопрос... о священстве. Древние соборные каноны не сохранившим целомудрия заперли дверь входа в священство. Но как Покаяние, строго совершенное и возвращающее первую чистоту, ставит прошедших сей курс в ряд способных нести труд сего служения в совершенстве, то иерархия, принимая сие во внимание, растворяла дверь входа. Так и ныне делается... Но нередко без уверенности в годности, а по предположению ее.

Как вам быть? Вы напрасно не предложили сего вопроса старцам в Глинской пустыни. Старцы те – о. игумен и духовник, как слышу, опытны и решили бы вам сие по-Божьему. Вы на меня возлагаете решение сего. Вот вам мое решение: пока не установитесь как должно внутри и не укрепитесь, ни монашества не принимайте, ни тем паче священства. Говорите, когда будут предлагать монашество: «Подожду и послужу немного... а потом». Этим отдалите и священство. Теперь же возьмитесь за суровые строгости, пока выгоните все похотное. Посмотрите, как моют белье... между другими приемами – жарят в печи, пересыпав золою... потом на реке полощут и бьют без жалости вальками и руками выжимают. Все подобное вам предлежит сделать с собою (2, с. 222–223).

В прежнее ваше восстание от сна греховного благодать ощутительно действовала в вас и не давала вам замечать трудов восстановления. Теперь будет иначе... Ваш собственный труд должен предшествовать, без сочувствия, деспотически, и благодать проявлять будет свое действие, когда утомитесь от труда и не будете знать, что делать... Вы имеете епитимию. В точности исполняйте ее без опущения. И другое все подгоняйте к ней.

Я не могу вам определять подробности. Одно твержу: ...рвение неудержимое возьмите, и пусть оно вытекает из возненавидения плотских сластей как врагов безжалостных. Когда придет в силу сие возненавидение, тогда чуть покажется даже легкий помысл – как душа, яко лев, возрычит на него... и тот мгновенно убежит... Святой апостол Иаков пишет: противьтесь диаволу, и бежит от вас... противьтесь похотным восстаниям – и не одолеют. Эти противления и отпоры похотных восстаний будто незаметны, но они замечаются на Небе и тотчас привлекают венцы... Ни один отпор не оставляется без увенчания... Восприимите же мужество и ратуйте за себя (2, с. 223–224).

12. О переменной погоде на душе

Вы прописали что-то о себе мрачное, не определяя, что это. Полагаю, что это есть следствие обычной всем переменчивости, как и в природе бывает: то ясный день, то пасмурный и даже бурный с грозою.

Но вот вы поговели, исповедались и причастились, и покой душевный к вам возвратился. Даруй, Господи, чтобы он и пребыл в вас. Но как погода душевная у нас не бывает одинаковая, то теперь видите, куда обращаться следует, чтобы на горизонте вашей души засветило ясное солнышко, и поступайте так всякий раз (3, с. 28).

Чтобы Исповедь шла и совершалась более удовлетворительно, попробуйте записывать все, что лежит на совести, и, приступив к духовному отцу, попросите его пересказать ему все по записи... После сего, если он пожелает еще о чем-либо спросить вас, спросит или вы сами предложите ему это сделать. Действуя так, вы всегда будете отходить от аналоя, как скинувшая с себя все вяжущее из одежды (3, с. 28–29).

13. Ободрение и уверение в Божьем милосердии к кающимся и указание средств к укреплению веры и упования

Грехи ваши велики и очень велики. Но нет греха, побеждающего милосердие Божие. Прощение грехов дается не по нашим заслугам, а по милости человеколюбивого Бога, всегда готового прощать, как только кто обратится к Нему с раскаянием. И делает недостойным прощения не великость и множество грехов, а одна нераскаянность. Как только вы сокрушились и раскаялись, прощение уже присуждается вам на Небе, а в момент Исповедания сие небесное решение объявляется вам (3, с. 30).

Рукописание всех грехов всех людей Господь Спаситель вознес на теле Своем на Крест и там разодрал его. Приложение к каждому сего действия беспредельного милосердия совершается в Таинстве Покаяния и бывает действительно. Получивший разрешение от духовного отца обезвиненным состоит пред лицем правды Божией (3, с. 30).

Слабость веры в сие и скудость упования помилования производятся врагом нашим. Грехи наши без его внушения не бывают. Из них он устрояет между нами и Богом преграду. Раскаяние и Исповедь разоряют эту преграду. Зная силу сего Таинства, что оно уничтожает все его труды и хлопоты о погибели грешащих, он всячески старается пресекать плодотворность его – и или совсем от него отклоняет, или наводит неверие в силу его и безнадежие получить прощение чрез него. Ваше маловерие и безнадежие – его кознь. Вооружитесь против сего и прогоните врага и его внушения (3, с. 30–31).

Господь хочет всем спастися, следовательно, и вам. По устроении нашего спасения чрез воплощенное домостроительство у Господа теперь одно попечение – всех привлекать к Себе для дарования им спасения. И Он действительно влечет. Ни один грешник не бывает без сего. И вас влечет и зовет. Теперешняя ваша забота о спасении души что означает? Означает зов Господа: приди ко Мне обремененный, и Я упокою тебя! Забота сия – ваше ли дело? Нет! Это Господь всеял ее. Если же Он всеял, то можно ли сомневаться, что Он и даст вам спасение? Он побуждает вас искать прощения грехов у Него Самого, конечно, готов будучи и даровать сие прощение. Идите же к Нему с полною верою и не давайте врагу разорять вашу веру и упование спасения.

Святитель Тихон уверяет, что враг, когда склоняет на грех, внушает: не бойся, Бог милосерд, а когда доведет до греха, тогда мутит и крушит душу страхом, внушая: нет тебе спасения. Такими мыслями и другими подобными трудитесь восставлять свою веру и упование спасения (3, с. 31).

Чаще приводите на память блудного сына. Не ждал отец, пока сын блудный дойдет до него, но вышел сам навстречу ему и, не дожидаясь слова его, заключил его в объятия свои. Только, выходит, у Бога и есть, что желания спасения всех, сюда направляются все попечения Божии. Отец Небесный уверяет: не хочу смерти грешника; Сын Божий одесную Отца что делает? – Выну ходатайствует о нас. А Дух Святой? – И Он тоже ходатайствует о нас воздыханиями неизглаголанными... Так вот как дело есть на Небе. А враг хочет уверить вас, что вам нет помилования и спасения у Бога, прогневанного вами. И вы верите ему... этой лжи его. Ибо у Бога и помышления нет о непомиловании, а есть одна мысль и одно желание – миловать и миловать... Приходи всякий (3, с. 31–32).

Надежду и веру нельзя иметь крепкими без дел и трудов по делу спасения. Извольте приложить сии деятельные труды, и вера с надеждою тотчас начнут оживать. Какие дела и труды?.. 1. Отвращение возыметь ко всем грехам – не делам только, но и к мыслям и сочувствиям к ним. 2. Определить себя на дела, противоположные им. Это вы сами для себя должны найти и установить. 3. Главное – плоти угодия бегать... Ее надо строго наказать – умертвить. 4. Молитвенный чин установить домашний и церковный... 5. Внешние сношения упорядочить и бегать случаев, могущих возбуждать движения страстей (3, с. 32).

Догадываюсь, что у вас сильны гордость и непокоривость. Взыщите смирения и послушливости...

Держите память Божию и память смерти и не выпускайте из ума мысли, что Бог видит вас, вы под оком Его состоите, и блюдитесь от всего, не угодного Богу.

В помощь памятования о Боге и о деле спасения заучите на память 24 молитовки свт. Златоуста и чаще прочитывайте их. Они находятся в числе молитв на сон грядущим (3, с. 32).

Помните, что того, что потребно для спасения, никто для вас за вас сделать не может. Делать то должны сами вы. Помощь от Господа всегда готова; но она не приходит к тому, кто ничего не делает, а только к тому, кто делает, трудится, но до конца довести дела не может (3, с. 32–33).

14. Разъяснение о силе Таинства Покаяния и получаемого по Исповеди разрешения

Разрешение в Таинстве Покаяния есть настоящее разрешение, кто бы ни совершал его. Ибо слушает Исповедь Сам Господь ушами духовного отца и разрешает Он же устами духовника (3, с. 131–132).

15. Грехи прощаются после разрешения духовника, но оставляют следы и томление, которые изглаживаются подвигами

Грехи под действием разрешения духовного отца тотчас прощаются. Но след их остается в душе, и он томит. По мере подвигов в противлении греховным позывам следы сии изглаждаются, а вместе с тем и томление то умаляется. Когда изгладятся совсем следы – тогда и томлению конец. Душа будет в уверенности отпущения грехов. По сей-то причине дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно составляют основу чувств текущего путем спасения (3, с. 174–175).

16. О записывании своих грехов

Замечаете также, что на Исповеди читаете написанные в тетради грехи... чего священники не любят... Если не любят, то и перестаньте это делать. Верно, вы пишете общие грехи... в которых кто не грешен? – А вы записывайте дела. Например, не пишите: я вздорлива, а запишите дело, в котором обнаружилась вздорливость... так: сестра сказала слово неприятное, я рассерчала, и побранились... И если поладили, прибавьте: поладили, слава Богу, или: насилу поладили... Еще: приглянулось мне лицо одного человека... и впечатление это осталось. Сознав, что это дурно, я стала бороться и изгладила впечатление (лиц не сказывать). Так и о всем (3, с. 177–178).

17. Наставление об Исповеди: говорить все, что есть на совести

На Исповеди не надо ограничиваться тем, что спрашивает духовник, а по ответе на его спросы и свои за собою замечания по делам совести высказать. Внушайте это и сестрам (3, с. 232).

18. Ежедневная вечерняя домашняя исповедь – путь к самопознанию

Хорошо это каждый день вечером приводить на память [грехи. –

Изд.] в виде домашней исповеди, о коей учит св. Димитрий Ростовский, особенно останавливаясь на том, что прорывалось в продолжение дня. Благослови, Господи, сие дело в вас и углуби. Се добрый путь к самопознанию (4, с. 18)!

19. Дороже чувств покаянных ничего на свете нет и быть не может

О себе пишете: «Я очень нехороша, очень дурна». Это очень хорошие речи. Даруй вам, Господи, и чувствовать так, и чрез то держать себя в чувствах покаянных, дороже которых ничего на свете нет и быть не может (4, с. 36).

20. О смущениях перед Исповедью

Все смущающее душу – от врага. И молитесь против него. Молитесь Господу Спасителю, Матери Божией, Ангелу Хранителю, да укрепят сердце ваше в несмущении. Можно утро и вечер класть поклона по три с молитвою к Ним, да удерживают душу вашу в покойном состоянии (4, с. 82–83).

Смущение на Исповеди отгоняйте тою мыслию, что исповедуетесь Господу, милостивому, вас любящему и ждущему, чтобы вы все Ему сказали. Священник – только свидетель. Что сказать на духу, о том дома наперед передумайте и проговорите все спокойно (4, с. 83).

21. Сон перед Исповедью

Ваш сон пред Исповедию спасителен был: иначе, кто знает, – не пошли ли бы вы исповедаться праведницею (4, с. 179).

Большая нам беда от чувства праведности. Зарубите себе на памяти, что, коль скоро придет сие чувство, хоть в слабой мере, значит, дело ваше пошло криво. Чем грешнейшею себя чувствовать будете, тем путь ваш правее. Но надо добиваться, чтоб чувство своей грешности как бы натурально исходило из глубины души, а не было навеваемо совне своим размышлением или сторонним словом (4, с. 179–180).

22. Сокрушение сердечное – корень христианского расположения

Блаженно расположение ваше, что непрестанно ощущаете сокрушение сердечное. Это коренное христианское расположение. На него, как на ниточку бисер, нанизываются все Богу угодные чувства – и все подвиги потолику имеют цену, поколику из него исходят и им требуются и поддерживаются. Слава Тебе, Господи, что это так у вас есть. Подогревайте сие чувство, чем сумеете: размышлением, чтением, молитвою. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (4, с. 201).

23. Откровение помыслов и Исповедь (Таинство)

Различать надо простое пересказание всего бывшего на душе, что в монастырях – откровение помыслов, и Исповедь таинственную... Последняя требуется, когда что совесть тяготит. Предметно это определить нельзя: дело очень субъективное. Все прочее можно только пересказывать и совещаться... У св. Димитрия на это повседневная исповедь... и в молитвах на сон есть подобное. Впрочем, получать таинственное разрешение всегда для души лучше (4, с. 249).

24. Наставление о достодолжном говении. Поведение говеющего в церкви

Благослови же, Господи, поговеть вам как следует. Все, что вы загадываете, так и должно делать всякому говеющему. И попоститься, и в церковь походить, и поуединиться, и почитать, и подумать, и собою заняться – все нужно. Но все эти дела надо направить к одной цели – достойному Причащению святых Христовых Таин.

Чтобы достойно причаститься, надо душу очистить покаянием. Чтобы покаяние совершить как должно – с сокрушением искренним и твердою решимостью не оскорблять более Господа – для этого назначаются все другие подвиги говенья: и хождение в церковь, и домашняя молитва, и пощение, и прочее все.

Первое в производстве покаяния есть – войти в себя. Не дают нам войти в себя и заняться собою житейские дела и заботы и мыслей блуждание по миру неудержимое. Потому говеющий на время говения, сколько кому возможно, прекращает свои хлопоты и, вместо хождения по делам, домоседствует. Это пресечение хлопот есть дело крайней важности в говении. Кто его не сделает, тот, наверное, проговеет кое-как. Вот и вам надо сделать то же. Как ни малы у вас хлопоты, но они есть и развлекают. Приступите же к говению, все отложше.

Положим, бросили все и сели в своей комнатке. Что же тут-то делать? И наедине можно просидеть попусту. Надо взять занятия, идущие к говению. Какие же? Молитву, чтение, размышление.

Молитва эта, кроме церковной. Та уже сама собою разумеется. Как молиться в церкви, знаете, конечно. Вот что, однако ж, примите во внимание! Ходить в церковь охотно, как в дом Божий – родной, не морщась и не скучая. Идти в церковь не затем, чтобы только простоять службу, а затем, чтобы от души помолиться – помолиться с теплотою сердечною, с излиянием пред Господом чувств сокрушения, смирения и благоговейного страха и с возношением усердных прошений о своих кровных духовных нуждах. Как в этом успеть, наперед надо сообразить и, в церковь пришедши, на то себя напрягать. Не пустым считать только то простояние на службе, в продолжение которого сердце согрелось и тепло к Богу взывало. Это главное. Слушать службу тоже надо и вслед за нею вести свои мысли и чувства. Разнообразие, к одному направленное, не развлекая, будет приятно держать внимание в напряжении питательном и созидательном. Вникать в то, что поется и читается, паче в ектении, ибо они суть сокращенное изложение всех наших нужд, с прошением о коих непостыдно обращаться к Богу (9, с. 119–120).

Но обычно мысли блуждают. Это от недостатка молитвенных чувств. Делайте, однако ж, с ними вот что: как только заметите, что мысли ушли из церкви, ворочайте их назад и сознательно мечтать или блуждать мыслями никогда себе не позволяйте – теперь, во время говения, и во всякое другое время. Когда мысли незаметно для вас уходят, тут еще небольшой грех; но когда нарочно станете шататься мыслями там и сям, стоя в церкви, тут уже грех.

Господь посреде сущих в церкви. Кто не о Господе здесь думает, а мечтает, тот походит на того, кто, пришедши к царю, чтобы просить его о чем-либо, стал бы кривляться и вертеться в присутствии его, не обращая на него внимания. Совсем не блуждать мыслями и при всем напряжении вашем, может быть, не удастся вам; но не позволять себе намеренно мечтать и можно, и должно. Относительно блуждания мыслей эти два правила и есть: 1) как только заметите сие блуждание, ворочайте мысли назад; и 2) сознательно не позволяйте мыслям шататься.

Средство против блуждания мыслей – внимание ума, внимание к тому, что Господь пред нами и мы пред Ним. В эту мысль надо вставить весь ум и не позволять ему отступать от сего. Внимание прикрепляется к Господу страхом Божиим и благоговеинством. От них приходит теплота сердечная, которая и стягивает внимание к Единому Господу.

Потрудитесь расшевелить сердце, и сами увидите, как оно скует помышления. Надо нудить себя. Без труда и напряжения умного не достигнете ничего духовного. Много помогают согреянию сердца поклоны. Их и кладите почаще – и поясные, и земные.

Дай, Господи, вам ощутить сладость пребывания в церкви, чтобы вы стремились туда, как стремятся в теплую комнату с холоду.

В говении главнейший производитель дела, для которого говеют, есть пребывание в церкви достодолжное. Прочие дела суть подмоги и подспорья ему (9, с. 120–122).

25. Поведение говеющего дома

Говеющий только и знает, что церковь и дом. Пришли домой: что тут? – И тут надобно, сколько есть сил, благоговейное к Господу хранить обращение ума и сердца. В свою комнату прямо из церкви спешите и привет ей делайте несколькими поклонами, прося Господа благоговейно, с пользою душевною провести предлежащее время уединенного дома пребывания. Затем отдохнуть немного надо, посидевши.

Мыслям же все-таки блуждать не давайте, а говорите в себе, ни о чем не думавши, одно: Господи, помилуй! Господи, помилуй! Отдохнувши, какое-либо дело надо делать: или молиться, или рукодельничать. А какое когда – уже это сами себе определяйте. Нельзя все духовным заниматься: надо какое-либо нехлопотливое рукоделие иметь. Только браться за него надо, когда душа утомлена и ни читать, ни думать, ни Богу молиться не способна. А если те духовные занятия идут хорошо, то рукоделия можно не касаться. Оно назначается для наполнения времени, которое без него придется проводить в праздности, пагубнейшей и всегда, а тем паче во время говения.

Как дома молиться? Вы хорошо сказали, что надо немного надбавить против обыкновенного правила молитвенного. Надо, надо. Но лучше, если вы прибавите не лишние чтения молитв, а подольше будете молиться без молитвенника, сами своим словом изъявляя пред Господом свои кровные нужды духовные.

Читайте и утром, и вечером не более того, как и в обыкновенные дни; но пред началом молитвословия вашего и после него сами своею молитвою молитесь и в промежутки читаемых молитв вставляйте свою молитву, кладя поклоны – поясные и земные, и на колена становясь.

Докучайте Господу, Матери Божией и Ангелу Хранителю, в своем к Ним слове испрашивая все, что чувствуете для себя крайне нужным; молитесь, чтобы дали познать себя, а по познании вложили желание и снабдили силою исправить все неисправное, а паче чтобы исполнили сердце духом сокрушения и смирения, в коих жертва Богу, самая Ему угодная. Но слишком длинным и долгим правилом себя не вяжите. Лучше почаще вставать на молитву и класть поклоны в продолжение дня понемногу, но часто, чтобы весь день перетростить поклонами. Умом же совсем не отступайте от Господа, на молитве ли стоите или другое что делаете.

После молитвы – чтение с размышлением. Читать надо не затем, чтобы память набивать разными сведениями и понятиями, а затем, чтобы получить назидание и уразуметь, как исполнить получше то, что нужно для нас в эти дни говения. Для того читать надо немного, но всякое вычитанное положение доводить до чувства посредством долгого к нему внимания.

Что читать? Уж, конечно, только духовные книги. Из них ничего вам больше не посоветую, как писания святителя Тихона. Есть книжка «Востани спяй» – выборка статей из святителя Тихона, располагающих к покаянию. Есть еще книжка о Покаянии и Причащении, проповеди на Великий пост и Приготовительные к нему недели. Я слышал, что она очень бывает пригожа в это время: в ней все говорится только о Покаянии и Причащении. Лучшего для вас чтения не нахожу...

Неспешное чтение с размышлением подходящих книг более всего сильно расшевелит душу. На него и налегайте. Утро после молитвы (утреня слушается с вечера) все на него отрядите, до самых часов. Оно и к церковной молитве подготовит. И после часов можно продолжать то же, когда охоты и внимания достает. Придет во время чтения молитвенное движение – вставайте и молитесь.

Читать вместе с кем или в одиночку? – В одиночку лучше. Потому что при этом удобнее собою заняться и приложить читаемое к себе. Размышление вставлять надо в чтение, а то одно оно уйдет в мечтание и не залучишь его.

Так почитали, подумали, поклонов положили, вот и все занятия, приличные говеющему дома. Но постоянно выдержать внимание в таком напряжении не всегда удается. Когда утомитесь, можно сесть поработать, как я уже поминал (9, с.122–124).

И то хорошо вы сказали, что попоститься надо. Надо-надо, но не слишком. Вы и так мало кушаете. Надо же, чтобы была сила в церкви простоять и дома поклоны класть.

Но как найдете более удобным и себе подручным, так и сделайте. Надо только дать знать телу, что и оно виновато в том, что надо каяться и потому нести труды говения. И у сна надо отнять немножко и длительности, и покойности. Эта статья, кажется, потребует у вас жертвы. И не поленитесь ее принять как сумеете.

Всякого рода лишения уместны в эти дни.

А поговорить? – И поговорить можно, только не о пустяках, а все о том же. Вместо разговора назначьте лучше час совместного чтения – и читайте вместе. Вечером это очень было бы пригоже. Ничего не могло бы быть лучше, если бы кто из вас рассказывал назидательные истории, в коих проявлялась сила Покаяния и Причащения (9, с. 124– 125).

26. Приготовление к Исповеди

Не принимайте пасмурного вида, не помрачайте лица своего. Все делайте с охотою, с добрым и радостным расположением духа. Так проводите время, как проводят его те, которым предстоит быть на пиру у царя. У этих только о том и мысли, и речи, как будет этот пир, как встретиться с царем, что сказать, как он приветит, как бы получше нарядиться и не ударить лицом в грязь и пр. Но вам предлежит несравненно лучшее и высшее – предлежит пир не у земного, но у небесного Царя. Если вы потрудитесь принарядиться и приготовиться так, что Царю понравитесь, то будете Им приласканы, получите то, чему цены нет, и обрадованы несказанно.

Вы сказали, что возьметесь говеть – так говеть! Благослови, Господи! Извольте же придумывать, как принарядиться. Старые платья все прочь, новенькие надо. Если что из старого окажется гожим, то вымыть, выгладить и представить все в таком виде, как бы это было совсем новое. Хочу этим сказать, что вам надобно пересмотреть себя: худое охудить и отбросить, а хорошее удержать, выправить и усовершить. Войдемте же в себя самих и начнем перебирать, что есть в нас.

Вмешательство в это дело какого-либо стороннего лица неуместно и совсем невозможно. Войти в вас и разобрать дела вашей совести никто не может, кроме вас самих. И извольте это сделать сами. Я сделаю вам на этот случай только несколько указаний...

Чтобы себя хорошо рассмотреть, надо обратить внимание на три стороны нашей деятельной жизни: на дела – единичные действия, совершенные в такое-то время, в таком-то месте и при таких-то обстоятельствах; на сердечные расположения и характеристические наклонности, под делами скрытые; и на общий дух жизни.

Вся наша жизнь состоит из непрерывного ряда деяний: мыслей, слов, дел, одни другими сменяющихся и одни другие погоняющих. Пересмотреть все такие деяния (особо каждое) и определить их нравственную цену нет никакой возможности. Даже если бы вы вздумали перебрать и пересудить деяния свои, в один день совершенные, и этого не сможете сделать.

Человек – приснодвижное существо. Сколько передумает и переделает он от утра до вечера! Сколько же наделает он от Исповеди до Исповеди! Как же тут быть? Никакой нет нужды все перебирать и пересуждать особо. У нас есть неусыпный страж – совесть. Что худо сделано, она никак не пропустит; и как вы ей ни толкуйте, что то ничего, а это сойдет, она не престанет твердить все свое: что худо – то худо. И вот вам первое дело: прислушайтесь к совести и все те дела, которые обличает она, без всяких извинений признайте грешными и готовьтесь исповедать их...

...Второе дело. Перебирайте заповеди и смотрите, исполнены ли они вами или нет (9, с. 125–128).

27. Совершенное приготовление к Таинству Покаяния и Причащения. Чувства, необходимые кающемуся

Так какое же употребление сделать вам из добытого познания себя самой? Прежде всего надо осудить себя во всех своих неисправностях, без всяких отговорок и оправданий. Когда на Преждеосвященной литургии после «Да исправится молитва моя», поют «Не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех», то тут внушается верующим молиться, чтобы Бог не попустил им с лукавою изворотливостию придумывать извинения во грехах. Кто придумывает такие извинения, от того не жди раскаяния; а у кого нет раскаяния, тот не возьмется и за самоисправление. Все дело, стало быть, за тем, чтобы осудить себя без жалости, довести себя до того, чтобы в сердце искренно изреклось: виновата кругом.

Когда скажется в сердце: виновата, то надо приложить к сему страх осуждения Божия. Если совесть ваша вас осуждает, то и Бог не обезвинит. И Бог видит вас виноватою. Если такою видит, то и осуждает. Если осуждает, то присуждает и решение или определение достойного наказания. Ныне или завтра падает на вас сие наказание, и оно уже висит над вами, когда вы осуждены Богом.

Как же быть? И не знать бы было, как быть, если бы не милость Божия. Милостивый Бог дает нам надежду прощения вины, если сокрушенно раскаемся и положим твердое намерение избегать прежних грехов и не прогневлять ими Бога. В этом существо покаяния.

Итак, не будьте холодною знательницею своих неисправностей, но сокрушайтесь о них и искренно жалейте, что они допущены. Сокрушение родит смиренную решимость избегать неисправностей; а знание одно, хоть и будет сопровождаться намерением остерегаться, но поведет к гордости, от коей избави вас, Господи!

Положивши избегать неисправностей, надо теперь же сообразить и постановить, как в этом успеть, чтобы с сей же минуты начать и действительное себя исправление. Рассерживались, например, от чего-либо – положите не серчать более и определите, как удобнее наладить себя, чтобы не рассерживаться. Так и относительно всего другого теперь же наперед надо определить, как в каком случае поступить, чтобы не оказаться опять неисправною. Чтобы удобнее это сделать, записывайте свои неисправности, как только будете узнавать их, и тут же приписывайте, как исправиться полагаете. Это будет ваша первая генеральная и вполне исправная Исповедь. Потрудитесь Господа ради так сделать. Увидите, какую власть потом вы возымеете над собою и как мощно начнете держать себя в руках, с сознанием пригодности такого, а не другого образа действования.

Сокрушаясь о грехах и полагая намерение не грешить, надо присоединить к сему и молитву к Господу усердную, чтобы подал помощь Свою на противостояние греху, и веровать, что Господь не оставит такою помощию. У христиан глубоко на сердце должно лежать то убеждение, что как грехи их, о коих они сокрушаются и кои исповедают с обещанием избегать их, прощаются им милосердым Господом ради крестной смерти Его, так в то же время и благодать Божия подается, в силу той же крестной смерти, во избежание грехов. Благодать сия нисходит на крепкую решимость не грешить и непоколебимую, светлую веру во Христа Спасителя.

Когда вы сие исполните, вот вы и готовы к Исповеди, а когда по Исповеди получите разрешение во грехах своих – будете готовы и к Святому Причащению. На ваше искреннее раскаяние и твердую решимость быть исправною придет Господь в Святых Тайнах Своих и вселится в вас и будет в вас и вы будете в Нем. О, велия и неизреченная милость Бога Всещедрого (9, с.133–135)!

28. Необходимая решимость говеющего посвятить себя Богу рассматривается как сознательное обновление обетов, данных за нас при Крещении

Начните понемногу и успеете все сделать как следует. Но если и не успеете все сделать, как бы хотелось, сделайте, как сможете. Господь не взыскателен на мелочи. Он ценит усердие и намерение. Ваше усилие всю себя пересмотреть и перестроить Он примет как дело, уже совершившееся, только не бросайте его, а имейте в виду продолжать и продолжать, пока доведете до конца. Главное же, т.е. решительное намерение всю себя посвятить Господу, вы непременно должны в себе возбудить, укрепить и установить однажды навсегда. В этом неотложное условие к получению благодати, подаваемой в Таинствах Покаяния и Святого Причащения (9, с. 142).

Вы прежде говели и делали все, что обычно делается в это время. Но теперь собираетесь это сделать поосновательнее, с сознанием дела. На этом опираясь, я толкую вам, что теперь стоит за вами, – стоит, чтобы вы сами изрекли те обеты, которые даны за вас другими. Тогда другие за вас отреклись сатаны и всех дел его и всего служения его (светской жизни), а теперь вы сами отрекитесь всего этого. Тогда те за вас уверяли, что сочетаетесь Христу и будете служить и поклоняться Ему, теперь вы сами от всей души и от всего сердца изреките это.

Войдите в сие убеждением и восприимите соответственные тому решимости. Господь буди вам помощник, и Матерь Божия, и Ангел Хранитель ваш! Да осенит вас благодать Всесвятаго Духа в Таинствах Исповеди и Святого Причащения, к которым приступите с таким благим расположением и решением (9, с. 143–144).

Извольте уяснить себе дело. Исповедающий есть только свидетель, приемлет же грехи Господь. Он же повелевает духовнику и разрешение во грехах давать исповедающемуся. Господь же весь милость. Он только ждет, чтобы кто исповедал грех свой, – и, как только скажет кто грехи, тотчас и прощение. Такого ли Господа бояться?

Отчасти эта страшливость происходит и оттого, что не уяснено, что именно должно сказать на духу. Но когда вы сделаете все по прописанному, то для вас ясно будет все. И страшиться нечего.

И оттого также эта страшливость, что редко исповедуемся. Если бы почаще исповедовались, не страшились бы так. Авось Бог даст, с этих пор чаще будете приступать к трапезе Господней и, следовательно, исповедаться (9, с. 151).

Вот что сделайте однако ж! Запишите все, что найдете нужным открыть на духу, и, пришедши к духовнику, расскажите все при помощи записки. Ведь настоящая Исповедь должна быть своя, т.е. сам исповедающийся должен рассказать, в чем грешен, а не дожидаться, что спросит духовник. Это у нас так завелось, и исповедь редко идет как следует. Исповедающий по необходимости много спрашивает лишнего, что не идет к исповедающемуся, а того, что нужно, случается и не спросит.

Так оно и проходит неисповеданное. Сказать самой, что лежит на совести, и без записки можно, если надеетесь припомнить все, только непременно сами все расскажите. Благослови вам, Господи, исповедаться с духом сокрушения и с твердою решимостью быть после во всем исправною, но без всякой страшливости. Она совсем лишняя и делу мешает (9, с.151–152).

Идите к Господу спокойно, хоть и с сокрушением сердца; идите, как в притче сын нехороший шел к отцу. Отец возвращающегося сына не бранил и не поносил, а объятия к нему простер и облобызал его. То же самое и для вас готово. Объятия Господни уже простерты к вам. Остается вам ринуться в них. И сотворите сие с благоговейною любовию (9, с. 152).

Главное в покаянии есть болезнь сердца о своей неисправности пред Господом и твердое намерение стараться вперед быть во всем исправною. Свое решение благоугождать Господу вы уже изъявили, и Господь, все видящий, конечно, уже принял. Но болезнь сердца о неисправностях есть ли? Потрудитесь возбудить. Как ни мало у вас грехов и как ни представляются они легкими, все же они грехи суть и под Божиим неблаговолением состоят. Пред людьми как стыдимся иногда по причине пустого неосторожного слова или движения! А тут Господь, и не пустое что, а грехи. Умудритесь из-за всего сокрушиться и поболеть пред Господом. После из этого сокрушения будет источаться крепость не вдаваться в неисправности (9, с.152–153).

Вы загадывали подробно пересмотреть все снова и переладить. Может быть, не успели все сделать или не так полно сделали, как загадывали; не смущайтесь тем. Господу дорого главное ваше намерение и решение быть во всем исправною пред Ним. Ради Него и прощение грехов, и возочищение благодати. И идите к Господу с этим твердым намерением быть исправною взамен всех неисправностей, познанных уже и имеющих быть познанными. Твердое намерение несите Господу неуклонно исполнять все, что теперь совесть обязательным для вас считает и что найдет таковым после, прочим всем не смущайтесь (9, с. 153).

Исповедаться лучше с вечера пред Причащением, чтобы ночь и утро посвятить уже вполне одним помышлениям о принятии Господа. Читайте в это время проповеди пред Святым Причастием в той книжке, что я вам дал. А то так сидите и думайте о Господе, молясь Ему в сердце: «Господи, как хочешь, так и устрой со мною и во мне, только не лиши меня общения Твоего». И все молитесь такою краткою молитвою, прилагая к ней и поклоны. Если отложите Исповедь до утра, то вечером мысль будет двоиться и выйдет нечто смятенное (9, с. 153).

Приступая к Святым Тайнам, приступайте в простоте сердца, с полною верою, что Господа приемлете в себя и с соответственным тому благоговеинством. Чему быть на душе после сего, предоставьте сделать то Самому Господу. Многие наперед вожделевают получить от Святого Причастия то и то, а потом, не видя того, смущаются и даже в вере в силу Таинства колеблются. А вина не в Таинстве, а в этих излишних догадках. Ничего себе не обещайте, а все предоставьте Господу, прося у Него одной милости – укрепить вас на всякое добро в угодность Ему. Плод Причащения чаще всего отзывается в сердце сладким миром; иногда приносит оно просвещение в мыслях и воодушевление в преданности Господу; иногда ничего почти не видно, но после в делах обнаруживается большая крепость и стойкость в обещанной исправности. Замечу и здесь, что плодов от Святого Причастия ощутительных не видим мы оттого, что редко причащаемся. Положите себе как можно чаще причащаться, и увидите плоды от сего Таинства утешительные (9, с. 153–154).

29. Наставление о тщательной Исповеди

Но что вы на Исповеди какого-то греха не сказали, это недобре сделано. Великое ли или малое, дело или слово, но коль скоро совесть говорит, что то – грех, надо очищать то Исповедью и Покаянием.

Сущность Таинства Покаяния состоит в разрешении сказанного греха. Грех не сказанный не разрешится и остается на душе – и с нею пойдет на тот свет. Будет черное пятно на белом платье тем заметнее. Хитроумие там не поможет. Надо сделать, как положено не людьми, а Самим Господом. Господь говорит: глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися^[109] (Ис. 43, 26). И в утешение нам и облегчение сего, иногда не совсем легкого дела, законоположил: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси; и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небеси^[110] (Мф. 18, 18). Затвердите хорошенько и к сердцу примите, что все, не разрешенное на земле богоучрежденным порядком, остается не разрешенным и на Небе. И поспешите восполнить это опущение. Теперь вам надо, каясь во грехе, пропущенном на Исповеди, каяться и в том, что вы заведомо пропустили (9, с. 241).

30. О слезах

Есть слезы от слабости сердца, от большой мягкости характера, от болезни, и насильно раздражают себя иные на плач, есть слезы и от благодати.

Цена слез не водою, текущею из глаз, определяется, а тем, что бывает на душе при них и после них. Не имея благодати слез, не берусь рассуждать о них, догадываюсь только, что благодатные слезы состоят в связи со многими изменениями в сердце. Главное – сердце должно тогда гореть в огне Суда Божия, но без боли и жжения, а с умилением, приносимым надеждою от Престола милосердого Бога, судящего грех и милующего грешника. Также думается мне, что слезы сии должны приходить уже под конец трудов – не внешних, а трудов над очищением сердца, как последнее омытие или сполоскание души. Еще бывают они не час, не день и два, а годы. Так говорит св. Исаак Сирианин. Еще есть, говорят, какой-то плач сердца без слез, но так же ценный и сильный, как и слезы. Последний лучше для живущих с другими, кои могут видеть. Все же строит всех спасающий Господь (11, с. 3–4)!

31. Для Исповеди нужен навык и помощь Божья

Вы спрашиваете, что значит зажечь беду вокруг себя? Это глубокое чувство опасности своего положения – и опасности крайней, от коей нет иного спасения, как в Господе Иисусе Христе. Сие чувство и будет гнать нас к Господу, и заставит непрестанно вопиять: помоги, защити! Оно было у всех святых и никогда их не оставляло. Противное ему есть чувство довольства своим положением, которое упокоивает человека и погашает в нем всякую заботу о спасении. Сыт – и что еще? Не память только грехов я разумел, а вообще чувство, что деваться некуда, кроме Господа (11, с. 6).

Вам нечего рассказывать на Исповеди? Это оттого, что вы праведны. Будем молиться, чтоб Господь сделал вас грешницею, то есть чтоб пришел к вам мытарев глас: Боже, милостив буди мне, грешной!

Молитесь: даруй ми зрети моя прегрешения... А между тем трудитесь и навыкайте ходить пред Господом. По мере навыка в сем начнете сходить со ступеней праведности к среде, где грешники... и когда вступите в число их, тогда и перечислить не возможете всех грехов. Не дело только есть грех, но и мысли, чувства и желания бывают грешные. Последние не видны, ибо нет ока, смотрящего в сердце: вот и праведность. Оку тому нельзя смотреть, когда его засыпают суетою, как пылью. Ходить пред Господом значит не отрывать от Него своего внимания – это цель. А немного подумать о Нем и бросить – это не то. Когда то придет, то Господь станет судить мысли и помышления. Вот и откроются грехи, и тут столько их будет, что беда(11, с. 6–7)!

32. О приготовлении к Исповеди

Ныне Неделя мытаря и фарисея! Звук трубы слышали. Готовиться надо на подвиг. Еще прозвучит однажды, и еще, и еще... И потом отворятся двери покаяния... Пойдем все и припадем к милосердому Господу. Объятия Отчи отверсты всем. Ринемся в них с дерзновением и исчезнем в беспредельном море милосердия Божия (11, с. 14–15).

После шума и развлечений душа, не совсем испорченная, тоскует. Сердце, томящееся от удушливости в чуждой атмосфере, собирается в себя и жалуется Богу и самому человеку, что его терзают ни за что. Так, эта молитва – вопль больного о врачевании. Господь посылает сии минуты умиления после развлечений и даже во время их, чтоб напомнить человеку, что он неправо действует, убивая понапрасну в суете время и губя душу (11, с. 15).

33. Грусть и покаяние

Вы чувствовали себя мрачною, отчужденною, грустили оттого, что не пришлось погулять на масленой. Да, это чувство самое натуральное, только не совсем правое, и за него надо побранить свою душу и сердце. Ведь быть отчужденными от мира есть заповедь. Стало быть, не худо, что вы отчужденными себя чувствовали. Прочитайте 64 слово Исаака Сирианина. Но зачем чувство сиротства и грусть? Разве мы отстаем от одного берега, а к другому не пристаем? Отчуждаемся мира, чтоб быть с Господом и святыми Его, т.е. оставляем одно общество недоброе и вступаем в другое... и оставляем именно затем, чтоб вступить в него.

Приступите к Сионстей горе, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному, и тмам Ангелов, торжеству, и церкви первородных на небесех написанных, и Судии всех Богу, и духом праведник совершенных, и к Ходатаю завета новаго Иисусу^[111] (Евр. 12, 22–24). Видите, какое общество? А душа грустит и кричит: я сирота. Вот и бранить ее надобно: ...не забывай, не забывай... Оттого и грусть, что душа забыла, а от сердца отошло чувство общения. В подобные минуты надобно оживлять память о мире духовном и шевелить сердце, чтоб возникло сочувствие. Не берет? В церковь Божию пойти... И это не берет? Терпеть, вопия к Богу о помощи бедному сердцу, а все-таки стоять на своем, т.е. не пускаться в разгул. Ибо бывает так, что в грусти иной скажет: пойти разгуляться немного... Сделай только однажды, тогда всякий день будет позыв к развлечениям. А там и постоянный разгул. Вот выигрыш! Останется только помин – скучна эта дорога, тяжела, одинока (11, с. 23–24).

Отчего же это вы праведницею ходите на Исповедь? Конечно, вы не говорите: несть, якоже прочие человецы... это было бы уже слишком. Но общего чувства недостоинства мало. Можно как-нибудь добиться до того, чтоб сказать: и в том грешна, и в том грешна. Ведь говорите же: согрешила словом, делом, помышлением. Не бывает ли празднословия? Не бывает ли смеха? Не тратится ли время по пустякам? Не подано ли соблазна кому чем-либо? А помышления всегда ли хороши? Я думаю, если вникнуть в помыслы, то такая куча грехов наберется, что не подымешь. Надо стать у сердца и навыкать замечать вытекающие из него мысли и чувства. Тогда и узрите, что за смрадная вещь наше доброе будто сердце. И придет тогда поминутное покаяние и исповедь Богу вездесущему и всезрящему. Помоги вам, Господи! В день Святого Причащения вам было грустно. Что же делать? И за то поблагодарите Господа. За все благодарите. Вот что нам надобно: не мерять себя, т.е. на сколько аршин поднялись от земли... лучше совсем забыть про эту меру. Одна пусть будет: никуда не гожи (11, с. 24–25).

Посмотрите у Макария Египетского правило: нудить себя надо на всякое доброе дело... Царствие Божие нудится, и нуждницы восхищают е^[112] (Мф. 11, 12). У нас ведь смесь добра со злом и против всякого добра есть свое зло... Надобно задушить последнее и воскресить первое. Как же это без труда-то сделать, когда с боку на бок перевернуться – и то надобно напряжение (11, с. 26–27)?

34. Покаяние гнев Божий утоляет

«Утешьтесь! Ведь Господь не есть гнев наводяй на всяк день. Сердце Божие широко-широко... У нас оно воробьиное. Что делать?.. Претерпевый до конца спасен будет^[113], – сказал Господь; а не сказывает, когда и какой конец и что будет впереди, бурька или ураган. А как стоять, не придумаешь и, как другие стоят, не догадаешься. В руце Твои, Господи, предаем дух наш! Обаче разумевая, да разумеваем пути Божии. Покаяние все очищает и гнев Божий утоляет. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (11, с. 28–29).

35. О записывании грехов перед Исповедью

Для Исповеди записывать грехи – хорошее правильце. Навыкайте вот чему: всякий раз, как прорвется недобрая мысль, чувство, желание, слово, дело... тотчас кайтесь Господу, вездесущему и всевидящему, с сокрушением и решением быть впредь осторожнее. Для этого надо внимать себе... то есть смотреть за тем, что происходит в душе... И все добре пойдет. После сего вечером нетрудно будет подвести итог, сколько наделано погрешений в продолжение дня (6, с. 48).

36. Наставление по поводу смущения краткой Исповедью

Священник на духу нехорошо поступил. Но и вам можно было попросить его подождать минутку. Однако ж не смущайтесь. Что не сказали, не есть утайка греха; потому Господь и те грехи не поставит так, чтоб следовало считать вас недостойно причастившеюся, ради вашего намерения исповедать все. В другой раз не поблажайте священнику... и расскажите все, расскажите и то, что хотели сказать и не могли (8, с. 157–158).

37. Господня епитимия провинившимся

У Господа своя на всякого провинившегося налагается епитимия, которая состоит в том, что Он кающегося тотчас принимает в милость, но прежнего не ворочает ему тотчас, а ждет, как пойдет сокрушение и смирение. Если безжалостно кто помучит себя, то скоро возвращает, а если поблажки себе даст, то не скоро. Вот вам программа. Извольте все сие иметь в мысли... и трудитесь... Паче в смирении и в вере и предании себя Господу держите себя. И все придет в свой чин. Камердинер провинился. Господин выгнал его и со двора согнал. Потом, когда он расплакался, господин сжалился над ним и принял в дом, но не в камердинеры, а сказал: «Живи пока на кухне. Я посмотрю, как-то у тебя дело пойдет... и тогда, может быть, опять возьму тебя в камердинеры». Вот в таком положении и вы. Извольте умудряться и взяться за дело (8, с. 205).

КНИГИ БОГОСЛУЖЕБНЫЕ

1. Темнота славянских церковных книг и нужда в их уяснении

Ушинский пишет, что в числе побуждений к отпадению в штунду совратившиеся выставляют, между прочим, то, что у нас в церкви ничего не поймешь, что читают и поют. И это не по дурному исполнению, а потому, что само читаемое темно. Он пишет, что поставлен был в тупик, когда ему прочитали какой-то тропарь или стихиру и просили сказать мысль. Ничего не мог сказать: очень темно. Из Питера писали мне две барыни то же об этом... у Пашкова все понятно, у нас – ничего. Ничего – много; а что много непонятного – справедливо... Предержащей власти следует об этом позаботиться... и уяснить богослужебные книги... оставляя, однако, язык славянский и чтения из Ветхого Завета на вечернях... перевод с 70 толковников... Заведите об этом речь (7, с. 155).

Книги богослужебные по своему назначению должны быть изменяемы. Наши иерархи не скучают от неясности, потому что не слышат, сидя в алтаре... Заставить бы их прочитать службы хоть бы на Богоявление (7, с. 155)!!!

2. Нужда в новом переводе богослужебных книг, Пролога и поучений

Богослужебные книги надо вновь перевести, чтоб все было понятно. Пашковцы кричат: у вас в церкви все непонятно; штундисты – тоже, да и из наших немало. Кто только станет вчитываться или вслушиваться, непременно кончает возгласом: да что ж это такое!.. Архиереи и иереи не все слышат, что читается и поется, сидя в алтаре. Потому не знают, какой мрак в книгах, и это не по чему другому, как по причине отжившего век перевода. И надо уяснить перевод. Только чтения – Паремии – отнюдь не по Русской Библии уяснить, а по 70. Сейчас раскол. И я первый пойду (7, с. 158).

Как вы судите о Прологе?! Прелесть книга по назначению: краткие (а иногда и полные) жития святых дня... и несколько поучений и назидательных случаев... А по языку... никуда не гожи – хоть под лавку. Как отцы составили, так она и есть. И неудобочитаемо. Надобно и его по-русски... перевести и издать или по славяно-русски – слогом св. Димитрия, как и богослужебные книги (7, с. 158).

Есть Книга кратких поучений, сборник из святых отцов. Святые отцы уже все переведены на русский язык. А Синод все печатает их по старому, непонятному переводу. Надо по-русски их собрать, изменив кое-где и пополнив (или совсем новый сборник составить по тому образцу. Там вся догматика и все нравоучение) (7, с. 158).

Обе эти книги, Пролог и краткие поучения, преназидательны... И их читают в церкви (у нас, по крайней мере)... часто ничего не поймешь (7, с. 159).

МАТЕРЬ БОЖИЯ

1. Ходатайство Богоматери. Особое участие Божией Матери в деле спасения мира

Так и в отношении к ходатайству. Одно ходатайство есть, и без него никакое другое ходатайство не сильно... Ходатайство Господа Спасителя. А побочных ходатаев может быть много, проводников того ходатайства... размножителей... Тут и Божия Матерь Ходатаица, действующая в силу ходатайства Сына Ее...

К тому же Господь Спаситель – Ходатай к Богу Отцу. А если Самого Спасителя прогневали, кто пред Ним походатайствует? Но прогневляем, ибо грехами кровь Его попираем. Вот тут Божия Матерь и есть... и говорим Ей: и Матернее Твое дерзновение употребляющи, моли...

Относительно Божией Матери извольте утвердиться вот в какой мысли... Устроение спасения чрез воплощение – Единого Бога дело. Твари тут не имели места. Но Божией Матери дана часть и в этом, ибо от Нее естество человеческое взято Богочеловеком. Это участие существенное, внутреннее. Потому Она – Высшая есть всех... и сила Ее пред Господом исключительная, особенная.

Сыновство Ей Богочеловека и Ее Ему материнство пребывает доселе... И сила сего отношения пребывает... Такой Сын чего не сделает для такой Матери? И такая Матерь чего не испросит у такого Сына? Потому нам резонно говорить: все упование на Тя... буди Ходатаица (6, с. 3–5)!

2. Каким образом Божия Матерь есть Ходатаица, когда един Ходатай Христос Господь

Христос Господь Ходатай источный – как примиритель человечества с Божеством. Он Своею смертию примирил нас с Богом и открыл чрез то доступ к нам всех милостей Божиих. Он есть совершитель воплощенного домостроительства спасения. Божия Матерь есть Ходатаица спасения как молитвенница. И Ангелы, и святые в этом отношении ходатаи, ибо молятся о нас. Но ни Божия Матерь, ни Ангелы, ни святые не суть производители и дарователи спасения. Они только ходатайствуют, чтобы образ спасения, Господом Спасителем для всех данный, был и к нам приложен и мы таким образом в силу его спаслись... Господь – Спаситель, все прочие – пособники дарования нам спасения (6, с. 5–6).

МИР ДУХОВНЫЙ

1. Разъяснение о семи духах и семи Ангелах Церквей

Ваши вопросы: Что семь духов? – Семь верховных Архангелов: Михаил, Гавриил, Рафаил... и пр.

Св. Гавриил к св. Захарии сказал: Я один из предстоящих Богу^[114] (Лк. 1, 19).

Что Ангелы семи Церквей? – Епископы, представители тех Церквей. Это видно из того, какие речи обращает к ним св. Иоанн. Светильники в сем видении означают Церкви (6, с. 49–50).

МОЛИТВА

1. Должно с утра установиться во внимании к Богу

Потрудитесь делать так: утром, на молитвенном своем правиле, потрудитесь так установиться вниманием пред Богом, чтобы потом и весь день быть пред Ним, что бы ни случилось делать. Если устроитесь так и станете с пророком предзреть Господа пред собою выну, с соответственными, конечно, тому и чувствами, – то и будете непрестанно молиться. И тогда не будет вам скучно (8, с. 4).

2. Молитвенная теплота не дается без труда. Желанная болячка в сердце

Иисусова ли или другая какая краткая молитва – дело хорошее, если навязнет на языке. Позаботьтесь только при этом не в голове быть вниманием, а в сердце и будьте так не во время только стояния на молитве, но и во всякое время. Потрудитесь образовать в сердце будто болячку какую... Труд постоянный скоро сделает это... Тут ничего нет особенного. Это натуральное дело (то, что болячка покажется). Но и от этого собранности более будет. А главное то, что Господь, видя труд, дарует потом и свою благодатную молитву. Тогда пойдут в сердце свои порядки (8, с. 14).

3. О скуке и неохоте молиться

Что вам пришлось все дома сидеть, это можно бы обратить в пользу для души. Если не обратили, сами виноваты, что время прошло скучновато. С Господом как скучать? И как даже желать каких-либо развлечений?

И не молитесь. Рассерчали, значит, на Господа... или самодовольство обуяло. Сыты! И не хотите просить (8, с. 38).

4. Семейная молитва и чтение

Картину вашей домашней общей молитвы надо бы нарисовать. Хороша!

Дай вам, Господи, почаще ее составлять. На нее Ангелы смотрят и радуются.

Скучаете вечерами. Устроили бы чтения и рассказы. Кто встретит что хорошее, пусть предлагает: хотите, прочитаю вам... и пусть прочитает получше, повоодушевленнее. А рассказы лучше самим выдумывать хорошие, назидательные... и пройдет время занимательно (8, с. 52–53).

5. Недочитанное правило

Добре вы сделали, что причастились и малютку причастили. Что не прочитали молитвы – не неизвинительно, когда возможности недоставало. Опущение чтения всегда можно вознаграждать молитвенным к Богу обращением и, если можно, с поклонами, чтобы Бог благословил сие действие молитвы, с сокрушением и верою – главное, а читание полученного есть только средство к тому (8, с. 80–81).

6. О молитве без поклонов

У вас самих если голова мешает класть поклоны, без поклонов молитесь: поклоны – принадлежность молитвы помогающая, а не самая молитва. Молитва – то, что ум и сердце имеют к Богу. Изредка кладите поклоны. Молясь же, то на ногах стойте, то на коленях. Если творите молитву Иисусову, то начните не с 3000, а с 1000 и даже 500 – и потом прибавляйте. Дальше 3000 не заходите. Разве потребность будет. Но лучше все за раз выполнять положенное число – и ночью. Днем же так вперемежку... не в счет почасту творить ту же молитовку (8, с. 92–93).

7. О надлежащем творении молитвы Иисусовой и о плодах ее

Если сердце ваше согревается при чтении обычных молитв, то этим способом и возгревайте сердечную к Богу теплоту. Молитва Иисусова, если ее механически творить, ничего не дает, как и всякая другая молитва, языком только проговариваемая.

Попробуйте при молитве Иисусовой поживее помыслить, что Господь Сам близ есть и предстоит душе вашей и внимает тому, что в ней происходит. В душе же при сем пробудите жажду спасения и уверенность, что, кроме Господа, неоткуда ожидать нам спасения. Затем и вопийте к Нему, мысленно пред собою зримому: Г.И.Х.С.Б.п.н. [Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. – Изд.] или: Милостивый Господи, спаси меня, имиже веси судьбами. Дело совсем не в словах, а в чувствах к Господу.

Духовное горение сердца к Господу есть любовь к Нему. Она загорается от прикосновения Господа к сердцу. Как Он весь есть любовь, то прикосновение Его к сердцу тотчас и возжигает любовь к Нему. А от любви – горение сердца к Нему. Вот это и должно быть предметом искания. Творение молитвы Иисусовой есть только орудие к тому или, лучше, только труд, показывающий сильное желание души обрести Господа.

На языке пусть будет молитва Иисусова, в уме – предзрение Господа пред собою, в сердце – жажда Бога или общения с Господом. Когда все сие будет постоянно, тогда Господь, видя, как нудите себя, подаст просимое (8, с. 93–94).

8. О ночной молитве лежа

Когда я писал вам ночью больше молиться, то разумел молитву пред сном; а когда просыпаетесь – и молитесь лежа, это не худое дело, а добрый замен пустых мечтаний, в промежутках сна. Хорошо знать на память несколько псалмов, чтоб читать их в эту пору (8, с. 124).

9. За Богом молитва никогда не пропадает

Молитва никогда не пропадет даром, исполняет ли Господь прошение или нет. По неведению мы часто просим неполезного и вредного. Не исполняя этого, Бог за труд молитвенный подаст другое что, незаметно для нас самих. Потому речь: «Вот и Богу молитесь – а что получили?» – бестолкова. Молящийся просит блага себе, указывая на него. Видя, что просимое не поведет к благу, Бог не исполняет прошения и этим творит благо, ибо, если бы исполнил, худо было бы просителю (8, с. 146).

10. Важное препятствие к восприятию молитвенной помощи

Успеха, говорите, нет. И не будет, пока есть самоугодие и саможаление. Саможаление и самоугодие прямо свидетельствуют, что в сердце преобладает я, а не Господь. Самолюбие и есть живущий в нас грех, от коего вся грешность и который делает грешным всего человека – с ног до головы, пока он имеет место в душе. А когда грешен весь человек, как придет к нему благодать? Не придет, как не пойдет пчела туда, где дым (8, с. 190).

Присутствие самолюбия есть знак, что первое решение работать Господу сформировалось неполно и неудачно. Решение это имеет два конца: один – да отвержется себя... и второй – да по Мне грядет. Первый требует совершенного подавления эгоизма или самолюбия и, следовательно, недопущения самоугодия и саможаления: ни большого, ни малого. Следовательно, в ком они есть, у того решение было не полно.

Такое решение делает человека подобным тем лицам, о коих в Апокалипсисе говорится: ни тепл, ни хладен... ни то ни се. Спастись хочется, а самопротивления не допускается... Нельзя Богу работать и мамоне (8, с. 190–191).

Пишете, чтоб я помолился об избавлении вас от самоугодия. Об этом что молиться? Бог не услышит. Он слышит молитву только о тех, которые не самоугодничают. И самого человека – всякого Бог слышит только тогда, когда он не страдает сими первородными дщерями греха. За несаможаление и несамоугодие только и подает Господь благодать и преуспеяние. Самих же их не подает, а требует, чтобы их сам человек возымел – как задаток, что ему стоит оказать милость (8, с. 191).

11. Средства достигнуть умной молитвы

Захотели учиться умной молитве. Добре! А прежде-то какая же у вас была молитва?! Молитва по существу своему есть действие умное, и если вы не молились умно, то и совсем не молились. А я вам скажу, что никого нет, кто бы не молился умно. Все умно молятся. Все, когда молятся, мысленно Бога представляют присущим и Ему изрекают свои потребы. Хоть и читают молитвы, все стараются мысленно к Богу возноситься. Если что следует сказать, так это то, что делают это не совершенно, не непрерывно даже и во время молитвословия, и главное – без чувств. Таким образом, ваше желание будет: как дойти до совершенства в молитве, умно к Богу возносимой? – Ответ на это: ищите и обрящете (8, с. 194–195).

Как выучились вы писать?! Трудом писания с желанием писать исправно по образцам. Делайте так и в молитве – и выучитесь. Сама не придет: учиться надо.

1. Навыкайте ходить в присутствии Божием, пред очами Божиими с соответственными тому чувствами.

2. Как только свобода – кладите поклоны в чувствах сокрушения и смирения.

3. Читайте книги все о молитве и размышляйте о ней.

4. Паче же всеми силами старайтесь церковное богослужение проводить в памяти Божией, а затем и домашнее правило.

Тереть надо душу – и согреется.

Теплота когда придет, тогда и мысли улягутся – и молитва станет чиста. Все же от благодати Божией. Почему и надо молиться Господу, чтоб дал молитву (8, с. 195).

12. Не должно себя вязать особыми правилами

Дать вам правило не умею. Да на что правило?! Одно то данное исполняйте – и все тут. К тому прибавить только: мало-мало что расстраивает и ослабляет действие внимания к Богу – удалять то без жалости. Делать же только то, что способствует удержанию его и укреплению. К сему направлять и чтение, и размышление, и поклоны...

Коль скоро одно занятие не питает молитвы, оставить его надо и взять другое. Например, развернули книгу и стали читать – нейдет. Оставьте ее, берите другую. Если та нейдет, берите третью... Если и эта нейдет, бросьте чтение и кладите поклоны или размышляйте. Надо иметь не развлекающее внимания рукоделие. Египтяне древние весь день сидели за рукоделием, не бросая его даже и тогда, когда кто-либо приходил. По временам только клали поклоны. Главную же молитву совершали ночью. У одного написано: помолись с вечера два часа, потом поспи шесть часов, а там встань и молись до света...

Правила нужны для поступающих в монастырь, чтоб они навыкали деланиям или занятиям монашеским. Потом же, когда они дойдут до внутренних некиих ощущений и особенно до сердечной теплоты, правила и им не строго нужны. Вообще к правилам не следует пристращаться, а быть свободну в отношении к ним, одно имея в намерении, как бы внимание к Богу благоговейное не отходило...

В принятии пищи – немного оскудить питание, равно и у сна отнимать кое-что. Как что – сами смотрите. Не нужно вязать себя, а свободно действовать: иногда так, иногда иначе, одно имея в виду – плоти угодия не творить и ни в чем не самоугодничать. И спать или бодрствовать тоже разно можно, имея одну меру: не засыпаться крепко (8, с. 195–197).

13. Средства к поддержанию духовной теплоты

Теплота сердечная, о коей вы пишете, – хорошее состояние. И надо ее блюсти и поддерживать. Когда ослабеет, возгревать – так, как вы делаете: собираться посильнее внутрь и к Господу взывать. Чтоб не отходила, надо избегать рассеяния мыслей и впечатлений на чувства, несогласных с сим состоянием, избегать, чтоб сердце не прилегло к чему-либо видимому (не худому только, но вообще ко всему) и никакая забота не поглощала всего внимания. Внимание к Богу да будет неотходное и напряжение тела неослабное – в струнку, как солдат в строю. Главное же – Господа молить, да продлит сию милость (8, с. 199–200).

14. Признаки и способ приобретения благодатной теплоты в сердце

Первый плод Божией теплоты есть собрание мыслей воедино и устремление их к Богу неотходное. Тут бывает то же, что с кровоточивою. У той стал ток крови, а тут останавливается ток помыслов. Что же нужно? Держа свою натуральную теплоту, ни во что ее вменять, а только приготовлением некиим к Божией теплоте почитать; затем болезновать о скудности Божиего действия в сердце и в болезни молить Господа непрестанно: милостив буди! – Не отврати лица Твоего! – Просвети лице Твое! К этому усугубить лишения телесные... в пище, сне, труде и подобном. Все же дело предать в руки Божии (8, с. 201–202).

15. Молитва – болезненное к Богу припадание в сокрушении и смирении

Молитва – болезненное к Богу припадание в сокрушении и смирении. Она может быть, говорят, и без поклонов. Например, по нужде, в присутствии других, на пути; большею же частию она неразлучна с поклонами.

Поклоны – след внутренней молитвы (11, с. 7).

16. О молитве

Один Господь есть победитель всех наших немощей, а восприять Его силу можно только молитвою. Она есть источник всего и всякого преуспеяния. Ею испрашивается и приобретается и хождение пред Господом. Действие сие очень просто. Стоять умно пред Богом, как стоят пред Государем, в благоговейном страхе, не отрывая от Него очей ума – в этом все. Совесть чистая пред Господом и людьми есть условие к тому. И внешний порядок жизни надобно приспособить, чтоб не было развлечений. В церковь Божью ходить; читать писания отцов о внимании и трезвении; бегать покоя телесного, утрудить немного плоть, но Господа ради. Паче же всего Господа молить, чтоб даровал сию силу. С навыком ходить пред Богом начнется перечистка сердца, чувств, желаний, помышлений; а до того времени в душе великая сумятица... Бывала ли у вас молитва теплая, при коей все убегало из внимания, а оставался только Господь и вопль к Нему из сердца?.. Если бывала, то это состояние есть непрестанное состояние ходящих пред Богом. Понемногу и степенями доходят... и степеням тем конца нет, но доходят ревнующие о преуспеянии духовном. Только с ревностию взяться надобно. Трудитесь и не ослабевайте, а в суету что пользы пускаться?! Одною рукою строить, а другою разорять что пользы? Один труд – и не впрок. Господь да вразумит вас, молитесь (11, с. 8)!

Слава Тебе, Господи! Как я обрадовался вашей тревоге из-за молитвы. Это Ангел Хранитель ваш вас растревожил, чтоб вы узнали, что надобно молиться и читаючи. Ведь в молитвах наших нет многоглаголания. Там все одно пишется: Господи, помилуй, – только в разных оборотах, немощи ради нашей. Куда нам за Макарием Египетским! В благодатных состояниях, какие он с собственного опыта изображает, и на свет бы не взглянул, забился бы куда-нибудь в угол и млел там от умиления в огне Божием и в свете. Только любовь к братиям вызывала его, чтоб одного вразумить, другого утешить. Как же он дошел до этого? Ужели взялся прямо за краткую молитву? Нет, не достается даром молитва. Святые Божии точно краткою молитвою молились, а лучше сказать, молитвою без слов. Но это не потому, чтоб не хотели читать молитв, а потому, что внутренняя сила молитвы связывала язык и они стояли пред Богом и стояли подолгу, по ночам и по дням, не сходя с места, не утомляясь и не чувствуя потребностей сна и пищи...

Если, подражая им, станем держаться их правила не говорить много (в молитве), то должны подражать и примеру их – стоять долго с краткою молитвою. Где же нам простоять? Когда есть много молитв, еще-таки постоим; коль же скоро молитвенника нет в руках, то поклон, другой, да и довольно.

Чтоб заманить и продержать нас на молитве, попечительная о нас матерь наша Церковь и установила нам прочитывать со вниманием и сокрушением разные молитвы. Но у ней же для преуспевающих в духовной жизни есть правило, что, коль скоро в молитве сердце согреется и не захочет слов, прекращать чтение и молиться сердцем. Это и есть зачало молитвы.

Когда Господь пошлет и вам такую молитву, дорожите ею и прекращайте чтение, только заметьте, что связание языка должно идти извнутри, не затем, чтоб прекратить молитву, а чтоб только молиться с глубокою собранною теплотою Богу, сокрушенно и смиренно припадая и воздыхая о своем всеокаянстве. Мы теперь молитвою своею еще как бы одолжение делаем Богу. Надобно добиться, чтоб она сознавалась ничтожною, потом – грешною; потом, на молитве, самим быть грешными и стоять на ней как на суде. Бог ведь всегда есть Судия наш, но душа не хорошо сознает это и смелость себе дает являться пред Него праведною. Господь милосерд, терпит: только бы хоть такою, да приходила (11, с. 8–10).

Молитва точно есть главное дело. Она и есть путь наш к Богу; все прочее – помогательные к тому средства. Скажу только, что небольшое приготовление нужно чинить перед молитвованием. Не вдруг к Господу приступайте; надобно принарядиться духовно, как делают, когда идут к царю; хоть немного подумать пред тем и о себе, и о Боге. Кто мы и кто Тот, с Коим хотим беседовать? Что нам нужно и по какому праву смеем просить себе нужного? И подобное сему. Главное же наперед поставить себя самоуничиженно в присутствие Божие и говорить как бы в уши Его, просто, по-детски. Как хорошо творить поклоны, как хорошо стоять в струнку, не распуская лениво и беспечно членов и держа все их в некоем напряжении (11, с. 11–12).

Сейчас развернул св. Исаака Сирианина – сего единственного учителя трезвенной жизни. Где бы вы ни были, возите с собою эту книгу. Начал читать, и первые строки – как раз, что нужно вам. Смотрите, какая похвала зрящим выну Господа в сердце (Слово 8): «У кого помышления всегда о Боге, тот прогоняет от себя демонов и искореняет семя их злобы. Кто ежечасно назирает за своею душою, у того сердце возвеличится откровениями. Кто зрение ума своего сосредоточивает внутри себя самого, тот зрит в себе духовную зарю. Кто возгнушался всяким парением ума, тот зрит Владыку своего внутрь сердца своего».

Вот о. Серафим всю жизнь стоял пред Господом и горел, как свечка. Так и все другие. А разве они не были люди? И предназначение их разве другое, чем наше? Живот ваш сокровен есть со Христом в Боге^[115] (Кол. 3, 3). Это о всех сказал апостол. И не говорит, что должен быть сокровенен, а уж есть сокровен, чтоб показать, что то и христианин, что всем существом своим сокрылся в Боге, чрез Господа нашего Иисуса Христа. А слово апостола: непрестанно молитеся (1Фес. 5, 17) – к кому относится?.. К избранникам только или ко всем без изъятия? – Да! Ко всем... Стало, и исполнять надо сию заповедь (11, с. 27–28).

Господь да укрепит вас в усердии – молиться и молиться. Молитесь не потому, что приятно, а потому, что должно. Более всего навыкайте молитве Иисусовой. Пусть так навязнет на языке, чтоб он сознательно и бессознательно твердил ее. Это не вдруг. Вы, думаю, и не брались еще за сей труд. Он тяжел на первый раз. Но победите себя. Помоги вам, Господи (11, с. 31–32)!

Труд молитвенный вот в чем состоит: умом в сердце пред Господом зреть выну Господа, ходить пред лицем Его, возносясь к Нему и падая пред Ним в самоуничижении непрестанно: и сидя, и ходя, и беседуя. Трудно? Да, нелегко. За то и называется сие трудом молитвенным. А иные говорят, что легко... И как услышат о сем, тотчас подумают: ах, да это ничего, я так буду делать. Не нужно ни поклонов, ни чтения молитв, ни хождения в церковь, ни другого какого труда телесного при молитве. Ум и сердце – они в моих руках. Ими и буду молиться. Добрый час! – Вот и начинают. Но ум разбегается и мечтает, сердце блажничает – и ничего не выходит. Нет. При труде доброделания необходим труд подвига молитвенного, телесно совершаемого со вниманием, с умом и сердцем. И Бог, видя труд сей, даст молитву сердечную, легкую, сладостную, все услаждающую. Воодушевитесь терпением и понудьте себя на труд. То, что вы говорите о разленении тела, это у Исаака Сирианина называется покоем тела, и ему он много зла приписывает. Оно так и есть. Видали ли вы электрическую машину? Если цепь от цилиндра проведена к земле, то, сколько ни верти колесо, электричество не будет ощутительно – все будет уходить в землю. Такой же враг и покой тела.

Прогоните его. Рассердитесь на тело и помучьте его немного. Помолитесь о сем – и Господь поможет. А зла в этом покое много (11, с. 33–34).

Ваше время только то, когда вы у себя в комнате. Его потрудитесь распределить так, чтоб оно все принадлежало Господу, утренние часы особенно... от просонок до 12 ч. Тут поместите вашу утреннюю молитву. Лишь проснетесь, вставайте. Не жалейте тела. Если оно блажить хочет, рассердитесь и сгоните себя с кровати. Хорошо, если б сейчас же и на молитву, чтоб все думали, что вы еще спите. Вы уже знаете, что поклоны умиляют. Да, поклоны – весьма важное дело. Ими надо начинать – три, пять, десять... пока посогреется сердце; ибо спросонок оно всегда бывает вяло и холодно. Потом прочтите утренние молитвы неспешно, со вниманием, зря Господа пред собою, чтение сопровождайте поклонами поясными или земными, смотря по движению сердца; но чем чаще, тем лучше... Заключите чтение опять поклонами, моля Господа о том, в чем чувствуете нужду, пока насытится сердце. Число поклонов, ежели нужно, определите себе сами, а то так, сколько душе угодно... хоть сотню. По совершении молитвословия хорошо несколько времени провести в богомыслии или в творении молитвы Иисусовой. Сядьте – или стоя и ходя – и говорите: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя... Говорите сию молитву побольше раз... уж не менее сотни. Потом и днем, сколько можно чаще, творите сию молитву. И к иконе днем-то хорошо почаще подходить и класть поклоны по усердию: пять, десять и более, с молитвою: Господи, помилуй, Боже, милостив буди... вот и все. И пред сном такой же порядок, т.е. несколько поклонов вначале, молитвы на сон грядущим, несколько поклонов опять и по крайней мере сотню молитв Иисусовых. Как хорошо ходить в церковь для воспитания духа молитвенного!

Все это знаете... Устройте же себя бывать чаще в церкви за обеднею или вечернею или как можете. Если б всякий день и все службы бывать в церкви, то скорее бы разверзся источник молитвы сердечной... Бывайте, по крайней мере, по возможности. К сему молитвенному труду надобно приложить чтение слова Божия и святых отцов. Хорошо читать каждый день дневное Евангелие и дневной Апостол. И сделайте так утром, после молитвы Иисусовой. Но читайте с размышлением, углубляясь в силу слов и, сколько можно, доводя до сердца. Хорошо, когда какое место займет всю душу. С ним можно ходить весь день, держа его в памяти (11, с. 34–35).

А навязло ли вам на язык имя – сладчайшее имя – Господа? Надо добиться до того, чтоб оно само читалось. Хоть и мысль забежит куда... а, опомнясь, найдет на языке то же имя... Добивайтесь до сего. И на сердце еще теплее будет. Вот и рай – на земле, но небесный! А другого чего искать? Смерть неверная придет и глаза закроет, и руки свяжет, и ноги подкосит, и червякам отдаст. Какая немилосердная! А ведь и не узнаешь, как подкрадется... Но потом что! Там уже расчет короток! Душа бедная, голая, одна-одинехонька – всю насквозь видно... И сама себя видит, все другие ее видят... а спрятаться и убежать некуда. Вот нужда и теснота! Поминайте час сей и минуту сию. И Господь поможет вам подготовиться к ней и с дерзновением предстать пред Господа и сказать: подвигом добрым подвизалась. Покаяние Господь нам дал как умывальницу небесную. Оно всю душу вычищает, как снег белу делает. Станем плакать и сокрушаться. Грехов много, добра нет. Что сотворим? Господи, помилуй! «Всякаго ответа недоумеюще, сию Ти молитву, яко Владыце, грешнии приносим, помилуй нас!» Как сладок Господу глас сей из уст и сердца грешника! Станем в ряд грешников. Небо проходит глас их сокрушенный и Господа оттуда сводит на землю. Вопль нераскаянных на суд низводит Господа, как Содом, а вопль кающихся грешников – на милость, как Ниневия... И беда нам, когда мысль попадет на самоправедность... Какая злая сия мысль! Как она убивает душу! Точно зловредная роса на нежный цветок или страшно холодный ветер, который все окостеневает. То ли дело грешнику кающемуся. Объятия Отчи отверсты ему. Пад на выю, облобыза его. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Давайте так делать. Когда вкусим сладости покаяния, иной и не похочем (11, с. 42–43).

Вот вы начинаете учиться ловить мух. Хорошо. Разумею осуждение. Только мало сказать, надо пожалеть, сокрушиться и со страхом, как на Суде, исповедать Господу греховный помысл. Так и во всяком случае. В сем непрестанное раскаяние, которое есть главное дело внимающих себе. Когда нападают недобрые помыслы, надобно отвращать от них око ума и, обращаясь к Господу, именем Его гнать их. Но когда помысл пошевелит сердце и сие лукавое мало-мало усладится им, тогда надобно бранить себя и умолять Господа о помиловании и бить себя до тех пор, пока в сердце родится противоположное чувство: например, вместо осуждения – возвеличение другого или, по крайней мере, сердечное чувство почтения к нему. Самохваление и осуждение – две самые обычные у нас вещи. Лукавое сердце – само дрянь-дрянью, а все трубит: «несмь, якоже прочие». И сколько оттенков этого, что перечислить нельзя. Трудитесь усерднее над укреплением себя во внимании ума и увидите, что за сокровище наше сердце. Делайте так: с утра поглубже утвердитесь в помышлении о Господе, станьте пред Ним умом во время молитвы; и потом весь день напрягайтесь не отступать от Него, взявши в пособие сладчайшее имя Его. Делаете ли что, говорите с кем, идете, сидите, кушаете – ум все с Господом да будет. Забудетесь – и опять воротитесь ко Господу и себя побраните с сокрушением... и все так... в этом подвиг внимания.

Тогда, при свете Господа, ни один помысл не укроется и оценка им будет верная, разлетятся все благовидности. А между тем душа будет все крепче и крепче прилепляться к невидимому и становиться сильнее (11, с. 43–44).

Правило свое все же надо исправлять как следует... и если во время его припадет теплота и свяжет язык, оставить чтение... Но когда есть теплота легкая, которая поддерживается только чтением, тогда надобно все читать не останавливаясь. Также чтение подвижнических книг для укрепления себя во внимании есть необходимое условие, но только чтение книг о трезвении, внимании и молитве. Другие книги развлекают (11, с. 44–45).

Вы думаете, что напрасно трудитесь над молитвою Иисусовою, приходят такие мысли. Но не думаете ли вы, что в словах вся сила? Слова – пособия немощному уму, который неохотно стоит на одном месте и на одном предмете. А существо сего дела – умное стояние пред лицем Господа, со страхом и трепетом, непрестанное, неотходное, сопровождаемое теплотою сердца, стягивающею воедино все мысли и чувства и расположения. Когда у вас тепло на сердце, есть благоговение, ум зрит Господа, это и есть существо дела... облеките в форму слова это состояние и будет: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! И обратно, когда нет того состояния, сия молитва будет воспроизводить его: только со вниманием, с мыслию и с сознанием надобно произносить ее. Читать без сознания какая польза? Ведь это не заговор какой. Вам приятнее молитва Богородице – читайте ее... или «Отче наш»... или другой стишок, который держит ум в порядке. И отцы так делали, не все одну молитву творили. У Иоанникия Великого было: «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый...» А потом, всеми признана молитва Иисусова – по чину Марии, у ног Спасителя приседяще, в чем единое на потребу (11, с. 45).

Ну, слава Богу, что вы начали учить урок. Благослови, Господи, славы ради имени Его святого. Трудно вначале, и кажется какою-то нелепостию, вычурностию, и сколько невыгодных мыслей о сем деле! Главное – надо стать умом в сердце пред Господом и стоять пред Ним неотходно и день и ночь до конца жизни. Употребите небольшой труд. Длительность изучения урока и долга, и коротка, смотря по вере и усердию.

Не ослабевайте. Будет и подозрение к советующему, и неблаговоление к самому делу молитвы: хула на нее, изнеможение, желание бросить – именно потому, что мудрено. Опасно! Не слушайте, держите свое дело. Враг паче всего всевает хулы на сию молитву. Ибо тогда огнь палит его и отгоняет. Ему приступа нет к тому лицу, в сердце которого внедрена молитва Иисусова.

Сладчайшее имя Господа, непрестанно звучащее и глаголющееся в сердце, даже без вашего ведома будет бить его. Ибо бывает так, что душа – по небрежению и неразумию – забудется и замечтается, но, опомнясь и возвратясь к себе, находит, что в сердце поется одно и то же: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!

Ваша мысль о повержении себя в прах пред Господом есть сердцевина сего делания. Будьте так непрестанно – и все тут. На молитве надо стоять, как на Страшном Суде. – Так! В струнку! Это и есть не допускать вольнодвижений и покоя телу не давать. Всякий покой телу – ущерб для души. После все сами узнаете... Только положите мерою – теплое припадание к Богу. В сем блаженство. Все, что мешает, считайте врагом (11, с. 58–59).

Но идеже есть Господь одесную Бога седя... там умом просидеть потребно и нам.

Сейчас невзначай развернул жизнь отца Серафима в том месте, где помещена душеспасительная повесть, а пред сею статьею и о молитве Иисусовой. Как хорошо то и другое! Потрудитесь прочитать и читать. Тут весь курс, все указано. Господь да благословит труд ваш, пока вещественный, чтоб перейти к умному; навыкайте же считать узелки в четках, только с приговором (11, с. 79)!

Что вам сказать о молитве? Не молиться ведь нельзя. Потрудите себя на молитве, сколько сможете.

Можно остаться с одними поклонами, без чтения молитв, и сидя в молитве пребывать можно, когда есть слабость, да и всегда от Господа не отступать умом должно. Помоги вам, Господи! Делайте, как сможете, только без труда молитвенного не позволяйте себе быть. Для чтения вам – святой Исаак Сирианин. Хорошо, что он есть у вас. Там все есть, только внимайте (11, с. 95)!

Спасайтесь! Вы уже по опыту знаете, что все, что говорила вам N.N., есть чистая ложь. И поклоны не пустое, и акафисты немало значат. Расскажу вам один случай. Покойный Феофан, настоятель Кирилловский, едучи из Петербурга, остановился ночевать. Там собирались его уколотить. Послушник заметил то и сказал старцу, и старец видел признаки, что так есть. Несмотря, однако ж, на то, благонадежно зажег он свечку и начал читать акафист Божией Матери – всегдашнее его правило. И половины не прочитал, как начали стучаться в окно какие-то проезжие – обоз будто, и кричат: «Отец архимандрит! Поедем вместе, веселее будет. Запрягай, мы подождем». Наскоро запрягли, выехали и поехали. Когда проехали за черту опасности, обоз пропал, и о. архимандрит доехал преблагополучно до своей обители. Так вот акафист-то не напрасно читан.

Мудрствовать станем – на всякой малости станем в тупик, а в простоте сердца принимать все правила спасительно. Все святые Божии, Богу угодившие, как много били поклонов – и числа им не было, и сколько молитв читали? Они все пребывали в молитвенном труде и спаслися тем. Что ж разиня рот хочет принять благодать, как квакеры и молокане, кои говорят: «Церковь в ребрах, а не в бревнах»? Ведь без сего чина молитвенного и подвижнического человек, как на ветре, будет стоять или еще больше – как голый на морозе. А ходя в сем чине, он как одет в теплую и безопасную одежду. Вы все это знаете. Стало быть, нечего колебаться пустыми речами. Касательно того, что было, не могу ничего сказать; примите это как указание от Матери Божией, что путь, коим идете, верен. Подобные знамения или указания даются не святым, а тем, кои ищут спасения и имеют нужду во вразумлении.

Сами видите, что это весьма благовременно. И возблагодарите Пречистую Владычицу, столько снисшедшую к вашей немощи, чтоб рассеять ваше сомнение. Так и думайте, что вам, немощным и колеблемым, нужно было вразумление – оно и дано, а выситься тут нечем. Возблагодарим Пречистую Попечительницу нашу и восплачем, что делаем Ей труд своими колебаниями до того, что Ей нужно то и то делать для нас.

А путь начатый – не пустое, и дело ваше небезуспешно. Враг заволакивает все и шумит. Стойте, мужайтесь, крепитесь!

Ваша холодность и сухость – от чего и давно ли? Терпите и с терпением нудьте себя то на молитву, то на чтение, а лучше – на плач, что ничего нет и никуда не гожи.

Тревога души вашей, думаю, от рассеяния. Соберетесь – успокоитесь (11, с. 95–97).