Документы, предшествующие III Вселенскому Собору

Беседа Прокла, епископа кизического, говоренная в присутствии Нестория в великой константинопольской церкви, о вочеловечении Господа Нашего Иисуса Христа, о том, что Святая Дева Мария есть Богородица и что родившийся от нее не есть Бог только и не есть человек только, но Еммануил, который есть вместе Бог и человек, неслитно и непреложно.

Нынешнее собрание наше в честь пресвятой Девы вызывает меня сказать, братия, слово хвалы. Настоящее торжество соединяется с пользою для пришедших сюда потому особенно, что совершается в честь пречистой Девы; оно составляет похвалу жен, славу их пола, которую доставляет ему та, которая в одно время есть и матерь и дева. Вожделенное и чудное собрание! Вот, для прославления Девы приводят людей и земля и море, одно мирно расстилая для кораблей хребет свой, другая невозбранно открывая пути для шествующих. Торжествуй природа, потому что воздается честь жене; ликуй род человеческий, потому что прославляется дева. Идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать (Римл. 5, 20). Нас собрала здесь святая и Богородица Дева Мария, чистое сокровище девства, мысленный рай второго Адама, место где совершилось соединение естеств, где утвердился совет о спасительном примирении; чертог, в котором Слово уневестило себе плоть; одушевленная купина, которую не опалил огонь божественного рождения; легкое облако, носившее с телом восседящего на херувимах; орошенное небесным дождем чистейшее руно, из которого пастырь сделал одежду для овцы; раба и матерь, дева и небо; мост, по которому Бог низошел к человекам; изумительный ткальный стан божественного домостроительства, на котором неизъяснимо исткался хитон соединения, которого ткачем был Дух Святой, художницею – сила свыше осенившая, для которого волною было древнее кожаное препоясание Адама; основой была чистая плоть девы, челноком неизмеримая благодать носившего; художник слово, вошедшее чрез слух. Кто видел, кто слышал, чтобы обитал во чреве беспредельный Бог, которого небеса не вмещают, которого не ограничивает чрево девы.

Родившийся от жены не есть только Бог и не есть только человек: этот родившийся соделал жену, древнюю дверь греха, дверию спасения; где змий разлил свой яд, нашедши преслушание, там Слово воздвигло для себя одушевленный храм, вошед туда послушанием; где, возник первый грешник Каин, там родился бессеменно Искупитель человеческого рода Христос. Человеколюбец не возгнушался родиться от жены, потому что это дело Его даровало жизнь. Он не подвергся нечистоте, вселившись в утробу, которую Он сам устроил изъятою от всякого повреждения. Если бы сия матерь не пребыла девой, то рожденный ею был бы простой человек, и рождение не было бы чудесно. А так как она и после рождения пребыла девою, то кто же рожденный, как не Бог? Неизъяснимо таинство, потому что Он родился неизъяснимым образом, Он, беспрепятственно прошедший дверьми, когда они были заключены, в котором Фома исповедуя соединение двух естеств, воскликнул: Господь мой, и Бог мой! (Иоан. 20, 28).

Не считай, человек, этого рождения унизительным, когда оно для нас сделалось источником спасения. Если бы Он не родился от жены, то не умер бы; если бы не умер, то не упразднил бы своею смертию имущего державу смерти сиреч, диавола (Евр. 2, 14). Нет ничего бесчестного для зодчего жить в доме, который он построил; глина не служит к унижению горшечника, когда он устрояет из нее новый какой-либо сосуд. Так и святого Божества не оскверняет рождение от девического чрева; его сам Бог устроил, а потому, проходя им, Он не подверг себя нечистоте или унижению. О блаженное чрево! в тебе написана хартия всеобщего избавления. О чудная утроба! в тебе исковано оружие против смерти. Благословенная нива! в тебе бессеменно возрос насадитель твари. О величественный храм! в тебе священном явился Бог, который, не изменяя своего естества, по милосердию к нам, облекся в человечество и стал иереем, по чину Мельхиседекову (Псал. 109, 4). Слово плоть быст (Иоан. 1, 14), хотя иудеи не верят Господу, который сказал это. Бог принял образ человека, хотя еллины смеются над этим чудом. Потому апостол Павел говорит, что Христос иудеом убо соблазн, еллином же безумие (1Кор. 1, 23): они не познали силы таинства, потому что оно непостижимо уму. Аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли (2, 8). Если бы Слово не вселялось во чрево, то плоть не воссела бы с Ним на Божественном престоле. Если бы оскорбительно было для Бога войти в утробу, которую Он создал, то бы и ангелы оскорблялись служением человеку.

Тот, кто по своему естеству не подлежит страданиям, по милосердию к нам подверг себя многим страданиям. Мы веруем, что Христос не чрез постепенное восхождение к Божественному естеству сделался Богом, но, будучи Бог, по своему милосердию сделался человеком. Не говорим: человек сделался Богом; но исповедуем, что Бог воплотился. Рабу свою избрал для себя в матерь Тот, кто по существу своему не имеет матери, и кто, явясь по божественному домостроительству на земле, не имеет здесь отца. Как один и тот же есть и без отца и без матери, по слову апостола? (Евр. 7, 3). Если Он только человек, то Он не мог быть без матери: и действительно, у Него есть мать. Если Он только Бог, то Он не без отца: в самом деле, у Него есть Отец. Он не имеет матери как творец Бог, не имеет отца как человек.

Убедись в этом самым именем архангела, благовестившего Марии. Ему имя Гавриил; что значит это имя? Выслушай и узнай; оно значит: Бог и человек. Так как Тот, о ком он благовествовал, есть Бог и человек, то имя его предуказывало на это чудо, дабы верою принято было дело божественного домостроительства. Узнай причину пришествия в мир воплотившегося Бога и прославь Его силу. Род человеческий грехами своими вошел в большие долги, и не находил никаких способов уплатить их. Все люди в Адаме дали на себя рукописание в грехе и диавол нас сделал своими рабами; употребляя немощное наше тело как рукописание, он напоминал нам, что мы продали себя ему, и становясь пред нами, он, лукавый изобретатель страстей, указывал нам на тот наш долг и требовал с нас уплаты его. Вследствие этого надлежало быть одному из двух: или всем подвергнуться смерти, на которую были мы осуждены, потому что все согрешили; или для искупления нашего должна быть дана такая цена, которою бы все требование уплачивалось вполне. Какой-нибудь человек не мог уплатить его, потому что он сам чрез грех был в этом долгу; ни ангел не мог искупить человеческого рода, потому что не находил столь великой платы. Необходимым оставалось, чтобы Бог, непричастный греху, умер за согрешивших. Это одно средство для уничтожения зла.

Что в самом деле совершилось? Тот, кто из небытия привел к бытию весь мир, Тот, который ничем не затрудняется в раздаянии щедрот, открыл вернейший способ доставить жизнь осужденным, и самым приличным для себя образом разрушить смерть: Он делается человеком, рождаясь от Девы, образом, Ему самому только известным; потому что ум не может изъяснить для себя этого чуда. Он умирает тем, что́ в Нем есть рожденное, и совершает искупление силою того, что́ в Нем есть всегда пребывающее. Об этом говорит апостол Павел: о Нем же имамы избавление кровию Его, и оставление прегрешений (Ефес. 1, 7). Какое великое событие! Доставил другим бессмертие, потому что сам был бессмертный. В домостроительстве Божием для спасения людей не было, нет и не будет никого такого, кроме Его, родившегося от Девы, Бога и человека. Для искупления осужденных Он имеет в себе цену не только соразмерную всему множеству их, но и превышающую всякое количество. В отношении к Отцу, как Сын, Он сохраняет неизменяемость по естеству, как зиждитель, Он не имеет недостатка в всемогуществе; как милосердый, Он показал беспредельную любовь к людям; как первосвященник, Он для ходатайства за других имеет все, чем утверждается вера в Него. Всему этому ни равного ни даже близкого не найдет никто, никогда, в ком-либо другом. Рассуди, как велико Его человеколюбие: добровольно подвергши себя осуждению, Он разрушил смерть, владычествовавшую над распявшими Его; и беззаконие убийц своих обратил во спасение их самих, поступивших беззаконно.

Так, спасти людей нельзя было простому человеку, потому что всякий человек сам имел нужду в спасителе: вси бо, говорит св. Павел, согрешиша, и лишени суть славы Божия (Римл. 3, 23). Так как грех подверг грешника власти диавола, а диавол подверг его смерти, то состояние наше сделалось крайне бедственным; не было никакого способа избавиться от смерти. Были присылаемы врачи, т. е. пророки, но они могли только яснее указать на немощи. Что они делали? Когда видели, что болезнь превышает искусство человеческое; они с небес призывали врача; один говорил: Господи, преклони небеса и сниди (Псал. 143, 5); другой взывал: исцели мя, Господи, и исцелюся (Иерем. 17, 14); воздвити силу твою и прииди во еже спасти нас (Пс. 79, 3). Иной: яко аще истинно вселится Бог с человеки на земли (3 Дар. 8, 27)? Скоро да предварят ны щедроты твоя, Господи, яко обнищахом зело (Псал. 78, 8). Другие говорили: о люте мне душе, яко погибе благочестивый от земли, и исправляющего в человецех несть (Мих. 7, 2). Боже в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися (Псал. 69, 1). Аще умедлит, потерпи ему, яко идый приидет и не умедлит (Аввак. 2, 3). Заблудих яко овча погибшее; взыщи раба твоею, уповающего на тя (Псал. 118, 156). Бог яве приидет, Бог наш, и не премолчит (Пс. 49, 3). Потому, Тот, кто по естеству есть Царь, не презрел естества человеческого, порабощенного лютой властью диавола; благосердый Бог не попустил быть ему всегда под властию диавола: присносущий пришел и дал в уплату свою кровь; для искупления рода человеческого от смерти отдал свое тело, которое принял от Девы, свободил мир от клятвы закона, уничтожив смерть своею смертию. Христос ны искупил есть от клятвы законные, восклицает св. Павел.

Так знай, иудей, что Искупитель наш не есть простой человек, потому что весь род человеческий порабощен греху; но также Он и не Бог только, непричастный естества человеческого, каковым хочешь считать его ты, Манихей: Он имел тело, потому что если бы Он в меня не облекся, то и не спас бы меня. Но вселившись во чрево Девы, Он облекся в меня осужденного, и в нем – в том чреве – совершил чудную мену: дал Духа и принял тело, один и тот же (пребывая) с Девою и (рождаясь) от Девы. Один (Дух) осенял ее; другой воплотился от нее. Если бы Христос был кто-либо особый, и Бог Слово особый, то была бы уже не Троица, но четверица. Не раздирай одежды домостроительства спасения, свыше истканной; не принимай учения Ариева: он нечестивый рассекает существо; ты не разделяй соединение двух естеств, дабы тебе не быть отлучену от Бога. Скажи мне: кто явился нам, во тме и сени смертней седящим (Лук. 1, 79)? Человек? Но как тот, кто сам жил в тьме, мог бы, как говорит св. Павел, избавить нас от власти темные (Колосс. 1, 13)? так как писание говорит о нас: бесте бо иногда тма (Ефес. 5, 8). Итак, кто же Он, явившийся нам? Пророк Давид указывает тебе в сих словах: благословен грядый во имя Господне (Псал. 117,26). Но яснее скажи нам, пророк, возгласи громче, не ослабляй своего голоса, как труба да прозвучит речь твоя (Иса. 58, 1), скажи, кто Он? Господ Бог воинств, говорит пророк; Бог Господь и явися нам (Псал. 117, 27). Слово плоть бысть (Иоан. 1, 14): соединились два естества, и соединение пребыло неслитным.

Он пришел спасти, но должен был и пострадать. Как могло быть то и другое вместе? Простой человек не мог спасти; а Бог в одном только своем естестве не мог страдать. Каким же образом то и другое совершилось? Так, что Он, Еммануил пребывая Богом, сделался и человеком, и то, чем Он был, спасло; а то, чем Он сделался, страдало. Потому, когда Церковь увидела, что иудейское сонмище увенчало Его тернием, оплакивая буйство сонмиица, говорила: дщери Сиони, изыдите и видате венец, им же венча Его мати Его (Песн. 3, 11). Он носил терновый венец, и разрушил осуждение на страдание от терния. Он один и тот же был и в лоне Отца и во чреве Девы; один и тот же на руках матери и на крылиях ветров (Псал. 103, 3); Он, которому покланялись ангелы, в тоже время возлегал за столом с мытарями. На Него серафимы не смели взирать, и в тоже время Пилат делал Ему допрос. Он один и тот же, которого заушал раб и пред которым трепетала вся тварь. Он пригвождался ко кресту и восседал на престоле славы; полагался во гроб и простирал небо как кожу (Пс. 103, 2); причислен был к мертвым и упразднил ад; здесь на земле клеветали на Него, как обманщика, там, на небе воздавали Ему славу, как святейшему. Какое непостижимое таинство! Вижу чудеса, и исповедую, что Он Бог; вижу страдания, и не могу отрицать, что Он человек. Еммануил отверз двери природы, как человек, и сохранил невредимыми ключи девства, как Бог; изшел из утробы также, как вошел чрез слух; одинаково и родился и зачался: бесстрастно вошел, без истления вышел, как об этом говорит пророк Иезекииль: обрати мя на путь врат святых втешних, зрящих на востоки: и сия, бяху затворена. И рече Господь ко мне: сыне человечь, сия врата заключенна будут, и не отверзутся, и никтоже пройдет ими, яко Господь Бог израилев, Он един, внидет и изыдет, и будут заключенна (Иезек. 44, 1. 2). Вот ясное указание на святую Деву и Богородицу Марию. Да прекратится всякое противоречие и священное Писание да просветит наше разумение, дабы нам получить и царство небесное во веки веков. Аминь.

II. Послание Кирилла епископа александрийского к Несторию, когда узнал о неправильном образе его мыслей.

Благоговейнейшему и боголюбивейшему епископу Несторию, нашему сослужителю, Кирилл епископ (желает) о Господе всякого блага.

В Александрию прибыли некоторые достопочтенные и заслуживающие доверие мужи. Они говорили мне, будто бы твое благочестие в великом негодовании и употребляет все средства огорчить меня. Когда я хотел узнать причину такого огорчения для твоего благочестия, они мне сказали, что некоторые из александрийцев распространили в народе послание, писанное мною к святым монахам, и что оно сделалось виною ненависти и озлобления. Я удивляюсь, что твое благочестие тщательнейшим образом не рассмотрело этого дела. Смущение в вере возникло не от послания, которое было написано мною прежде, но от некоторых поучений, сказанных твоим благочестием или кем другим. Напротив, когда писания или объяснения, содержащие превратное учение, стали ходить по рукам, мы озаботились исправить это учение. Потому что некоторые дошли до того, что не хотят исповедовать Христа Богом, а исповедуют Его органом или орудием Бога и человеком богоносным, и еще что-то нелепее этого. Нас огорчают слова, которые сказаны твоим благочестием, или сказаны кем-либо другим: я не очень верю этим распространившимся между людьми ничтожным писаниям. Как же нам можно было молчать в то время, когда вера извращается, когда столько изменений в ней возникает? Или мы не предстанем пред судилище Христово? Ужели мы можем оправдаться в неблаговременном молчании, мы, которые поставлены на то, чтобы говорить что́ должно? Что́ же мне делать теперь? Я должен войти в сношение по этому предмету с твоим благочестием, после того как благоговейнейший и боголюбивейший епископ Рима Келестин и при нем состоящие боголюбивейшие епископы спрашивали о сочинениях, явившихся там неизвестно откуда, от твоего ли благочестия, или от инуда. Они пишут об них, считая их великим соблазном. Как нам успокоить тех, которые, приходя сюда от всех церквей восточных, ропщут на эти сочинения? Ужели твое благочестие думает, что смущение, возникшее в церквах от этих необычайных поучений, маловажно? Все мы теперь в подвиге и в труде, чтобы возвратить к истине тех, которые, не знаю как, обольщены мыслями, чуждыми истины. Как же скоро повод к этому всеобщему ропоту подало твое благочестие, есть ли справедливость винить в этом другого? Почему твое благочестие ненавидит меня? Зачем несправедливо поносит меня, тогда как лучше было бы исправить свои слова, дабы прекратить соблазн во вселенской Церкви? Если слово и излилось из уст и, положим, оно распространилось уже в народе, этому еще можно помочь пересмотром своих слов. Уверься, что лучшим делом в этом случае будет сказать соблазняющимся слово, и назвать святую Деву Богородицею, дабы мы утешив обрученных и имея правомыслие, как и все другие, могли в мире и в единодушии совершать общественное богослужение. Да не усомнится твое благочестие, что мы за веру во Христа готовы терпеть все, подвергнуться узам и самой смерти. Скажу истину, что еще при жизни блаженной памяти Аттика мною была написана книжица о святой и единосущной Троице: в ней есть также слово о вочеловечении Единородного, с ними согласно и нынешнее мое писание. Я читал его епископам, клирикам и тем из народа, которые любят чтения. Но до сего времени я не давал его никому. Вероятно, с изданием этого слова, опять будут обвинять меня; потому что это сочинение составлено было мною прежде, нежели твое благочестие было избрано на архиепископию.

III. Послание Нестория к Кириллу александрийскому, отправленное с пресвитером и монахом Лампоном.

Боголюбивейшему и святейшему сослужителю моему Кириллу Несторий о Господе (желает) всякого блага.

Нет добродетели сильнее христианской кротости. Она заставила нас в настоящее время послать это письмо с благоговейнейшим пресвитером Лампоном, после того как он много пересказал, нам о твоем благочестии, и так же много о нем слышал от других. Он так был настойчив, что вытребовал от нас это письмо: мы покорились силе этого мужа. Признаюсь, что я питаю глубокое благоговение к полной кротости всякого христианина, думая, что с нею всегда пребывает Бог. С нашей стороны, не смотря на то, что от твоего благочестия, надобно сказать ласковее, много сделано не по братской любви,– надобно было написать приветственное письмо в духе терпения и любви. Опыт покажет, каков будет для нас плод от настойчивости благоговейнейшего пресвитера Лампона. Приветствуем все, с тобою находящееся, братство – я и все, находящиеся со мною.

IV. Благоговейнейшему и боголюбивейшему сослужителю Несторию Кирилл о Господе (желает) всякого блага.

Некоторые своим суесловием, как слышу, хотят ослабить в твоем благочестии твое мнение обо мне, и это часто они делают, выискивая для этого то время, когда сановники составляют собрания, а иногда и потому, что этим надеются угодить твоему слуху. Они говорят такие оскорбительные слова, не потому, что они обижены мною, но потому, что были обличаемы мною к их же пользе: один за то, что притеснял увечных и бедных, другой за то, что обнажил меч на свою мать, а третий за то, что чрез свою служанку похитил у другого деньги, и всегда такой мучился подозрительностью, какой никто не пожелает самому злому врагу. Но о таких людях я не стану говорить много, дабы мои слова не переступили ту меру, какую указал Господь и учитель, а также и отцы. Нельзя никому избежать невежественной дерзости злых людей, какой бы кто ни избрал образ жизни. Они, у которых уста полны клятвы и горечи (Пс. 35, 4. 13, 4), дадут ответ Судии всех. А я обращусь опять к тому, что более всего прилично мне: и теперь тебе, как брату в Господе, напоминаю, чтобы ты в поучительных словах своих со всякою внимательностию предлагал народу учение веры, и имел в мыслях, что соблазнить и единого из меньших, верующих во Христа, заслуживает непощадный гнев Бога. И если теперь так много есть смущенных, то как нам не употребить всего старания не только для исполнения обязанности – благоразумно прекратить соблазн, но и предложить здравое слово веры тем, которые ищут истины. Для этого самым правильным делом нашим будет то, если мы, обратившись к словам святых отцов, постараемся принять их за главное руководство, и, испытывая по слову Писания, самих себя, аще в вере есмы, наши собственные рассуждения будем, сколько можно, вернее соображать с их верными и непорочными мыслями.

Так святой и великий собор изрек, что единородный Сын Бога Отца, родившийся от существа Его, Бог истинный от Бога истинного, свет от света, которым Отец все сотворил, сошел с небес, воплотился и вочеловечился, страдал, воскрес в третий день и возшел на небеса. Этим словам и догматам должны следовать и мы, вникая мыслию в значение слов: Бог Слово воплотился и вочеловечился. Мы не говорим, что естество Слова, изменившись, стало плотию, ни того, что оно преложилось в целого человека, состоящего из души и тела; но говорим, что Слово, соединив с собою, в единстве лица тело, одушевленное разумною душою, неизреченно и непостижимо для нашего ума, стало человеком, сделалось сыном человеческим, не волею одною и благоизволением, не воспринятием только лица; а говорим, что естества, истинно соединенные между собою, хотя различны, но в соединении обоих сих естеств есть один Христос и Сын. Это мы представляем не так, что в сем соединении уничтожилось различие естеств, но божество и человечество, при неизреченном и неизъяснимом соединении, пребыли совершенными, являя нам единого Господа Иисуса Христа и Сына. Таким образом говорим, что сущий и рожденный от Отца, прежде веков, по плоти родился и от жены, не так, как бы божественное естество Его приняло начало бытия в святой Деве, и не так, как бы Он, после рождения от Отца, имел нужду родиться от нея. Ибо безрассудно и легкомысленно было бы говорить, что Тот, который прежде всех веков всегда пребывает со Отцом, еще имеет потребность родиться, чтобы начать свое бытие. Так как Он ради нас и ради нашего спасения родился от жены, соединив с собою, в свою ипостась, естество человеческое, то поэтому и говорится, что Он родился плотию. Это не так, что прежде родился от святой Девы простой человек, а после сошло на Него Слово; но Оно, соединившись с плотию в самой утробе, родилось по плоти, усвоив себе плоть, с которою родилось. Таковым же мы Его исповедуем и в страдании и в воскресении: не говорим, что Слово Бога по своему естеству подвергалось ударам, язвам гвоздинным и прочим ранам, потому что божественное естество, как бестелесное, не причастно страданию. Но так как всем этим страданиям подвергалось Его тело, которое есть Его собственное, то мы и говорим, что Слово страдало за нас; потому что беcстрастный был в страдающем теле. Равным образом мы разумеем и смерть Его; бессмертно по естеству, нетленно, жизнь и животворяще есть Слово Бога. Так как Его тело благодатию Божиею, как говорит Павел, за всех вкусило есть смерти (Евр. 2, 9), то говорим, что Оно за всех претерпело смерть; не то, что Оно подверглось смерти по своему естеству: – говорить и думать так было бы безумно; – а то, что Его тело, как я сказал уже выше, вкусило смерть. Также, когда говорим, что воскресло тело Его, опять к Нему же относим воскресение, не так, как бы Он подвергался смерти (φθοράν), нет, а так, что Его тело воскресло. Таким образом мы исповедуем Христа единым и Господом, не так, как бы мы покланялись Слову и вместе с тем покланялись еще какому-то человеку; никакого представления о раздельности здесь не вводится при слове вместе: но покланяемся единому и тому же, потому что не есть что-либо особое от Слова тело Его, с которым Он сидит вместе с Отцом, не два сына седят вместе со Отцом, но один, соединенный с своею плотию. Если бы мы стали отвергать ипостасное соединение, как что-то непонятное и странное, то мы должны бы были признать двух сынов; потому что тогда необходимо должно было бы сделать разделение и одного называть собственно человеком, удостоенным звания Сына, а другого собственно – Словом Бога, как имеющего имя и достоинство сыновства по своему естеству. Посему не должно разделять единого Господа Иисуса Христа на два сына. Правое учение веры нисколько не поддерживается и тем, что некоторые считают за лучшее допустить соединение лиц. Потому что Писание говорит, что Слово плоть бысть (Иоан. 1, 14), а не то, что Слово соединило с собою лице человека. Выражение: Слово плоть бысть, означает только то одно, что Слово приискренне приобщися нашей плоти и крови (Евр. 2, 14); наше тело Оно усвоило Себе, и от жены произошел человек, не перестав быть Богом, рожденным от Бога Отца, и при восприятии плоти пребыв тем, чем Он был. Таково учение правой веры, повсюду исповедуемой. Так мыслили святые отцы, как находим в их писаниях. Они дерзновенно говорили, что святая Дева есть Богородица, не потому, что естество Слова или Божество Его началось по бытию от святой Девы, но потому, что от нее родилось святое тело, имеющее разумную душу; таким образом Слово, соединившись с ним ипостасно, родилось по плоти. Пишу к тебе эти слова, побуждаемый любовию во Христе, и, как брату, советую тебе и умоляю пред Богом и святыми ангелами Его, одинаково с нами мыслить и учить, дабы сохранился мир церквей, и чтобы союз единомыслия и любви пребыл неразрывным между священниками Божиими. Приветствуй братию, находящуюся при тебе; тебя приветствует братия, находящаяся со мною.

V. Послание Нестория к Кириллу, не одобренное всеми отцами, бывшими на святом соборе.

Возлюбленному и боголюбезнейшему сослужителю Кириллу Несторий о Господе желает всякого блага.

Прощаю укоризны, какие против меня содержатся в твоем странном послании, потому что оне, по моему мнению, требуют терпения, которое послужило бы для тебя врачеством; а ответом на них послужат в свое время самые дела. Но о чем нельзя умолчать, что грозит великою опасностию, если будет умолчано, о том, как только могу, не вдаваясь в многословие, попытаюсь кратко сказать, остерегаясь возбудить неприятность темным и тяжелым многоречием. Начну с премудрых слов, сказанных твоею любовию, и приведу их в точности. Какия же именно эти слова, которыми ты в своем письме высказываешь дивное учение? «Святой и великий собор, пишешь ты, говорит, что единородный Сын, родившийся по естеству от Бога Отца, истинный Бог от истинного Бога, свет от света, которым все сотворил Отец, – Он сошел, воплотился, вочеловечился, страдал, воскрес». Эго слова твоего благочестия, и ты сам знаешь, что они твои. Выслушай же и наше, братское по духу благочестия, вразумление, то самое, которое великий Павел передал, свидетельствуясь Богом, своему возлюбленному Тимофею: Внимай чтению, вразумлению и учению: сия бо творя, и сам спасешися и послушающии тебе (1Тим. 4, 16). Что значит слово: внимай? Я хочу сказать то, что ты, читая в каком-нибудь списке предание святых мужей, не сознал своего недоразумения, заслуживающего извинение, подумав, что они подверженным страданию назвали вечно пребывающее со Отцом Слово. Вникни, если тебе угодно, с большим вниманием в сказанные слова, и увидишь, что божественный лик отцов не называл единосущее божество страдавшим, соприсносущего Отцу рожденным во времени, восставившего разрушенный храм воскресшим. Если бы ты склонил свой слух к предлагаемому братски вразумлению, вникнув в слова святых мужей, то я избавил бы тебя от клеветы на них и чрез них на божественные писания. «Веруем в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Его единородного». рассмотри, как они, поставив напереди слова: Господь, Иисус, Христос, единородный, и Сын, – имена, общие и божеству и человечеству, как основания, созидают на них предание о вочеловечении, страдании и о воскресении, с тем, чтобы поставлением напереди этих знаменательных имен, общих обоим естествам, не допускалось разделения свойства Сына от свойств Господа, и чтобы не уничтожились свойства двух естеств тем, что свойственно одному только Сыну. В этом учителем для них был Павел; он, воспоминая о божественном вочеловечении, когда требовалось сказать о страдании, наперед поставил слово: Христос, имя, общее, как я сказал уже, обоим естествам, и вводит слово, соответствующее тому и другому естеству. Какия его слова? Сие, говорит он, да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: иже во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу (дальнейшия слова я не привожу здесь), послушлив быв даже до смерти, смерти же крестные (Филипп. 2, 5. 6. 8). Так как он хотел напомянуть о смерти, то, дабы кто-нибудь не почел страдавшим Бога-Слово, употребил имя: Христос, как именование, указывающее в одном лице сущность, подверженную страданиям и неподверженную им, дабы можно было понять, что Христос был и нестрадающий и страдающий – нестрадавший по божеству, и страдавший по телу. Я мог бы и больше сказать об этом, а особенно о том, что святые отцы, говоря о строительстве нашего спасения, указывают не на рождение Христа, а его вочеловечение; но помня, что я сначала обещал сдержать ход моего слова уздою краткости, теперь перейду к другому главному вопросу, предложенному твоей любовию.

Одобряю, что ты, говоря о человечестве и божестве, говоришь о разделении одного естества от другого и о соединении их в одном лице; утверждаешь, что Бог Слово не имел потребности в втором рождении от жены; исповедуешь, что божество непричастно страданий. Все это учение есть православное, и противоположно лживым мнениям всех еретиков о естествах Господа. Прочие же твои слова, сколько заключают в себе мудрости, непонятной и непостижимой для читающих – может видеть только твоя проницательность; мне же кажется, что они заключают смысл совсем противоположный прежнему. Того, которого ты сначала назвал непричастным страданию, недопускающим для себя второго рождения, потом представил, не знаю почему, страждущим и снова созданным, как будто бы естественные свойства Бога Слова уничтожены соединением Его с храмом тела, как будто бы для людей маловажно убеждение, что храм его тела, непричастный греха, и нераздельный от божественного естества, рождается и умирает за наши грехи, как будто бы слова Господа, сказанные иудеям: разорите церковь сию, и треми денми воздвину ю (Иоан. 2, 19), не требуют нашей веры. Не сказал: разорите божество мое, и треми денми оно воздвигнется. Я хотел бы опять и здесь более говорить, но удерживаюсь от того, припоминая свое обещание. Буду говорить коротко о том, что необходимо мне сказать.

В священном Писании, везде, где только говорится о божественном домостроительстве, передается нам о рождении и страдании человеческого естества во Христе, а небожеского. А потому вернейшее наименование святой Деве должно быть не Богородица, а Христородица. Выслушай, как говорят об этом евангелия: Книга родства Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамля (Матф. 1, 1). Ясно видно, что Слово Бог не был сыном Давида. Но вот тебе и другое доказательство: Иаков же роди Иосифа, мужа Мариина, из неяже родися Иисус, глаголемый Христос (1, 16). Вникни и в другие еще слова, дающие тот же смысл: Иисус Христово рождество сице бе: обрученей бо бывши матери Его Марии Иосифови, обретеся во чреве имущи от Духа Свята (1, 18). Из слов сих ужели кто выведет мысль, что божество единородного есть творение Духа? Также какой смысл и в сих словах: бе мати Иисусова ту? (Иоан. 2, 1). Также: с Мариею, материю Иисусовою (Деян. 1, 14); рождшееся в ней, от Духа есть Свята (Матф. 1, 20); еще: поими отроча и матерь его, и бежи во Египет (2, 13). Также: О сыне своем, бывшем от семени Давидова по плоти (Римл. 1, 3), и о его страдании: Бог Сына своего посла в подобии плоти греха, и о гресе осуди грех во плоти (8, 3). И: Христос умре грех ради паших (1Кор. 15, 3); Христу пострадавшу плотию (1Петр. 4, 1). Также не сказал Он: сие есть божество мое, но тело мое, еже за вы ломимо во оставление грехов (Лук. 22, 19). Есть много и других слов в Писании, которыми прямо возвещается роду человеческому, что не божество явилось во времени и подверглось телесным страданиям, но плоть, соединенная с естеством божественным. Поэтому и Христос называет себя и Господом Давида и сыном его: что вам мнится о Христе, чий есть сын? Глаголаша ему: Давидов. Глагола им: како убо Давид духом Господа его нарицает, глаголя: рече Господь Господеви моему: седи одесную мене? (Матф. 22, 42–44). По плоти он конечно сын Давида, а по божеству он Господь его. Поэтому правильно и с евангельским преданием согласно исповедовать, что тело Христа есть храм божества его, храм соединенный с божеством каким-то высоким, божественным союзом, в котором божественное естество усвоило себе то, что́ свойственно телесному. Но с словом: усвоение, приписывать Ему качества тела, с ним соединенного, каковы – рождение, страдание, смерть, есть, возлюбленный брат, неправильная мысль, какую может принять только или ум еллинов, или ум, зараженный учением сумасбродного Аполлинария, Ария или других каких-либо еретиков: еще далее их заблудившихся. Такое понятие об усвоении может их повести и к тому, что они, допуская это усвоение, будут утверждать, что Бог Слово и молоком питался, и постепенно возрастал, и причастен был страха во время страдания, имел нужду в ангельском укреплении. Я не стану говорить здесь об обрезании, о принесении жертв, о поте, о жажде, – немощах, каким подвергалось за нас Его тело и какими страдало. Относить это к божеству и ложно и мы подвергаемся за то осуждению, как хулители. Таковы предания святых отцов, таково учение святого Писания. Так каждый должен богословствовать и о человеколюбии Бога и о Его божественном величии, по слову Павла: в сих поучайся, в сих пребывай, да преспеяние твое явлено будет во всех и ко всем (1Тим. 4, 15).

Ты очень хорошо делаешь, что не оставляешь заботливости о соблазняющихся, и благодарю, что ты душевно ревнуешь о Боге и заботишься о наших делах. Но знай, что и сам ты введен в заблуждение некоторыми клириками одинакового с тобою образа мыслей, теми, которые здесь святым собором низвержены за то, что заражены манихейскими мнениями. Но Церковь на каждый день приобретает новые приращения и, по благости Божией, присоединение к ней язычников таково, что, смотря на это приумножение, можно воскликнуть с пророком: наполнися земля ведения Господня, аки вода многа покры море (Исаии 11, 9). Жизнь царей, просвещенных учением, преисполнена радостию. Коротко скажу: каждый может видеть, что слово, сказанное на все ереси, борющияся с православием Церкви, каждодневно исполняется у нас: дом Сауль идяше и изнемогаше, и дом Давидов идяше и укрепляшеся (2Цар. 3, 1). Таков наш совет, который мы даем тебе, как брат брату. Ащели кто мнится спорлив быти, против такого восклицает за нас Павел, мы такового обычая не имамы, ниже церкви Божия (1Кор. 11, 16). Всех братий, с тобою находящихся, я и со мною живущие братия усердно приветствуем. Будь здоров и всегда молись за нас, всегда мною глубоко уважаемый и боголюбивейший.

VI. Послание Кирилла к обвинявшим его в своих письмах за то, что он, узнав о распространении нечестивого учения Несториева, не умолчал о нем.

Вашему благочестию угодно было написать ко мне, что благоговейнейший Несторий был огорчен моим посланием, которое я писал к монахам, желая возвратить к благочестию тех из них, которые уклоняемы были от него тревожною молвою. Я должен теперь сказать, что это огорчение произошло не столько от меня, сколько от егоже благоговеинства. Так, для тех, которые соблазнены были его поучениями, я изложил учение правой веры. А он допустил епископа Дорофея открыто сказать в соборной церкви православных: анафема тот, кто скажет, что святая Дева есть Богородица. Услышав эти слова, он не только промолчал, но и принял его тогда же в общение при совершении таинства литургии. Вот ныне мы, по его распоряжению – не скажу, прямо им подвергаемся отлучению – слышим анафема. Не помимо его образа мыслей говорил в церкви и епископ Дорофей. Таким образом не только на нас и на других епископов всей вселенской Церкви, еще живых, но и на наших отцов, отшедших к Богу, произнесена анафема. Так, что же бы удержало и нас написать вопреки их словам и сказать: тот, кто говорит, что св. Мария не есть Богородица, анафема. Этого я доселе не сделал для того, чтобы не сказал кто-нибудь, что на него произнес анафему епископ Александрии, или египетский собор. Когда же западные и восточные благоговейнейшие епископы узнают, что они все подвержены отлучению, (потому что они все говорят и исповедуют, что святая Мария есть Богородица), тогда что они почувствуют? Не обнимет ли всех их скорбь, если не за себя самих, то за святых отцов, в писаниях которых всегда, как читаем, святая Дева Мария называется Богородицею. Если бы будущее не грозило большой тревогой, я послал бы к вам много сочинений святых отцов, в которых можно найти, не в одном, а во многих местах, слова, коими исповедуется, что святая Дева Мария есть Богородица.

VII. Послание Кирилла к одному из ревностных защитников Нестория.

Знаю искренность любви твоей, понимаю твое усердие. Если бы я писал к человеку, который не знает моей жизни, то я должен бы был много говорить для уверения его, что я человек миролюбивый, нерасположенный к ссорам и спорам, но такой, который желает всех любить и заслужить любовь всех. Но как пишу к такому, кто меня знает, то в немногих словах скажу, что если бы мне надобно было утолить печаль брата о потере имения или денег, это я сделал бы с большим удовольствием, для того, что бы не подумал он, что я ценю что-нибудь выше любви. Но так как дело идет о вере и смущены все церкви, какие только существуют в римской империи (потому что из какого бы города, из какой бы веси ни приходил кто-либо, каждый спрашивает: что это за говор всеобщий? что за новое учение распространяется по церквам?): то что остается делать нам, которым Бог вверил учение о таинствах веры? нам, от которых в день всеобщего суда потребуется ответ за вверенных нашему водительству? Они скажут, что соблюли веру так, как научены были нами. Поэтому, если мы передали им правое учение, получим награду, приимем похвалу; а если – иное и превратное, то какого пламени достаточно будет для нашего наказания? Мы услышим тогда эти слова, сказанные в Писании: землю мою погубил еси, и люди моя избил еси (Исаии 14, 20). Там мирянин даст отчет только за свою жизнь; мы же, на которых возложено служение священства, должны будем дать отчет не за себя только самих, но и за всех верующих во Христа. Я не считаю важными для себя огорчения, обиды, злословие, как ни много хотят мне сделать их некоторые нерассудительные люди; все это должно предаться забвению, Бог будет судить их за их пустословие; нужно только, чтобы пребыла здравою вера. Дружество и любовь во мне постоянные чувства; и я никому не уступлю в любви к боголюбивейшему епископу Несторию: о Христе желаю – как пред Богом говорю это – чтобы он удержал за собою доброе мнение, загладил порицание, какое на себя навлек прежними действиями, и доказал, что распространенные некоторыми в вере новые мнения приписываются ему по клевете, и что в тех слухах нет нисколько истины. Если Христос велел любить нам и ненавидящих, то небольше ли это следует выполнить в отношении тех, которые нам братия и сосвященники? Если некоторые хотят повредить веру, мы не будем предателями своих душ; и хотя бы потребовалось подвергнуться самой смерти, нерешительность неуместна. Если мы убоимся сказать истину в защиту славы Божией, дабы чрез то не подвергнуться неприятностям: то с каким лицом мы пред народом будем славить подвиги святых мучеников? как станем хвалить их за то, что они исполнили слово Писания: даже до смерти подвизайся о истине (Иис. Сир. 4, 32)?

VIII. Послание Кирилла к константинопольскому клиру, смущенному разномыслием в церкви.

Я читал запись, которую вы прислали ко мне. Из нее узнал я, что Анастасий пресвитер в своей речи к вам старался показать, что он ищет единомыслия и мира; он говорил о мне: «наш образ мыслей такой же, какой и у него в письме к монашествующим». Но после, уклоняясь к своему образу мыслей, говорил обо мне: «и он сказал, что святой собор не употребил слова: Богородица». Но мною было написано так: собор, если и не употребил слова Богородица, поступил весьма хорошо, потому что в его время не было таких, какие ныне, смут, а потому не было никакой надобности выставлять на вид то, что не требовало исследования. Собор, если вникнуть в сущность его мыслей, признавал, что святая Дева Мария есть Богородица; потому что говорит, что рожденный от Отца, Тот, которым все получило бытие, воплотился, вочеловечился, страдал, воскрес из мертвых, возшел на небеса и придет судить живых и мертвых; а не говорит, что Слово, родившееся от естества Отца, умерло или прободено копием в ребро. Какое есть ребро, скажи мне, у Того, кто бестелесен? как бы умерла жизнь? Но Слово, соединив Себя с плотию, когда она подверглась страданию, усвояет себе страдание, потому что страдает Его собственное тело. Ложно мудрствуют и заблуждают те, которые говорят иначе.

Что они прельщаются и в своем сердце носят яд зловерия, можно видеть из следующего. К мученику, диакону Вуфе, который заботливо принимает участие в делах церковных, они написали два послания: одно сочинено Фотием, или кем другим, против моего письма к монашествующим; а другое, составляющее небольшую тетрадь, имеет странное заглавие, в таких словах: «против тех, которые в учении о соединении естеств (во Христе) или уничижают божество Единородного, или боготворят человечество». В предисловии делается нападение на хуления еретические , которые выставлены очень резкими; потом старается сочинитель доказать, что страдания терпело тело, а не Слово Бог, так как, по его словам, некоторые говорят, что непричастное страданиям Слово божественное страдало. Но никто не доходил еще до такого безрассудства. Святой собор, как я часто уже говорил, сказал, что страдало само Слово – Тот, которым все получило бытие, но страдал плотию, по Писанию. Говорится, что само Слово страдало, когда страдало тело Его, также как говорим о человеке, что страдает душа его, когда страдает только ее тело, потому что она, по своему естеству, не подвержена страданиям. И как скрытая мысль их – допустить двух Христов и Двух Сынов, из которых один есть только человек, а другой есть только Бог, и допускать соединение только лиц (а не естеств): то от этого они так и цветисты на словах, так искусны непщевати вины о гресех, как говорит писание (Псал. 140, 4). Когда вам случится говорить с ними, то скажите им: не хорошо вы делаете, что заставляете некоторых своим пустословием смущать вашего епископа, и своим благоприятством и одобрением делаете их орудием своей злобы. Но не в этом кроется причина скорби; ваш епископ не против этого восстает. Печалит всех епископов, восточных и западных, то, что возникло учение о Христе, не только неправое, но извращенное. Для уличения этого достаточно указать на то, что содержится в беседах Нестория и чего никто никогда еще не говорил в церквах. Учение это таково: Несторий говорит: «любовь народа ко мне я измеряю не кликами его, но его усердием к учению, тем, как он мыслит о божестве и человечестве Господа». Чрез несколько слов, читаем: «внимательно наблюдая за народом, вижу, что он имеет и глубокое благоговение и теплоту благочестия; но в богопознании он полон неточных понятий. Вина этому не в самом народе; а в том, что (скажу ближе к делу) учители не имели времени передать ему сколько-нибудь более верного учения». Как ужели его предшественники не уделяли времени для учения народа? Ужели он благоречивее Иоанна? ужели он рассудительнее блаженного Аттика, или по крайней мере равен ли ему? На что опирается это высокомерие его? Не лучше ли было бы ему искренно сознаться, что он принес учение странное, небывалое, такое, о котором, как нелепом, не мыслила ни одна из святых церквей, ни одно собрание верующих? До сего времени я не имел с ним никакого дела. Но как хорошо было бы, если бы он раскаялся и исповедал правую веру! А за то́, что́ он сделал против меня, что возбудил на меня врагов, раздражил их против меня, он даст ответ Богу. Нимало не удивительно, что нас злословят люди, самые ничтожные в городе, каковы: Херемон, Виктор, Софроний и прислужник везде поднимающего смуты Флавиана: во все времена бывают люди злые, на вред и себе и другим. Но тот, Кто возбуждает их против нас, пусть знает, что мы не боимся ни продолжительного переезда, ни труда защищаться пред судом их, как скоро этого потребуют обстоятельства. Обыкновенно бывает так, что промысл Спасителя, по поводу даже малых и незначительных дел, собирает собор, чтобы очистить свою Церковь, которая содержит веру непорочную, чистую и благоисточную. А тот несчастный, хотя бы и много людей сановных, по его искательству, было моими обвинителями, да не надеется быть судиею в моем деле, хотя бы право на это дано было ему амфиктионом. По прибытии моем туда, я буду требовать иного суда, и он сам, если угодно будет Богу, должен будет оправдываться в своих хульных словах. Мы нимало не уклоняемся от мира; а еще стремимся к нему, если только они исповедуют правую веру и перестанут говорить те странные слова, которыми они вызывают смерть. Посланная ими тетрадь с богохульным учением его, содержит так много превратного, что читающий оскверняется ее нечистотой.

Он винит Писание, или что́ тоже, святой собор в том, что собор употребил слово, не бывшее дотоле в употреблении, назвав святую Деву Богородицею; но спросим и мы их: где в Писании и они нашли слово: Христородица, или слово: Богоприемница? Между прочим, он приложил и такие слова: «употребляя слово Богоприемница, мы не уравниваем Деву с Богом». Он не понимает, что́ говорит. Если Дева не родила Бога, не имела во чреве Христа, который есть Бог, то как же она стала Богоприемною? Он и самого Отца называет Богородителем. Где он читал такие слова, – не знаю. Кроме этого и много других ложных мыслей идут одна за другой в его толковательных сочинениях; они сохранятся (у меня) до времени, если он не принесет раскаяния. Я получил и прочитал посланное ко мне ваше прошение, которое, не без нашего также мнения, должно быть представлено императору. Так как в нем содержится много улик на того, который там с вами, – братом ли, или другим каким именем назвать его, – то я удержал его у себя, дабы не вздумалось ему говорить: «вы обвинили меня пред императором, как еретика». Мы изложили прошение в других словах: при чем просим не поручать ему суда, указывая на его враждебные против нас поступки, а передать судопроизводство другим сановникам, которые были бы вполне беспристрастны. Вы же, прочитавши эту записку, подайте ее, когда откроется надобность. Если увидите, что он останется при своих мыслях и предпримет какое-либо дело, прямо направленное против нас, то вы не медля пишите о том. А я изберу из епископов и монашествующих несколько лиц благочестивых и благоразумных и пошлю к вам при первом представившемся случае. Не дам та очима моима, скажу словами Писания, и веждома моима дремания, и покоя скраниама моима (Псал. 131, 4), доколе не совершу подвига за спасение всех. Поэтому, зная образ моих мыслей, будьте мужественны. Мы не замедлим написать послания, какие нужно, и к кому нужно. За веру во Христа я готов пострадать и перенести все мучения, какие считаются самыми тяжкими, так что самую смерть, когда подвергнусь ей за это, встречу с услаждением.

Свидетельство константинопольского клира, всенародно возвещенное всей церкви, о том, что Несторий единомыслен с Павлом самосатским, который, за сто шестьдесят лет до Нестория, православными епископами предан анафеме.

Именем святые Троицы заклинаю каждого, кто получит эту хартию, заявлять ее епископам, пресвитерам, диаконам, чтецам и мирянам, живущим в Константинополе, и еще давать им списки с нее, в доказательство, что еретик Несторий есть единомысленник с Павлом самосатским, преданным анафеме православными епископами за сто шестьдесят лет прежде сего. Учение их таково:

Павел говорит: «Мария не родила Слово». Согласно с этими словами говорит и Несторий: «возлюбленный, Мария не родила Бога».

Павел: «Он не был прежде веков». Несторий: «Богу, создателю времен, они дают мать, во времени жившую».

Павел: «Мария зачала Слово, но она не была прежде Слова». Несторий: «как может быть, чтобы Мария родила Того, который был прежде нее»?

Павел: «Мария родила человека, такого же, каковы и мы». Несторий: «родившийся от Девы есть человек».

Павел: «который по всему лучше нас, потому что Он от Духа есть Свята; о Нем были обетования, и, как Писание говорит, благодать была на Немъ». Несторий говорит: «видех Духа сходяща аки голубя и пребывающа на Нем; этот Дух даровал Ему вознесение: заповедав апостолом, их же избра, говорит писание, Духом Святым вознесеся (Деян. 1,2); он-то даровал Христу столь великую славу».

Павел говорит: «произшедший от Давида помазан для того, чтобы быть причастным премудрости, и чтобы в Нем обитала премудрость в большей мере, нежели в ком другом. Она была и в пророках, но еще более в Моисее; была во многих святых, но еще более во Христе, как храме Бога». В другом месте он говорит: «ин есть Иисус Христос, и ин есть Слово». Несторий говорит: «невозможно рожденному прежде всех веков еще родиться, и родиться по божеству».

Вот ясное указание того, что Несторий есть отступник от истины, когда учит, что рожденный от Отца не родился от Девы. Вот его единомыслие с еретиком Павлом самосатским, который, говоря, что иной есть Слово, и иной есть Иисус Христос, и они не одно (лице), учит не так, как учит православная вера.

Указываю здесь тебе, ревнитель святой веры, как исповедовала эту часть христианского учения Церковь антиохийская, от которой в первые времена распространилось на нас и имя христиан. Она знала не двух сынов Бога, из которых тот и другой есть особое существо, но единого Сына, прежде всех веков рожденного, Бога от Бога Отца, единосущного Отцу; при Августе Кесаре родившегося от Марии Девы. Это учение высказано в сих именно словах: Бога истинного от Бога истинного, единосущного Отцу, – которым и веки устроены и все получило бытие; нас ради сшедшего и родившегося от святой Марии приснодевы, и распятого при Понтие Пилате, и далее, как сказано в символе. Одинаково с сим учит и блаженный Евстафий, епископ той же Антиохии, Один из числа трех сот осьмнадцати епископов, бывших на святом и великом соборе; слова его таковы: «Он не человек только, но и Бог, как говорит пророк Варух: сей Бог наш, не вменится ин к нему. Изобрете всяк путь хитрости, и даде ю Иакову отроку своему, и Исраилю возлюбленному от него. Посем на земли явися, и с человеки поживе (Вар. 3, 36–38). А не тогда ли Он жил с человеками, когда родился от Девы, как рождаются люди; также как и они, был младенцем, возрастал, пил, ел, усвоив себе и все прочие качества человеческой природы? Поэтому, кто осмелится говорить, что иной Сын есть единородный, прежде всех веков рожденный от Отца, и иной есть родившийся от Марии Девы, и не един и тот же есть Господь Иисус Христос, тот анафема да будет!

X. Послание Кирилла епископа александрийского к Келестину епископу римскому.

Преподобнейшему и боголюбезнейшему отцу Келестину Кирилл желает о Господе всякого блага.

Если бы мне можно было молчать и не писать к твоему благочестию о всех настоящих смутах, если бы можно было избегнуть жалоб и избавиться от огорчений, особливо при столь важных событиях, когда потрясается некоторыми правая вера: то я сказал бы самому себе: хорошо! и нечего опасаться молчаливому; покой лучше тревоги! Но так как Бог требует от нас бдительности в таких обстоятельствах, а давний обычай Церквей указывает входить в сношение с твоим благочестием: то я необходимо должен писать к тебе и известить, что сатана и ныне приводит все в смятение, свирепствует против Церквей Божиих и везде пытается уклонить от прямого пути веры тех, которые идут по нему. Не утихает этот вселукавый зверь, быстро распространяющий нечестие. До настоящего времени я молчал и ни к твоему благочестию, ни к другому кому-либо из наших сослужителей, ничего не писал о нынешнем правителе Церкви константинопольской, думая, что поспешность в таком деле заслужит неодобрение; но так как зло достигло уже крайней степени, то я почел за непременную обязанность не молчать больше и сказать все о произошедших смутах.

Тот, о ком я говорю, как скоро вступил на епископию, – вместо того, чтобы назидательными поучениями делать добро не только постоянным тамошним жителям, но и временным пришельцам, которых там, говорят, из всех городов и селений бывает очень много, – поставил себе задачей говорить странное, нелепое, такое, что далеко отступает от апостольской и евангельской веры, которую отцы сохранили в точности и передали нам как многоценную жемчужину. Беседы его, которые говорил он в церкви, и притом очень часто, – и доселе не перестает говорить, – я послал к твоему благочестию, как прямое доказательство его учения. Признаюсь, что я соборною грамотою хотел довести до его сведения, что мы не можем входить в общение с тем, кто так говорит и мыслит; но этого я не сделал. Рассудив, что поскользающимся надобно подать руку для поддержания их и упавших надобно поднять, как своих братий, я в своих письмах к нему советовал отстать от такого нечестивого учения; но от этого мы не получили никакой пользы. Как скоро он узнал, что мы не только далеки от того, чтобы одинаково с ним мыслить, но и, не одобряя его, побуждаем отстать от вымыслов – я не хочу назвать их учением, – он всячески стал коварствовать против меня и доселе не перестает производить смуты. Когда мы ждали, что он исцелится от своей болезни, удержится от противохристианского учения, узнаем, что мы ошиблись в своей надежде, по следующему событию. В Константинополе был епископ Дорофей, одинаковых с ним мыслей, человек корыстолюбивый и льстивый, и дерзкий на словах. Он во время одного общественного богослужения, – это было уже в то время, как Несторий занимал престол Церкви константинопольской, – встал с своего места и громким голосом дерзнул сказать: «кто говорит, что Мария есть Богородица, тот да будет анафема». Весь народ поднял сильный крик и вышел из храма; он не хотел быть в общении с теми, которые имеют такие мысли; так что и в нынешнее время народ константинопольский не бывает при соборных молитвословиях, кроме немногих людей легкомысленных и угодников ему. Монастыри же почти все, и их архимандриты, и многие из членов сената не бывают при богослужениях, боясь, чтобы не сделалась неправою их вера от того превратного учения, которое он и его клевреты, пришедшие с ним из Антиохии, везде разглашают. Его беседы принесены были и в Египет, и я узнал, что некоторые нерассудительные люди увлечены были ими в заблуждение, а некоторые в недоумении спрашивают друг друга: истинны ли слова его? или он заблуждает? Опасаясь, чтобы яд этой болезни не проник в сердце простодушных, я написал окружное послание ко всем египетским монастырям, укрепляя их в правоверии. Списки с него некоторыми переданы и в Константинополь; прочитавшие его получили от того великую пользу, так что многие из государственных сановников письменно благодарили меня. Но в нем это только сильнее раздражило досаду на меня: он поднимает брань против меня, как против врага, хотя не находит во мне другой вины, кроме той, что не хочу иметь одинаковых с ним мыслей, что я, вопреки ему, поддержал во многих веру, которую приняли мы от отцов, убедив многих считать истинным то, чему научились мы из священного Писания. Не озабочиваясь умыслами его против меня, и поручая себя всеведущему и всесильному Богу, я написал к нему и другое послание, в котором, кратко изложив учение правой веры, убеждал и заклинал его Богом сообразно тому и мысль и говорить; но и этим я не принес никакой пользы; он и теперь таков же, как и прежде, и не перестает говорить превратное. Считаю нужным известить твое благочестие, что с моими словами согласны и все восточные епископы; они все теперь в огорчении, в печали, а особливо благочестивые епископы в Македонии. А он, зная это, считает себя мудрым больше всех, думает, что только он знает смысл боговдохновенного Писания и постиг тайну Христову. Не следовало ли бы ему скорее убедиться в том, что, когда все, какие есть по всей вселенной, православные епископы и миряне исповедуют, что Христос есть Бог и что Дева, родившая Его, есть Богородица, он один, отвергая это, находится в заблуждении? Но он, ослепленный гордостию, думает, что, действуя на всех властию своего престола, заставит и нас и всех других одинаково с ним мыслить. Так что же остается теперь делать нам, когда не можем ни вразумить его, ни отклонить от таких бесед, когда народ в Константинополе со дня на день сильнее и сильнее заражается зловерием, а некоторые с томлением в душе ждут себе помощи от православных епископов? рассмотрению нашему подлежит не какое-нибудь обыкновенное дело, и молчание тут нисколько не оправдает нас. Христос подвергается поношению; как же мы будем молчать? Каждый из нас знает слова Павла: аще убо волею сие творю, мзду имам: аще же неволею, строение ми есть предано (1Кор. 9, 17). Поэтому мы, которым вверено служение Слову, которым поручено охранять незыблемость веры, что скажем в день суда, если промолчим при настоящих событиях в Церкви?

Но мы не хотим открыто прервать наше сношение с ним, не сделав наперед сношения с твоим благочестием. Поэтому, благоволи письменно изложить свое мнение о том, должно ли нам еще иметь общение с ним, или прямо объявить, чтобы никто не входил в общение с ним, когда он остается с таким образом мыслей и так учит. Суждение твоего благочестия об этом деле надобно будет письменно передать также благочестивейшим и боголюбивейшим епископам Македонии и всем прочим пастырям восточных Церквей. Согласно желанию их, мы дадим им опору и оружие, чтобы стоять всем им единодушно и единомысленно и подвизаться за правую веру, против которой открылась брань. А на него самого уже изрекли анафему наши великие, досточтимые и славные отцы, учившие что святая Дева есть Богородица, с ними же вместе и мы, ныне живущие. Он не хотел высказать своего учения сам своим языком, а выставил для того другого, Дорофея, о котором я говорил, и настроил его высказать его мысли в то время, когда сам он тут сидел и слушал; сошедши же с своего седалища, он допустил его к совершению божественных таин. Для того, чтобы твоему благочестию яснее видеть, чему он учит и как он мыслит, а также чему учили блаженные и великие отцы наши, я послал к тебе книги, содержащие основные статьи учения; по моему распоряжению, с них сделан перевод, какой можно было сделать в Александрии. Письма, написанные мною, я отдал возлюбленному Посидонию, поручив ему доставить их твоему благочестию.

XI. Послание Келестина к Кириллу.

Возлюбленному брату Кириллу Келестин.

Письма, посланные к нам твоим священством с сыном нашим, диаконом Посидонием, принесли утешение нам в нашей скорби; но эта радость в свою очередь сменилась в нас чувством печали. рассматривая и обсуживая превратное учение, какое высказал в своих беседах возмутитель константинопольской Церкви, мы глубокую почувствовали скорбь в душе своей; а теперь томят нас различные соображения, в которых обдумываем, каким бы образом нам содействовать к утверждению веры. Когда мы останавливаем наше размышление на том, что написано тобой, брат наш, то это является нам самым лучшим врачеством, целительной силой которого может уничтожиться заразительная болезнь: я разумею струю этого чистого потока, который льст слово твоей любви, смывающее всякую тину, наносимую мутными потоками, раскрывающее всем надлежащее понимание нашей веры. А потому, как того мы порицаем и осуждаем, так твое благочестие, как мы видим его в твоих письмах, с любовию в Господе принимаем в свои объятия, зная, что мы одно и тоже мыслим о Господе. Неудивительно, что прозорливейший священник Господний, согретый любовию к вере, воинствует с таким мужеством, что в состоянии и противостоят безрассудной дерзости врагов, и укрепить своими ободрительными словами тех. кои вверены его попечению. Как то для нас огорчительно, так это нам приятно; сколько одно грязно, столько другое чисто. Мы радуемся, видя в твоем благочестии неусыпную бдительность, такую, которою ты превзошел своих предшественников, бывших всегда защитниками православного учения. Вполне приличны тебе евангельские слова: пастырь добрый душу свою полагает за овцы (Иоан. 10, 11). Но как ты добрый пастырь, так тот недостоин имени даже худого наемника: он заслуживает обвинение не за то, что оставил овец своих, а за то, что сам, как дознано, разгоняет их.

С нашей стороны мы должны бы были дать еще некоторые наставления тебе возлюбленный брат, если бы не видели, что ты во всем имеешь такие же мысли, какие мысли и мы имеем, и если бы на опыте не дознали, что ты в защищении веры самый мужественный поборник. Потому что сын наш, диакон Посидоний, передал нам по порядку об этом деле все, что писало твое священство. Ты обнаружил сети в хитрых беседах (Нестория) и так оградил веру, что сердцу верующих во Христа и Бога нашего не можно уклониться на противную сторону. Высоко торжество нашей веры после того, как ты столь твердо доказал истину нашего учения и так победоносно низложил противные ему мнения свидетельством божественного Писания. Что после сего он станет делать? куда обратится? Он, любитель нечестивой новизны, – ее хотел он, – в своем учении показал себя более рабом себе самому, нежели последователем Христу; а вверенных ему людей желал отравить ядом своих бесед. Ему бы надобно прочитать в Писании и держать в уме, что суетных изысканий, которые не помогают спасению, но служат к погибели душ, надобно скорее убегать, нежели погружаться в них. Но в то время, как он приближается на край пропасти, или уже стал на то место пропасти, откуда начинается падение, мы, если можем, должны отозвать его назад; не подавши ему остерегательного голоса, мы как бы толкнем его и ускорим его падение. Христос Бог наш, о рождении которого началось изыскание, показал нам, что Он переносил труды для спасения и одной овцы, восхотел нести ее на своих раменах, дабы не похитил ее волк. Когда Он учил нас так действовать для спасения одной овцы, то не хочет ли Он, чтобы мы еще более труда понесли за спасение пастыря овец, который, забыв это свое имя и свою обязанность, сам себя предал хищному волку, стараясь погубить свое стадо, которое обязан был охранять?

Но мы должны удалить его от оград овчих, если не исправим его, как желаем; а если остается еще надежда, что он, сознав вину свою, исправится, мы хотим, чтобы он обратился и был жив, и не губил бы тех, которых жизнь вверена его хранению. Но если будет со стороны его упорство, то должно открыто произнести осуждение на него: надобно отсечь этот больной член, от которого страдает не он один, а поедается все тело Церкви. Что ему делать в кругу тех, которые между собою единомысленны, – ему, который считает себя одного понимающим лучше всех, который мыслит несогласно с нашей верою? Поэтому те, которых он за противоречие ему удалил от общения с Церковию, да пребудут в общении с нею, и пусть знают, что он сам не может иметь общения с нами, если останется на своем искривленном пути, противясь апостольскому учению. Итак ты, приняв на себя подобающую власть и заступив наше место с усвоенную ему властию, приведи в исполнение с непреклонною твердостию этот приговор: в продолжение десяти дней, считая их со дня объявления приговора, он должен письменно исповедать неправоту проповедуемого им учения, произнести на него проклятие, и искренно обещать, что будет исповедовать ту веру о рождении Христа и Бога нашего, какую содержит Церковь римская, Церковь твоего священства, и вся святая вселенская Церковь. Если же он не сделает этого, твое священство, прозорливо пекущееся о Церкви, да ведает, что он совершенно должен быть отлучен от нас, как такой больной, который не хотел принять помощи от врачей, и который, на погибель себе и всем порученным ему, как страждущий заразительною болезнью, спешит разнести свой недуг по всему телу Церкви. Это же самое я писал и к святым братиям и соеписконам нашим, Иоанну, Руфу, Ювеналию и Флавиану, дабы им известен был наш суд о нем, или вернее, божественный суд Христа нашего.

Дано в III иды августа, в царствование Феодосия XIII и Валентиниана II.

XII. Послание Нестория к Келестину папе римскому^[149]

С братским доверием друг к другу мы должны побеседовать между собою, чтобы нам, при единодушном согласии, успешнее противоборствовать врагу мира – диаволу. Что хочу сказать, начиная так свою беседу? То, что некоторые клирики, Юлиан, Флор, Оронт и Фабий, называющие себя епископами церквей, находящихся в областях западной империи, часто получая доступ к благочестивейшему и августейшему императору, горько жалуются на строгость суда по их делу, на то, что они, православные, в век православия, будто бы терпят гонение. С теми же жалобами они часто являются и к нам; и не смотря на то, что мы каждый раз отвергаем их жалобы, не перестают тоже делать: каждый день они являются, и со слезами пересказывают всем свое горе. На их речи мы, конечно, отвечаем словами, какие нужно сказать в том случае, когда не знаем верно их дела. Но нам надобно иметь подробнейшее сведение о их деле и для того, чтобы благочестивейший и христианнейший император наш не отягощался их докуками, для того, чтобы и мы, не зная верно их дела, не оказали покровительства им, когда они его не заслуживают. Благоволи сообщить нам сведение о них, дабы кто-нибудь, не зная верно истины, не оказывал сожаления к ним, когда его не заслуживают, и твоего гнева, какому твое благочестие, может быть, сообразно канонам справедливо подвергало их за особливые мнения в вере, не считали бы чем-либо другим, а не тем, что́ он есть. Вновь являющияся секты действительно не заслуживают, чтобы их защищали добрые пастыри. Потому и мы, усмотрев здесь, что некоторые произвели немаловажную порчу в православии, ежедневно выказываем то гнев, то кротость к этим больным. Ибо болезнь немаловажна; она близка к гнили аполлинариева и ариева учения. Говоря о соединении Господа с человеком, они безотчетливо допускают какое-то сорастворение и смешение, так что некоторые из наших клириков, одни по невежеству, другие по еретическому лжеучению, давно в них таившемуся, которое в многих видах идет до нашего времени от времен апостольских, заразившись недугом еретических мнений, открыто богохульствуют, говоря, что Бог Слово, единосущный Отцу, получил начало от Христородицы Девы, как бы от нее приняв бытие; они говорят, что после того, как воспроизведен был Его храм^[150], Он был погребен вместе с плотию, по воскресении же сорастворился с тою же плотию, и потом перешел в божественное естество; скажу короче: они учат, что и божество Единородного началось вместе с плотию, которую оно приняло, и вместе с плотию умирало. Плоть же, соединенная с божеством, сделалась, как богохульно учат они, божественною, получив обожение в самом Слове. А это не другое что значит, как извращать понятия о том и другом естестве, Они и деву Христородицу с какою то дерзостию называют Богородицею. Называя ее Богородицею, они не трепещут от страха, тогда как святые и всехвальные отцы никейские сказали только, как читаем в их писаниях, что Господь наш Иисус Христос воплотился от Святого Духа и Марии Девы. Я умалчиваю о тех словах Писания, в которых и ангелы и апостолы восвещают, что Дева есть мать Христа, а не Бога Слова. Сколько споров об этом мы выдержали, молва, думаю, уже давно известила твое благочестие и показала твоему вниманию, что мы не напрасно подвизались, но что многие, по милости Господа, исправлены, те, которые имели превратные понятия, несогласные с нашими.......1512. Если кто слово Богородица отнесет к естеству человеческому, которое родилось в соединении с Богом Словом, а не к той, которая раждает его: то мы справедливо скажем, что это слово не соответствует тому, что она родила; потому что истинная мать должна быть одного естества с тем, кто от нее родился. Но можем рассматривать это слово в некотором отношении и к ней: это имя можем употребить о Деве только в том отношении, что храм Бога Слова рассматривается нераздельно с нею; а не потому, что она как бы есть матерь Бога Слова: ибо ни одна мать не может родить того, кто был прежде ее. Слухи об этом учении, думаю, прежде еще дошли до тебя; но мы передаем и о том, что относится лично к нам обоим. Объясняем из самого хода событий, что мы с братским участием желаем знать дело тех лиц, о которых мы говорили, а не с тем, чтобы только удовлетворить своему докучливому любопытству. Будем извещать друг друга, как брат брата, о том, что́ будет касаться нас, передавая один другому верные сведения о всех толках в учении веры, так как я главным содержанием переписки поставил для себя одну истину; в начале этого послания я сказал, что мы с братскую доверчивостию обязаны говорить друг с другом. Приветствуем тебя со всею во Христе братиею; которая с тобою, я и все, которые со мною.

XIII. Другое послание Нестория к папе Келестину.

Часто я писал к твоему благочестию о Юлиане, Оронте и о других, присвояющих себе сан епископов, которые, часто получая доступ к благочестивейшему и августейшему императору, ищут у него защиты, и пред нами постоянно жалуются, что они в век православия изгнаны из областей Запада, как неправославные; но до сего времени от твоего благочестия мы не получали писем о них. Если бы я имел их, я мог бы отвечать и отвечать коротко на их жалобы; а теперь, когда неизвестно, справедливы ли слова их, никто не знает, как поступить с ними; ибо иные называют их еретиками и говорят, что за это они изгнаны из областей Запада, тогда как сами они клянутся, что их преследует клевета и что они по проискам терпят беды за православную веру. Что из этого верно, нам совершенно неизвестно. Жалеть о них, когда они в самом деле еретики, есть преступление; но и не жалеть о них, когда их ложно обвиняют, жестоко и нечеловеколюбиво. А потому, благоволит боголюбивейшая душа твоя дать нам наставление на этот раз, когда мы колеблемся между двумя чувствованиями, между презрением к ним, и сожалением о них. Так, мы хотим получить указание, на что нам должно решиться присуждении об этих людях. День за день удерживая при себе этих людей, мы не перестаем с надеждой ожидать содействия оть твоего благочестия. Немаловажное дело, как ты знаешь, досточтимейший, исследования в учении веры, и требуется немало уменья и опытности в тех, которые принимают на себя это дело. Для нас здесь умножаются труды и от того, что мы усиливаемся исторгнуть из Церкви Божией самый нечистый из нечестивых толков – злое учение Аполлинария и Ария. Не знаю, как некоторые из принадлежащих к клиру заразились недугом названных мною еретиков, допуская какой-то образ сорастворения божества с человечеством в Единородном, когда осмеливаются телесные страдания персносить на божественное естество Единородного, и вместе думают, что неизменяемое естество Божие перешло в телесное естество, так что оба естества, которым покланяемся в лице Единородного, чрез высшее и неслиянное соединение сливают между собою, допуская изменение в них чрез сорастворение их между собою. Они, слепцы, не понимают учения, изложенного святыми отцами, произнося ясные слова их: «веруем во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы». Таков заключается смысл в имени, Христос, означающем два естества: Он единосущен Отцу по божеству; а человечество после во времени родилось от святой Девы, которому потому, что соединилось с божеством, воздают честь ангелы и человеки. И так я думаю, что тому, кто здесь так много переносит трудов при обличении неправых толков, сколько надобно перенести томлений, когда он не будет знать дела тех людей, о которых говорено было, и много боится, как бы ему, в этом своем положении, по своему неведению не увеличить число еретиков. Потому прошу, чтобы твоя святая душа позаботилась сообщить нам сведение об тех людях, а особливо после того, как правдивейший Валерий, состоящий в должности книгочия и постельничего, может от себя пересказать твоему благочестию о тягостном их положении. Усердно приветствуем всю во Христе братию, которая с тобою, я и находящиеся со мною.

XIV. Послание Келестина к Несторию.

Возлюбленному брату Несторию Келестин.

Вселенская вера была в мире в продолжении некоторых дней нашего времени, после того как не стало нечестивого и везде осужденного учения Пелагия и Келестия, когда Восток и Запад мечем единогласного суда поразил их вместе со всеми последователями их заблуждений. В то время блаженной памяти Аттик, учитель вселенской веры, поистине преемник блаженного Иоанна и в этом деле служения, поборая за Царя всех, так преследовал их, что не попускал им и там (на Востоке) найти себе пристанище. По смерти его нас не мало озаботило ожидание: тот, кто будет ему преемником во власти, будет ли преемником ему и в вере? Ибо доброе как-то редко бывает продолжительно; чаще противоположности попеременно сменяют одна другую. Но и после него мы имели себе сослужителем, которому также должно было скоро оставить нас, святого Сисиния, приобретшего любовь всех своею простотою и святостию, который учил вере так, как он ее принял. Очевидно, его простое благочестие и благочестивая простота руководились словами, которые он читал в Писании, что надобно более бояться, а не высокомудрствовать, углубляясь в изыскании (Римл. 11, 20); что не должно, как сказано в другом месте, исследовать предметов высших себе (Иис. Сир. 3, 20); что тот, кто будет другое проповедовать, и другому учить будет, а не тому, что апостолы проповедовали, да будет анафема (Гал. 1, 8. 9). Когда же и он отшел из сего мира и поэтому наша забота еще продлилась на столько времени, на сколько указал Господь; тогда обрадовала нашу душу весть прибывших к нам послов о избрании тебя, которую скоро подтвердило донесение и наших сослужителей, которые находились при избрании. Они в одобрение тебя столько говорили, сколько можно было говорить о человеке, который избран из другой Церкви. Ибо прежде сего слава о твоей жизни была такова, что твоим достоинствам завидовал посторонний город; а ныне ты своими странными делами заставляешь бегать от тебя, так что прежние твои единоземцы по другим судят, кого избавились они. На твои письма, которые мы недавно получили, мы не могли отвечать в скором времени, потому что их надобно было перевести на римский язык. Когда это дело производилось у нас – медленно по причине витиеватого изложения их, – мы получили послания от святого брата и соепископа Кирилла, всеми одобряемого иерея Божия, с сыном моим диаконом Посидонием: в них он пишет о тебе нечто такое, чем, к крайнему нашему огорчению, уничтожается одобрительный отзыв о тебе тех, которые дали его при избрании тебя. Прекрасное начало твое сменилось худым, как видим, концом: прекрасным началом я называю те отзывы о тебе, которые так были одобрительны, что мы в ответе на донесение братий показали, сколько мы разделяли общую радость. А ныне, обдумывая и жалобу на тебя моего брата, которого я выше назвал, и переведенные на язык наш твои послания, которые содержат ясно нечестивое учение, видим, что нам должно сказать апостольское слово: хотел бых изменити глас мой, яко не домышляюся о вас (Галат. 4, 20). При всем том я переменил его, в надежде: не удержит ли себя на пути к пропасти этот составитель нечестивых бесед? Надобно, чтобы мы, как заповедано нам, изъяли злое от себя самих (1 Коринф. 5, 13).

Прочитав послания и те книги, которые доставил именитый Антиох, сын наш, мы внимательно рассмотрели содержание их. Когда мы в твоих сочинениях идем следом за тобой, настигаем тебя, схватываем тебя, ты стараешься увернуться от нас каким-то многословием, темнотой его прикрывая ясность истины; и потом снова утверждая то, что было отрицаемо, и отрицая то, что было утверждаемо, ты стараешься смешать то и другое. В посланиях же своих ты не столько изъяснил нашу веру, сколько выказал себя самого, желая дать иное учение о Боге Слове, а не то, какое содержит вселенская вера. Так теперь мы, как судии, вот какой должны дать суд о тебе, вот каковыми должны почесться твои новшества! Когда тебя не знали, тебя избрали, а когда тебя узнали, осудили тебя. Теперь надобно нам сказать вместе с учителем язычников: о чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы (Римл. 8, 26). Эти слова не прилично ли от нести к той Церкви, которая, руководствуясь более молвою о тебе, а не знанием, презрела людей достойных, какие были в ней? Оказалось неверным мнение тех, которые хорошо о тебе думали. Кто мог предположить, что под одеждой овцы скрывается хищный волк? Есть у апостола слова: подобает и ересем в вас быти, да искусни явлени бывают в вас (1 Коринф. 11, 19). Приклони ухо твое и выслушай слова, которые он сказал Тимофею и Титу. Что он повелевает им? то, чтобы они уклонялись скверных суесловий (1Тимоф. 6, 20). Потому что это содействует к успеху только нечестия, возращая всегда терния и волчцы. Он просил Тимофея пребыти в Ефесе, да завещает неким не инако учити (1Тимоф. 1, 3). Пред очами у меня слова пророка Иеремии; страшная содеяшася на земли: пророцы пророчествоваша неправедная (Иерем. 5, 29. 30). Скажи мне: эти слова Писания остаются ли неизвестными тебе, или ты знаешь их, но пренебрегаешь ими? Если они остаются для тебя неизвестными, не стыдись узнать истину так же, как ты не боялся узнать ложь и учить ей. Если же ты пренебрегаешь ими, тогда как знаешь их, то подумай, что ты ничем не оправдаешься, когда от тебя потребует отчета в порученном тебе таланте Тот, кто чрез них хочет всегда получить Себе прибыль от этой святой ссуды. Посмотри, какая казнь постигла того, кто скрыл полученный им талант, и возвратил его в том виде, в каком принял его (Матф. 25, 24–30). Поэтому рассмотри со вниманием как велика и грозна опасность не возвратить того, что ты принял. Можешь ли ты тогда сказать Господу нашему: их же дал еси мне, сохраних, когда ты закалаешь и терзаешь, как мы слышим, Церковь Его? Что говорит тебе Твоя совесть, когда ты живешь в этом городе, почти всеми оставленный? О если бы они в то время употребили большую осторожность, нежели какую они употребляют ныне, когда им нужно искать спасения! Откуда пришло тебе желание направить свои речи на такие вопросы, решение которых по началам разума есть нечестие? Зачем епископу проповедовать народу такое, чем ослабляется в нем благоговение к рождению Девы? Нечестивыми словами о Боге недолжно возмущать чистоту древней веры. Всегда и каждого суд Церкви не считал ли заслужившим отлучение, как скоро он или отнимал что от веры, или прилагал к ней? Ибо вера, полно и ясно преданная нам апостолами, не допускает ни приложения, ни уменьшения. Мы читаем в наших священных книгах, что не должно ни прилагать, ни отнимать; лютая казнь постигнет и того, кто прибавляет, и того, кто отъимает (Апокал. 22, 18). Поэтому, мы готовим прижигание и железо; не надобно больше употреблять пластыря для тех больных членов, которые следует только отсечь: знаем, что тяжелые раны лечатся всегда с большим мучением. Оплакивая многое, что ты нечестиво проповедовал, и что кафолическая Церковь отвергает, мы больше всего плачем о том, что ты от символа веры отъял те слова, которыми утверждается в нас надежда на совершенную жизнь и спасение. От чего это так; – о том говорят твои послания, в отношении которых у нас никакого недоразумения нет, после того как ты сам прислал их к нам. Лучше было бы, если бы они никогда не приходили в наши руки, дабы нам не быть в необходимости давать суд о таком тягостном деле. Все пути твоих исследований сходятся в одной мысли: ты много расширяешься в своих беседах, идешь по многочисленным изворотам; но напоследок разными дорогами ты приходишь к своей нечестивой цели. Знаем, от чего остерегал тот, кто повелел избегать споров и распрей о законе, суть бо, говорит он, не полезны и суетны (Тит. 3, 9). Что считается в настоящую пору бесполезным и суетным, то, без всякого сомнения, не принесет никакой пользы и в последующее время. Поэтому, после того, как брат Кирилл двумя своими посланиями хотел вывести тебя на прямой путь, я хочу дать знать тебе, что после первого и второго его вразумления, и после этого моего обличения, которое, как видишь, есть уже третье, ты совершенно отлучен и от епископского престола, который ты вместе с нами занимаешь, и от всего общества христиан, если скоро не исправишь своего злого учения, если не возвратишься на тот путь, который есть Христос, как он называет Себя. Тяготимый отчаянием, ты злобно поднял оружие против Того, кто в дому своем поставил тебя, как верного и умного раба, выше всех своих слуг, и ты потерял блаженство, обещанное тебе в награду за такое служение; потому что ты не только не раздаешь пищи в свое время, но губишь ядом тех, которых Ои приобрел Себе своею кровию и своею смертию. Видим, что яд под устнама твоима, что слова твои полны клятвы и горести (Пс. 12, 9), когда ты начинаешь говорить о Том, кто есть самая сладость. Где тут пастырская заботливость? Пастырь добрый душу свою полагает за овцы своя: а тот есть наемник кто оставляет их и предает волкам (Иоан. 10, 11, 12). Что же ты, пастырь, хочешь здесь делать? Вместо волков ты сам разгоняешь стадо Господне. В какой ограде может оно найти себе убежище, когда закалается во дворе Церкви? Под каким охранением оно будет безопасно, когда в тебе видит не защитника, а хищника? И ины, говорит Господь, овцы имам, яже не суть от двора сего: и тые ми подобает привести (Иоан. 10, 16). Он обещает привести иных, а ты губишь тех, которых имеешь, тогда как известны многократные случаи, что не овцы запастырей, а пастыри за овец погибают. И глас мой, говорит Он, услышать. Для чего? да будет едино стадо, а един пастырь. При Его гласе овцы соединяются в стадо, а при твоем они или теряются или разбегаются. Горько мне, что к тебе прилагаются слова блаженного Павла, сказанные в книге Деяний апостольских! аз вем сие, яко по отшествии моем внидут волцы тяжцы в вас, не щадящие стада: и от вас самех востанут мужие, глаголющии развращенная, еже отторгати ученики в след себе (Деян. 21, 29. 30). Желательно, чтобы эти слова говорил ты о других, а не другие о тебе; ты должен был в научение другим говорить, а не себе в наставление принимать то, что говорим мы. Кому не покажется странным, что епископа учат тому, каков должен быть христианин? Рассмотри внимательнее, в какое ты себя поставил положение: тебя вызывают на суд, на тебя доносят, тебя осуждают. Что тут сообразного с достоинством иерея? Упрямые упрямы бывают и в ответе за себя, если только есть средство говорить в защиту богохульства. Ужели думаешь, что мы будем щадить тебя, когда ты сам не щадишь души своей, когда хочешь всех, которые прежде были, ныне живут и после будут, лишить упования на спасение? Видишь, я, как верный служитель благого Господа моего, преследую врагов Его, о которых говорил пророк: совершенною ненавистию возненавидех я (Псал. 138, 22). Слова и другого пророка напоминают мне, чтобы я не щадил (Втор. 7, 2. 13, 8). К кому я покажу свое внимание, кому воздам честь, когда вижу здесь такое дело, которым у меня отнимается основание всей моей надежды? Сам Господь сказал в Евангелии, что ни отца, ни мать, ни детей, ни других родственников, недолжно предпочитать Ему: потому что бывает и такая честь, от которой происходит нечестие. Когда берет перевес плотское расположение, тогда плотскую любовь предпочитают любви, которая есть Бог, и под влиянием той любви оказывают честь каким то ни было людям. Но когда предпочитается Тот, который есть сама любовь, тогда необходимо отвергаются все те помышления, которых виновник подвергается осуждению. Пробудись же наконец. Нельзя назвать бодрствованием время, которое употребляешь ты не для охранения, а для хищения. О если бы ты был сонный в отношении к тому, чему ты учишь, и бодрствовал в том, чему противоборствуешь! Но что я говорю? Для нас было бы сноснее, если бы ты был сонный в том и другом. Тогда ты никого бы не погубил, никого бы не обольстил своим лукавством; Церковь не скорбела бы о погибели чьих-либо душ, радовалась бы, что среди ее нет лукавства, она была бы довольна тем, что ты представил бы ее своему Жениху такой, какую принял. Но зачем мне долго говорить, когда об этом есть слова первостроителя Церкви Павла? Напрасно я ищу чего-либо построенного тобой там, где не вижу основания (1 Коринф. 3, 9. 11). Слышим, что клирики, мяслящие согласно с вселенской верою, с которыми и мы единомысленны, терпят большие притеснения, так что они не впускаются, говорят, и в город: радуемся, что они получили награду за подвиг исповедания; но скорбим, что гонитель их епископ. Блаженный апостол Павел из гонителя переменился в проповедника; но ныне, перемениться из проповедника в гонителя – какое ужасное нечестие! Перечисли древних еретиков, которые в Церкви являлись с столь разнообразными своими толками; кто из борьбы с ними когда выходил, не одержав над ними победы? Пример для тебя в твоем городе. Павел самосатский, бывши епископом аитиохийской Церкви, собрал жатву сообразно семенам своего учения, какое он проповедовал. Таже строгость суда всегда низлагала и прочих выдумщиков ложного учения, управлявших церквами. И тех еретиков, о которых тебе угодно было спросить нас, как будто ты не знал жребия их, праведное осуждение изгоняло, сводя их с престолов, зато, что они говорили неправедное. Неудивительно для нас, что они находили для себя покой, потому что находили нечестивое учение, с которым когда сравнивали свое, считали себя невинными. Здесь, – уместность слова требует сказать это, – не можем умолчать о том, что удивляет нас. Вера твоя правильна, как читаем у тебя, в учении о грехе; ты доказываешь, что человек по своему естественному состоянию есть должник, и что этот долг вполне уплачивает Тот, кто происходит от рода должника. Как остаются на твоей стороне те, которые осуждены за то, что отрицали это? Где есть противоположное одно другому, там не бывает согласия, исключающего недоверие. Они были бы отвержены и тобой, если бы ты был ими недоволен. Для чего разведывать, что против них тогда сделано, когда известно, что оттуда к нам были присланы письменные уведомления о них тогдашним православным епископом Аттиком? Почему не распрашивал о них блаженной памяти Сисиний? Потому, очевидно, что он находил справедливым осуждение их при его предшественнике. Плакать должны они несчастные о том, что лишились у людей всякого к себе доверия, – они, которым оставалось средством войти в общение с Церковию одно покаяние. Вот теперь ты начал узнавать о них, если прежде ничего не знал; но лучше примись за излечение своей болезни, а не других, поспешив размыслить о кафолической вере. Потому, прилично говорим тебе: врачю, исцелился сам, когда хочешь помочь другим (Лук. 4, 23). Болезнь твоя такова, что не позволяет сделать какую-нибудь отсрочку. Вера иерея александрийской Церкви была и есть истинна, и ты, по его наставлению, опять будь с нами одного образа мыслей, если хочешь быть вместе с нами, о брат! Если есть у тебя чувство, то ты, осудив все те мнения, какие у тебя были до настоящего времени, неотложно начни, как мы желаем, учить тому, чему, ты видишь, он учит. Мы, не думая нарушать в отношении себя приличий, хотим и иереев исправлять в вере. Но как мы прежде озабочиваемся указать им правый путь, так, если они не воспользуются нашим наставлением, видим необходимость постановить решительный приговор осуждения на них. После того, как ты осудишь нечестивое учение, полным свидетельством исправления в вере послужит возвращение к Церкви всех тех, которые отлучены тобой от нее за Христа, главу ея. Если с ними не будет того, что мы говорим, то отлучен должен быть тот, кто их отлучил; потому что в совершенном общении с нами пребывают те, к которым ты себя показал таким. К клиру же константинопольской Церкви и ко всем, носящим имя христиан, мы пошлем грамоты, каких требует дело; для того, чтобы, в том случае, когда ты останешься упорным в своем превратном учении и не будешь проповедовать того, что проповедуют за одно с нами, брат Кирилл, знали, что ты удален от епископского престола, который ты занимаешь вместе с нами, и с ними у тебя нет никакого общения, для того, чтобы они знали, назидаясь сим примером, как твердым и основательным судом они должны побуждаться к заботе о спасении душ своих.

Так, верно знай, что нами постановлено такое определение: если ты не будешь учить о Христе Боге нашем так, как верует римская, александрийская и вся вселенская Церковь, и как до тебя в совершенной правоте веровала святая Церковь в великом Константинополе, и если ты в продолжение десяти дней, считая это время со дня, в который получишь это извещение, не отречешься от нечестивого нового учения, которое стремится разделить то, что, по указанию священного Писания, соединено, дав такое исповедание торжественно и письменно: то будешь отлучен от всякого общения с кафолическою Церковию. Письменный акт нашего суда на тебя со всеми другими хартиями мы послали с сыном нашим, диаконом Посидонием, к освященному иерею александрийскому и моему соепископу, который передал нам об этом полные сведения, чтобы он был нашим местоблюстителем, и, исполняя это дело, объявил наше определение и тебе и всем братиям: потому что все должны знать это дело, так как оно имеет отношение ко всем.

Бог да сохранит тебя, возлюбленнейший брат.

XV. Следующее послание было читано на ефесском соборе после того, как он изложил истинное учение в опровержение учения Нестория.

Послание Келестина к клиру и народу константинопольскому

Келестин епископ пресвитерам, диаконам, всем клирикам, служащим Богу, и кафолическому народу, живущим в Константинополе, возлюбленным братиям, о Господе (желает) всякого блага.

Началом для моей беседы с теми, которые составляют Церковь Божию, да послужит слово апостола, дабы благочестивые ученики прежде услышали слова учителя, который проповедовал язычникам. Кроме внешних, говорит апостол, меня озабочивает нападение еже по вся дни (повседневное ко мне стечение людей), и попечение всех церквей. Кто изнемогает, далее говорит он, и не изнемогаю? кто соблазняется, и аз не разжизаюся за него? Так и мы; находясь здесь в стороне и далеко от вас, как скоро узнали, что наши члены расторгаются превратным учением, воспламенились огнем отеческой ревности, разжегшей нас за вас: между церквами Божиими, которые, где бы они ни были, составляют один чертог Христов, какая может быть отдаленность, что может считаться сторонним? Так как вы наши члены, то мы естественно должны были озаботиться, чтобы влияние злого учителя не уклонило от пути истины вашу веру, везде проповедуемую. Ибо епископ Несторий проповедует нечестивое, внушает нестерпимое учение о божестве Христа и Бога и Спасителя нашего и о рождении Его от Девы, как бы потеряв чувство благоговения к этой тайне, и как бы забыв, что от нее зависит общее всех спасение: это доказывают и его сочинения, которые он за своим подписом переслал к нам, и донесение освященного брата и соепископа моего, Кирилла, доставленное ко мне сыном моим, диаконом Посидонием. Прочитав все сочинения (Нестория), мы нашли в них учение, доведенное до крайней и страшной степени нечестия: он во Христе естество человеческое и естество Божие отделяет одно от другого, иногда называя Христа только человеком, иногда представляя его в общении с Богом в такой мере, в какой он того достоин. Но мы, скажем подобно Иеремии, не слушаем словес пророков, иже пророчествуют прельщение (Иерем. 23, 16). Пусть он послушает Иезекииля и прочитает слова его, которыми он угрожает: и простру руку Мою на пророки, видящые лжу, и провещавающые суетная: в наказании (в числе) людей моих не будут, и в землю исраилеву не внидут: понеже прелстиша людей моих (Иезек. 13, 9, 10). Где же заботливость о священном стаде, которая составляет обязанность пастыря? Где попечительность о крепости ограды Господней? Какой может ждать безопасности стадо, когда его пастырь переменяется в волка, и, приходя к овцам, с яростию нападает на каждую? Уста, которые произносят нечестивое, только терзают, как пасть волка. Дается корм, который не утучняет, а истощает. Но и при этом стадо счастливо тем, что Господь предоставил ему суд о своей пажити; а потому вера ваша должна – мы не сомневаемся, что вы так поступаете – отвергнуть нечестивое учение, чтобы у вас те, которые бодрствуют во Христе, различали пищу от яда и вы пребыли твердо в том, чему вы научились от прежних пастырей, зная, что до настоящего времени у вас были иереи, высокие учением и святостию, которые, никогда не отступая от отеческих преданий, в глубоком мире правили кормилом Церкви Господней. Начну с ближайших к нам по времени. Сколько силы оказало на ваши души учение святого епископа Иоанна, которого слово распространилось по всему миру, поддерживая везде кафолическую веру. Нет места, где бы он не был с своим учением: он проповедник везде, где только читают его. За его заботливою мудростию следовала всем известная твердость души; блаженной памяти епископ Аттик управлял народом христианским по примеру предшественника, и преследовал нечестивое безумное учение еретиков. По смерти его, был общником нам блаженной памяти Сисиний, который свою славу поставлял в том, чтобы сохранить целою и невредимою красоту кафолической веры, как она была до его времени: мы видели, что у него не было недостатка ни в простоте голубицы, ни в мудрости змия. Скоро лишившись его охранительной деятельности, мы плакали о том, возлюбленные братия, как бы предвидя наше будущее. В самом деле, не знаю, какую мы найдем охрану в нынешнем епископе, который совсем не те имеет понятия о Боге нашем, какие нам преданы Им самим и апостолами? Он не только не делает перевязей сокрушенным, но еще сокрушает тех, кому сделаны перевязи; не только не поднимает низверженных, но и стоящих старается низвергнуть; не только не собирает рассеянных, но и расточает собранных, хотя знаем, что ум, освященный Богом, не может поколебаться, что не будет низвержен тот, кто стоит, укрепляясь силою небесной, не может расторгнуться союз святого общества. Так, я прямо указываю вашей любви на то, о чем мы не можем говорит без слез; ваш умствователь воздвигает войну против истины, поднимает руки на древнюю веру, воюет с апостолами, ратует против пророков: не внимает словам, которые говорит о себе сам Господь наш. Употребляя во зло новый и ветхий завет, какой веры, какого закона епископом он считает себя? Он отвергает те понятия, которых смысл уже определен, не принимает истины, которая очевидна по своей близости к нам; скажу проще: он мыслит о таинстве Христа Бога нашего не так, как позволяет святыня нашей веры, которой благоговейно покоряется каждый кафолический мыслитель. Ни один истинно благочестивый не мыслил о Христе инаково от того, как Он сам о себе указал мыслить. Некогда поднял такой же нечестивый вопрос Павел самосатский, сделавшись настоятелем святой антиохийской Церкви, но его низвел с престола, который он занял к прискорбию Церкви, единогласный суд кафолических иерархов: потому что всегда должны заблаговременно отсекаться от Церкви те, которые, смущая души христиан извращением евангельского учения по своему образу мыслей, не могут принести плодов Богу; необходимо должна производиться работа в винограднике, когда известно, чем он должен быть для своего владетеля. Известно, что вновь появляющияся учения возникают от легкомысленного желания славы, от того, что некоторые хотят между своими прослыть остроумными, прозорливыми, глубокомысленными, домогаются выдумать что-нибудь небылое, дабы чрез то среди людей необразованных приобрести для себя на время славу человека проницательного. Но кто из таковых приобретал себе истинную славу, хотя сам себя и считал умным? Бог наш избирает немощное мира для побеждения сильных, и посрамляет умных безумными мира (1 Коринф. 1,27). Не тот ли только может хвалиться мирской мудростию, кто сознается, что он от мира, кто не признает себя учеником того, который сказал о себе: Аз от мира несмь (Иоан. 17, 16). Единственный путь к славе тот только, о котором говорит апостол: хваляйся, о Господе да хвалится (1 Коринф. 1, 31). Не к вашему ли епископу (да, он до настоящего времени ваш, хотя и не верует в то, во что мы веруем) правильно можно отнести сии слова: глаголющеся быти мудри объюродеша? (Рим. 1,2). Ибо очевидное есть юродство не знать Того, кто есть Божия Сила и Божия премудрость (1 Коринф. 1, 24). Он сам, как сознается, не знает того, что хочет объяснить. Вам возлюбленные, не может показаться удивительным, что уклонился от пути истины тот, кто, как видите, потерял Христа, который есть путь наш. Видим, что он иногда пускается в хитрые толкования, иногда укрывается в каких-то затаенных им суждениях, чтобы чрез то скрыть яд своего учения. Нам бы надобно было, следуя, учению премудрого Соломона, не давать никакого ответа на его безумие, чтобы не быть подобными ему (Притч. 26, 4); но мы советуем ему вместе с нами последовать апостолам и пророкам, дабы ему не быть отвержену всеми, когда он идет противу всех. Вы же должны неусыпнее бодрствовать, чтобы стоять противу его вражеских кликов: вам надобно иметь больше заботливости о себе, когда вам внутри Церкви говорят противное Церкви. Для тех, которым грозит враг совне, бывает ослаба в трудах; они, быв разбиты вне укрепления, находят себе безопасность под защитою стен; но тревожимые внутренним врагом не знают себе покоя. В этой внутренней войне, в этой домашней борьбе вашей, вера должна послужить стеной для вас, ее духовными стрелами вы можете защитить себя самих, против неверия. Будем хранить ее, потому что она хранит нас: через нее нашим защитником, нашей оградой бывает Бог. Он избавит нас от руки грешного (Псал. 71, 3. 4). Среди волн, которые обуревают нас, мы прилично можем говорить слова: Господи, спаси ны! погибаем (Матф. 8, 25).

Теперь надобно нам обратить слово наше к вам, клирики, и ко всем вам, принявшим освящение для служения Богу. Но кто-нибудь из вас скажет, что нами не соблюден порядок. И мы хотели говорить прежде с вами, как требовал этого церковный чин; но нас сильнее озаботило состояние тех, которых спасение есть общее наше дело. Потому что о вас не было у нас сомнения; мы надеемся, что вы, как вожди других, твердо стоите в вере. Извещение святого и Богом возлюбленного брата и соепископа моего Кирилла, которое он прислал ко мне с сыном нашим, его диаконом, Посидонием, показало, что против вас делаются такие дела, какие может делать против членов Церкви только тот, кто не щадит самой главы Церкви. Но это не должно смущать вас: чем больше страданий, тем больше славы; свойством подвига определяется степень награды за подвиг. Вы вместе с нами читаете в Писании: аще и подвизается кто, не венчается, аще не законно подвизатися будет (2Тим. 2, 5). Поэтому на нас лежит долг ободрить вас, в чем имеют нужду и малодушные и те, которые мужественно стоят в борьбе, дабы и немощные получили мощь переносить искушения, и противустоящие им крепче стояли в борьбе. Ополчения царя нашего никогда не выходят из борьбы побежденными. Всякое искушение служить испытанием христианину, потому что оно, как сказано в Писании, терпение соделовает; от него рождается упование, которое, уверяет Писание, никого не посрамит (Римл. 5, 3–5). Поэтому, как утешение ваше, возлюбленные братия, от Бога есть, которому вы представляете, телеса ваша, т. е. себя самих, в жертву живу, как говорит апостол, то вы не изнемогайте в борьбе вашей. Вам подаст силу Тот, кто хочет, чтобы наши члены, как Он учит чрез апостола, были оружия правды Его (Римл. 6, 13). Вы имеете для себя пример в святых, которые некогда сеяли слезами, а после радостию пожнут (Псал. 125, 5). Господь наш любит того только раба, которого доброта дознана в искушении. Только поприще деятельности делает души христиан способными к подвигам: проходите подвиг так, чтобы вам на путях ко Господу опереживать друг друга. Не желаю, чтобы вас настигали когда-нибудь ваши сопротивники, хотя должно быть, о чем и апостол говорит, тому, что́ мы видим теперь у вас. Только на месте подвига докажется крепость и вера. Кто ищет покоя, тому не получить победного венка: награда дается только за подвиги. С головы своей никогда не должен снимать шлем спасения, не должен слагать с себя броню веры тот из вас, кто достойно хочет именоваться воином Христовым. Против нас открыли войну наши же соратники, если только надобно назвать нашими тех, которые, как вижу, расторгнув с нами союз любви, перебежали на сторону врага. На вас теперь обязанность, чтобы ваши ноги стояли во вратах Иерусалима (Псал. 121, 2). Желаю, чтобы ход ваш по пути был прям, чтобы ни чьи стопы никогда не колебались, как у тех, на которых мы указывали, и нося в себе зло, не делались бы последователями диаволу, с сознанием, что они от него. Вы, которые делами своими показываете в себе сынов Божиих,– так как каждый из вас надеется выказать себя по плодам своим (Матф. 7, 17), – ободряйте между собою сердца малодушных, укрепляйте слабых, принимая каждого из них с любовию. Не обольщайтесь нечестием, но, распознавая добро и зло по свойству того и другого, удаляйтесь умствований лукавых, а мыслите только истинное. Гнусен пред Богом, по слову Соломона, иже судит праведного неправедным неправедного же праведным (Притч. 17, 15). Временная скорбь ничего не значит; пред очами должна быть всегда вечная награда, выше которой ничего не должно ставить. Псалмопевец восклицает, что если восстанет на него брань, он нисколько не убоится, в уповании, что Господь будет просвещением его (Псал. 26, 3. 1). Если бы вы вели войну с народами, то для вас была бы великая победа – победить всегдашних врагов ваших: но как великой должно почесть победу в войне, в которой врагом явился гонитель кафолических христиан, иерей, который, изменив учение веры, почти во всем мыслит противоположно Павлу, сделавшемуся проповедником Евангелия Господа, после того, как прежде был гонителем Его. Нечестивый состязатель оставлен Духом Божиим после того, как стал мыслить противно Духу Божию. Если он останется при этом образе мыслей, то справедливо услышит от нас слова, которые Самуил сказал Саулу: уничижит тя Господ не быти тебе царем во Израиле (1 Царст. 15, 23). Если он сделался недостойным за то, что презрел повеление Божие только в делах, которые он делал, то какое наказание справедливо должно пасть на того, кто восстал против божеского величия Господа? Теперь на вас обязанность исцелить язвы, им сделанные, и уврачевать тех, которые заражены его учением. Твердо стойте на стопах ваших, противясь тому, который уже пал, как показывают слова его. Великодушно перенесите те огорчения, какие он нанес вам. Он делал вам обиды, он делал вам притеснения: но тоже самое потерпел от своих и Тот, кто для нашего спасения принял естество человеческое, чего не признает в нем этот вероучитель. Потому никто не должен сетовать на его умыслы против кого-нибудь из вас. Примером великодушия и твердости для вас есть Стефан, первый мученик за Христа. Когда толпы неверующих скрежетаху зубы нань (Деян. 7, 54), он, последователь Христов, не умолчал о том, что видел: среди разъяренной толпы, среди врагов веры, он возгласил, что видит отверстые небеса и Сына человеческого, за которого он страдал, стоящего одесную Бога (7, 55). Долго было бы говорит о всех. которые купили себе вечную жизнь или смертию или исповеданием. Вы, которые изгнаны им из Церкви, имеете для себя назидательный пример, почти в наше время бывший, в блаженной памяти Афанасие, мудром святителе александрийской Церкви. Кому не может послужить ободрением его терпение? Кому не будет в назидание его твердость? В ком не поддержит упования его радостное для многих возвращение на прежнее место? Он изгнан гонителем Арием, но возвращен Господом, сопутствующим ему. Был в темнице, был среди мучений: неудивительно, что муж апостольский перенес те самые страдания, в которых подвиг ставил себе в похвалу апостол (2 Коринф. гл. 11). Во всем этом он последовал ему, говорившему о себе, что он находит удовольствие в своих страданиях (12, 10). Оттуда он был изгнан, а в наших странах он нашел себе убежище. В самом деле, здесь он снова восстановлен был в своем достоинстве и обрел покой общения при нашем престоле, при котором находят себе защиту все исповедники кафолической веры. Подвергшись гонению, этот исповедник не чувствовал изнеможения среди скорбей своих. Посему ни один христианин не должен унывать при изгнании, какому он временно подвергается, потому что он не есть изгнанник пред Богом. Станем лучше остерегаться, чтобы не быть изгнанниками из земли живых, то есть из той страны, которую желаем иметь себе нашим отечеством. Оно только есть наше, оно постоянно, оно вечно. То не наше жилище, по которому нам надобно только пройти; наше только то, поистине самое твердое, что обещает нам наше упование. На это указывают нам слова апостола: ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Коринф. 2, 9). Чтобы не подумали, что этот суд имеет силу только в отношении к тбму, кто уже сам на себя призвал суд Божий, мы властию нашего престола определили: епископа, или клирика, и всякого христианина, состоявшего в чине церковном, из числа тех, которые были удалены от своего места и от общения с Церковью Несторием или подобными ему, с того времени, как они начали проповедовать свое нечестивое учение, не считать удаленными или лишенными общения; но все они были и до настоящего времени пребывают в общении с нами: потому что, никого ни низвергнуть, ни удалить не мог тот, кто, проповедуй такое учение, не пребыл тверд в учении истины. Так настоящее мое слово всех соединяет в общение между собою, дабы вы, более и более укрепляясь и приемля ободрение в Господе, не смущались более, а усерднее действовали бы к уврачеванию немощей в других. Вам теперь мы поручаем там ваших больных, когда врач сам в болезни. Но и ему мы желаем помо́чь, если есть еще возможность. Как мы послали надлежащие ответы к святому брату и соепископу нашему Кириллу, так и к вам мы отправили с его диаконом, возлюбленным Посидонием, это послание, и также письма от того же моего брата к нему, о ком у нас это слово. Мы видели, что в столь важном деле требуется личное наше присутствие, но, удерживаемые большим расстоянием, какое нам представляют море и суша, мы передали тому же святому брату нашему Кириллу полномочие быть нашим местоблюстителем, дабы та болезнь не усиливалась отлагательством врачевания ея. Только вы имейте пред очами слова апостола: да будете утверждени в том же разумении и в той же мысли (1 Коринф. 1, 10) да, претерпевше до конца, как читаем в евангелии, спасени будем (Матф. 10, 22). А чтобы вам знать, с каким определением мы отправили наше послание к Несторию, мы велели приписать здесь, в конце сего послания, наше постановление, и вы можете видеть, в какой форме дано оно против него. Бог да сохранит вас, возлюбленнейшие братия.

(Вышеуказанное) определение таково:

«Итак верно знай, что наш суд таков: если ты о Христе Боге нашем не будешь учить так, как мыслит о Нем Церковь римская, александрийская и вся вселенская, с которыми до тебя, почтенный, одинаково мыслила святейшая константинопольская Церковь согласно с изложением веры никейским собором, и если ты своей новизны, противной чувству веры, не отречешься, доказав свое оставление ее письменным изложением благочестивой и святой веры, в продолжение десяти дней, считая это время со дня, в который делается тебе известною эта грамота: то знай, что ты оставляешься вне общения со всею кафолической Церковью и твоя священническая власть во всех отношениях оставляется без всякого действия».

XVI. Послание Келестина к Иоанну, епископу антиохийскому.

Возлюбленному брату Иоанну Келестин.

Желаем, чтобы, как один есть Бог, так и у всех людей, где только они есть, была постоянно одна правая вера. Невелика еще скорбь, что некоторые, отделившись от стада Господня, и укрываясь в местах потаенных и темных, легкомысленными речами преклоняют иных к единомыслию с собой в скрытном их заблуждении; но когда в святой Церкви Божией вознесенный над другими именем иерея уклоняет народ Христов от пути истины в дебри лживого учения, и это делает в главном из городов империи, в который, как местопребывание императора, со всех краев мира стекаются толпы народа: тогда, очевидно, должна удвоиться наша печаль, должна увеличиться наша забота, чтобы не усилилась хищность волка. Враг не столько страшен, когда он осаждает совне, сколько тогда, когда свирепствует внутри стен; и волк меньше тревожит, когда он рыщет вокруг стад, чем в то время, когда он занимает место пастуха внутри самого стада. Настоящая брань страшнее всякой внутренней брани, когда стрелы нечестивого вероучения сыплются внутри Церкви или, что тоже, внутри самого дома Божия. Оттого сильно трепещет наша душа, когда этот учитель, который, как видишь, держит в своей власти константинопольскую Церковь, разливает среди святого сонма Христова учение превратное, которым отнимается честь и благоговение, подобающие родившемуся от святой Девы, и которое противоречит надежде нашего спасения. Что об этом передали нам верные, постигнутые сею скорбию, то самое нами дознано из книг, присланных им. Самым ясным доказательством того были его послания, к нам присланные, скрепленные подписом его властной руки, так что уже нельзя больше сомневаться в том. А как дальнейшая невнимательность к столь великой вине была бы опасна, потому что оставлять без внимания такое дело есть почти столько же непростительная вина, сколь велик грех проповедовать такое нечестивое учение: то мы отлучаем епископа Нестория и всякого последователя ему, который говорит одно с ним, от общения с нами дотоле, пока он не осудит выдуманного им ложного учения, прислав к нам письменное исповедание, и пока не исповедует, что он содержит веру о родившемся от Девы, или, что тоже, о спасении рода человеческого, ту, самую, какую по апостольскому учению содержит, чтит и исповедует Церковь римская, александрийская и вообще вселенская. Если же кто или Несторием, или кем-либо из его последователей, с того времени как начали они разглашать свое учение, был удален от общения, лишен был иерейской чести или другого сана в клире, тот всегда был и теперь пребывает в общении с нами. Не считаем его правильно отлученным, потому что не мог никого отлучить суд такого человека, который сам себя сделал достойным отлучения. Об этом мы теперь написали к твоему священству, досточтимейший брат, с тем, чтобы ты возмогал в Господе, и, облекшись в броню кафолического исповедания, в это оружие Христово, к которому привыкла твоя грудь, ты защитил от злого и постыдного учения стадо Господа нашего Иисуса Христа, который для спасения нашего родился и страдал, который, разверзши врата ада и победив смерть, воскрес в третий день для нашего оправдания. Как я писал к священнейшему брату и соепископу нашему Кириллу, ревностному защитнику кафолической Церкви и веры, так извещаю и твое священство, что нами, или, лучше, самим Господом Христом и Богом нашим произнесен суд, чтобы Несторий в течении десяти дней, считая их со дня, в который он получит об этом извещение, письменным исповеданием осудил свое нечестивое учение о рождении Христовом, и объявил себя исповедником той веры, какую содержит Церковь римская, александрийская и вся вселенская. Если же не сделает сего, то пусть знает, что он, отлученный от собора епископов, погибает от собственной своей вины. А для того, чтобы это наше постановление с надлежащей точностию было исполнено, мы заблагорассудили поручить нашему сыну Посидонию, диакону александрийской Церкви, верное доставление нашего послания любви твоей. Бог да хранит тебя, досточтимейший брат!

Точно такое же послание было писано к Ювеналию иерусалимскому, Руфу Фессалоникийскому и Флавиану филиппийскому, восточным епископам.

XVII. Послание Кирилла епископа александрийского к Иоанну антиохийскому.

Господину моему, возлюбленному брату и сослужителю Иоанну Кирилл о Господе желает всякого блага.

Твоему благочестию, вероятно, вполне, по многим случаям, известно нынешнее состояние святой константинопольской Церкви, то, что она теперь в крайнем смятении, и что многие из людей, известных благочестивою и доброю жизнию, удаляются от собраний для общественного богослужения, усмотрев, что в веру их вносится очень важное изменение поучениями, какие говорит в этой церкви высокочтимый епископ Несторий. В письмах моих к нему, я ему советовал удержаться от столь неправых и нечестивых толкований, а следовать, вере отцов; но он подумал, что я писал это по неприязни к нему. Он не только не захотел обратить внимание на то, что я это писал из любви к нему, но подумал, что столь странные свои мнения и слова может внушить еще и римлянам. Изложив свое странное учение в пространном послании, он отправил его к господину моему, благочестивейшему епископу римской Церкви, Келестину. В своих письмах, опровергая тех, которые думают несогласно с ним, он поместил и такие слова: «они без трепета святую Деву называют Богородицею». Он также прислал к нему тетради с своими истолкованиями. Все благочестивейшие епископы, какие есть в великом городе Риме, в многократных своих собраниях, прочитав их, осудили его; указав ясно, что он вымыслил самую нечестивую ересь, какой еще не выдумывал ни один из прежних еретиков.

Когда Несторий писал об этом туда, я с своей стороны должен был дать известие о всем, что было между нами, послать копий с моих писем к нему, и для того немедленно отправлен был клирик александрийской Церкви, возлюбленный диакон Посидоний. Там, в собрании епископов прочтены были послания, особливо те, которые не давали повода к какому-нибудь несправедливому толкованию, каковы подписанные им самим. Святой римский собор дал о них прямой суд, о чем он уже писал и к твоему благочестию. Его постановлению обязаны повиноваться все, которые находятся в общении с западными церквами. Копии с него посланы к боголюбивейшему Руфу, епископу фессалоникийскому, и к другим благочестивым епископам македонским, которые всегда согласны с его суждениями. О том же самом они писали и к Ювеналию, благочестивейшему епископу элиейскому^[152]. Теперь от твоего благочестия зависит усмотреть, как тебе лучше делать. Мы же будем согласоваться с суждениями его (римского епископа), боясь отделиться от общения с теми, которые пришли в негодование не из чего-нибудь не относящегося к ним, встревожились и дали свой суд не по какому-нибудь маловажному делу, но для защиты самой веры, церквей, которые все теперь в тревоге, и благоустройства народов. Скажи наше благожелание братиям, которые при тебе; тебя приветствуют братия, которые со мною.

XVIII. Послание Кирилла епископа александрийского к Акакию епископу веррийскому о Несторие.

Господину моему, возлюбленному брату и сослужителю Акакию Кирилл в Господе желает всякого блага.

Находящиеся в великой печали, те, которых сердце томится под тяжестию забот, не мало находят утешения, когда пересказывают другим, согласным с ними по своим чувствованиям, о том, что их печалит. В таком же положении и я теперь. Поэтому я почел нужным написать к твоей святыне о причинах, которыми я справедливо, как сознаю. огорчен, и от которых до сего времени я в огорчении. Высокочтимейший епископ Несторий не удовольствовался сказать в церкви нечто такое, что произвело смущение в Церкви и что разрушало веру во Христа, Спасителя всех нас, но и позволил епископу Дорофею, во время собрания церкви для общественного богослужения, всенародно, с дерзостию сказать: «кто говорит, что Мария есть Богородица, тот анафема». После сего что нам делать в православной Церкви, когда на нас вместе с святыми отцами произносят анафему? Из писаний отцов я вижу, что приснопамятный епископ Афанасий часто называет ее Богородицею, также блаженный отец наш Феофил и многие другие из святых епископов, жившие в разное время, Василий, Григорий, Аттик. Никто из учителей, разумеется, православных не боялся называть ее Богородицею, считая это истинным так же, как истинно, что Еммануил есть Бог. Анафема произнесена на святых отцов, которые теперь пребывают с Богом, и на всех, которые, следуя правым догматам истины, исповедуют, что Христос есть Бог! Гибельное действие их учения не ограничилось сим, но оно возмутило умы в народе. Прискорбно слышать, что одни дошли до такого неверия и безрассудства, что Христа не исповедуют Богом, а другие хотя и не перестают исповедовать Его Богом, но не имеют здравых о нем понятий, говоря, что Он наречен сим именем по благоволению и благодати Божией так же, как и мы. Как не плакать, как не жалеть об этом? И какая была необходимость предлагать всем эти вопросы, которые неразрешимы и составляют тайну для ума? Не больше ли пользы принесли бы мы людям изъяснением нравственного учения, когда мы еще неспособны с надлежащею верностию истолковать догматическое учение? Когда монахи, живущие в Египте и Александрии, встревожены были его сочинениями или его толкованиями и мы изложили для них правое учение веры, то против меня открылась вражда, и он сделался мне врагом: выставил против меня каких-то скитальцев и людей, замеченных в предосудительных поступках, и заставляет их клеветать против меня в народе. Может быть, мы и заслуживаем это: если бы у нас была ревность по Боге и если бы мы подражали отцам в любви к Богу, то мы данно бы уже, водимые чувством благочестия, произнесли суд на тех, которые дерзко говорят против Христа, и предают проклятию как нас живых, так и святых отцов, отшедших уже к Богу. Этот суд послужил бы, как надобно надеяться, к уврачеванию и тех из людей, в которых поколебалась правота веры. Скажи наше благожелание братиям, которые с тобою; приветствуют тебя о Господе все, находящиеся со мною.

XIX. Послание Акакия, епископа веррийского, к Кириллу.

Господину моему, преосвященнейшему и боголюбивейшему епископу Кириллу Акакий желает о Господе всякого блага.

Я читал писание, которое от твоего благочестия недавно доставлено мне смиренному, его содержание – слезы и скорбь по случаю смятений в константинопольской Церкви; но в нем также сила и теплота христианской веры. В нем содержатся и сии слова: «еще в самом начале не было надобности предлагать это учение». В самом деле, какую принес пользу (Церкви) Аполлинарий лаодикийский, который думал быть великим борцем впереди других, в защиту правой веры, крепким воителем против врагов ее? Надеясь на свою мудрость и желая проложить какие-то пути к чистой и простой вере Христовой по местам непроходимым, не заставил ли он кафолическую Церковь поставить его самого в числе отступников? Не видна ли крепкая рассудительность, полное благоразумие в словах, которые сказаны одним из прежних епископов, желавшим остановить людей умных от исследования того, что выше сил человека? Его слова таковы: «тайну, как Отец родил Единородного, надобно чтить благоговейным молчанием о ней». И продолжая свою беседу, он присоединил слова: «исследование этого недоступно всем силам небесным, а не только человекам и уму человеческому»^[153]. Не здесь ли нужно и не сюда ли прямо относится предостережение священного Писания, которое учит: вышших себе не ищи, и креплших себе не испытуй: яже ти повеленна, сия разумевай, нест бо ти потреба тайных (Иис. Сирах. 3, 21. 22). Старающиеся же оправдывать тех, которые берутся рассуждать и говорить о неизъяснимом в вере, подвергаются тому же, что испытал на себе блаженный епископ Павлин: он не хотел употреблять прямое и определенное выражение: три ипостаси, тогда как он верно и истинно мыслил о них одинаково с другими. Он в этом следовал боголюбивым западным епископам, которых римский язык, по своей скудости сравнительно с нашим греческим языком, не мог с соответствующим истине значением употреблять слова: три ипостаси.

На всех нас, которые можем быть соучастниками в скорбях и страданиях Церкви Божией, лежит важная обязанность не давать вновь являться таким словам, которыми бы давался каким-либо досужим людям повод вносить в Церковь Божию разделения и расколы. Посему, в настоящее время, когда возникло такое учение, которое может опечалить и смутить многих из благочестивых и христолюбивых людей, на твоем полном и дознанном благоразумии лежит долг успокоить это волнение. И это требуется потому особенно, что многие из приходящих из Константинополя в Антиохию и к нам, как из клириков, так и мирян, открыто защищают его учение, не считая смысл его противным апостольской вере и учению о Единосущем Отцу, изложенному по внушению Духа Божия святыми отцами, составившими собор в Никеи, и преданному вселенской Церкви. Поэтому по внушению своего благоразумия, сострадания, и по власти своего священства, благоволи принять на себя дело учителя, как требует теперь обстоятельство, чтобы ослабить это учение в тех, которые его услышали и им отторгнуты от веры: так чтобы твое святительство придумало и совершило все то, что можно сделать в настоящее время, когда обуревается вселенская Церковь, когда волнение больше и больше увеличивается. Теперь, когда волнуется это мысленное море, скажи ему слова Господа и грозно скажи ему: умолкни, утихни!

Письмо твоего благочестия я доставлял для прочтения священнейшему Иоанну, епископу антиохийскому: он слушал его с великим вниманием и сочувствием: у него, еще недавно вступившего на епископию, те же самые желания, какие и у нас, пришедших в старческие лета. Он, по благодати Божией, деятелен в совершении подвигов, составляющих непременные обязанности епископского звания, так что все восточные епископы многого от него надеются и им хвалятся. Он просит твое благочестие, – что и передаю я теперь, – чтобы твое святительство, употребив все свое благоразумие, действовало против этого неожиданно явившегося нетерпимого учения, дабы в твоем слове и в твоем деле, при настоящем случае, осуществилось слово апостола: аще и лишше что похвалюся о власти нашей, юже даде нам Господь в создание, а не на разорение, не постыжуся (2 Коринф. 10, 8).

Доставившего тебе наше письмо, достойного любви и верного христианина, у которого и предки были христиане, благоволи принять с свойственною тебе благоприветливостью; и если он о чем будет просить тебя, не оставь руководить его своею прозорливостию. Приветствуем, я и те, которые со мной, всех находящихся с тобой братий.

XX. Послание Кирилла к Ювеналию, епископу иерусалимскому.

Господину моему, возлюбленнейшему брату и сослужителю Ювеналию Кирилл о Господе желает всякого блага.

Желал бы я, чтобы высокочтимый епископ Несторий следовал истинной вере, идя по стезям мужей благочестивых! И кто из здравомыслящих не пожелает, чтобы те, кому выпадает жребий быть вождями стад Спасителевых, были вполне известны по правоте веры? А как настоящие у нас дела открылись не такими, каких надеялись, когда в том, в ком мы ожидали истинного пастыря, нашли гонителя правой веры: то нам надобно теперь вспомнить слова Христа, Спасителя всех нас: не приидох воврещи мир на землю, но мечь: приидох бо разлучити человека на отца своего (Матф. 10, 34. 35). Если для нас брань против родителей не предосудительна и безукоризненна, когда знаем, что подвизаемся для славы Христовой: то как нам не считать своею непременною обязанностью, – в то время, как оплакиваем потерю брата, – препоясаться мечем ревности по Боге и сказать всем, живущим на земле, сии слова: аще кто есть Господен, да идет ко мне (Исх. 32, 26)! В том, в другом из моих писем я убеждал его следовать не своим мнениям, а правой и апостольской вере, преданной святым церквам, надеясь отклонить его от неправоты, какая в его сочинениях; но предлагаемое мной врачество нисколько не помогло, совет не исполнен. Он не только не захотел последовать учению истины, но и прислал ко мне послание за своим подписом, в котором делает мне упрек за то, что я будто бы огорчил его, и при этом он прямо высказал, что святую Деву нельзя называть Богородицею. А это не значит ли прямо сказать, что Еммануил, в котором основание нашего упования на спасение, не есть истинно Бог.

Предположив, что может склонить к себе и римскую Церковь, он писал к господину моему, благочестивейшему и боголюбивейшему брату и сослужителю Келестину, епископу римской Церкви, и изложил в посланиях свое извращенное учение. Он также прислал туда много истолковательных сочинений, из которых обнаружилось, что он мыслит неправо. И он решительно был осужден, как еретик. Благочестивейший и боголюбивейший епископ римской Церкви, Келестин, писал о нем то, что верно узнал о нем, и ко мне прислал эти письма. Я почел нужным переслать их к тебе и ими возбудить в твоем благочестии ревность к святому делу, которая в тебе сильна всегда своею внутренней силой, для того, чтобы нам, при единодушии и ревностном усердии, препоясав себя поясом любви ко Христу, спасти людей, повергшихся опасности, и поддержать Церковь в ее свете. Без сомнения все мы, в единомыслии между собою, определив для себя план, будем писать к нему и к народу. Если мы будем иметь успех и возвратим его от настоящего образа его мыслей к истине, то мы приобрели брата (Матф. 18, 15), и спасли пастыря. А если наше намерение останется безуспешным, то он сам будет виновником своей судьбы, и сам от себя вкусит плодов дел своих. Нам также непременно надобно писать к христолюбивому и благочестивейшему императору и ко всем государственным сановникам, и советовать им, чтобы они человека не ставили выше благочестивой веры во Христа, но утвердили бы в ней вселенную и избавили бы стадо его от злого пастыря, в том случае, когда он не примет от всех нас вразумлений. Скажи наше благожелание братиям, находящимся при тебе. Тебя приветствуют о Господе те, которые со мною.

XXI. Послание, писанное Иоанном, епископом антиохийским, к Несторию.

Владыке моему, боголюбивейшему и преподобнейшему епископу Несторию Иоанн о Господе желает всякого блага.

I. Мои желания в отношении твоего благочестия со всею правдивостию я открыл твоему вниманию чрез господина моего, сиятельнейшего комита, Иринея. Предполагая, что я под защитой искренности, не возбуждаю уже в тебе никакого против себя подозрения, предлагаю твоему благоразумию мой прямой совет. В том, что буду советовать, можно тебе видеть и ручательство за нашу искренность в отношении тебя, и немалую в нас заботливость руководиться любовию по Боге: руководствующиеся ею исполняют закон Божий: а те, которые оставляют се и поступают коварно против своих сочленов, более вредят себе самим, нежели тем, против кого действуют. Считая эти слова лучшим началом для нашей беседы, прошу тебя: прими меня за доброго советника, не отвергай полезного в том, что буду говорить тебе, того, что будет говорено по чувству любви к Богу.

II. Нам надобно было вместе рассмотреть некоторые дела, полезные по своему направлению; но как наши ошибки произвели великое смущение в церквах, то я принужденным нашелся дать знать твоему благочестию о том, что недавно было писано к нам из Рима и Александрии. Все александрийские клирики прислали ко мне несколько посланий, в которых они пишут о твоем благочестии: одно послание от святейшего епископа Келестина, другие от боголюбивейшего епископа Кирилла. Пересылая к тебе списки с них, прошу прочитать их с таким расположением души, чтобы в уме твоем не возникало той тревоги, от которой часто происходят споры и вредные разногласия. Не сочти этого дела маловажным: ибо диавол, возбуждая гордость, часто и ничтожные дела так направляет и доводит до такой крайности, что их уже нельзя бывает исправить. Поэтому, с вниманием прочитай эти письма. К рассмотрению предлежащего дела допусти кого-либо из единодушных с тобой людей; предоставь им право говорить то, что полезно, а не то, что приятно. Если они все, усердно приступив вместе к рассмотрению этого дела, свободны будут от всякого страха, то они легко вместе обсудят его, и что кажется теперь мрачным, явится светлым.

III. Господин мой, боголюбивейший Келестин епископ, как видно из его письма, назначил очень малый срок, определив для ответа десять дней; но это дело можно сделать и в один только день, даже в несколько часов. Потому что в учении о спасении нас Христом, царем всего мира, всего лучше употреблять слово, соответствующее Ему, употребляемое многими отцами, соответствующее истине спасительного рождения Его от Девы. Твое благочестие не должно отвергать этого, как такого, в чем нет опасности. Не должно также думать, что не прилично говорить против себя самого. Ибо если твой ум мыслит так же, как отцы и учители Церкви (а это мы знаем о тебе, владыка, чрез многих общих нам друзей), то для чего же тяготиться открыто сказать благочестивую мысль словом, соответствующим этой мысли, и притом в такое время, когда началось такое беспокойство от твоих толкований веры? Без сомнения, тебе известно, боголюбивейший, что везде, и в далеких от нас и близких к нам местах все пришло в движение, везде слышен говор об одном и том же: какая-то сильная буря вдруг застигла церкви: везде верующие со дня на день отделяются одни от других вследствие этого толка. Что это точно так, видно из настоящих дел: Запад, Египет, и даже Македония решительно отделились от единения, какое благодать Божия даровала церквам, многим потом и трудами святых и славных епископов, а особливо вполне святого, общего нам отца, великого Акакия. И кто станет охуждать тебя, когда ты станешь говорить, что думаешь? Напротив, не одобрит ли всякой, когда то имя, смысл которого твое благочестие, как мы знаем, понимает, примешь для того, чтобы тем сохранить благосостояние и мир во вселенской Церкви? Считаю благовременным указать тебе на один прекрасный пример, который бы ты, как я желаю, помнил. Немного прошло времени после того, как это было у нас, так что это не могло быть забыто. Ты, без сомнения, помнишь блаженного Павла епископа: он в одном из своих толкований сказал какие-то слова, которые не были одобрены, прежде тобой (в то время ты действовал свободнее и смелее других), а после и всеми, кто слышал. Заметив вред и тревогу, какая последовала за первым неудовольствием, и поняв, что эта тревога может произвести не только разделение, но и противоборство между людьми, потому что они обыкновенно начинают делиться на толки, начинают бо́льше и бо́льше друг другу противодействовать, как скоро улучают повод к тому, хотя искра соблазна, по-видимому, незначительна (как и у нас в настоящее время делается), – этот великодушный епископ, по прошествии немногих дней, явился к народу и, краснея от стыдливости, исправил прежние слова свои, ко благу Церкви. Показав свое исправление, он тотчас загладил порицание, какому подвергали его; он не считал исправления чем-то унизительным для себя. Все знали, что слова, прежде им произнесенные, были слова гнилые, но тотчас примирились с ним, как скоро увидели в нем перемену.

IV. Убеждаю твое благочестие не к такой перемене одного слова на другое, которое принесло бы тебе бесчестие, не к юношеской изменчивости в своих мыслях, как иной почел бы это. Но так как тобой часто и многим говорено было, как я знаю, что ты не самый смысл благочестивого верования устраняешь, а не одобряешь только выражение его: то если бы кто из знаменитых учителей Церкви предложил тебе употребить и это слово, т. е. святую Деву назвать Богородицею, то ты, без сомнения, не отказался бы от этого. Убеждая тебя, я вызываю тебя сказать то самое, в чем ты, как мне известно, не ошибаешься по образу мыслей; ты только употребишь слово и имя, которое составлено многими отцами, употребляемо было ими и в книгах и устно, не откажешься от такого слова, которое обнаруживает только благочестивую мысль ума. От этого имени не отказывался ни один из церковных учителей. Тех, которые употребляли его, было много, и притом знаменитых; а не употреблявшие не осуждали употреблявших. В самом деле, мы, по излишней снисходительности к ложным мнениям еретиков, несправедливо оставляем без уважения совесть своих братий, и без всякой нужды смущаем ее, отвергая слово, которого смысл признаем правильным и верным. А если мы не будем принимать его с тем значением, какое в нем заключается, то мы неизбежно впадем во множество заблуждений, – а что всего опаснее, лишим себя спасения, доставляемого неизреченным строительством единородного Сына Божия. Ибо как скоро отвергнется это слово, а следовательно и тот смысл, какой в нем заключается, то от туда будет следовать мысль, что Тот, кто для нашего спасения неизреченно являлся на земле, не был Бог, что Бог Слово, истощившый себя до принятия образа раба (Филипп. 2, 7), не показал нам неизреченного человеколюбия; тогда как священное Писание более всего утверждает Божие человеколюбие к нам, когда говорить, что единородный Сын Бога, вечный и всегда с Ним пребывающий, бесстрастно родился от Девы, о чем так говорит божественный апостол: посла Бог Сына своего, раждаемого от жены (Галат. 4, 4). Он ясно указывает, что Единородный неизреченно родился от Девы, как я говорил прежде. Если ради этого рождения отцы называли Деву Богородицею, как и мы ныне называем ее сим именем: то не знаю, для чего нам (извини меня за эти слова) еще приниматься за совершенно ненужное исследование этого догмата, к смущению, как видишь, себя самих и церковного мира? Для нас, нет никакой опасности говорить и мыслить согласно с знаменитыми учителями Церкви Божией. Считаю излишним перечислять здесь имена их; ты знаешь их не меньше, чем и каждый из нас, потому что и ты сам и мы все считаем для себя за честь быть их учениками.

Прошу, прими от нас этот совет; сделай то, к чему тебя убеждаем; не давай повода новому мнению внести в Церковь несогласие и разделение, рассуди: если прежде этих писем, какие присланы, много недоброжелательных к нам было, то теперь сколько будет таких, которые, получив смелость по случаю этих писем, открыто будут говорить против нас? Я писал к тебе это послание в присутствии многих благочестивейших епископов, благорасположенных к твоему благочестию, которые по случаю были у меня в то время, как доставлены ко мне те неприятные письма. Я думал, что этим я исполню и обязанность друга, согласно моему обещанию, и братским советом дам помощь правильно судить твоему уму, утомленному настоящими обстоятельствами. Прошу боголюбивую твою душу принять без спора этот совет, какой предлагаю с чувством благоговения к Богу и любви к тебе для утверждения мира Церкви. Предлагаю его не я один, но и все епископы, которые, как я говорил, были при мне, – господин мой боголюбивейший епископ Архелай, и с ним находящиеся Апрингий, Феодорит, Илиад, Мелетий и Макарий, который, по благодати Божией, недавно сделался настоятелем лаодикийской церкви Божией. Все они, твердо держась учения Церкви, и согретые, как и я, любовию к тебе, просят тебя, владыко, чтобы ты показал покорность, вникнув в содержание тех писем, которых сила грознее бури: она не возмутит, не встревожит, если будем уступчивы, но низринет, если станем противиться ей. Считая дело твое своим собственным, этот совет мы хотели предложить тебе: благодушно прими его, и не смотря на то, если кто-нибудь из недоброжелательствующих нам станет внушать тебе пренебречь этим делом, ко вреду и себе и всей Церкви. Благоволи, прошу тебя, в ответ на это письмо сказать, как ты думаешь о том, или лучше, напиши не то, что думаешь ты, а то, что служит ко благу.

XXII. Послание Кирилла, епископа александрийского, к Несторию об отлучении.

Кирилл и собор, собравшийся в Александрии из египетского округа, Несторию, благоговейнейшему и боголюбезнейшему сослужителю, желают о Господе всякого блага.

I. После того, как Спаситель наш ясно говорит: иже любит отца, или матерь паче Мене, несть Мене достоин: и иже любит сына, или дщерь паче Мене, несть Мене достоит (Матф. 10, 37), что должны будем потерпеть мы, от которых твое благоговейнство требует любви к тебе бо́льшей, чем ко Христу, Спасителю всех нас? Кто будет в силах помочь нам в день суда? Или какое найдем мы себе оправдание в столь долгом молчании при твоих на Христа злохулениях? Если бы ты, имея такие мысли и учение, вредил только самому себе, то нам меньше было бы заботы. Но как ты соблазнил Церковь и распространил в народе закваску необычайной и чуждой ереси, и книги твоих толкований разнесены не только там^[154], но и повсюду: то какая еще причина достаточна будет к нашему молчанию? Или как невольно не вспомнишь Христовых слов: не мните, яко приидох воврещи мир на землю, но мечь. Приидох бо разлучити человека на отца своего, и дщерь на матерь свою (Матф. 10, 34. 35). Ибо когда искажают веру, тогда погибает уважение к родителям, как бы устарелое и неосновательное, прекращается и закон любви к детям и братиям, и, наконец, смерть для благочестивых становится приятнее жизни, да, по Писанию, лучшее воскресение улучат (Евр. 11, 35).

II. Итак, вот вместе с святым собором, собравшимся в великом Риме, под председательством святейшего и благочестивейшего брата и сослужителя нашего епископа Келестина, мы с третьим уже посланием обращаемся к тебе и единодушно советуем отстать от того ложного и превратного учения, которое ты выдумываешь и рассееваешь, а вместо его избрать правую веру, в начале преданную церквам святыми апостолами и евангелистами, которые были самовидцами и служителями Слова (Лук. 1, 2). Если твое благоговеинство не сделает этого к сроку, назначенному в послании помянутого святейшего и благочестивейшего брата и сослужителя нашего, епископа Церкви римской, Келестина: то знай, что ты не имеешь никакого общения с нами, ни места или счета между священниками Божиими и епископами. Ибо не возможно же нам оставаться небрежными, когда церкви так возмущены, народ соблазнен, правая вера попирается и ты разгоняешь стадо, ты, который должен бы хранить его, если бы, подобно нам, крепко любил правую веру, строго следуя благочестию святых отцов. А со всеми мирянами и клириками, коих твое благоговеинство отлучило или низложило за веру, мы все находимся в общении, – ибо несправедливо подвергаться твоим тяжким приговорам – тем, которые умеют мудрствовать православно, потому что они стали противоречить тебе с доброю целию. Это самое ты объявил в послании, писанном тобою к святейшему епископу великого Рима и нашему соепископу Келестину. Впрочем, недостаточно будет того, чтобы твое благоговеинство только исповедало с нами символ веры, изложенный некогда, во Святом Духе, святым и великим собором, который был собран, по обстоятельствам, в Никее; ибо ты понял и объяснил его неправильно, и даже превратно, хотя на словах исповедуешь так, как он изложен; – а следует, чтобы ты письменно и с клятвою исповедал, что ты проклинаешь злочестивое и гнусное свое учение, и будешь мудрствовать и учить так, как и все мы, западные и восточные епископы, учители и вожди народов. Что же касается посланий, писанных к твоему благоговеинству александрийскою церковию, как составленных правильно и неукоризненно, то с ними согласен святой собор римский и мы все. К настоящему посланию нашему мы приложили то, что до́лжно содержать и чему учиться, и то, от чего надлежит удаляться. Вот вера кафолической и апостольской Церкви, в которой согласны все православные епископы, западные и восточные.

III. Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; – и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца, то есть, из сущности Отца, Бог от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, Отцу единосущного, чрез которого все произошло как на небе, так и на земле, ради нас человеков и ради нашего спасения низшедшего, воплотившегося и вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, возшедшего на небеса и грядущего судить живых и мертвых; – и в Духа Святого. Говорящих же, что было время, когда не было Сына, что Он не существовал до рождения, и произошел из несущего, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие от иного существа или сущности, и что Он подлежит превращению или изменяем, таковых кафолическая и апостольская Церковь предает анафеме. Следуя во всем исповеданию святых отцов, которое постановлено под руководством говорившего в них Духа Святого строго разбирая цель заключающихся в нем мыслей и шествуя как бы царским путем, мы говорим: само единородное Слово Божие, рожденное из самой сущности Отца, истинный Бог от истинного Бога, Света от Света, которым получило бытие все, что есть на небе и на земле, ради нашего спасения сшедшее (с небес) и уничижившееся, воплотилось и вочеловечилось, то есть, приняв плоть от святой Девы и усвоив Себе от самого зачатия, претерпело наше рождение и произошло от жены человеком, не теряя того, чем было, но и по восприятии плоти и крови пребывая тем же, чем было, то есть, Богом по естеству и по истине. Но мы не говорим ни того, будто плоть превратилась в естество Божества, ни того, будто неизреченное естество Бога Слова изменилось в естество плоти. Ибо оно не подлежит превращению и изменению, но, по Писаниям, всегда пребывает совершенно тоже (Евр. 13, 8). Став же видимо и быв еще младенцем в пеленах, Оно, как Бог, и в недрах родившей Девы наполняло всю тварь и восседало с Родившим Его. Ибо Божество не имеет ни количества, ни величины и не терпит никакого ограничения.

IV. Исповедуя, что Слово соединилось с плотию ипостасно (καθ᾿ ὐπόςτασίν), мы покланяемся единому Сыну и Господу Иисусу Христу и в этом случае мы не разлагаем по частям и не разлучаем человека и Бога, особенно когда они соединены между собою не единством достоинства и произволения (ибо это пустословие, а не что другое); не называем Христом отдельно Слово, сущее от Бога, и также Христом отдельно другого, сущего от жены, но признаем одного только Христа – Слово, сущее от Бога Отца, с собственною Его плотию. Ибо тогда Оно по человечеству помазано (св.Духом), хотя достойным получить Само дает Духа, и дает не в меру, как говорит блаженный евангелист Иоанн (3, 34). Не говорим мы и того, что Слово, сущее от Бога, обитало в рожденном от святой Девы, как в обыкновенном человеке, да не представляют Христа человеком Богоносным. Ибо хотя Слово и с нами обитало (Иоан. 1, 14), но сказано, что во Христе обитало телесно и вся полнота Божества (Колос. 2, 9). А мы содержим в мысли и определяем, что Слово, став плотию, обитало во Христе, отнюдь не так же, как, говорится, обитало Оно во святых; но, став едино с человеческим естеством в ипостасном бытии, и не превратившись в плоть, Слово устроило такое обитание, какое, можно сказать, имеет душа человека с собственным своим телом.

V. Итак един Христос и Сын и Господь, впрочем не так, будто человек имеет союз с Богом только по единению с Богом в достоинстве или в воле. Ибо равное достоинство еще не объединяет естеств. Например, Петр и Иоанн друг другу равны достоинством, как апостолы и святые ученики, но оба не суть одно. Не понимаем мы образ союза ни как приложение, ибо этого не достаточно для единения естеств, ни как согласие свойств, подобно как мы, прилепляясь к Господу, по Писанию, бываем един дух с Ним (1Кор. 6, 17). Мы даже избегаем имени союз (συναφείας), как не могущего достаточно выразить единение (ένωσιν). Слово, сущее от Бога Отца, мы не называем Богом или Владыкою Христа, чтобы опять единого Христа, Сына и Господа, видимо не рассечь на двое, и, делая Его Богом и Владыкою Самого Себя, не подпасть вине злохуления. Ибо Слово Божие, как мы уже прежде говорили, став едино с плотию ипостасно, есть Бог всего и владычествует над всем, а сам для Себя Он ни раб, ни Владыка. Мудрствовать и говорить таким образом глупо и даже нечестиво. Правда, Отца Он называет Богом своим, хотя сам по естеству – Бог и (рождается) из сущности Его: но мы знаем, что, пребывая Богом, Он стал и человеком, подчиненным Богу, по закону, коему подлежит естество человеческое. А сам для Себя как Он может быть Богом или Владыкою? Итак, как человек и низшедший до уничижения по внешнему состоянию, Он говорит, что вместе с нами Он подчинен Богу. Таким же образом Он стал под законом, хотя сам изрек его и, как Бог, сам есть законодатель.

VI. Мы избегаем о Христе таких речей: «ради носящего чту носимого; ради невидимого поклоняюсь видимому». Ужасно прибавить к этому и следующее: «воспринятый Бог действует совокупно с воспринявшим». Кто говорит так, тот опять рассекает Христа на двое, и человека становит отдельною частью и Бога также; ибо открыто отрицает единение, по которому не приемлет кто-либо поклонение, как один в другом, ни Бог совокупно действует (с человеком), но признается един Иисус Христос, Сын единородный, с собственною Его плотию чтимый единым поклонением. Мы исповедуем, что самый Сын, рожденный от Бога Отца, и единородный Бог, хотя бесстрастен по собственному естеству, однако ж за нас пострадал плотию, по Писаниям, и в распятом теле бесстрастно усвоил Себе страдания собственной плоти. По благоволению Божию Он принял смерть за всех (Евр. 2, 9), предав ей собственное тело, хотя по естеству есть Жизнь и сам есть воскресение. Дабы в собственной плоти, как бы в начатке (πρώτη), поправ смерть неизреченною силою, быть перворожденным из мертвых (Кол.1, 18) и начатком из умерших (1Кор. 15, 20), и открыть человеческому естеству путь к достижению нетления, – Он по благоволению Божию, как мы сейчас говорили, вкусил смерть за всех и, расхитив ад, в третий день ожил. Посему, хотя говорится, что воскресение мертвых совершилось человеком (1Кор. 15, 21), но мы под человеком разумеем Слово, рожденное от Бога, и разумеем, что Им разрушена держава смерти. Как единый Сын и Господь, Он придет некогда во славе Отца, дабы, как написано, судить вселенную праведно (Псал. 97, 9). – Нужным считаем присовокупить и следующее:

VII. Возвещая смерть по плоти единородного Сына Божия, то есть, Иисуса Христа, исповедуя Его воскресение из мертвых и вознесение на небеса, мы совершаем в церквах бескровную жертву, приступаем таким образом к таинственным благословениям и освящаемся, причащаясь святой плоти и честной крови Христа, Спасителя всех нас; принимаем не как обыкновенную плоть (да не будет!), не как плоть человека освященного, и сопряженного с Словом единением достоинства, или сделавшегося обиталищем божества, но как кровь по истине животворящую и собственную для самого Слова. Ибо Оно, как Бог и Жизнь по естеству, и став едино с своею плотию, явно сделало ее животворящею. Посему хотя говорит нам: аминь, аминь глаголю вам, аще не снесте плоти Сына человеческого, ни пиете крове Его (Иоан. 6, 53), однако ж мы должны разуметь плоть не человека, одного из подобных нам (ибо как плоть человека будет животворящею по собственному естеству своему?), но плоть по истине принадлежащую собственно Тому, Кто ради нас сделался и действовал как Сын человеческий.

VIII. Что касается до изречений нашего Спасителя, заключающихся в евангелиях, то мы не относим их раздельно ни к двум существам ни к двум лицам. Ибо един и единый только Христос, хотя и признается соединенным в нераздельное единство из двух и притом различных естеств, не есть сугуб; подобно как и человек признается состоящим из души и тела, однако ж не двойным, но единым из той и другого. Рассуждая по надлежащему, мы полагаем, что единым (Христом) сказаны человеческие и вместе божеские изречения. Именно, когда Он говорит о Себе богоприлично: видивый Мене, виде Отца (Иоан. 14,9), и: Аз и Отец едино есма (Иоан. 10, 30), то мы разумеем Его божеское, неизреченное естество, по которому Он и есть едино со Отцом своим, и по тождеству сущности, есть образ и начертание и сияние славы Его (Евр. 1, 3). Когда же, не находя бесчестия в человеческом естестве, говорит иудеям: ныне же ищете Мене убити, человека, иже истину вам глаголах (Иоан. 8, 40), мы опять и из свойств Его человечества неменее признаем Его Богом, равным и подобным Отцу. Ибо если необходимо веровать, что истинный по естеству Бог стал плотию, т. е. человеком, одушевленным разумною душою, то какое кто имеет основание стыдиться таких Его речений, кои были бы и человеку приличны? Если бы Он отказывался от речений, приличных человеку, то кто бы принудил Его стать подобным нам человеком? А когда Он ради нас низвел Себя в добровольное уничижение, то по какой причине Ему отказываться от речений, приличных уничижению? Итак, все заключающиеся в евангелиях изречения должно относить к единому лицу, к единой воплощенной ипостаси Слова. Ибо, по Писанию, един Гоcподь Иисус Христос (1Кор. 8, 6).

IX. Хотя Христос называется посланником и первосвященником исповедания нашего (Евр. 3, 1), как священнодействующий пред Богом и Отцом в исповедании веры, приносимом нами Ему и чрез Него Богу Отцу и даже св. Духу, не смотря на то мы говорим, что Он по естеству есть Сын Божий единородный, и как имя, так и самое совершение священства не приписываем человеку, отдельному от Него. Ибо Он, предав Себя самого в приятное благоухание Богу и Отцу (Ефес. 5, 2), стал посредником между Богом и человеками (1Тим. 2, 5) и ходатаем примирения. Посему и говорил Он: жертвы и приношения не восхотел еси, тело же совершил Ми еси. Всесожжений и о гресе не благоволил еси. Тогда рех: се иду: в главизне книжней написася о Мне, еже сотворити волю твою, Боже (Евр. 10, 5–7. Псал. 39, 7. 8). Он принес собственное свое тело в приятное благоухание за нас, а не за Себя. Ибо, как Бог, выше всякого греха, какую имел Он нужду в приношении или в жертве за Себя? Если и все согрешили и лишены славы Божией (Рим. 3, 23), так как мы стали склонны к заблуждению и естество человеческое изнемогло от греха; но Он не таков, и потому мы побеждены Его славою. Какое, впрочем, сомнение может быть в том, что Он, истинный Агнец, заклан ради нас и за нас? Говорить, что Он принес Себя за самого Себя и за нас, почти тоже, что быть виновным в нечестии. Ибо Он ни в каком отношении не погрешил и не совершил никакого греха. Какую же нужду имел Он в приношении (за Себя), когда нет греха, за который бы справедливость требовала приношения.

X. Когда Он говорит о Духе: Он Мя прославит (Иоан. 16, 14), ты мы, рассуждая по надлежащему, говорим, что единый Христос и Сын приимет от Духа Святого славу не в том смысле, будто нуждается в славе от кого-нибудь иного, потому что Дух Его ни лучше, ни выше Его. Но так как Он употреблял (силу) Духа Святого при совершении великих дел для доказательства своего божества, то в сем смысле и говорит, что Им Он будет прославлен, подобно тому, как если бы кто из нас об имеющейся у него силе или знании в известном деле сказал: они меня прославят. Хотя Дух существует в собственной ипостаси и признается сам по Себе (существующим), так как Дух и не есть Сын; но и не чужд Ему, так как именуется Духом истины (Иоан. 16, 13), а истина есть Христос (Иоан. 14, 6). Посему, когда Дух чрез святых апостолов совершал чудеса, по вознесении Господа нашего Иисуса Христа на небо, Он прославил Его. Ибо люди тогда уверовали, что Он есть Бог по естеству, что Он же снова действует Духом своим: посему и сказал Он: яко от моего приимет, и возветит вам (Иоан. 16, 14). Впрочем этим мы не говорим, будто Дух мудр и силен по заимствованию (εκ μετόχης) (от другого лица): ибо Он всесовершен и не нуждается ни в каком благе. Но как Он есть Дух Силы и Мудрости Отчей, то есть, Сына: то по этому самому Он есть Мудрость и Сила.

XI. И как святая Дева по плоти родила Бога, соединившегося с плотию в (единую) ипостась: поэтому мы и говорим, что она есть Богородица, не в том впрочем смысле, будто естество Слова имеет начало бытия от плоти (ибо в начале бе, и Бог бе Слово, и Слово бе к Богу, Иоан. 1, 1., и само Оно есть творец веков, совечно Отцу и создатель всего), но в том, что Слово, как мы уже прежде говорили, приняв человеческое естество в личное с собою единение, претерпело плотское рождение из Ее ложесн, не потому опять, будто ради собственного естества имело необходимость во временном рождении, в последния времена мира, но для того, чтобы благословить самое начало нашего бытия, чтобы с рождением Его, соединившегося с плотию, от жены, прекратилась наконец клятва над всем человеческим родом, предающая земные наши тела смерти, чтобы с упразднением чрез Него приговора: в болезнех родиши чада (Быт. 3, 16) оправдалось сказанное у пророка: пожерта будет смерть возмогши; и опять: отъят Бог всякую слезу от всякого лица (Исаии 25, 8). Мы говорим, что для этой же цели Он по особому устроению сам благословил брак, и, когда пригласили его вместе со святыми апостолами, отправился в Кану галилейскую. Так думать мы научены святыми апостолами и евангелистами и всем богодухновенным Писанием и истинным исповеданием блаженных отцов. Все это должно принять и твое благоговеинство, и принять без всякого коварства. А что твоему благоговеинству необходимо предать анафеме, то изложено ниже, в прибавлении к нашему посланию.

1) Кто не исповедует Еммануила истинным Богом и посему святую Деву Богородицею, так как она по плоти родила Слово, сущее от Бога, ставшее плотию: да будет анафема.

2) Кто не исповедует, что Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотию ипостасно, и что посему Христос един с своею плотию, то есть, один и тот же есть Бог и вместе человек: анафема.

3) Кто во едином Христе, после соединения (естеств), разделяет лица, соединяя их только союзом достоинства, то есть, в воле или в силе, а не, лучше, союзом, состоящим в единении естеств: анафема.

4) Кто изречения евангельских и апостольских книг, употребленные святыми ли о Христе, или Им самим о Себе, относит раздельно к двум лицам или ипостасям, и одни из них прилагает к человеку, которого представляет отличным от Слова Божия, а другие, как богоприличные, к одному только Слову Бога Отца: анафема.

5) Кто дерзает называть Христа человеком Богоносным, а не, лучше, Богом истинным, как Сына единого (со Отцом) по естеству, так как Слово стало плотию и приблизилось к нам, восприяв нашу плоть и кровь (Евр. 2, 14): анафема.

6) Кто дерзает говорить, что Слово Бога Отца есть Бог или Владыка Христа, а не исповедует, лучше, Его же самого Богом и вместе человеком, так как, по Писаниям (Иоан. 1, 14), Слово стало плотию: анафема.

7) Кто говорит, что Иисус как человек был орудием действий Бога Слова и окружен славою Единородного, как существующий отдельно от Него: анафема.

8) Кто дерзает говорить, что воспринятому (Богом) человеку должно поклоняться вместе с Богом Словом, должно его прославлять вместе с Ним и вместе называть Богом, как одного в другом (ибо так думать заставляет постоянно прибавляемая^[155] частица – συν вместе), а не чтит Еммануила единым поклонением и не воссылает Ему единого славословия, так как Слово стало плотию: анафема.

9) Кто говорит, что единый Господь Иисус Христос прославлен Духом в том смысле, что пользовался чрез Него как бы чуждою силою и от Него получил силу побеждать нечистых духов и совершать в людях божественные знамения, а не почитает собственным Его Духом, чрез которого Он совершал чудеса: анафема.

10) Божественное Писание говорит, что Христос был первосвященником и ходатаем нашего исповедания, что Он принес Себя за нас в приятное благоухание Богу и Отцу. Итак, если кто говорит, что первосвященником и ходатаем нашим был не сам Бог Слово, когда стал плотию и подобным нам человеком, а как бы другой некто, отличный от Него, человек, произшедший от жены; или кто говорит, что Он принес Себя в приношение и за самого Себя, а не за нас только одних, так как, не зная греха, Он не имел нужды в приношении (за Себя): анафема.

11) Кто не исповедует плоть Господа животворящею и собственно принадлежащею самому Слову Бога Отца, но принадлежащею как бы другому кому, отличному от Него, и соединенному с Ним по достоинству, то есть, приобретшему только божественное (в себе) обитание, а не исповедует, как мы сказали, плоть Его животворящею, так как она стала собственною Слову, могущему все животворить: анафема.

12) Кто не исповедует Бога Слова пострадавшим плотию, распятым плотию, принявшим смерть плотию и наконец ставшим первородным из мертвых, так как Он есть жизнь и животворящь, как Бог: анафема.

XXIII. Послание того же Кирилла к клиру и народу констатинопольскому.

Возлюбленным и вожделеннейшим братиям, пресвитерам, диаконам и народу константинонольскому епископ Кирилл и собор, сошедшийся в Александрии из египетского округа, желает о Господе всякого блага.

Поздно и с трудом пришли мы к тому, к чему лучше было бы обратиться в начале, именно, чтобы позаботиться о спасении всех вас и об избавлении от смущения относительно веры. Впрочем мы сочувствуем общей вашей скорби по сему случаю. Ибо мы провели минувшее время не без слез. Но мы ждали, что благопочтеннейший епископ Несторий, в следствие советов и убеждений Церкви и в следствие обличений со стороны всех вас, отстанет от своего гнустного учения и вместе с нами будет чтить ту веру, которая предана церквам святыми апостолами и евангелистами и всем освященным собором, и речениями святых пророков запечатлена в ее истинности. Но как из речей его, какие он не перестает говорить у вас по церквам, так и из письменных его объяснений, мы видим его заблуждающимся и безмерно нечествующим относительно веры: поэтому наконец мы вынуждены засвидетельствовать пред ним соборным посланием, что если он в скорейшем времени не откажется от своих нововведений и в срок, назначенный святейшим и благочестивейшим Келестином, епископом римской Церкви, письменно не проклянет того, что он говорил у вас и изложил в книгах или по крайней мере приготовил к изданию, каковые книги есть и у нас, – то он будет лишен всякого общения со священниками Божиими и будет от всех отчужден.

Впрочем никто да не обвиняет нас в медлительности. Ибо мы не были безпечны, когда находилось в смятении столь великое стадо и даже народы и церкви во всех местах. Но мы подражали опытным врачам, которые болезненные припадки в телах не тотчас исторгают приложением железа и огня, но в начале ослабляют мягкими лекарствами, ожидая времени, приличного для сечений. Итак, будьте мужественны о Господе, и, сохраняя свою веру неизменно, старайтесь благоугождать Христу, единому и единственному, истинному Сыну Божию, памятуя святых отцов наших, правильно и свято священствовавших у вас, которые при жизни своей называли святую Деву Богородицею. Ибо она родила Еммануила, который есть истинный Бог. Слово же стало плотию и плотски родилось от жены для того, чтобы мы сделались братиями Того, кто превыше всякой твари. Они проповедовали вам не двух Христов, но одного, того же самого – Бога Слова и вместе человека по плоти от жены, человека, соединемного с Богом не простым соприкосновением и как бы только равночестием (такое холодное, бесплодное и оглупевшее учение принадлежит ему (Несторию). Они говорили, что Христос один и тот же плотию претерпел за нас смерть и божеством воскрес, поправ державу смерти, и Он же придет Судиею всех. Всегда возгревая в себе эту веру, храните себя нескверными и непорочными, не имейте с помянутым человеком общения, не внимайте его учению, если он вместо пастыря остается волком и если после такого нашего увещания решится еще мудрствовать превратно. С теми же из клириков или мирян, которые за православную веру отлучены или извержены им (Несторием), мы имеем общение, не одобряем несправедливого его решения, но особенно ободряем пострадавших, говоря им и то: если вас злословят за Господа, то вы блаженны: ибо Дух силы и Божии на вас почивает (1Петр. 4, 14).

XXIV. Того же (Кирилла) и того же собора (послание) к монахам константинопольским.

Благоговейнейшим и боголюбезнейшим отцам монастырей, пребывающим в Константинополе, Кирилл и собравшийся в Александрии святой собор желает о Господе всякого блага.

Ревность по Христе, какую оказало выше благочестие, когда Его поносили и притом в церкви православных, мы знаем хорошо. И мы весьма одобряем вашу преданность Христу и любовь к Его имени. Сами же постоянно пребываем в слезах и молим Спасителя всех Христа, да расторгнет ныне сети диавола, да упразднит соблазн по церквам и прекратит злохуления на Его славу. Но как Он долготерпелив, то благоговейнейшему епископу Несторию дал очень много времени для раскаяния. Ибо все так долго для него молчали и все молились и ожидали, чтобы он отстал от нечестивого пустословия, принял вместе с нами здравое и правильное мудрование, согласное с богодухновенными Писаниями, и решительно усвоил себе веру, изначала преданную церквам святыми апостолами и евангелистами, которые и были истинными строителями Христовых таин и получили повеление священнодействовать евангелие Его гю всей поднебесной. А как (Несторий) остается при одном и том же образе мыслей и, может быть, дошел еще до худшего (ибо он постоянно прилагает хулу к хуле и проповедует учение совершенно странное и чуждое, которого святая кафолическая Церковь вовсе не знает): то мы произнесли уже над ним приговор в третьем послании^[156], – том, которое послано от нас и от святейшего и благочестивейшего брата и сослужителя нашего Келестина, епископа великого Рима. Именно:

Если он решится переменить образ мыслей, и, оплакав свои речи, письменно проклянет развращенное свое учение, право же и нелицемерно исповедует веру кафолической Церкви, то пусть остается (в общении с Церковию и в своем сане), прося прощения и учась, чему следует. Если же он не решится сделать этого, то отчуждается и отлучается он сонма епископов и от учительского достоинства. Ибо не безопасно в виде пастыря оставлять волка, страшного для стад Спасителя. Итак будьте мужественны, как рабы Христовы, и заботьтесь о душах своих, все делая для славы Христовой и для того, чтобы повсюду проповедовалась вера в Него правая и безукоризненная. Это избавит вас от будущих бед, сделает достойными венцов от божественного судилища, когда Христос, Спаситель всех нас, будет принимать к Себе всех только за любовь к Нему. Целуйте друг друга лобзанием святым (Рим. 16, 16). Приветствуют вас все находящиеся со мною братия. Молю, чтобы вы, возлюбленные и вожделеннейшие, были здравы и сильны о Господе.

XXV. Учение Нестория и его анафемы, направленные против анафем Кирилла.

1) Кто говорит, что Еммануил есть истинный Бог, а не: с нами Бог^[157], то есть, что Он обитал в подобном нашему естестве, так что соединился с нашим естеством, воспринятым от Девы Марии, кто будет называть ее также Материю Бога Слова, а не Еммаиуила, и будет говорить, что само Слово Божие превратилось в плоть^[158], которую Оно восприняло для обнаружения своего божества, чтобы по виду стать как человек (Филип.2, 7): – анафема.

2) Кто говорит, что в соединении Бога Слова с плотию, по намерению Божию, устроено местное пременение (естества)^[159], что плоть стала причастна божественному естеству и Оно стало едино с плотию во всех отношениях: или опять, что (Христа) должно признать Богом, плоть распростирая в бесконечность неописанного естества^[160], что один и тот же (Христос) есть по естеству Бог и человек: – анафема.

3) Кто признает Христа, который по существу своему есть Еммануил, единым не вследствие союза лиц, и не исповедует Его (состоящим) из двух лиц, Бога Слова и воспринятого им человека, сочетанных во едино в Сыне, при чем единение их у нас сохраняется без смешения (естеств)^[161]: – анафема.

4) Кто изречения евангельских и апостольских книг, употребленные о Христе, как о состоящем из того и другого естества, принимает как бы об одном естестве^[162], и страдания покушается приписывать Богу Слову, как по плоти, так и по божеству: – анафема.

5) Кто дерзает говорить, что после восприятия человека Сын Божий есть един по существу^[163], тогда как Он Еммануил: – анафема.

6) Кто после воплощения будет признавать Бога Слово кем-то другим, а не Христом, кто осмелится говорить, что и зрак раба вместе с Богом Словом не имеет начала, и, как Он Сам, не сотворен, кто не будет признавать его (раба) сотворенным от Него, как Господа, творца и Бога по естеству, как Он и обещал восставить его собственною силою, говоря: разорите церков сию и треми денми воздвиту ю (Иоан. 2, 19): – анафема.

7) Кто говорит, что сотворенный в Деве человек есть самый Единородный, который прежде денницы рожден из чрева Отца (Псал. 109, 3), а не исповедует, что он получил наименование Единородного от Отца чрез соединение с Единородным по естеству; кто также называет Иисуса другим кем-то, а не Еммануилом: – анафема.

8) Кто говорит, что зрак раба достоин почитания сам по себе, т. е. по достоинству своей природы, хотя и не есть Владыка всего, а не за то почитается, что принят в общение с блаженным естеством Единородного, и по самому естеству Господа: – анафема.

9) Кто говорит, что зрак раба сосуществен Св. Духу, а не входит в общение с ним чрез посредство Бога Слова, и что от самого зачатия имел союз с ним, вследствие чего некогда и совершал чудесные врачевания в людях и со властию изгонял духов: – анафема.

10) Кто говорит, что само сущее в начале Слово соделалось первосвященником и посланником нашего исповедания (Евр. 3, 1) и самого Себя принесло в жертву за нас, а не признает посланником Еммануила, почему и приношение приписывает (самому) Тому, кто принял (человека) в единение, (все) относя к одному лицу Сына и приписывая Ему, то – как Богу, что принадлежит Богу, то как человеку, что свойственно человеку: – анафема.

11) Кто говорит, что принятая в единение плоть по силе своей природы животворяща, тогда как сам Господь и Бог возвещает: Дух есть, иже оживляет, плоть не пользует ничтоже (Иоан. 6, 63): – анафема. – Дух есть Бог (Иоан. 4, 24), сказано еще. Итак, кто говорит, что Слово Бог стало плотию ипостасно, тогда как плоть сохраняет свойственный себе вид в Господе Христе, – особенно, когда по воскресении Он сам говорит ученикам своим: осяжите Мя и видите, яко дух плоти и кости не имат, якоже Мене видите имуща (Лук. 24, 37): – анафема.

12) Кто, исповедуя страдания плоти, но, не различая достоинства естеств, те же страдания приписывает Богу Слову, как и плоти, которую Он воспринял: – анафема.

XXVI. Прошение диакона Василия и прочих монахов.

Благочестивейшим, досточтимым и почитаемым от Бога и от людей, христианским императорам, Флавиям Феодосию и Валентиниану, прошение от диакона и архимандрита Василия, от чтеца и монаха Фалассия и от прочих христианских монахов.

I. Человеколюбие Божие, даровавшее и дарующее человеческому роду причастие благ, неисчислимых для людей, видно во всем и над всем. Между сими дарами от Бога заключается истинное ведение и ненависть к ведению лжеименному, именно то, что мы знаем веру, свыше и изначала преданную кафолической Церкви от апостолов, мучеников, исповедников, святых епископов, содействующих ей, и благочестивейших императоров: и во-первых от апостола Петра, первостоятеля, по откровению и ведению, изрекшего исповедание и предавшего последующим родам – в словах: Ты еси Христос, Сын Бог живаго (Матф. 16, 16); от Иакова апостола и первоепископа, Иоанна апостола и евангелиста и прочих евангелистов; от мучеников, исповедников, епископов и всех веровавших и верующих в единосущную Троицу; от Иринея, великого Григория, епископа неокесарийского; от св. собора ста осьмидесяти епископов, сошедшихся в Антиохии против Павла самосатского, который (собор) низложил его за его нечестие, за то, что он не исповедывал Христа Богом по естеству и Сыном Бога Отца; от великого и святого собора никейского трех сот осьмнадцати епископов, подтвердившего определение отцов, бывших в Антиохии; от Василия и Григория, братьев епископов, Афанасия епископа александрийского, Ефрема Сирина, Григория епископа, Аммона епископа, Виталия епископа, Амфилохия, Павла, Антиоха, Евстафия, Мефодия, Оптима, Лепория, Амвросия медиоланского; от всего собора африканского; от Иоанна Севериана, Аттика епископа, Кирилла епископа александрийского, который и ныне в живых и следует закону нашего благочестия. Да и никто из людей не может перечислить всех верных, веровавших во Христа Сына Божия и верующих, что Он воистину есть истинный Бог. Ибо, после того, как Он ради нас стал человеком, пребывая, чем был, Богом (как признает и ваше благочестие), мы не отрицаем в Нем того, чем Он был. Но мы веруем, исповедуем и проповедуем, что предвечный Бог Слово, единородный Сын Божий, ради многого своего человеколюбия к нам, стал совершенным человеком, подобным нам во всем, кроме греха, для спасения рода нашего родившись от св. Девы Марии, так, как только Он сам знает.

II. По поводу этого истинного учения, тщательно проповедуемого в святейшей Церкви, и за еретика Павла, по справедливости изгнанного, произошли расколы в народах, неустройство в священниках, беспорядки в пастырях. Посему и теперь некоторые из благоговейнейших пресвитеров, в собраниях часто обличают в лицо Нестория, коему вверен епископский престол (если должно называть его епископом), и по причине его упорства, с которым он не признает св. Деву Богородицею, а Христа истинным Богом по естеству, отделились от общения с ним и доселе продолжают это разобщение. Другие тайно также уклоняются от общения с ним. Иные из благоговейнейших пресвитеров получили запрещение говорить, за то, что они в этой святой церкви, Приморской Ирине^[164], заговорили против вновь искаженного догмата. Посему народ, ищущий обычного учения православия, открыто восклицал: «императора мы имеем, а епископа нет»! Впрочем эта попытка народа не осталась ненаказанною. Часть его была захвачена слугами, и в царствующем граде на судилище били (захваченных) всячески, так как не бывало и у варварских народов. Некоторые в святейшей церкви при народе в глаза обличали (Нестория), и за то потерпели не мало оскорблений. А один из простых монахов, подвигнутый ревностию, решился, при собрании, среди церкви, остановить вход проповедника беззакония, так как он еретик. Но этот, избив его, предал его гражданским начальникам. Сверх того, подвергнув публичному наказанию и посмеянию, сослал его в заточение, с глашатаем впереди. Этого мало. Если б не удержала помощь Божия, придворные самого владетеля, после нечестивой беседы его (Нестория) произвели бы убийство в самой святейшей церкви.

III. А то, что мы претерпели, для многих, слышащих об этом, может показаться невероятным. Так, по его (Нестория) приказанию и ободрению, вошли мы в епископскую палату с целию удостовериться, так, или нет, поняли мы слышанное об нем. Но он дважды и трижды отсылал нас подождать, и потом едва позволил нам высказать, чего мы желаем. Когда же услышал от нас, что его выражения – «Мария родила только единосущного себе человека» и «рожденное от плоти есть плоть», – не приличны православным, то тотчас приказал захватить нас, и – судейская прислуга под ударами отвела нас в судилище. Здесь, обнажив и оковав нас, как подлежащих наказанию, нас заклеймили, растянули и били пятами. Итак, чего во внешних (гражданских) судилищах не переносят, не говорим, клирики и архимандриты или монахи, и даже никто из мирян, то мы, вопреки законов, претерпели в церкви от законопреступника. И много времени провели мы в оскорблениях от судилища, в голоде, под стражею прислуги. Но ярость его не удовольствовалась и этим. Каким-то обманом, после этого, предали нас знатнейшему начальнику великоименитого города, и нас, окованных железом, отвели в темницу; потом, точно также в оковах, повели в преторий. Но как не было ни одного обвинителя; то опять под стражею отвели нас в судилище. Здесь он снова мучил нас, бив по лицу. Потом начал говорить, и притворно, как оказалось в последствии, согласился, что от святой Марии Богородицы родился Сын Божий по естеству, говоря: «ведь есть иной сын», – и таким образом отпустил нас.

IV. Итак, умоляем вашу бессмертную и благочестивейшую веру, не оставляйте наконец православную Церковь на бесчестие еретикам в правление ваше, православные и благочестивейшие императоры. Не потому просим, будто желаем чрез это отмстить за обиды нам сделанные, (Бог тому свидетель!), но мы желаем, чтобы основание христианской веры пребывало непоколебимо. Да повелит ваше величество быть здесь святому и вселенскому собору, дабы чрез созвание его Бог соединил святейшую Церковь, совокупил народ и доставил священникам возможность проповедию истинной веры прервать нечестивое учение прежде, чем оно распространится. Настоятельно умоляем об этом, потому что Несторий старается устрашить угрозами, изгнанием, заточением, (действовать) хитростию, обольщением, оскорблениями, и для утверждения своего безумия и нечестия делает все, не щадя ничего, ни Бога не страшится, ни людей не стыдится, не уважает ни епископов, ни священников, ни клириков, ни святых монахов, ни благоговейных мирян, не боится ни казни, угрожающей беззаконникам, ни закона служителей гнева Божия на тех, которые вызывают его на себя, но все это делает, вооружившись презрением ко всем, надеясь на состояние свое и на силу некоторых растленных нравом людей и даже, если сказать небоязненно, на ваше величество. Умоляем, не позволяйте ему ничего делать никому, прежде, чем восстановится целость православной веры, дабы подобными делами он не вытеснил ее и не ввел свою. Ибо он сумеет, как думается, многих хотя страхом ослабить и отвратить от веры; потом, нашедши себе единомысленников, даст им смелость открыто нападать на всякого, даже с побоями, и преследовать. И не только своих клириков или домашних совратил он на свою сторону, но принял к себе и из чужих епархий несколько лиц, которым по церковным правилам отнюдь не позволительно оставаться в иной епископии, или в иной церкви, но необходимо быть в собственных приходах или городах, куда они рукоположены, и здесь жить в тишине. О, дабы с продолжением времени, при благоприятстве правительства, не распространилось далеко это нечестие! Оно вменено будет в вину вашему благочестию: ибо Бог на то поставил вас служителями своими, чтобы вы блюли славу Его, прославившего и прославляющего вас, и имеющего воздать вам награду со всеми святыми, верно сохранившими возложенные на них служения. Таковым Он скажет: добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость Господа твоего (Матф. 25, 21). Истинные христиане веруют этим словам и свидетельствуют веру свою делами. А неверные и отверженные, живущие для своего чрева и на это самое все издерживающие, если слышат, что кто-нибудь Христа исповедует Богом, скрежещут зубами, как тогдашние иудеи затыкали уши свои, когда св. Стефан первомученик произносил: се вижу небеса отверста, и Сына человеча одесную стояща невидимого Бога (Деян. 7, 56). Так и эти люди скрежещут зубами на христиан и стараются совершить над ними всякую ярость.

V. Итак мы просим, чтобы восстающие на православных и под предлогом самозащищения, как говорят, нападающие на кого ни попало, попечительностию знатнейшего епарха нового Рима были укрощены, доколе не восстановится целость веры. Если же вы не послушаете и презрите нас, то мы пред лицем Царя веков нетленного, невидимого, единого премудрого Бога (1Тим. 1,17), пришедшего и явившегося, как Ему было угодно, для нашего спасения и опять имеющего придти для суда живых и мертвых (Деян. 10, 42), пред которым преклоняется всякое колено небесных, земных и преисподних, и которого всяк язык исповедует (Филип. 2, 10. 11), призываем вас во свидетели нашей невинности. Ибо мы умоляли вас о созвании вселенского собора, который бы мог прочно утвердить колеблющееся, или восстановить ниспроверженное. Но по благодати и при помощи Божией, действующей в вас, врата адовы которые суть уста еретиков, не возмогут ей (вере) сделать зла (Матф. 16, 18). О если б, достигнув этого, мы могли благоугодно и православно в единомыслии воссылать к Богу обычные молитвы о спасении всех и о вашем царстве. Аминь.

XXVII. Грамота Императоров Феодосия и Валентиниана к епископу александрийскому Кириллу^[165]

Самодержавные императоры, Феодосий и Валентиниан, победоносные, торжествующие, великие, досточтимейшие, августейшие,– епископу Кириллу.

Выше всего мы поставляем страх Божий, по которому и погрешающим оказывается снисхождение. Но непохвально то, что не имеют снисходительности те, которые должны бы от нас заслуживать всякие похвалы и особенное уважение за глубокое благочестие. Священнослужители должны быть примером и добрых нравов и чистоты веры, должны всегда отличаться простотою жизни, знать сущность каждой вещи и преимущественно учение благочестия, особенно если возникнет какой-либо вопрос или сомнение. Ибо и сначала это учение определили для нас не угрозы какого-либо владыки или думающего владычествовать, но совещания св. отцов и священного собора. Впрочем всякому известно, от приказаний ли более получает твердости благочестие, или от разумения. Посему твое благочестие ныне же должно объяснить нам, почему ты, миновав нас, которые, как тебе известно, очень заботимся о благочестии, и священные лица всех мест, собрание которых могло бы удобно разрешить недоумения, произвел сам собою смятение и разделение в церквах. Как будто учению благочестия более приличны рьяные порывы, чем точное исследование, и как будто пред нами большую силу имеет дерзость, чем умеренность, и нам нравится более тонкость (в вероучении) чем простота. Да, мы не думали, чтоб твое благочестие так приняло воздаваемые от нас тебе почести, чтобы ты все так смутил, – как будто бы и мы также склонны были к раздражению. Напротив, мы будем заботиться о мире церковном. А ты знай, что ты все смутил, как не следовало бы. И нисколько не дивно, что преступивший меру в сем случае не остановился в нападении на церкви и священников, но и относительно нас самих поверил кое чему, недостойному нашего благочестия. Ибо какая была причина – иное писать к нам и к супруге моей благочестивейшей Августе Евдокии, и – иное к сестре моей благочестивейшей Августе Пульхерии, если ты не думал, что мы находимся в разномыслии, или надеялся произвести разномыслие между нами письмами своими? Если бы такое разномыслие и было на самом деле, то из любопытства узнавать о нем человеку, столько от нас отдаленному, совершенно предосудительно. А если не было разногласия, то желать произвесть его, свойственнее всякому другому, чем лицу священному. Поистине это могло произойти от одного намерения и стремления произвесть разделение в делах церковных и царских, как будто нет другого случая к достижению славы.

Итак узнай, каков наш образ мыслей; знай и то, что Церковь и государство находятся в союзе между собою и под влиянием нашим еще более будут соединены промыслом Спасителя нашего Бога. Но и тебе мы даруем прощение, чтобы не было предлога и ты не мог сказать, будто за дело веры и благочестия ты подвергся порицанию. Мы желаем только, чтобы это дело на священном соборе было рассмотрено и решено так, как окажется лучше, получат ли прощение побежденные от отцов, или нет. Мы однако ж не потерпим, чтобы города и церкви были в смятении и чтобы осталось неисследованным учение, которого первыми судиями должны быть из всех мест предстоятели священства, при посредстве которых и мы крепко держимся и будем держаться истинного учения. Из тех, кто хотя мало участвует в правлении, отнюдь никто не должен считать себя в праве своевольствовать, если вознамерится по самомнению освободиться от такого суда. Этого не будет позволено тому, кто бы и захотел. Наше величество необходимо одобрит тех, которые с готовностию поспешат к такому исследованию, но не потерпит того, кто захотел бы более повелевать, чем излагать только свои мнения или совещаться с другими о таких предметах. Посему и твое благоговеинство должно прибыть к тому времени, какое назначено будет другими грамотами, посланными ко всем епископам главных городов, и не надейся иначе возвратить наше благоволение, как только, если оставив все оскорбительное для других и возмутительное, добровольно явишься для исследования вопросных предметов. Ибо в таком случае ты докажешь, что не вследствие личной неприятности, не из неприличной неприязни к кому-нибудь, ты поступил так жестоко и необдуманно, защищая свое мнение, и что напоследок желаешь поступать законно. Да если б ты и пожелал сделать иначе, мы не потерпим.

Высочайшая грамота, посланная в Александрию к епископу Кириллу и к епископам областных митрополий.

Самодержавные императоры, Феодосий и Валентиниан, победоносные, торжествующие, великие, досточтимейшие, августейшие, – епископу Кириллу.

Состояние нашего государства зависит от образа богопочтения и у них много общего и сродного. Они поддерживают одно другое, и каждое из них возрастает с успехами другого, так что истинное богопочтение светится правдивою деятельностию, а государство цветет, когда соединяет в себе то и другое. Посему, поставленные Богом на царство, назначенные быть средоточием благочестия и благополучия подданных, мы всегда храним союз их неразрывным, служа Промыслу и людям: Промыслу служим в преспеянии государства, а подданных, во всем, так сказать, принадлежа им, устрояем в благочестивой вере и в жизни, приличной верующим. О том и другом стараемся, как должно. Ибо не возможно, присваивая себе одно, не заботиться равно и о другом. Преимущественно пред прочим мы заботимся о том, чтобы состояние Церкви оставалось достойным Бога и приличным нашим временам, чтобы от единомыслия всех происходило спокойствие, и от мира в церковных делах – невозмутимая тишина, чтобы богопочтение и богослужение было безукоризненно, чтобы находящиеся в клире и совершающие великое служение священства были свободны по жизни от всякого упрека с худой стороны.

Соображая, что все это поддерживается любовью к Богу и единодушным мышлением верующих, мы давно уже по обстоятельствам времени признавали необходимым боголюбезное собрание святейших епископов изо всех мест. Однако ж, чтобы не утруждать их, мы долго медлили. Но исследование нынешних необходимых церковных и сопряженных с ними общественных вопросов показало неотвратимую нужду в таком собрании. Посему, чтобы нерадение о предлежащем исследовании столь важных предметов не привело к чему-либо худшему, что́ не свойственно благочестию наших времен, преподобие твое (да будет сказано с Богом!) да озаботится, после наступившей св. пасхи, прибыть в Азию, в Ефес, на самый день св. пятидесятницы, повелев туда же. прибыть немногим, кому заблагорассудишь, святейшим епископам из подчиненного тебе округа, так, чтобы и в самом округе оставалось достаточное число (епископов) для святейших церквей и для собора не было недостатка в способных.

Об указанном святейшем соборе тоже самое от нашего величества написано боголюбезным епископам всех митрополий. Когда же это совершится, тогда произшедшее от споров смятение разрешено будет по правилам церковным, незаконные поступки будут исправлены, богопочтению и общественной пользе дано будет твердое основание. Само собою разумеется, что прежде святейшего собора и по общему его решению данного для всех правила, не должно быть нововведения ни от кого в частности. Мы уверены, с одной стороны, что каждый из боголюбезнейших священнослужителей, узнав, что сим определением нашим святейший собор учреждается ради церковных и вселенских дел, постарается прибыть и подать посильную помощь делам, столь необходимым и споспешествующим богоугождению. С другой стороны мы, так много заботящиеся об этом, не перенесем равнодушно ничьего отсутствия. Да и никакого не будет иметь оправдания ни пред Богом, ни пред нами тот, кто не поспешит тотчас прибыть к назначенному времени в указанное место. Ибо кого призывают на священный собор, и он не спешит с готовностию прибыть, у того явно совесть нечиста. Бог да хранит тебя, святейший и благочестивейший отец, на многие лета.

Дано в Константинополе 13 декабря, в лето правления владык наших, всегда августейших, Феодосия – тринадцатое, а Валентиниана – третье.

XXIX. Первое послание Кирилла, писанное из Родоса, прежде собора.

Кирилл возлюбленным и вожделеннейшим пресвитерам и диаконам и народу александрийскому желает о Господе всякого блага.

По благодати и человеколюбию Христа, Спасителя всех нас, мы переплыли великое и широкое море, при ветрах легких и самых тихих, так что достигли Родоса, совершив плавание без страха и без всякой опасности, за что и прославляем Бога словами псалмопевца; Ты владычествуеши державою морскою; возмущение же волн его Ты укрощаеши (иисал. 88, 10), А как, отсутствуя телом, духом же присутствуя, необходимо было хотя письменно обнять вас, как детей, то я сочел нужным написать вам и уведомить вас по крайней мере об этом. Надеюсь, что Бог, преклоненный мольбою всех вас, приложит и остальное. Поэтому совершите, как плод любви, молитву за нас, особенно в настоящее время (и я непрестанно это делаю), чтобы Бог, сокрушающий всякую брань, Господь сил, остановив возникшее разногласие и утишив все противоборство, снова возвратил нас в радости на радость вам, как детям. Ибо Он все может, по Писанию, и невозможного Ему нет ничего (Лук. 1, 37). А вы соблюдайте свойственное и приличное вам смирение. Это особенно докажет ваше право на уважение, именно что вы, и в присутствии и в отсутствии духовного отца, дорожите, жизнию благородною и достохвальною. Целуйте друг друга лобзанием святым (Рим. 16, 16). Приветствуют вас находящиеся со мною братия. Желаю вам, возлюбленные и вожделеннейшие, здравствовать о Господе.

XXX. Его же послание второе.

Кирилл возлюбленным и вожделеннейшим пресвитерам и диаконам и народу александрийскому желает о Господе всякого блага.

Тогда как я жаждал снова беседовать с вашим смирением, мне представились время и случай писать. Итак (да будет вам известно), по общим молитвам вашим, мы пребываем в Ефесе в надлежащем здравии и приближаемся наконец ко времени собора. Мы надеемся, что Христос, Спаситель всех, покажет церкви свои чистыми от превратных мыслей и православную веру восстановит во всем блеске, так что все, чистые и непорочные, содержащие ее неизменно, повсюду будут простирать праведные руки на молитвы, говоря словами блаженного Давида: да исправится молитва моя яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею жертва вечерняя (Псал. 140, 2). Лукавый, этот неусыпный зверь, обходит всюду, строя ковы против славы Христовой: но решительно ни в чем не успевает, ибо криводушие его остается без действия и лукавство его не имеет силы. Он строит ковы не против обыкновенного, не против простого, одного из подобных нам, человека, как думают новые учители, а против всемогущего Бога. Посему всякий, любящий Христа, скажет ему: жестоко ти есть противу рожну прати (Деян. 9, 5). Несчастный, он сам себя поражает, и вместе с исчадиями своими падет в погибель. Ибо развращающие правое учение святой Церкви суть его соучастники, и не избегнут суда Божия. Молитесь же за нас, да Бог, Спаситель всех, возвратит нас в радости к радости вашей. Он все может, и невозможного для Него нет решительно ничего. Приветствуйте друг друга святым целованием. Находящиеся со мною братия приветствуют вас. Желаю вам, возлюбленные и вожделеннейшие, здравствовать о Господе.

XXXI. Высочайшая грамота, посланная святому собору чрез придворного сановника Кандидиана, которому поручено и наблюдение благочиния на соборе.

Самодержавные императоры Феодосий и Валентиниан, победоносные, торжествующие, великие, достопочтимейшие, августейшие,– святому собору.

Много заботимся мы обо всем общеполезном, но преимущественно о том, что относится до благочестия: ибо благочестие доставляет людям и прочие блага. Посему, что́ нужно было, мы уже прежде писали относительно собрания вашего в ефесской митрополии. Но как справедливость требует позаботиться и о благочинии и тишине, нужной святейшему вашему собору при совещаниях, то мы не упустили из виду и того, чтобы соблюдена была для него невозмутимость со всех сторон. Хотя мы и уверены, что ваше благочестие не нуждается ни в какой внешней помощи, чтобы доставить мир и прочим, однако ж тщательное наше попечение о благочестии решилось не пренебречь и этим.

Посему знатнейшему придворному сановнику нашему Кандидиану повелено прибыть к вашему святейшему собору, с тем однако же, чтобы он нисколько не вмешивался в происходящее исследование о догматах (ибо не принадлежащему к числу святейших епископов несправедливо вмешиваться в дела церковные), а с другой стороны, чтобы он как мирян, так и монахов, и собравшихся уже, и имеющих еще собраться, всячески отдалял от самого города (ибо людей, нисколько ненужных для предстоящего исследования догматов, не надобно допускать, чтобы они производили смятения и таким образом препятствовали мирным постановлениям вашей святыни); равно он должен будет заботиться и о том, чтобы от неприязненных взаимно расположений разномыслие не дошло до больших размеров, а от этого не встретило бы препятствий рассуждение вашего святейшего собора, и от могущего произойти беспорядочного шума не замедлилось бы тщательное исследование истины, но чтобы каждый, без злобы выслушивая, что́ говорится, или придавал свое мнение, или возражал, и таким образом чрез предложение мнений и решение их исследование об истинном учении окончилось бы без всякого смущения и по общему решению вашей святыни получило бы утверждение неоспоримое и всем угодное. Преимущественно же нашим величеством тому же знатнейшему мужу Кандидиану повелено наблюдать, чтобы никто не оставлял назначенного для рассуждений места, ни с тем, чтобы возвратиться домой, ни по желанию дойти до двора нашего величества, ни с намерением пойти в другое какое-либо место; также, чтобы по чьему-нибудь требованию не был предложен совершенно посторонний церковный вопрос, или от кого-нибудь не возникло предложение, не относящееся к предлежащему рассмотрению святого учения, прежде, чем решены будут все недоумения о вопросном предмете, и что нужно к дознанию истины, все то, по точном исследовании, получит утверждение приличное православному богопочтению. Да знает ваше благочестие и то, что нашему величеству угодно, чтобы ни на вашем святом соборе, ни в народном там судилище не было возводимо на кого бы то ни было обвинение в денежных делах, или обвинение в преступлении, если бы с кем-либо что-нибудь такое случилось, но чтобы все дела такого рода были собраны в великоименитом городе; что знатнейший муж Ириней отправился вместе с Несторием, боголюбезнейшим епископом великоименитого города, только из дружбы с ним, но ни в каком отношении не должен принимать участия ни в делах святейшего вашего собора, ни в поручениях посланного нами знаменитейшего мужа – Кандидиана.

XXXII. Послание Иоанна антиохийского к Кириллу.

Владыке моему, боголюбезнейшему и святейшему сослужителю Кириллу, Иоанн желает о Господе всякого блага.

Немалую скорбь причиняет мне то, что я опоздал этими немногими днями, тогда как ваша святость уже прибыла в Ефес. Ибо любовь к твоей святыне более, чем самая нужда, побуждает меня, чтобы я поспешнее совершал путь. Но вот, по молитвам твоей святости, я уже при дверях, перенесши великую трудность пути. Ибо я уже тридцать дней нахожусь в пути (таково пространство пути), нисколько не давая себе послабления, так что некоторые из боголюбезнейших епископов во время пути подверглись расстройству здоровья, а из животных многие пали от поспешности в пути. Итак, владыко, молись, чтобы нам эти пять или шесть дней пути совершить без печали и с утешением обнять священную для нас и святую главу твою. Господин боголюбезнейший епископ Иоанн, Павел, Макарий, приветствуют твою святыню. Я и находящиеся со мною многократно приветствуют все твое братство. Будь здоров и продолжай молиться за нас, боголюбезнейший и святейший владыко.