Человек состоит из видимого тела и разумной, безтелесной души. Впрочем, две сии части не одинаковое имеют существо и достоинство: тело есть орудие, сотворенное для того, дабы действовать под управлением души, как своей повелительницы, душе же, как лучшей части в человеке, предоставлено управление и господство над телом. Будучи одарена умом, и потому имея способность различать добро от зла, она познает Бога-Творца и Создателя не только всего видимого, подлежащего внешним чувствам, но и невидимого, что может усматривать, посредством своего созерцания, один только безтелесный ея ум. Подвизаясь в правде и добродетели, и тем стараясь угодить Богу, она стремится к жизни духовной; повинуясь законам и требованиям сей жизни, она далеко устраняет себя от всех пожеланий плоти, приближается к Богу, и по возможности старается уподобить себя благому Существу. С сею-то духовною жизнию весьма тесно соединяется воздержание. Ибо ум ни чем не возмущаемый, отвергающий низкие похотения чрева и нечистые помыслы, безпрепятственно предается своей деятельности, созерцая предметы небесные, ему сродные. Итак все вы, питомцы любомудрия, старающиеся изучить высокие предметы, возлюбите настоящее время, и с радостию приимите святую Четыредесятницу. Она наставница целомудрия, матерь добродетели, питательница чад Божиих, укротительница необузданных, отрада душ, благосостояние жизни, ненарушимый и невозмущаемый мир. Ибо строгостию и святостию своею, она утишает страсти, погашает вражду и гнев, усмиряет и успокоивает всякое бурное движение сердца, производимое пресыщением. Как во время летнего зноя, тихое дуновение ветра, прохлаждая воздух, дает свободу нашему дыханию: такое же действие производит и пост, прохлаждая зной плотских страстей, происходящий от пресыщения.
Пост, будучи столько благодетелен для души, не менее того полезен и для тела. Ибо он утончает грубость его, уменьшает его тяжесть, ослабляет жилы, столь сильно бьющияся от полноты крови, давая им некоторое облегчение, дабы и с ними не случилось тоже, что бывает с каналами, которые, от чрезмерного и превышающего их вместимость накопления воды, прорываются, будучи не в состоянии удерживать собою преодолевающую силу оной. А когда жилы имеют правильное биение, и мозг не помрачается излишними парами, тогда и в голове нашей бывает порядок и тишина. Воздержание дает также отдых желудку: ибо он освобождается от напряженной работы, и не трудится, подобно кипящему котлу, над пищеварением. Тогда глаза наши смотрят чисто, ясно, нет пред ними того мрака, которым окружается зрение от объядения; ноги наши ходят твердо; руки действуют с надлежащею крепостию; дыхание получает свободу, поскольку не стесняется никакими внутренними возмущениями; речь постящегося внятна и раздельна, ум светел, и, поистине, бывает тогда богоподобен, совершая свои действия, как бы в безтелесном теле, без всякого препятствия и смятения; сон безмятежен и чужд привидений. Кратко сказать, пост есть мир, обще даруемый душе и телу, жизнь не возмущаемая, постоянная, радующая Бога, и оскорбляющая врага Его. Как противник, видя противника своего бодрствующим, вооруженным, упражняющимся в воинских действиях, предусматривает свое поражение в этой бдительной готовности к брани: так и враг нашего спасения всякое попечение наше о добродетели ненавидит, как собственное несчастие.
Посему знай, человек, что жилище постящегося блюдут и охраняют ангелы, а жилище человека, предающегося удовольствиям во время Четыредесятницы, стрегут демоны, сии друзья всякого невоздержания, любители роскоши, помощники в деле пиянства. Ибо и духи, как чистые, так и нечистые, имеют общение с душами, сродными себе, что можно заметить между самыми птицами. Например, голубь обитает в местах чистых, летает на нивах, собирая зерна для себя и птенцов своих. Горлица садится на древесных ветвях, воркуя тихо и приятно. Напротив того, жадный ворон летает около тех мест, где продаются мяса; продавцам известен неприятный и отвратительный крик его. Итак возлюбим воздержание, да будем любимы ангелами; возненавидим роскошь и пресыщение, дабы избавиться содружества демонского. Никто из пресыщающихся не был ревнителем по благочестию; никто из занимающихся пиршествами не был учеником добродетели. Ни один сластолюбец не сделался святым; ни один человек, живущий по плоти, не сделался общником Царствия Божия.
Обратитесь к началу человеческого рода, и вы увидите из самого опыта, что мы не напрасно порицаем невоздержание. Если бы не была нарушена первая заповедь воздержания, то нам не был бы дан и закон поста; не называлось бы и чрево наше коварным врагом, если б оно, под видом удовольствия, не произвело действительного греха; мы не имели бы нужды ни в плуге, ни в волах, ни в браздах, ни в сеянии, ни в поливании, ни в круговращении времен, ни в хладе зимы, ни в теплоте лета, – мы не знали бы ни одного из окружающих нас бедствий, если б не были осуждены на сей временный труд, за преступное и своевольное пожелание прародителя; но провождали бы жизнь, совершенно отличную от настоящей, такую жизнь, какую мы снова надеемся получить, по разрешении от сей страстной жизни, чрез воскресение. В том и состоит благодетельная цель пришествия к нам Божия, чтобы возвести нас в прежнее достоинство, которое мы получили от человеколюбивого Бога, но которого не умели сохранить свято. Пост есть образ будущей, нетленной жизни; ибо там не будет ни пития, ни пищи, ни других наслаждений чрева.
Начав с первого человека, изчисли по порядку его потомков. Что привело праведного Ноя в состояние такого безчувствия, что обнажились члены его, кои закон и приличие повелевают иметь прикровенными? Что заставило безразсудного Хама оказаться столько непочтительным к отцу своему? – Один грех произвел сугубое зло: от одного и того же пиянства отец остался без покрова, а сын лишился свободы.
После сего, когда обращаюсь я к сынам первосвященника Илия, и разсматриваю его историю, то вижу целый ряд бедствий, следующих одно за другим, и все оне происходят от одного начала – чревоугождения. Превращая священство отца своего в средство служить роскоши и сластолюбию, они оскверняли жертвы, и начатки приношений, вместо Бога, посвящали своему чреву. За сим последовал грех любодеяния – брат роскоши. В заключение же сего, настал грозный и неумолимый суд Божий. На Иерусалим напал враждебный народ за беззакония сынов Илия. Но дабы не распространяться в описании печальных событий, скажем кратко: невоздержные юноши пали на сражении; вместе с преступниками пострадало и отечество; Кивот Божий взят был в плен неприятелями. Старца Илия поразили смертию злополучные известия. Столько-то бедствий понес народ за сластолюбие и невоздержание!
Итак, будем поститься все, а наипаче должны соблюдать пост дети священников, и другие члены их семейства. Воздержание должно быть для них домашним учителем, и мудрые его внушения всегдашними их уроками. Если неприлично детям художника заниматься низким ремеслом, и обращаться с железом и наковальнею, то прилично ли детям и родственникам священников отдаляться от цели, к которой стремится начальник и владетель дома?
За тоже угождение чреву, весьма важную потерпел утрату и старший сын Исаака. Будучи ловцем зверей, однажды он возвратился домой с изнемогшими силами. Томимый голодом, он увидел приготовленную братом сочевицу, и отдал ему за снедь свое первородство. Следствием сего было то, что у него предвосхищено благословение отца. Таким образом удаляясь мало по малу от добродетели и Бога, он потерял славное имя патриарха, и потом уклонившись от сообщества с Израилем, сделался иноязычником и чужеземцем, и такое же произвел от себя племя.
Чревоугождение довело и ветхозаветный народ до нарушения божественных и священных законов. В то время, как Моисей принимал от Бога скрижали закона, Израильтяне, свергнув с себя узы повиновения, обратились к пирам и пляскам. Поскольку они предавались своеволию, и небрегли о добродетели, то диавол неприметно вовлек их в нечестие. Отсюда-то произошло слияние тельца, демонское служение, участие Аарона в преступлении, нарушение Завета, сокрушение скрижалей, вторичное восхождение Моисея на гору, и все прочее. Невоздержание было причиною и корнем всему злу.
Я хочу представить и еще разительный сему пример, хотя он по времени и позднее мною сказанного. Царь Саул, находясь на поле брани, и желая довершить поражение побежденных им врагов, повелел народу не принимать пищи до вечера, запечатлев клятвою сие повеление, и определив смерть нарушителю оного. Но между тем, как все войско оставалось верным сему повелению царя, Ионафан, сын Саула, увидев пчельник и прельстившись сладостию меда, вонзил конец жезла своего в сот, и вкусил от него. Ионафан, конечно, не избежал бы смерти, если бы народ совокупно не воспротивился царю, который уже готов был оправдать страшную клятву над сыном своим.
Кроме сих примеров, можно привести много и других, кои ясно покажут нам, сколь благодетельно воздержание, и напротив, сколь пагубно неумеренное наслаждение пищею и питием. Пост есть воспитатель святых; пост есть производитель всякого доброго дела. Как художники ничего не производят без посредства орудий, так люди благочестивые, прославившиеся духовными дарами, никогда и никаких не производили чудес и знамений без поста. Елисей воскресил мертвого, при пособии поста; Моисей узрел Бога, после предварительного поста; Даниил посрамил волхвования и хитрость ассириян, помощию поста; Господь победил искушения диавола, при посредстве поста. Ниневитяне отвратили постом угрожавшее им бедствие. Апостолы, при начинании важных дел совершая молитвы, пребывали в посте. Словом сказать, пост есть ходатай пред Богом, достойно уважаемый; он есть верный посланник, скоро склоняющий Бога к исполнению наших прошений.
Итак все вы, мужи благочестивые, любящие Бога паче, нежели удовольствия чрева! с радостию и благодушием вступите во дни поста. Ибо может ли назваться мужественным тот борец, который еще при начале подвигов обнаруживает скорбное малодушие? Не печальтесь, подобно детям, ведомым в училище; не ропщите на дни очищения; не ждите конца седьмицы, как ждут появления весны, после хладной зимы. Не желайте, как иудеи, наступления субботы, дабы предаться пиянству; не вычисляйте дней Четыредесятницы, подобно ленивым наемникам, выжидающим с часу на час, когда окончится договором назначенное время; не сетуйте на то, что дом ваш рано перестает коптиться от дыма, и повар не стоит у огня.
Уступи что-нибудь и душе, не все же телу. Душа питается воздержанием, а тело любит обилие яств. Но поскольку душа и тело, при всем различии существа их, промыслом и мудростию Создателя, тесно соединены между собою, то нам должно поддерживать жизнь души и тела, свойственным для них образом. Человек! ты составлен из двух частей. Я еще не говорю о том, что душа несравненно превосходнее тела, и что посему самому ты должен несравненно более о ней заботиться. Я хочу пока сказать то, что ты, как существо разумное и благородное, отдавая должное телу, не должен забывать и души. Но если тебе угодно, я скажу и о душе, сей верной сожительнице тела, и докажу, что она несправедливо терпит от него обиды. Душа есть существо духовное, безтелесное, безсмертное, не подлежащее разрушению; сродство ея не с землею и не с земными вещами, но с Богом. Будучи сама в себе чистою, она и увеселяется только чистым; бытие свое она получила не от вещества, посему и отвращается всякой вещественности. Впрочем, поскольку ей назначено сохранять устроенный из земли сосуд, то она, покоряясь воле Господней, и пребывает в нем, соблюдая его и промышляя о нем, до того времени, как придет ей повеление оставить сосуд сей. Итак для души, оживляющей тело, полезно воздержание; а для тела, как земного и бренного орудия, необходимо употребление пищи. Не смотря однакож на свое превосходство, душа не требует для себя ничего излишнего. Она как бы так говорит человеку: «раздели время года, определи шесть месяцев тому, кто живет под управлением, и шесть месяцев для той, которая управляет. Требование справедливо. Никакой плотолюбивый судия не будет столько лицеприятен, чтобы усомнился подтвердить истину оного. Но снисходя к немощи тела, я не ограничусь и равным разделом. Я отдаю на его часть слишком десять месяцев, только пусть уступит мне безспорно Четыредесятницу, дабы хотя несколько облегчить себя от бремени сует, и прохладить жар страстей воздержанием». Христиане! Сия просьба справедлива и непререкаема, и по суду Божию, и по суду человеческому. Вот вы теперь сами здесь: будьте судиями, сами решите спор между душею и телом.
Итак, христианин, отринь сластолюбие, как нечто ребяческое! Ты муж; тебе неприлично уподобляться детям, которые в то время, как не дадут им меду или сыру, обыкновенно плачут, сердятся, и криком своим никому не дают покоя. Мне даже стыдно и говорить, с какою неохотою, и с какою скукою чревоугодники встречают пост. Они непрестанно зевают; едва только поднимаются с постели, и снова склоняются ко сну; стараются проводить время как-нибудь; жалуются, чго солнце так медленно идет к западу, и что самые дни сделались долее обыкновенных. Кроме того, притворяются, будто они страждут разстройством желудка, стеснением дыхания, болью головы, и вообще, будто они худо себя чувствуют. Но это следствия не поста, а пресыщения! За скромную трапезу они садятся с презрительным неудовольствием, растения и овощи поносят, говоря, что напрасно оне и сотворены. Сластолюбцы, при виде постных яств, становятся естествоиспытателями! Воду пьют без отдышки, как бы принимая горькое лекарство, предписанное врачами. Дабы утешить себя в такой печали, многие употребляють питие, имеющее вид вина, и воображают, что они пьют самое вино. А другие изыскивают средства, как бы самые простые овощи сделать лакомыми для вкуса. Все это безразсудно и безсмысленно: пост должен быть плодом произвольного и свободного расположения; ибо цель его отнюдь не та, чтобы сделать нас лицемерными рабами, исправляющими должность свою принужденно и нерадиво. Ты требуешь себе награды за то, что живешь по закону добродетели? но знай, что награда обещана не лукавым, а истинным делателям.
Не повреждай же лицемерием чистоту Четыредесятницы, дабы и с тобою не случилось тоже, что бывает с продающими вино. Если они уже наказываются за примесь воды к вину; то как избежишь наказания ты, ослабляющий строгость поста утонченными наслаждениями? Не извиняйся притворною слабостию. Не клевещи на Четыредесятницу, будто она виновница болезней: напротив, она приносит здравие. Не выискивай предлогов ко греху вместе с людьми, прилепленными к удовольствиям. Воздержание, только по худой привычке твоей, кажется тебе противным, но само по себе оно ни мало не вредит тебе. Свидетели тому все дикие народы, которые ни винограда не насаждают, ни вина не източают, и для которых служит питием естественная и самородная вода; но за всем тем они мужественны и храбры на войне, и даже побеждают винопийц, т. е. трезвые – пияных, как и должно быть. Они имеют тела легкие, способные переносить труды, быстро садятся на коней, искусны в стрелянии, отважны и при том осторожны, благоразумны столько, что в трудных обстоятельствах всегда умеют найти средство спасти себя. Итак не порицай воду, будто она причиняет болезни, и пиющих ее делает сухими и слабыми. Клевету твою опровергает опыт.
Чтож сказать о вине? Скифы, обитающие при Воспоре и реке Рене, живут возле своих стад, не имея у себя постоянных жилищ. Некоторые кочующие народы довольствуются волною и кожею овец, хлеба не употребляют, плуга не знают, земли не возделывают. Каким же образом сии народы, не занимаясь ни земледелием, ни сеянием, ни саждением, и провождая жизнь без хлеба и вина, бывают однакож сильны, способны сражаться со всякими народами, и умеют еще одерживать над многими из них победу? Им ни сколько не вредит то, что у них нет ни вина, ни хлеба. Привычка прадедов обратилась им в природу.
Но для чего я упомянул о сем? Для того, дабы показать, что навык и упражнение усовершают человека в тех предметах, коими он наиболее занимается. Приучай себя к воздержанию: и мало по малу оно сделается для тебя приятным. Напротив, если ты будешь предаваться удовольствиям и любить пиршества, то никогда не возлюбишь поста, – ты будешь от него отвращаться, как от чего-то ужасного и необыкновенного. Постническая жизнь есть подобие будущей, безсмертной жизни. Ибо как тогда, совлекшись страстного тела сего, мы получим свободу, и ничто не будет принуждать нас служить чреву и раболепствовать страстям: так и теперь, отвергаясь плоти и противясь ея требованиям, мы можем поставить себя в состояние, весьма близкое к ожидаемому нами безсмертию. Станем же удаляться сластолюбия, по мере сил наших, ибо никак нельзя одному и тому же человеку быть и сластолюбивым и боголюбивым. Кто любит тело, тот по необходимости впадает в сребролюбие, а сребролюбивый уже далек от правды; покаряющийся же неправде легко будет нарушать законы, и попирать уставы мудрых; а напоследок он позволит себе все, собирая отвсюду пищу для наслаждений, и жертвуя всем своему чреву, как некоему владыке.
Не бойся трудов воздержания, а лучше настоящим трудам противупоставляй будущия надежды, и ты легко станешь проходить подвиг поста. Говори самому себе: горек пост, но сладок рай; утомительна жажда, по близок источник, из которого пиющий не вжаждется во веки; безпокойно тело, но безтелесная душа сильнее тела; безжизненны члены, но близко воскресение! Скажи и ты искушающему тебя чреву то, что говорил Господь искусителю: не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе Божием (Матф. 4, 4). Пост не есть время голода, а только небольшая отсрочка в принятии пищи; не есть неизбежное осуждение, но произвольное обуздание себя; не есть какое либо рабское дело, но свободный подвиг. Молись, и ты получишь силу; взывай, и предстанет тебе скорый помощник!
Приведи себе на память древнюю историю, и ты увидишь, что люди, возлюбившие благочестие, и ради его изнурявшие свое тело, ни в крепости сил, ни в красоте лица не уступали тем, которые употребляли сладкие яства и вино. Навуходоносор, царь Ассирийский, угождал во всем плоти, и был привязан к роскоши, как животное к яслям. Желая услаждать не только свой вкус, но и глаза, он повелел избрать в должность виночерпиев, учредителей трапезы, и вообще в служителей чреву своему, крепких телом и красивых видом юношей, и питать их от царской трапезы. Три отрока, из пленных Израильтян, быв избраны в число таковых служителей, не вкушали однакож царской пищи, как идоложертвенной, а питались земными семенами, и по той же самой причине не пили и вина. Когда же начальник, тревожимый опасением, чтобы такое воздержание не повредило красоте лица их, и не подвергло его казни, стал принуждать их к принятию предлагаемой им пищи, то они сказали ему: «Оставь нас, не принуждай; отнюдь мы не покажемся царю хуже тех, которые питаются роскошною пищею; цвет лица нашего не увянет. Ты боишься, как бы тебе не представить царю служителей безобразных: нет; Тот, Кто нас сотворил и образовал, пошлет нам благодать Свою, и ты на опыте увидишь, что для нашей красоты, о которой вы столько заботитесь, всего полезнее пост». Так и случилось: сии юноши превзошли всех благолепием лица и крепостию тела. А что сказать о Сампсоне? Не от самого ли зачатия своего он узнал пост? Ибо ангел открыв матери его, что ради сына должна сама она воздерживаться от вина и от всех других удовольствий. Но кто был сильнее его из людей? Кто был славнее его из героев? Он был столько мужествен, что смело вышел против целого неприятельского войска, – один против такого множества! – и не имея у себя ни меча, ни копья, одною ослиною челюстью избил тысячу врагов.
Так, даны будут силы и тебе, если будешь надеяться! Не унывай, и будешь укреплен. Прилепи слух твой к учению сокровенному, и забудешь о пище, подобно народу, который ходил во след Иисуса, поучавшего словом и делом. Постыдимся, мы невоздержные и сластолюбивые, язычников и иудеев, которые хотя напрасно и без цели, – однако постятся. Положим, что они лишают себя пищи без пользы: но по крайней мере почитают правило поста достойным исполнения, и приличным для людей, пекущихся о добродетели. После сего, христианам ли не прилична жизнь воздержная и строгая, когда им сообщено чистое и истинное слово благочестия? Тот, кто без благочестия трудится над исправлением своих нравов, по всей справедливости, подобен человеку, строющему дом без основания, или корабль без дна. И точно таковы неразумные иудеи! Я всегда чувствую сожаление, когда вижу, как иудеи, в рубищах, без обуви, ходят по распутиям; иудеи – позор Моисея и пророков, рабы безумия, вместо того, чтобы быть им сынами свободы; иудеи – питомцы Закона, и не покоряющиеся Закону, дерзновенно отвергшие образы будущего, и потерявшие надежду избавления. Ибо все, что учреждал Моисей, было только прообразованием истины. И кущи, и трубы, и обрезание, и опресноки, и горькие травы, – все это было знаменованием жизни во Христе, – образом, предначертанным для тех, кои назначались к совершенству.
Я христианин, раб Распятого, пощусь для того, чтобы очистить себя в надежде воскресения, и чтобы мне, как рабу, любящему своего Господа, сораспясться с Ним. Но ты, потомок заклавших Агнца, виновник пролитой Им крови, которую отцы твои так безразсудно приняли на себя и чад своих, скажи мне, для чего постишься? Если для того, дабы очиститься от грехов, то я весьма хвалю тебя за намерение; только оставь синагогу лукавствующих, и приобщись к Церкви благочестивых, приступи к крови Агнца и окропись ею; – откуда происходит твое осуждение, там ты найдешь для себя очищение! Но если ты и теперь остаешься таким же, каков был прежде: после сего, что значит твое воздержание от яств? Или ты подражаешь нильским крокодилам, о которых говорят, будто они плачут над головами пожранных ими людей, не потому, чтобы раскаявались в убийстве (могут ли иметь такое чувство животные неразумные?); но потому, что черепы не имеют в себе мяса, и не могут быть съедены? Нечто подобное находится и в твоем посте. Ибо пения и пляски, во дни поста, кажется, вовсе не приличны сему времени. Пост предписывает нам вести себя строго и воздержно; а плясание обнаруживает душу, разсеянную от чрезмерных удовольствий. Вспомни Моисеево изречение: в десятый день седьмого месяца должно поститься (Лев.16:29). Здесь седьмый месяц означает седьмый день, а десятый день – десятый час, в который Господь на кресте испустил дух Свой. В каждом действии есть свои внешние знаки, из которых познается внутреннее, невидимое расположение души. Для чего же ты соединяешь и смешиваешь то, что не имеет никакого единения между собою? – У иудеев есть и другия празднества, например: устроение кущей, воспоминание труб. Но иудеи не понимают, что они совершают при сем христианские празднества: поскольку устроение кущей есть очевидное изображение Церкви, которую воздвигло нам Слово. Они, украшая кущи листвиями, а преддверия оных плодами, сим самым знаменуют новую, плодоносную Церковь, произрасшую после Закона. А праздник труб возбуждает нас готовиться к воскресению, как говорит апостол: вострубит труба, и мертвии востанут (1Кор. 15, 52), и как научает Сам Бог и Спаситель наш в Евангелии: послет ангелы Своя с трубным гласом велиим, и соберут избранные Его от четырех ветр, от конец небес до конец их (Матф. 24, 31).
Но может быть, иудеи скажут, что они совершают сии празднества в память древних чудес, в знак благодарения за Божии благодеяния, оказанные им на горе Синае, и в воспоминание труб, гремевших при даровании Закона. Но суемудрые не разумеют, что трубный звук, при даровании Закона на Синае, употреблен был для означения сокровенной истины. Именно, поскольку приемлющие Закон, в правило благочестивой жизни, должны страшиться за нарушение его наказания; то Бог, даруя людям заповеди для жизни, начертанные на скрижалях, немедленно сопровождает дар сей гласом трубным, в знамение воскресения мертвых, т. е. дабы подчиняющиеся заповедям, чрез воскресение взирая на суд, хранили ненарушимо учение Божественного Законодателя. Таким образом и пост и кущи и трубы суть древние образы таинств веры нашей, открывшихся в явлении Спасителя нашего во плоти. Ему слава и держава во веки веков. Аминь.