Беседа 73
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение». (Мф. 23:14)
Прикрывающий злые дела личиной благочестия заслуживает сугубого наказания. – Фарисеи были губителями желавших спасения. – Цель ветхоз. предписаний о внешних очищениях. – Добродетели, очищающие душу: правда, человеколюбие, истина. – Против не заботящихся о душевной чистоте. – Против высматривающих в храме красивых женщин. – Сравнение нравов апостольского времени с современными. – Против женских нарядов, женитьбы из-за денег, развращающих поговорок.
1. Этими словами Спаситель начинает обличать книжников и фарисеев в том, что они пресыщались и, что еще ужаснее, наполняли чрево свое не от имущества богатых, но от стяжания вдов, и таким образом еще более увеличивали их бедность вместо того, чтоб облегчить ее. Они не просто ели, но поедали. И это корчемство еще прикрывали самым низким лукавством: «лицемерно долго молитесь». Всякий, делающий зло, заслуживает наказания; кто же, принявши на себя образ благочестия, употребляет его для прикрытия своих злых дел, тот подлежит гораздо жесточайшему наказанию. Почему же Спаситель совсем не лишал сана книжников и фарисеев? Потому, что не пришло еще время. Вот почему Он и оставил их до времени. А обличая их, Он предохраняет народ от обольщения, чтобы он, смотря на высокий сан книжников, не увлекся к подражанию им. Так как прежде Он сказал: «Все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте», то теперь, чтобы неразумные, основываясь на этих словах, не подумали, что им позволяется все, показывает, в чем книжники извращают закон. «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете» (Мф. 23:13). Если виновен тот, кто не приносит пользы, то как может ожидать прощения тот, кто причиняет ближним вред, и заграждает им вход? Что же значит слово: «хотящих войти»[23]? Оно означает способных. Когда надлежало что-нибудь предписывать другим, тогда книжники возлагали бремена неудобоносимые; а когда самим им должно было исполнять что-нибудь из предписываемого законом, тогда они поступали совершенно иначе: не только ничего не делали сами, но, что гораздо пагубнее, развращали еще и других. Это люди, которых должно назвать язвою, люди поставляющие делом своим погибель других, совершенно противоположные истинным учителям. Если дело учителя – спасать погибающего, то губить желающего спастись – дело губителя. Затем следует другое обличение: «Обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» (Мф. 23:15), – то есть: хотя вам стоит чрезвычайно великих трудов и усилий обратить кого-либо, но и после всего этого вы не умеете сберечь его. Мы всего более стараемся сберегать то, что приобретено с великим трудом; а вас и это не делает более заботливыми. Здесь Христос предъявляет к книжникам и фарисеям два обвинения: во-первых, в том, что они ничего не могут сделать для спасения многих, и что им великого стоит труда привлечь к себе хотя одного человека; во вторых, в том, что они совершенно нерадят о сохранении того, кого приобрели; и не только нерадят, но еще становятся его предателями, когда порочною своею жизнью развращают его и делают еще хуже. Действительно, когда ученик видит порочных учителей, то делается хуже их, потому что он не останавливается на степени развращения своего учителя. Когда учитель добродушен, ученик подражает ему; а когда он худ, то еще и превосходит его в том, потому что нет ничего легче, как делаться худшим. Он называет его сыном геенны, т. е. точно таким, какова сама геенна. А слова: «худшим вас» – сказал для того, чтобы и порочных учеников устрашить, и книжников поразить сильнее за то, что они были учителями беззакония. И не только за это, но еще и за то, что они старались вложить в учеников своих больше зла, вовлекая их в большую порочность, нежели какой подвержены были сами, что служит признаком в высшей степени развращенной души. Далее Христос укоряет книжников и фарисеев и за безумие их, – за то, что они внушали неуважение к важнейшим заповедям. Правда, прежде Он говорил, по-видимому, противное, то есть, что они «связывают бремена тяжелые и неудобоносимые» (Мф. 23:4); но они и это в свою очередь делали, и, с другой стороны, употребляли все средства к развращению своих последователей, требуя от них исправности в маловажных делах и, вместе, оказывая пренебрежение к важнейшим обязанностям. «Даете десятину, – говорит Спаситель,– с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять» (Мф. 23:23). Здесь совершенно справедливо можно было сказать: где десятина, там и милостыня; какой же вред в том, чтобы подавать милостыню? Но Спаситель не порицает книжников и фарисеев за то, что они в этом соблюдали закон: нет, Он не говорит так. Вот причина, почему именно здесь Он говорит: «сие надлежало делать». Но Он не делает этого прибавления там, где начинает говорить о вещах чистых и нечистых, а вместо того, различает внутреннюю чистоту от внешней, и показывает, что за внутреннею чистотою необходимо следует и внешняя, но не наоборот. Рассуждая о человеколюбии, Он не делает такого различения, как по вышепоказанной причине, так и потому, что еще не пришло время прямо и явно отменить предписания закона. Но, начавши говорить о соблюдении телесных очищений, Он яснее опровергает эти обряды. И потому о милостыне говорит: «Сие надлежало делать, и того не оставлять»; а об очищениях не так. Как же? «Очищаете, – говорит,– внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. ... очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их (Мф. 23:25–26). Здесь Христос, говоря о стклянице и блюде, объясняет мысль Свою указанием на вещь, всем известную и очевидную.
2. Далее, чтобы показать, что нет никакого вреда от несоблюдения очищений телесных, а напротив величайшее наказание бывает следствием небрежения об очищении души, то есть о добродетели, Спаситель назвал телесные очищения комаром, так как они были маловажны и ничтожны, а действия, очищающие душу – верблюдом, так как последние были невыносимы. Потому и говорит: «Оцеживающие комара, а верблюда поглощающие» (Мф. 23:24). Наружные очищения были предписаны законом только ради внутренних, ради милости и суда; а потому даже и в Ветхом Завете не приносили никакой пользы, как скоро оставались одни. Так как маловажное учреждено было ради важнейшего, а между тем последнее было оставлено и предметом служило только первое, то от этого и не выходило, еще и в то время, никакого добра: внутреннее очищение не следовало за внешним, тогда как напротив внешнее необходимо уже следует за внутренним. Итак, из слов Спасителя видно, что и прежде пришествия благодати, очищения телесные не были в числе дел важных и достойных особенного попечения, а требовалось нечто другое. Если же таковы были эти обязанности еще прежде благодати, то тем более оказались они бесполезными после возвещения высоких заповедей новозаветных и уже вовсе не надлежало оставлять их в силе. Итак, жизнь порочная, во всяком случае, есть тяжкое зло; но особенно она вредна тогда, когда порочный совсем не думает о том, что он имеет нужду в исправлении; а еще пагубнее бывает она тогда, когда такой человек почитает себя способным к тому, чтобы и других исправлять: указывая на это Христос и называет книжников слепыми вождями слепых. В самом деле, если уже величайшее несчастие и бедствие, когда слепец не находит нужным иметь путеводителя, то в какую пропасть низвергнет то, когда он захочет еще руководить других? Все эти обличения Спаситель направляет к тому, чтобы указать на чрезмерное, до неистовства доходившее славолюбие книжников и фарисеев, на этот жестокий недуг, от которого они сходили с ума. Действительно, для них причиною всех зол было то, что они все делали напоказ. Это и от веры отвело их, и расположило к нерадению об истиной добродетели, и побудило заботиться об одних только телесных очищениях, не стараясь об очищении души. Поэтому-то Христос, желая привести их к истинной добродетели и к очищению души, и напоминает о милости, и о суде, и о вере. Вот силы, которыми держится жизнь наша! Вот добродетели, очищающие душу: правда, человеколюбие, истина! Человеколюбие побуждает нас прощать другим, и не дает нам быть чрезмерно жестокими к согрешающим и непреклонными к прощению (а таким образом мы приобретаем двоякую пользу: и делаемся человеколюбивы, и сами за то снискиваем великое человеколюбие Бога всяческих), и располагает нас соболезновать страждущим и оказывать им помощь. А истина не допускает нас обманывать и лукавить. Но как в том случае, когда Христос говорит: «Сие надлежало делать, и того не оставлять», Он говорит это не с тем намерением, чтобы ввести наблюдение ветхозаветных правил, – это мы показали выше, – так и тогда, когда говорит о блюде и чаше: «Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их», не предписывает прежней мелочной разборчивости, напротив всеми словами хочет показать, что она совершенно излишня. Он не сказал: «очистите и внешнее», но – «внутренность»: за этим, без сомнения, последует и то. А впрочем, Христос говорит не о чаше и блюде, но рассуждает о душе и теле, под словом: «внешность» разумея тело, а под словом: «внутренность» – душу. Если же в блюде важно внутреннее, то тем более в тебе. Но вы, говорит Он, поступаете напротив: соблюдая маловажное и внешнее, нерадите о важном и внутреннем; отсюда происходит тот величайший вред, что вы, считая себя исполнившими все, прочее пренебрегаете; а пренебрегая, и не заботитесь; или не принимаетесь за его исполнение. Далее Христос опять поносит книжников и фарисеев за тщеславие, называя их гробами окрашенными, и везде прибавляя слово: «лицемеры», так как в этом заключается причина всех беззаконий, а, вместе, и погибели их. И не просто назвал их гробами окрашенными, но и сказал еще, что они полны нечистоты и лицемерия. Этими словами Он показал причину, почему книжники и фарисеи не верили: именно ту, что они исполнены были лицемерия и беззакония. И не только Христос, но и пророки постоянно обвиняют их в хищничестве, в том, что начальники их не судят по правде. И везде найдешь, что жертвы отвергаются, а требуются милость и правда. Итак, нет ничего необычайного и нового ни в данных Христом заповедях, ни в обличении, ни даже в уподоблении гробам. Это подобие употребляет и пророк, и он также называет не просто гробом, но «гортань их – открытый гроб» (Пс. 5:10). И ныне много подобных людей, которые снаружи украшены, а внутри исполнены всякого беззакония. И ныне о внешней чистоте прилагают много труда, много заботы, а о душевной нисколько. Но если бы кто раскрыл совесть каждого, то нашел бы множество червей, множество гноя и нестерпимое зловоние, – я разумею гнусные и злые пожелания, которые отвратительнее червей.
3. Но что эти люди таковы, это конечно ужасно, однако же, еще не так. А когда мы, удостоенные быть храмом Бога, вдруг делаемся гробами, вмещающими в себе такое зловоние, это уже крайнее бедствие. Быть гробом тому, в ком жил Христос и действовал Дух Святый, в ком совершилось столько тайн, – какое в самом деле бедствие! Какого плача и рыдания достойно то, когда члены Христовы делаются гробом, исполненным нечистоты! Размысли, как родился ты, чего удостоился, какую получил одежду, как соделался храмом нетленным, прекрасным, украшенным не златом или перлами, но Духом, что несравненно драгоценнее. Подумай, что в городе не держат ни одного гроба с покойником; поэтому и тебе нельзя явиться во град горний. Если это воспрещено здесь, то тем более там. Или лучше, и здесь над тобою стали бы все смеяться, если бы ты стал носить мертвого человека, и не только стали бы смеяться, но и убегать тебя. Скажи мне: если бы кто везде носил с собою мертвое тело, разве все не отступили бы и не убежали от него? Так рассуждай и в настоящем случае. Ты представляешь гораздо ужаснейшее зрелище: ты носишь всюду душу умершую от грехов, душу преданную гниению. Кто пожалеет о таком человеке? Если ты не жалеешь о своей душе, то будет ли жалеть кто-либо другой о таком жестоком и пагубном враге самому себе? Если бы кто в твоей спальной или столовой комнате зарыл мертвое тело, то чего бы ты не сделал? А ты зарываешь мертвую душу не в столовой и не в спальной, но между членами Христовыми, – и ты не боишься, чтоб не поразили с неба твою голову тысячи громов и молний? Как же ты осмеливаешься ходить в церковь Божию и в святые храмы, будучи исполнен внутри такого отвратительного зловония? Если бы кто внес мертвеца в царские чертоги и положил его там, тот понес бы жесточайшее наказание. А ты входишь в священную ограду, и наполняешь дом Божий таким зловонием: подумай, какому подвергнешься наказанию! Подражай той блуднице, которая миром помазала ноги Христовы, и весь дом наполнила благовонием; ты делаешь совсем напротив относительно дома Божия. Что нужды, если ты и не чувствуешь зловония? Это только крайняя степень болезни. Это значит, что болезнь твоя неисцелима; что она гораздо более жестока, чем болезнь тех, у кого тело гниет и издает дурной запах. Эта последняя болезнь и дает чувствовать себя страждущим, и не заслуживает никакого обвинения, но даже достойна сожаления; первая же достойна отвращения и мучения. Так как болезнь эта, и по этой причине, является более тяжкой и не позволяет больному чувствовать себя, как бы надлежало, то послушай внимательно, – я покажу тебе ясно ее пагубу. Прежде выслушай, что ты произносишь, когда поешь: «Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое» (Пс. 140:2). Но если не фимиам, а смрадный дым восходит от тебя и от твоих дел, то какому не достоин ты подвергнуться наказанию? Что же это за смрадный дым? Это знают многие, именно те, которые заглядываются на красивых женщин и высматривают привлекательных девиц. Не удивительно ли еще, как не разразятся удары грома, и не разрушится все до основания? Действительно, стоит громов и геенны то, что здесь бывает. Но Бог, по Своему долготерпению и великой милости, удерживает до времени гнев Свой, призывая тебя к покаянию и исправлению. Что ты делаешь, человек? Высматриваешь красивых женщин и не трепещешь, нанося такое оскорбление храму Божию! Ужели ты считаешь церковь непотребным домом и ставишь хуже площади? На площади ты боишься и стыдишься быть примеченным, что высматриваешь женщин; а во храме Божием, когда сам Бог беседует с тобою и угрожает за такие поступки наказанием, ты блудодействуешь и прелюбодействуешь в то самое время, когда слышишь, что не должно этого делать. И ты не трепещешь, не ужасаешься? Этому научают вас соблазнительные зрелища, – эта неистребимая язва, вредоносный яд, сети, из которых трудно избавиться попавшимся в них, удовольствие и вместе погибель для сладострастных. Вот почему и пророк в своем обличении говорит: «Но твои глаза и твое сердце обращены только к твоей корысти» (Иер. 22:17). Лучше таким людям быть слепыми, лучше быть больными, чем так злоупотреблять зрением. Надлежало бы иметь внутри храма стену, которая отделяла бы вас от женщин. Но как вы не хотите этого, то отцы признали необходимым отделить вас, по крайней мере, этими деревянными досками; в древнее же время, я слыхал от старцев, не было и таких стен, – «нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28), – да и во времена апостолов вместе находились мужчины и женщины. Тогда и мужчины были мужчинами, и женщины женщинами, а ныне все напротив: женщины усвоили себе нравы блудниц, а мужчины ничем не лучше коней неистовых. Не слыхали ли вы, что мужи и жены пребывали вместе в горнице, и такое собрание достойно было небес? И вполне справедливо, потому что и женщины в то время вели жизнь благочестивую, подвижническую, и мужчины хранили чистоту и целомудрие. Послушайте, что говорит женщина, торговавшая багряницею: «Если вы признали меня верною Господу, то войдите в дом мой и живите [у меня]» (Деян. 16:15). Послушайте о женщинах, которые, руководясь мыслями мужескими, везде ходили с апостолами: о Прискилле, Персиде и о других, от которых нынешние женщины так же далеко отстоят, как мужчины от тех мужчин.
4. Тогда женщины хотя и ходили по чужим странам, но не навлекали на себя худой славы; а ныне и воспитывающиеся во внутренних комнатах едва избегают такого подозрения. И это происходит от излишних нарядов и изнеженности. У тех женщин было занятием распространение проповеди, а нынешние женщины заботятся о том, чтоб показаться благообразными, красивыми и приятными по наружности. Вот их слава, вот их спасение! А о каких-нибудь возвышенных и важных предприятиях они и во сне не помышляют. Какая жена употребила старание на то, чтоб сделать мужа лучшим? Какой муж имел попечение об исправлении жены? Нет ни одного. Напротив, у жены только и заботы, что о золотых украшениях, одежде и других нарядах, и также об умножении имущества; а муж занят, кроме этих, еще многими и другими попечениями, и все житейскими. Кто, намереваясь вступить в брак, старался узнать нрав и поведение девицы? Никто. Напротив, всякий тотчас расспрашивает о деньгах, об имении, о том, сколько всякого рода домашних вещей, – все равно, как бы хотел купить что-нибудь, или заключить какой-нибудь обыкновенный торговый договор. По этой причине и брак называют этим именем. Слыхал я, как многие говорят: такой-то сделал договор с такою-то, т. е., женился. Так ругаются над дарами Божиими: женятся и выходят замуж, как будто продают и покупают что-нибудь. А письменные условия по бракам заключаются с гораздо большею осторожностью, чем по делам купли и продажи. Посмотрите, как древние вступали в брак, и подражайте им. Как же они вступали? Они искали в невесте доброго поведения и нравов, и совершенства душевного; а потому не имели нужды в письменных договорах, в обеспечении посредством бумаги и чернил. Вместо всего им достаточно было душевных свойств невесты. Итак, умоляю и вас искать не денег и богатства, но доброго поведения и кротости. Ищи девицу богобоязненную и благоразумную, и это будет для тебя лучше бесчисленных сокровищ. Если ты будешь искать угодного Богу, то и это получишь; но если, оставив первое, погонишься за последним, не получишь и того. Но такой-то, скажешь ты, от жены разбогател. Не стыдно ли тебе приводить такие примеры? Слыхал я от многих вот какие слова: лучше желал бы я терпеть крайнюю бедность, нежели получить богатство от жены. И действительно, что может быть неприятнее такого богатства? Что может быть тягостнее такого изобилия? Что постыднее – сделаться таким образом знаменитым и подать повод всем говорить о себе: такой-то от жены разбогател? Я не говорю уже о домашних неприятностях, которые необходимо должны произойти отсюда; не говорю о надменности жены, раболепстве мужа, о ссорах, о поношениях со стороны слуг, когда они будут говорить: нищий, лоскутник, низкий и из низкого состояния; с чем пришел? не все ли принадлежит госпоже? Но ты не беспокоишься о том, что так говорят о тебе, – так как ты уже не свободен. Привыкшие есть чужой хлеб, слышат о себе отзывы и хуже и не печалятся; равным образом и эти, – да еще и в похвалу себе вменяют подобный позор; и когда мы говорим это им, они отвечают: было бы приятно да сладко, а то пусть хоть умру. О, дьявол! Какие поговорки ввел он в мире, – они способны совершенно развратить жизнь таких людей! Рассмотри эти самые пагубные, дьявольские слова, какой преисполнены они погибели. Ведь они не говорят ничего другого, кроме следующего: не думай о честности, о справедливости; отбрось все это, ищи только одного – удовольствия, чего бы это тебе ни стоило, добывай его; хотя бы все встречающиеся с тобою плевали на тебя, хотя бы грязью бросали тебе в лицо, хотя бы гнали тебя как пса, – переноси все. Если бы свиньи и нечистые псы могли говорить, сказали бы они что-нибудь хуже этого? Конечно, и они не сказали бы того, что людям внушает дьявол говорить, как бы в бешенстве. Теперь вы узнали бессмыслие этих слов. Потому умоляю вас удаляться таких поговорок, и выбирать из Писаний противные этим изречения. Какие же это изречения? «Не ходи, – сказано, – вслед похотей твоих и воздерживайся от пожеланий твоих» (Сир. 19:30). А относительно блудницы есть также противное изречение в притчах: «[Не внимай льстивой женщине], ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый» (Притч. 5:3–4). Этим изречениям будем внимать, а не тем. От тех-то изречений и рождаются помыслы низкие, свойственные рабам; от них люди делаются бессмысленными животными, потому что везде ищут только удовольствия, следуя той поговорке, которая и без наших слов, сама по себе, достойна посмеяния. После смерти какая у тебя останется прибыль от наслаждений? Итак перестаньте подвергать себя посмеянию и разжигать неугасимый огонь геенны, и смыв с глаз гной, хотя и поздно, посмотрим надлежащим образом на будущее, чтобы и настоящую жизнь провести благочинно, во всякой чистоте и благочестии, и сподобиться будущих благ благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 74
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в [пролитии] крови пророков». (Мф.23:29–30)
Почему Христос осуждает фарисеев за устроение гробниц пророков. – Фарисеи притворно осуждали своих отцов и превосходили их нечестием. – Невразумляющиеся наказанием других несут тягчайшее наказание. – Любовь Христа к иудеям и казнь за отвержение ее. – Позднее раскаяние иудеев не принесет им пользы. – Увещание заботиться о душе и лечить душевные недуги – в частности сребролюбие – у врачей духовных.
1. Христос говорит: «горе» книжникам и фарисеям – не потому, что они строят гробницы и осуждают отцов своих, но потому, что, как в первом случае, так и в притворном осуждении отцов своих, они поступают хуже их. А что осуждение их было притворное, об этом говорится у Луки, где они называются сообщниками отцов, потому что они строят гробницы. «Горе вам, что строите гробницы пророкам, которых избили отцы ваши: сим вы свидетельствуете о делах отцов ваших и соглашаетесь с ними, ибо они избили пророков, а вы строите им гробницы» (Лк. 11:47–48). Здесь Христос осуждает их намерение, с каким они строили; именно они строили гробницы не в честь убитых, но как бы хвалясь убийством, и из опасения, чтобы свидетельство и память о такой их дерзости, с течением времени, не погибли вместе с разрушившимися памятниками; строили гробницы, воздвигая великолепные здания, как бы трофеи, и тем показывали, что они поставляли для себя славу в преступлении отцов своих. Действительно, – как бы говорит Христос, – настоящие дерзкие ваши поступки показывают, что и это вы делаете с таким же намерением. Хотя вы, говорит Он, под предлогом обвинения отцов ваших, и говорите противное, – то есть, что мы не были бы сообщниками их, если бы жили в те дни, – но явно, с какою мыслию вы говорите это. Потому-то Христос, обнаруживая это намерение, так объясняет его. Сказав: «Говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в [пролитии] крови пророков», – присовокупил: «таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков» (Мф. 23:30–31). Но какое преступление – быть сыном убийцы, если этот сын не участвует в намерении отца? Никакого. Отсюда очевидно, что Христос говорит им это для того, чтобы дать знать об участии их в злодеянии отцов их. Это доказывают и следующие слова, которые Он присовокупил: «Змии, порождения ехиднины!» (Мф. 23:33). Как ехидны, по смертоносному яду, уподобляются родившим их, так и вы уподобляетесь отцам вашим по убийству. Далее, обнаружив их намерение, неизвестное для многих, Он подтверждает слова Свои будущими дерзкими их поступками, о которых все будут знать. Сказав: «Таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков», и тем самым дав знать, что Он говорит об участии их в злодеянии и что они притворно говорили: «то не были бы сообщниками их», – присовокупил: «дополняйте же меру отцов ваших» (Мф. 23:32), не давая этим повеления, но только предвещая будущее, именно убиение Его самого. Таким образом обличив их и показав лживость слов, которые они говорили в защиту себя, – именно, что мы не были бы их сообщниками (в самом деле, те, которые не удержались от убиения Господа, как бы пощадили рабов?) – усиливает после этого речь Свою, называя их змиями и порождениями ехидниными, и продолжает: «Как убежите вы от осуждения в геенну?», отваживаясь на такие дерзкие поступки, и отрекаясь от них и скрывая свое намерение? Далее, обличая их еще с большею силою иначе, Он говорит: «Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших» (Мф. 23:34). А для того, чтобы они не сказали, что хотя мы и распяли Господа, однако удержались бы от убийства рабов, если бы жили в то время, – говорит: вот, Я посылаю к вам рабов, и самих пророков, но вы и их не пощадите. Это говорит Христос для того, чтобы показать, что нет ничего странного, если Его убьют сыны, в убийстве, обманах, коварстве и дерзких поступках превышающие отцов своих. Кроме того, Он показывает, что они и чрезмерно тщеславны; когда они говорят, что если бы мы жили во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их, говорят это по тщеславию, и мудрствуют только на словах, а на деле поступают совершенно наоборот. «Змии, порождения ехиднины!», – то есть: злые дети злых отцов, и еще злее их. Христос показывает, что они отваживаются на гораздо большие злодеяния, и в жестокости превосходят даже отцов своих, хотя и хвалятся, что они не поступили бы так в подобном случае. И действительно, они оканчивают и довершают злодеяния. Те умертвили пришедших в виноградник, а эти убили и самого Сына и тех, которые звали на брак. Это еще говорит Христос и для того, чтобы отдалить их от родства с Авраамом и показать, что от этого нет никакой пользы для них, если они не будут подражать делам его. Потому и присовокупляет: «Как убежите вы от осуждения в геенну?», подражая отцам своим в таких дерзких поступках? Здесь Он привел им на память и обличительную проповедь Иоанна, потому что и он так называл их, и напоминал им о будущем суде. Далее, так как ни суд, ни геенна нисколько не страшили их, частью потому, что они не верили, а частью потому, что это представлялось в отдаленном будущем, то Он обличает их настоящими случаями, и говорит: «Посему, вот, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших...; да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником. Истинно говорю вам, что все сие придет на род сей» (Мф. 23:34–36).
2. Смотри, сколько Христос предостерегал их! Он говорил: вы осуждаете отцов ваших, говоря, что не были бы сообщниками их; и этим не мало пристыжал их. Далее говорил: вы, осуждая их, поступаете еще хуже их, и это также достаточно было, чтобы посрамить их. Наконец говорит: это не останется без наказания, – и тем самым наводит на них величайший страх, напоминая им о геенне. Но так как до геенны было далеко, то Христос представляет им настоящие бедствия, и говорит: «что все сие придет на род сей» (Мф. 23:36). С наказанием соединил Христос и величайшие бедствия, сказав, что они понесут наказание тяжелее всех; но ни от чего не сделались они лучшими. Но если кто спросит: за что же они терпят наказание тяжелее всех, я сказал бы: за то, что более жестоко и хуже всех поступают, и ничем из прежде бывшего не вразумились. Ужели ты не слыхал слов Ламеха: «[Если за Каина] отмстится [всемеро, то] за Ламеха в семьдесят раз всемеро» (Быт. 4:24), то есть: я достоин больших наказаний, чем Каин. За что же? Ведь он не убил брата? За то, что не вразумился тем примером. То же самое говорит Бог в другом месте: «Не оставит без наказания... [наказывающий] детей за вину отцов до третьего и четвертого [рода], ненавидящих Меня» (Исх. 20:7,5), – не потому, чтобы кто-нибудь из них нес наказание за чужие проступки, но потому, что после многих грешников, и притом наказанных, они не сделались лучшими, но подобно им предавались греху, а потому и достойны того, чтобы им терпеть одинаковые наказания. Но смотри, как кстати Христос напомнил им об Авеле, показывая, что и это убийство было сделано по зависти. Итак, что вы теперь можете сказать? Или вы не знаете, что потерпел Каин? Разве Бог оставил без внимания случившееся? Не подверг ли Он его жесточайшему наказанию? Ужели вы не слыхали, что потерпели отцы ваши, избившие пророков? Не преданы ли они были бесчисленным мучениям и наказаниям? Как же вы не сделались лучшими? Но для чего мне говорить о наказаниях отцов ваших, и о том, что они потерпели? Ты, который произносишь осуждение на отцов твоих, почему хуже их поступаешь? Вы сами произнесли приговор, что «злодеев сих предаст злой смерти» (Мф. 21:41). Какое же извинение будете иметь, отваживаясь на такие дерзновенные проступки после такого приговора? Но кто этот Захария? Одни считают его за отца Иоанна, другие за пророка, а иные за другого какого-то священника, имеющего два имени, которого Писание называет и Иоддаем. Обрати внимание и на то, что это было сугубое злодеяние. Они не только убивали святых, но еще и в священных местах. И произнося эти слова, Христос не только устрашал их, но и утешал учеников, показывая, что и праведники еще прежде их то же терпели. Устрашал же их предсказанием, что как те были наказаны, так и они понесут жестокое наказание. Потому и учеников Своих называет пророками, мудрыми и книжниками, снова отнимая этим у иудеев всякий предлог к оправданию. Теперь, говорит Он, вы не можете сказать, что Я посылал из язычников, и оттого вы впали в соблазн; вас довело до этого то, что вы убийцы и жаждете крови. Поэтому Он и сказал прежде, что Я пошлю пророков и книжников. И все пророки обличали их в том же, говоря, что они кровь с кровью мешают, и что они – мужи кровей (Ос. 4:2). Вот почему Бог и требовал принесения крови в жертву Себе, показывая, что если в бессловесном так дорога кровь, то тем более в человеке. Поэтому Он и говорит Ною: «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека» (У Златоуста: «Я отмщу за всякую кровь пролитую») (Быт. 9:6). Можно найти бесчисленное множество и других доказательств на то, что Бог запрещает убивать. Потому Бог не повелел есть и чего-нибудь удушенного. О, как велико милосердие Бога, Который хотя и знал, что иудеи никакой не получат пользы, однако исполнял Свое дело! Посылаю, – говорит Он, – хотя и знаю, что они будут убиты. Таким образом, иудеи и здесь были обличены в том, что напрасно говорили: мы не были бы сообщниками отцов наших. И эти умерщвляли пророков в синагогах, и не почитали ни самого места, ни достоинства лиц. Они умерщвляли не простых людей, но пророков и мудрых, чтобы не быть обличаемыми от них. Под именем же пророков Христос разумеет апостолов и их преемников, потому что многие пророчествовали. Потом, желая увеличить страх, говорит: «Истинно говорю вам, что все сие придет на род сей», то есть, все это Я обращу на ваши головы и отмщу жестоким образом, потому что тот, кто видел многих согрешающих, и не вразумился, но сам поступал так же, и не только так же, но и гораздо хуже, должен подвергнуться гораздо более тяжкому наказанию, чем те. Подобно тому, как если бы он захотел, то получил бы для себя громадную пользу и сделался бы лучшим, благодаря множеству примеров в других, – точно также, не исправившись, становится достоин большего наказания за то, что имел много случаев к вразумлению себя от людей прежде согрешивших и уже наказанных, но без всякой для себя пользы.
3. Вслед за этим Христос обращает речь к городу, желая таким образом вразумить слушателей, и говорит: «Иерусалим, Иерусалим» (Мф. 23:37)! Что значит это сугубое воззвание? Это голос милосердия, сострадания и великой любви. Как будто пред любимою женщиною, которую постоянно любили, но которая презрела любившего ее, и чрез то заслужила наказание, Он оправдывается, когда намерен уже был поразить казнью. То же делает Он и чрез пророков, когда говорит: «Я говорил: «возвратись ко Мне»; но она не возвратилась» (Иер. 3:7). Сделав такое воззвание к Иерусалиму, Христос исчисляет совершенные им убийства: «Избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих,... и вы не захотели!» (Мф. 23:37)? Защищая от преступлений против Него, Он говорит, что и всем этим ты не отвратил Меня от себя, и не отклонил великого благоволения Моего к тебе; напротив, Я хотел, и не однажды или два раза, но многократно, привлечь тебя. «Сколько раз, – говорит Он, – хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели»? Этими словами Он хочет показать, что они всегда отдалялись от Него, по причине грехов; сравнением же изъявляет Свою любовь, потому что эта птица горячо любит своих птенцов. Такое сравнение пророков с крыльями везде, и в песни Моисея, и в псалмах, означает особенное смотрение и попечение. «Вы не захотели», продолжает Он. «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23:38), то есть, чужд Моего покровительства. Итак, сам Он прежде покровительствовал им, поддерживал, хранил их, сам Он и наказывает их всегда. И теперь угрожает Он наказанием, которого они всегда чрезвычайно страшились, так как оно указывало на полное нарушение их гражданского быта. «Ибо сказываю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: благословен грядый во имя Господне!» (Мф. 23:39). И это – голос любви пламенной, сильно влекущей их не прошедшими только, но и будущими событиями, так как здесь Он говорит о будущем дне Своего второго пришествия. Но что? Неужели они с этого времени не видали Его? Говоря: «отныне», Он указывает не на этот самый час, но на все время, которое протекло до Его страдания. А так как они всегда обвиняли Его в том, что Он богопротивник и враг Богу, то Он и убеждает их любить Себя тем, что показывает Свое единомыслие с Отцом и Свое присутствие в пророках, а потому и употребляет те же самые слова, какие и пророк. Этими же самыми словами Он предвещал и воскресение, и второе пришествие Свое, давая разуметь даже и самим неверующим, что тогда они несомненно поклонятся Ему. Но как Он указал на это? Предсказывая многое будущее, именно: что пошлет пророков; что их будут убивать, и даже в самих синагогах; что сами они потерпят крайние бедствия; что дом останется пустым; что они подвергнутся ужасным несчастиям, каких прежде никогда и не было. Все это для самых бессмысленных и упорных могло быть ясным указанием на Его второе пришествие. Спросим их: не посылал ли Он к ним пророков и мудрых? Не убивали ли они их в синагогах? Не оставлен ли дом их пустым? Не постигли ли род этот все наказания? Все это очевидно, и никто не будет спорить. И подобно тому, как сбылось все это, так сбудется и последнее Его предсказание, и тогда, без сомнения, они покорятся Ему; но это нисколько не послужит им в оправдание, так же как и всем, которые будут раскаиваться тогда в виду разрушения их государства. Поэтому, пока есть время, будем делать добро. Как для иудеев не будет тогда никакой пользы от прозрения, так и нам не принесет тогда пользы наше раскаяние в нечестии. Так и кормчему ничего не остается более делать, когда от его нерадения корабль погрузится в море, и врачу после смерти больного, но каждому из них надобно прежде все обдумать и сделать, чтобы не подвергнуться никакой опасности или стыду; после же – все бесполезно. Итак, и мы, когда больны, призовем врачей, издержим деньги и приложим все старание, чтобы, освободившись от болезни, быть потом здоровыми. И какое мы обнаруживаем попечение о рабах наших, когда они бывают больны телесно, такое же обнаружим и о себе самих, во время болезни души нашей. Мы к самим себе ближе рабов, и души наши лучше тела их; но, несмотря на это, мы едва ли прилагаем и такую же заботу о душе. Если же мы ныне не будем этого делать, то после смерти не будем в состоянии ничем оправдать себя самих.
4. И кто же будет так жалок, скажешь ты, чтобы не приложил такого же попечения о душе? Это-то и удивительно, что мы так невнимательны к самим себе, что пренебрегаем собою более, нежели рабами. Когда рабы больны горячкою, мы призываем врачей, отделяем особую комнату и заставляем повиноваться предписаниям врачебной науки; и если они нерадят о себе, мы принимаем меры более строгие, и приставляем стражей, которые не позволяли бы им делать то, чего бы хотелось, и если ухаживающие за ними скажут, что нужно приготовить дорогое лекарство, мы соглашаемся; если приказывают что-нибудь, мы слушаемся, и платим деньги им за их предписания. Когда же мы сами бываем больны, – а мы больны всегда, – то не призываем ни врача, ни денег не издерживаем, но так нерадим о душе, как бы о враге каком и неприятеле. Это я говорю не в укоризну заботливости о рабах, но желая показать, что, по крайней мере, такое же старание мы должны прилагать и о нашей душе. Но как же это делать, скажет кто-нибудь? Покажи свою больную Павлу, призови Матфея, пошли за Иоанном. Узнай от них, что должно делать с таким больным: без всякого сомнения, они скажут и не утаят ничего; ведь они не умерли, но живы и могут говорить. Но душа твоя не чувствует того, что она одержима горячкой? Ты принудь ее и пробуди в ней рассудок. Призови к ней пророков. Этим врачам не нужно платить денег, они не требуют награды ни за свои труды, ни за лекарства, ими приготовляемые; кроме дел милосердия, не принуждают тебя ни к каким издержкам; во многом даже сами помогают тебе; так, когда заставляют соблюдать воздержание – избавляют тебя от излишних и неуместных издержек; когда научают трезвости – обогащают тебя. Видишь ли искусство врачей, вместе с здоровьем доставляющих и деньги? Прибегни же к ним, и узнай от них свойство своей болезни. Так, ты любишь деньги, жаждешь богатства, как больные горячкою – воды холодной? Послушай, что они советуют. Как врач говорит тебе: если удовлетворишь свое желание, погубишь себя, и то, и то случится с тобою, так и Павел: «Желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу» (1Тим. 6:9). Но ты нетерпелив? Слушай же, что говорит он: «Ибо еще немного, очень немного, и Грядущий придет и не умедлит» (Евр. 10:37); «Господь близко. Не заботьтесь ни о чем» (Флп. 4:5–6); и опять: «Проходит образ мира сего» (1Кор. 7:31). Этим он не приказывает только, но и утешает, подобно врачу. И как эти последние вместо холодной воды придумывают дать что-нибудь другое, так и Павел дает другое направление желанию. Ты, говорит он, хочешь обогащаться? Обогащайся добрыми делами. Стремишься собирать сокровища? Не запрещаю; только собирай их на небесах. И подобно тому, как врач говорит, что холодная вода вредна для зубов, нервов, костей, так и Павел более кратко, – он любит краткость, – но за то гораздо яснее и сильнее сказал: «Корень всех зол есть сребролюбие» (1Тим. 6:10). Чем же должно пользоваться? Он говорит и об этом: довольством вместо любостяжания. «Великое приобретение, – говорит он, – быть благочестивым и довольным» (1Тим. 6:6). Если же ты нетерпелив и жаждешь большего, и не решаешься оставить все излишества, то и такому больному сказывает он, как нужно ими пользоваться: чтобы «радующиеся» о стяжании были, «как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся» (1Кор.7:30–31). Видишь ли, что он предписывает? Хочешь ли, представлю тебе еще и другого врача? Я готов. Эти врачи не похожи на врачей телесных, которые взаимными своими спорами часто губят больного. Они не таковы. Они заботятся о здоровье больных, а не о собственной славе. Итак, не бойся, что их много; один во всех вещает Учитель Христос.
5. Смотри, вот приходит еще другой, и резко говорит о твоей болезни, или лучше, его устами говорит сам Учитель: «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24). Скажут: пусть так; но как же это может быть? Как нам отказаться от своего желания? И этому здесь можно научиться. Каким же образом? Слушай, что говорит Он: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут» (Мф. 6:19). Видишь ли, как Он указанием на место и истребителей отклоняет от этой земной страсти и устремляет тебя к небу, где ничто не истребляется? Если, – как бы так говорит Он, – будете собирать богатство там, где ни моль, ни ржа не истребляют, где воры не подкапывают и не крадут, то и болезнь эту отразите, и душе доставите величайшее богатство. Сказав это, Он представляет и пример для вразумления тебя. И как врач, устрашая больного, говорит: «такой-то, напившись холодной воды, погубил себя», так и Он приводит богатого, который, будучи болен и желая жизни и здоровья, не мог получить этого по страсти к любостяжанию, но отошел ни с чем. Затем другой евангелист указывает еще на другого богача, горящего в пламени и не имеющего даже и капли воды (Лк. 16:24). Потом, показав, что эти заповеди легки, Христос сказал: «Взгляните на птиц небесных» / (Мф. 6:26). Но будучи снисходителен, Он не дозволяет и богатым отчаиваться. «Невозможное человекам, – говорит Он, – возможно Богу» (Лк. 18:27). Хотя и богат ты, но все еще может исцелить тебя этот Врач. Впрочем, Он не запрещает обогащаться, но не велит быть рабом денег и предаваться любостяжанию. Как же можно спастись богатому? – Все стяжание свое делая общим для нуждающихся, как поступал Иов, изгоняя из души пристрастие к большему, и ни в каком случае не преступая пределов необходимого. После того представляет тебе и мытаря, который, несмотря на то, что был одержим сильною горячкою любостяжания, скоро избавился от этого недуга (Лк. 5:27). Кто корыстолюбивее мытаря? Но и он сделался человеком нелюбостяжательным, повинуясь предписаниям Врача. Таковы были у Него ученики, которые, будучи одержимы такими же, как и мы, болезнями, скоро выздоравливали. И каждого из них Он нам представляет в пример, чтобы мы не приходили в отчаяние. Посмотри на этого мытаря. Обрати еще внимание на другого, начальника мытарей: он обещался раздать вчетверо более против всего насильственно им приобретенного имения, и половину из своего собственного, чтобы принять Иисуса (Лк. 19:8). Но ты слишком распален страстью к деньгам? Считай принадлежащее всем как бы за свое. Больше, нежели ты ищешь, говорит Он, даю тебе, отворяя для тебя дома богатых по вселенной: «Всякий, кто оставит домы,... или отца, или мать,... или земли, ради имени Моего, получит во сто крат» (Мф. 19:29). Таким образом, не только получишь весьма много, но и совершенно утолишь эту сильную жажду, и будешь переносить все легко, не только не заботясь об излишнем, но часто отказывая себе в необходимом. Так Павел алкал, и был доволен этим более, нежели когда ел (Флп. 4:11). И подвижник, получив венец за свои подвиги, не решится предаться бездействию и праздности, равно как и купец, получивший прибыль от торговли на море, не захочет уже оставаться в бездействии. Так и мы, если вкусим должным образом от духовных плодов, будем почитать уже за ничто все настоящее, увлекаясь как бы некоторым сладким упоением – желанием будущего. Итак вкусим, чтобы освободиться от суеты настоящих благ, и достигнуть будущих, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Беседа 75
«И выйдя, Иисус шел от храма; и приступили ученики Его, чтобы показать Ему здания храма. Иисус же сказал им: видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено». (Матф. 24:1–2)
Исполнение пророчества о разрушении храма. – Пророчество о бедствиях иудеев и искушениях апостолов. – Христос исправляет мнение учеников о времени конца мира. – Почему разрушение Иерусалима совершилось после распространения проповеди Евангелия. – Доказательством силы Христовой служит то, при каких тяжких условиях совершилась победа проповеди. – Против учения о круговращении времен и влиянии звезд на судьбу человека. – Доброе неведение лучше худого знания. – Тяжесть греха уменьшается или увеличивается в зависимости от обстоятельств и лица согрешающего.
1. Так как Христос сказал: «се, оставляется вам дом ваш пуст» (Матф. 23:38), и еще прежде этого предвозвестил бесчисленные бедствия, то ученики, услышав это, с удивлением приступили к Нему, указывая на красоту храма и недоумевая, неужели будет уничтожена такая красота, драгоценное вещество и невыразимое разнообразие искусства? Христос не просто уже говорит им о запустении, но предсказывает совершенное уничтожение. «Видите ли все это», говорит Он, и не удивляетесь и не ужасаетесь ли? «Не останется здесь камня на камне»? Как же, однако, остался, скажешь? И что бы это значило? И это изречение в этом случае не осталось без исполнения. Спаситель говорил это, указывая или на всеобщее запустение, или на запустение того только места, где Он был, так как части храма до основания разрушены. Притом можно сказать и то, что случившиеся происшествия даже самых упорнейших должны уверить в совершенном уничтожении и остатков. «Когда же сидел Он на горе Елеонской, то приступили к Нему ученики наедине и спросили: скажи нам, когда это будет? и какой признак Твоего пришествия и кончины века» (Матф. 24:3)? Они потому приступили наедине, что имели намерение спросить о столь важных предметах. Они нетерпеливо желали узнать о дне Его пришествия, так как сильно желали видеть ту славу, которая будет причиной бесчисленных благ. И двое из них спрашивают Его об этих двух предметах: «когда это будет», то есть разрушение храма, «и какой признак Твоего пришествия»? Лука свидетельствует, что вопрос был один, и именно о разрушении Иерусалима, так как ученики думали, что тогда будет и пришествие Его. А Марк говорит, что не все они спрашивали о разорении Иерусалима, но только Петр и Иоанн, как имевшие более дерзновения. Что же сказал Господь? «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: Я Христос, и многих прельстят. Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец» (Матф. 24:4–6). Так как ученики слышали о наказании, посылаемом на Иерусалим, как о чуждом для них, и, думая, что сами они будут спокойны, мечтали об одних только благах и надеялись получить их очень скоро, то Спаситель опять предвозвещает им несчастья, побуждая тем к заботливости и сугубой бдительности, – чтобы они не увлеклись обманом обольстителей, и не были побеждены силой бедствий, имеющих постигнуть их. Война, говорит Он, будет двоякого рода: со стороны обольстителей и со стороны врагов; но первая будет гораздо более жестока, потому что откроется при обстоятельствах смутных и ужасных, когда люди будут находиться в страхе и смущении. И в самом деле, великое тогда было смятение, когда римляне начинали процветать, города были пленяемы, войска и оружие находились в движении, и когда многие всему легко верили. О войнах же говорит Он тех, которые имели быть в Иерусалиме, а не вне его, во всех местах вселенной. Какая нужда была ученикам до этих последних? Притом, Он ничего бы не сказал нового, если бы говорил о бедствиях всей вселенной, которые всегда случаются, потому что и прежде того бывали войны, возмущения и сражения. Но Он говорит здесь о войнах иудейских, которые вскоре имели последовать, так как иудеев беспокоили уже успехи римлян. А так как и этого уже довольно было для того, чтобы встревожить их, то Христос и предсказывает все это. Потом в удостоверение того, что и сам Он восстанет против иудеев, и будет воевать против них, Он говорит не об одних только битвах, но и о поражениях, голоде, язвах, и землетрясениях, которые Бог пошлет на них, показывая, что Он сам попустит быть войнам, и что все это случится не просто, как прежде обыкновенно бывало у людей, но по гневу Божьему. Поэтому Он и говорит, что произойдет это не случайно или внезапно, но со знамениями. А чтобы иудеи не говорили, что виновники этих зол уверовавшие тогда, – Он открыл им и причину наведения их. «Истинно говорю вам», сказал Он выше, «что все сие придет на род сей» (Матф. 23:36), вспомнив о гнусном их убийстве. Потом, для того, чтобы они, слыша о таком множестве бедствий, не подумали, что предсказание не совсем исполнится, присовокупил: «смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть», то есть, всему, что я предсказал, и наступление искушений нимало не воспрепятствует исполнению слов Моих. Хотя будут возмущения и смятения, но они нимало не поколеблют Моих предсказаний. Далее, так как Христос сказал иудеям: «не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: благословен Грядущий во имя Господне» (Матф. 23:39), а ученики думали, что вместе с разрушением Иерусалима будет и скончание мира, то чтобы исправить и это их мнение, сказал: «но это еще не конец». А что они думали точно так, как я сказал, убедись из их вопроса. В самом деле, о чем они спрашивали? «Когда это будет»? То есть, когда будет разрушен Иерусалим? «И какой признак Твоего пришествия и кончины века»? Но Христос ничего не отвечал тотчас на этот вопрос, а прежде говорит о необходимейшем, и о том, что надлежало узнать прежде. Он не сказал тотчас ни о Иерусалиме, ни о втором пришествии Своем; но о тех несчастьях, которые были при дверях. Поэтому и побуждает учеников к осторожности, говоря: «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: Я Христос». Таким образом, прежде возбудив их внимание к слушанию этого («берегитесь», говорит Он, «чтобы кто не прельстил вас»), сделав их заботливыми и бдительными и упомянув о лжехристах, затем говорит и о бедствиях Иерусалима, удостоверяя на основании того, что уже случилось, и в непреложности будущего людей безумных и упорных.
2. Войнами и слухами о войнах, как я и прежде сказал, Он называет смятения, имеющие быть у них. Далее, так как – о чем я и прежде сказал, – ученики думали, что за этой войной последует конец, то смотри, как Спаситель успокаивает их, говоря: «но это еще не конец: ибо восстанет», говорит, «народ на народ, и царство на царство» (Матф. 24:7). Он разумеет начало бедствий иудеев. «Все же это – начало болезней» (Матф. 24:8), то есть, тем, которые с ними случатся. «Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас» (Матф. 24:9). Благовременно упомянул Христос ученикам об их собственных бедствиях, которые облегчаются общими несчастиями, и не этим только, но и тем, что присовокупил: «за имя Мое. Будете», говорит Он, «ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется» (Матф. 24:10–13). Бедствие это становится тем больше, когда присоединяется к нему и междоусобная война: а тогда много было лжебратий. Видишь ли троякую войну, – именно с обольстителями, врагами и лжебратьями? Смотри, как и Павел, то же самое оплакивая, говорит: «извне – нападения, внутри – страхи»; и: «опасности от лжебратий» (2Кор. 11:26); и опять: «ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых» (2Кор. 11:13). Потом, что всего хуже, ученики и от любви не будут получать утешения. Далее, показывая, что это нисколько не повредит мужественному и терпеливому, Христос говорит: не бойтесь и не смущайтесь. Если вы покажете надлежащее терпение, то несчастья не победят вас. Ясным доказательством этому служит проповедание евангелия по всей вселенной, не смотря ни на какие препятствия: таким образом, вы будете выше несчастий. А чтобы ученики не сказали: как же мы будем жить? присовокупил еще более: будете и жить, и учить всюду. Поэтому-то и сказал: «и проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, в свидетельство всем народам; и тогда придет конец» (Матф. 24:14) – не мира, а Иерусалима. А что Христос говорил об этом конце, и что евангелие было проповедано прежде взятия Иерусалима, послушай, что говорит Павел: «по всей земле прошел голос их» (Рим. 10:18); и опять: «благовествование, которое возвещено всей твари поднебесной» (Кол. 1:23). И ты видишь, как скоро он перешел из Иерусалима в Испанию. Если же один овладел столь великой частью (вселенной), то размысли, сколько сделали и другие. И в другом послании Павел говорит о евангелии, что оно «приносит плод, и возрастает» (Кол. 1:6) во всей твари поднебесной. Но что значит: «в свидетельство всем народам»? Так как евангелие всюду было проповедано, но не всюду уверовали в него, Христос говорит: «в свидетельство» будет не уверовавшим, то есть, в обличение, в осуждение; в свидетельство: уверовавшие будут свидетельствовать против не уверовавших, и осудят их. Вот почему уже после проповедания евангелия по всей вселенной разрушается Иерусалим, чтобы неблагодарные не могли иметь и тени извинения. В самом деле, какое могут иметь извинение люди, видевшие могущество Его, всюду воссиявшее и в мгновение протекшее вселенную, если они остались в той же самой неблагодарности? А что евангелие всюду было тогда проповедано, послушай, что говорит Павел: «благовествование, которое возвещено всей твари поднебесной» (Кол. 1:23). Это и служит величайшим знамением силы Христовой, что слово Его достигло пределов вселенной в течение двадцати или тридцати лет. Итак, после этого, говорит Христос, придет конец Иерусалима. А что Он указывает именно на это, видно из следующего. В удостоверение разрушения Иерусалима Он привел и пророчество, говоря: «когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, – читающий да разумеет» (Матф. 24:15). Он указал им на Даниила. А мерзостью называет статую завоевавшего тогда город, которую он, по опустошении города и храма, поставил внутри храма, почему и называет мерзостью запустения. Потом, для того, чтобы они знали, что это случится еще при жизни некоторых из них, сказал: «когда увидите мерзость запустения».
3. Здесь каждый особенно должен подивиться силе Христовой и мужеству апостолов, потому что они проповедовали в такие времена, в которые особенно иудеи были угнетаемы войной, когда на иудеев обращали особенное внимание, как на возмутителей, когда кесарь дал повеление всех их изгонять. Это подобно тому, как если бы кто в то время, когда море со всех сторон взволновалось, когда мраком покрывается весь воздух, кораблекрушения следуют за кораблекрушениями, все плывущие на корабле возмущаются, чудовища выплывают на поверхность моря и, вместе с волнами, пожирают плавающих, когда блистают молнии, нападают разбойники, и находящиеся на корабле друг против друга злоумышляют, – повелел людям неискусным в плавании, и даже не видевшим моря, сесть на корме, управлять кораблем, производить морское сражение и с одним малым судном, при таком, как я сказал, всеобщем беспорядке, брать в плен и истреблять бесчисленный флот, идущий против них с великой силой. И действительно, апостолы и у язычников находились в ненависти, как иудеи, и от иудеев побиваемы были камнями, как противящиеся их законам, и нигде не имели пристанища. Таким образом, всюду для них были стремнины, скалы и подводные камни: и в городах, и в селах, и в домах, и каждый восставал против них: и вождь, и начальник, и простолюдин, и все языки, и все народы, и было такое смятение, которого невозможно выразить словами. Народ иудейский был весьма ненавистен римскому правительству, потому что причинял ему бесчисленные беспокойства. Но это нисколько не повредило проповеди: город был взят, сожжен и жителей постигли тысячи зол: а апостолы, происшедшие из этого города, вводили новые законы и обладали римлянами. О, новые и чудные дела! Римляне взяли тогда в плен бесчисленные тысячи иудеев, но не победили двенадцати мужей, которые просто сражались с ними безо всякого оружия. Какое слово будет в состоянии изобразить такое чудо? Два условия нужно иметь им: пользоваться доверенностью и быть любимыми со стороны учеников, а, кроме того, и самое учение должно быть удобоприемлемо, и время свободно от смятения и возмущения. В то же время все было напротив. Апостолы, по-видимому, не заслуживали доверия, а между тем обольщенных отвлекали от таких людей, которые почитались достойными доверия; они не были любимы, даже были ненавидимы, и между тем отклоняли от любимых вещей, от обычаев, от отечества, от законов. Их требования были неудобоисполнимы; а то, от чего они отвращали, было весьма приятно. Как сами они, так и последователи их подвергались многим опасностям, многим смертям; а сверх всего этого, и самое время было весьма трудное, исполнено было войн, смятений, возмущения; так что если бы и ничего из сказанного не было, то оно могло бы все привести в смятение. Прилично здесь сказать: «кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы Его» (Псал. 105:2)? Если единоплеменники, при всех знамениях, не послушали Моисея потому только, что были угнетаемы деланием глины и кирпичей, то тех, которые ежедневно были поражаемы и убиваемы, и которые претерпевали несносные бедствия, кто убедил оставить жизнь спокойную и предпочесть ей жизнь, исполненную опасностей, крови и смертей, тогда как проповедующие это были иноплеменники, и во всем были им весьма враждебны? Не говоря уже о племенах, городах, но если даже кто-нибудь и в небольшой дом введет такого человека, которого ненавидят все живущие в нем, и если через него будет стараться отклонять от любимых предметов, от отца, матери, жены и детей, то не растерзают ли его еще прежде, чем он откроет уста? А если в доме будет еще ссора и брань между женой и мужем, то не побьют ли его камнями прежде, нежели он ступит на порог? Если же он будет еще и достоин презрения и станет предписывать что-либо трудное, требовать умеренной жизни от людей, преданных удовольствиям, и притом будет действовать против людей, которые гораздо многочисленнее и сильнее его, то не очевидна ли его совершенная погибель? Но при всем том, чего не могло быть в одном доме, то Христос совершил во всей вселенной, проведя врачей ее через стремнины, печи, утесы, скалы, через землю и море, обуреваемое войной. Если ты хочешь яснее узнать все это, то есть, голод, язвы, землетрясения и другие плачевные события, то прочти об этом историю Иосифа, и ты все узнаешь подробно. Поэтому Сам Христос сказал: «не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть»; и: «претерпевший же до конца спасется»; и: «проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной». Так как ученики, устрашившись Его слов, пришли в изнеможение и уныние, то Он и укрепляет их, говоря, что хотя и бесчисленные будут препятствия, однако, евангелие должно быть проповедано по всей вселенной, и «тогда придет конец».
4. Видишь ли, в каком состоянии находились тогда дела, и как многоразлична была война? И это вначале, когда во всяком деле особенно требуется великое спокойствие. В каком же состоянии они находились? Ничто не препятствует опять повторить то же самое. Первая брань была со стороны обольстителей: «придут», сказано, «лжехристы и лжепророки»; вторая – со стороны римлян: «услышите о войнах»; третья производила «голод»; четвертая – «моры и землетрясения»; пятая – «предадут вы на смерть»; шестая – «будете ненавидимы всеми»; седьмая – друг друга «предадут и возненавидят»: здесь означается междоусобная брань. Потом лжехристы и лжебратья; наконец, «охладеет любовь», что и будет причиной всех зол. Видишь ли бесчисленные роды браней, новые и необычайные? Но даже и при этих и других гораздо больших бранях (к междоусобной брани присоединялась еще брань между родными) проповедь евангельская возобладала над всей вселенной: «проповедано будет», говорит Он, «евангелие» во всем мире. Итак, где те, которые владычество природы и круговращение времен противопоставляют учению Церкви? Помнит ли кто-нибудь из них, чтобы явился когда-нибудь другой Христос, чтобы случилось подобное происшествие? И хотя они и рассказывают о других баснях, что, например, будто бы прошло уже сто тысяч лет, но здесь ничего подобного выдумать не могут. Итак, о каком вы скажете круговращении? Ни Содома, ни Гоморры, ни потопа в другой раз не было. До каких пор вам издеваться и говорить о превращении и возникновении? Как же, скажешь ты, сбывается многое из того, что предсказывают? Так как ты сам себя лишил помощи Божьей, пренебрег ее и поставил себя вне промысла, то дьявол, по своей воле, управляет и располагает твоими делами. Но он не делает этого со святыми, ни даже с нами грешными, которые весьма презираем эти предсказания. Хотя жизнь наша и худа, но так как мы по благодати Божьей весьма твердо держимся догматов истины, то и возвышаемся над кознями дьявольскими. Что же, в самом деле, значит гадание по светилам? Не что иное, как ложь и запутанность, по которым все происходит наудачу, и не только наудачу, но и безрассудно. Но ты скажешь: если светила не имеют влияния на судьбу человека, то почему тот богат, а другой беден? Не знаю; до времени я так буду рассуждать с тобой, чтобы научить тебя, чтобы ты не слишком все испытывал, и потому не думал, что все происходит наудачу и случайно. Потому, что ты не понимаешь этого, ты не должен измышлять того, чего нет. Доброе неведение лучше худого знания. Кто не знает причины, тот скоро может дойти до истинной причины; а кто, не познав истинной причины, вымышляет ложную, тот не легко может принять истинную; но много требуется от него труда и пота для того, чтобы уничтожить прежнее. На чистом пергаменте всякий удобно может писать, что ему угодно, а на исписанном не так: прежде надобно стереть то, что худо написано. И между врачами тот, который ничего не делает, гораздо лучше того, который делает вред; и тот, кто непрочно строит, хуже того, который совершенно ничего не строит, равно как и земля, на которой нет ничего, гораздо лучше той, которая имеет терние. Итак, не будем спешить узнать все, но будем терпеть, если чего и не знаем, чтобы, когда найдем учителя, не причинить ему сугубого труда. Напротив, многие часто оставались даже в неисцелимой болезни, после того как по простоте своей приняли худое учение. Действительно, не одинаково трудно исторгать то, что прежде пустило худые корни, и – сеять и насаждать на чистом поле. Там надобно исторгнуть прежнее, и потом уже посеять другое, а здесь – открытые только уши. Отчего же, однако, иной богат? Теперь уже я скажу. Одни приобрели богатство по Божьему благодеянию; другие же по попущению Божьему. Вот краткая и простая причина. Почему же, скажешь ты, Он делает богатым блудника, прелюбодея, сладострастника, и того, который злоупотребляет своим имением? Он не делает богатым, но только попускает быть богатым; а между деланием и попущением великое, даже бесконечное, различие. Почему же, однако, Он попускает? Потому, что не пришло еще время суда, чтобы каждый получил достойное. Что хуже того богача, который не давал даже и крох Лазарю? Но он сделался всех несчастнее, не мог иметь и капли воды, особенно за то, что при своем богатстве был бесчеловечен. Если два нечестивца имели здесь не одинаковую участь, но один из них был богат, а другой беден, то они и там не равно будут наказаны, но который более богат, будет наказан более жестоко.
5. Итак, видишь ли, что и этот богач претерпевает жесточайшие мучения, потому что благоденствовал в этой жизни? Поэтому и ты, если увидишь, что неправедно приобретающий богатство благоденствует, вздохни и пролей слезы: богатство это увеличит его наказание. Как те, которые много грешат и не хотят покаяться, собирают себе сокровище гнева (Рим. 2:5), так и те, которые здесь не наказываются, а наслаждаются счастьем, подвергнутся большему наказанию. И это, если угодно, я докажу тебе примером не только из будущей, но и из настоящей жизни. Так блаженный Давид, когда сделал известный грех с Вирсавией и был обличаем пророком, за то особенно весьма жестоко был обвиняем, что совершил такое преступление, несмотря на то, что пользовался полной безопасностью. Послушай, как Бог за это особенно укоряет его: «не Я ли помазал тебя в царя, и освободил из руки Саула, и дал тебе все имение господина твоего, и весь дом Израиля и Иудин? И если мало было тебе этого, Я еще к этому приложил бы тебе. И для чего ты сотворил лукавое передо Мной» (2Цар. 12:7–9)? Не все грехи одинаково наказываются, но есть многие и различные наказания, смотря по времени, по лицам, по достоинствам, по степени разумения, и по многим другим обстоятельствам. Чтобы яснее были слова мои, укажем здесь на один грех – блуд; и смотри, насколько многоразличные наказания представлю я, не от себя самого, но из божественных Писаний. Кто любодействовал прежде закона, – иначе наказывается. Это показывает Павел: «те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут» (Римлян. 2:12). Кто любодействовал после закона, тот потерпит более жестокое наказание: «а те, которые под законом согрешили», говорит Он, «по закону осудятся». Кто сделал блуд, будучи священником, тот соответственно своему сану получает величайшее и усиленное наказание. Вот почему другие девы за любодеяние были убиваемы, а дочери священников сжигались, чем законодатель весьма ясно показывает, какая казнь угрожает самому священнику за подобный грех. В самом деле, если дочь подвергается большему наказанию потому, что она дочь священника, то гораздо более сам священник. Если какая-либо женщина сделала блуд по принуждению, то она свободна от наказания. Если сделала блуд женщина богатая и женщина бедная, то и здесь опять различие. Это открывается из того, что мы выше сказали о Давиде. Любодействовал ли кто по пришествии Христовом и умрет, не приняв крещения, – подвергнется более жестокому наказанию, чем все прежде упомянутые. Сделал ли кто блуд после омытия божественным крещением, – здесь уже не остается никакого утешения в грехе. И показывая именно это, Павел сказал: «Если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которой освящен, и Духа благодати оскорбляет» (Евр. 10:28–29)? Если сделал блуд какой-либо священник ныне, это особенно уже верх всех зол. Видишь ли, сколько различий у одного и того же греха? Иное – грех совершенный прежде закона, иное – после закона, иное – сделанный священником, иное – богатой и бедной женщиной, иное – грех учиненный оглашенной и верной, иное – женщиной из рода священнического. Также великое различие происходит и от разумения: «который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много» (Лк. 12:47). И грех, сделанный после таких и столь многих примеров, получает большее наказание. Поэтому Христос сказал: «видев это, не раскаялись после» (Матф. 21:32), хотя и много были врачуемы. В том же укоряет Он и Иерусалим, говоря: «сколько раз хотел Я собрать чад твоих, и вы не захотели» (Лук. 13:34)? Относительно тех, которые грешат, живя в роскоши, ты имеешь пример в истории о богаче и Лазаре. Увеличивается еще тяжесть греха и от места, на что сам Христос указывает, говоря: «между храмом и жертвенником» (Матф. 23:35); и от качества самых преступлений: «не спускают», сказано, «вору, если он крадет, когда он голоден» (Притч. 6:30); и опять: «сыновей твоих и дочерей твоих приносила в жертву... при всех твоих мерзостях и блудодеяниях твоих» (Иез. 16:20, 22). Также и от лиц: «если согрешит человек против человека, то помолятся о нем Богу; если же человек согрешит против Господа, то кто будет ходатаем о нем» (1Цар. 2:25)? Подобным образом, если кто превосходит своей беспечностью самых худших людей, что Бог порицает и у Иезекииля таким образом: «даже не поступаете и по постановлениям язычников» (Иез. 5:7); и когда кто-либо не направляется даже примерами других: видела, сказано, сестру свою и оправдала ее (Иез. 16:57); когда кто пользуется особенным промышлением: «если бы в Тире», говорит Он, «и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам» (Матф. 11:21–22). Видишь ли совершенную точность и то, что не все за одни и те же грехи получают равное наказание? И мы, если не воспользуемся долготерпением Божьим, подвергнемся большему наказанию. Это показывает и Павел, говоря: «по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев» (Рим. 2:5). Итак, зная это, не будем соблазняться и смущаться никакими случаями жизни, не будем обуреваться помыслами; но, предаваясь непостижимому божественному промыслу, будем стараться о добродетели и избегать греха, чтобы получить будущие блага благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым слава Отцу со Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Беседа 76
«Тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы; и кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, тот да не обращается назад взять одежды свои». (Матф. 24:16–18)
Тяжесть бедствий иудеев по пророчеству Христа и по свидетельству Иосифа (Флавия). – Причина бедствий. – О каких избранных говорит Христос. – Время и образ второго пришествия. – Для чего явится крест. – Должно добровольно ради Христа делать то, что бывает с нами по необходимости. – Во Христе удовлетворение всех наших желаний и нужд. – Суетность и гибельность житейских попечений. – Необходимость будущего суда и наказаний.
1. Сказав о бедствиях, имеющих постигнуть город, об искушениях апостолов и о том, что они будут непобедимы, и пройдут всю вселенную, Спаситель опять говорит о бедствиях иудеев, показывает, что когда апостолы, научив всю вселенную, прославятся, тогда иудеи подвергнутся бедствиям. Но смотри, как Он говорит о войне, представляя жестокость ее в словах, по-видимому, маловажных. «Тогда», говорит Он, «находящиеся в Иудее да бегут в горы». «Тогда»: когда же? «Когда случится все это, когда увидите мерзость запустения на святом месте». Из этого я заключаю, что Он говорит о войсках. Тогда бегите, говорит: вам не будет уже никакой надежды на спасение. А так как часто случалось, что иудеи, во время жестоких войн, опять укреплялись, как, например, при Сеннахириме и Антиохе (когда, хотя войска напали на город и храм был взят, но Маккавеи, устремившись против врагов, дали обратное направление делам), то, чтобы и теперь не ожидали какой-либо подобной перемены, Он отнимает у них всякую надежду. Хорошо, говорит, если кто спасется хотя бы нагим. Поэтому и находящимся на кровле не позволяет войти в дом, чтобы взять одежды, – показывая неизбежность зла и чрезмерно великое несчастье, и то, что впадший в него необходимо должен погибнуть. По этой же причине прибавляет, что и находящийся на поле да не возвратится взять риз своих. Если и находящиеся в доме бегут из него, то тем более не должно возвращаться тем, которые вне его. «Горе же беременным и питающим сосцами» (Матф. 24:19), – первым потому, что они, будучи отягощаемы беременностью, по причине слабости, не смогут удобно бежать; а последним потому, что они, будучи связаны узами сострадания к детям, не смогут спасти с собой питающихся грудью. Деньги легко и пренебречь, и сохранить, равно как и одежду; но того, с чем связывает человека природа, как может кто-либо избежать? Как может быть легкой беременная женщина? Как может кормящая грудью презреть дитя свое? Далее, опять показывая величину бедствия, говорит: «молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимой или в субботу, ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет» (Матф. 24:20–21). Видишь ли, что Он говорит иудеям, и рассуждает о бедствиях, имеющих постигнуть их? Апостолы не соблюдали субботы, и не были в Иерусалиме в то время, когда Веспасиан сделал это, так как большинство из них еще прежде этого скончались, если же кто оставался в живых, тот жил тогда в других частях вселенной. Но почему ни «зимой, ни в субботу»? Зимой, – по причине трудности времени; в субботу, – по требованию закона. Бегство было необходимо, и бегство скорейшее; а иудеи в то время не смели бежать в субботу из уважения к закону, зимой же бежать было неудобно: поэтому Христос и говорит: «молитесь. Ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет». Да не подумает кто-либо, что это сказано преувеличенно; пусть прочитает сочинения Иосифа, и узнает истину этих слов. Никто не может сказать того, что Иосиф, как верующий, увеличил изображение этих бедствий для того, чтобы подтвердить сказанное; он был иудей, и иудей весьма строгий, ревнитель и из числа тех, которые жили по пришествии Христовом. Что же он говорит? То, что эти бедствия превзошли всякое описание бедствий, и подобной войны никогда не случалось с каким-нибудь народом. Такой, по словам его, был голод, что сами матери с жадностью ели детей и возникала из-за этого между ними ожесточенная борьба, а у многих даже мертвых растерзываемы были чрева. Я охотно спросил бы теперь иудеев: за что излился на них столь великий и нестерпимый гнев Божий, который превышает все бедствия, доселе бывшие не только в Иудее, но и во всей вселенной? Не очевидно ли – за то, что дерзнули распять Христа, и вследствие Его предсказания? Все могут подтвердить это, а вместе со всеми и прежде всех – истина событий. Заметь же чрезвычайность бедствий, когда они, по сравнению с бедствиями, не только бывшими доселе, но и имеющими быть во все последующее время, являются лютейшими из всех. Действительно никто не может указать подобных бедствий ни во всей вселенной, ни во все время, как прошедшее, так и будущее. И это справедливо. Никто из людей, бывших прежде или после этого, не дерзал на злодеяние столь беззаконное и ужасное. Поэтому Христос и говорит: «будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет. И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся те дни» (Матф. 24:22). Этим Он показывает, что иудеи заслужили еще большее наказание, чем это, а под днями разумеет дни войны и осады. Итак, смысл слов Его следующий: если бы долее продолжалась война римлян против города, то погибли бы все иудеи (под всякой плотью Он разумеет здесь иудеев), находящиеся как вне, так и внутри города. Не только воевали против тех, которые были в Иудее, но и изгоняли и преследовали рассеянных всюду по причине ненависти к ним.
2. О каких же избранных говорит здесь Христос? О верующих, находившихся среди иудеев. Чтобы иудеи не сказали, что бедствия эти случились по причине проповеди евангельской и поклонения Христу, Он показывает, что верующие не только не будут причиной этих зол для них, но, напротив, если бы их не было, то все они совершенно бы погибли. Если бы Бог попустил продолжиться войне, то не сохранился бы остаток иудеев; но чтобы вместе с неверующими иудеями не погибли верующие из них, Он скоро прекратил брань и положил конец войне. Поэтому-то Христос говорит: «но ради избранных сократятся те дни». Это сказал Он и для того, чтобы утешить верующих, находившихся среди иудеев, и успокоить их, чтоб они не боялись, как имеющие погибнуть вместе с ними. Если же здесь столь велико промышление Божье о верующих, что ради них и другие спасаются, и остатки неверующих иудеев сохраняются ради христиан, то какая честь ожидает их во время раздаяния венцов? Этими словами Христос и утешал верующих, чтобы они не скорбели в собственных опасностях, так как и неверующие претерпевают такие же бедствия, и притом без всякой пользы, даже с потерей своей жизни. И не только утешал их, но еще тайным и неприметным образом отвлекал от иудейских обычаев. В самом деле, если перемены на лучшее уже не будет и храм не будет существовать, то очевидно, что и закон упразднится. Впрочем, ясно Он не сказал этого, но намекнул на это, говоря о совершенной погибели иудеев. Ясно же не сказал для того, чтобы не поразить учеников прежде времени. Поэтому не сказал Он об этом и с самого начала; но, наперед оплакав город, заставил их показать Себе камни и предложить вопрос, чтобы в виде ответа на вопрос предвозвестить им все будущее. Заметь премудрое распоряжение Духа в том, что Иоанн ничего не писал об этом, чтобы не показалось, что он пишет на основании самого повествования о происшествиях (а он долгое время жил еще после разрушения Иерусалима); но пишут об этом те, которые умерли прежде этого разрушения, и не видали ни одного из этих событий, так что отовсюду сияет сила пророчества.
«Тогда, если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, – не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам. Итак, если скажут вам: вот, Он в пустыне, – не выходите; вот, Он в потаенных комнатах, – не верьте; ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого; ибо, где будет труп, там соберутся орлы» (Матф. 24:23–28). Кончив предсказание о Иерусалиме, Христос переходит уже к Своему пришествию и говорит ученикам о знамениях, полезных не только для них, но и для нас, и для всех, которые будут после нас. «Тогда»: когда же? Здесь слово: «тогда», как я часто говорил, не означает последовательного порядка времени в вышеупомянутых событиях. Когда Христос хотел показать порядок времени, то сказал: «вдруг, после скорби дней тех» (Матф. 24:29). Здесь же не так, но употребляет слово: «тогда», указывая этим не на то, что будет тотчас после этого, а на то, что будет в то время, когда должны совершиться события, о которых Он хотел сказать. Так, когда и евангелист говорит: «в те дни приходит Иоанн Креститель» (Матф. 3:1), то говорит не о том времени, которое тотчас последовало, но о том, которое было спустя много лет, и в которое происходило то, о чем он намерен был сказать. Сказав о рождестве Иисуса, пришествии волхвов и смерти Ирода, он тотчас говорит: «в те дни приходит Иоанн Креститель», хотя тридцать лет протекло между этими событиями. В Писании обыкновенно употребляется этот образ повествования. Так и здесь, опустив весь промежуток времени от разрушения Иерусалима до начала кончины мира, Христос говорит о времени, имеющем быть не задолго перед кончиной мира. «Тогда», говорит, «если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, – не верьте». Говоря о признаках второго Своего пришествия и чудесах обольстителей, Он в то же время предостерегает учеников касательно места. Не так Он явится тогда, как в первое Свое пришествие явился в Вифлееме, в малом углу вселенной, и когда сначала никто не знал о том; но открыто и со всей славой, так что не нужно будет кому-нибудь возвещать об этом. Это служит немалым признаком того, что Он придет не тайно. Заметь же, что Он здесь ничего не говорит о войне, – Он отличает предсказание о пришествии Своем от предыдущего, – но говорит о тех, которые будут стараться прельщать. Одни из них, бывшие при апостолах, многих прельстили: «восстанут лжехристы и лжепророки», говорит, «и многих прельстят»; а другие, которые явятся перед вторым пришествием Его, еще хуже будут первых: «и дадут», говорит, «великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных». Здесь Он разумеет и антихриста, и тех, которые будут служить ему. О нем и Павел говорит таким же образом. Назвав его «человеком греха, сыном погибели», присовокупил: «того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякой силой и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих» (2Фес. 2:3, 9–10). Смотри же, как Христос предостерегает. «Не выходите», говорит, в пустыню, не входите во внутренние комнаты. Не сказал: отойдите и не веруйте; но: «не выходите и не входите». Великий будет тогда обман, по причине обольстительных знамений.
3. Сказав, каким образом придет антихрист, то есть, в известном месте, Христос говорит, каким образом и Сам придет. Каким же образом Он придет? «Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого; ибо, где будет труп, там соберутся орлы» (Матф. 24:27–28). А как блистает молния? Она не требует вестника, не требует проповедника, но в одно мановение является во всей вселенной, и тем, которые сидят в домах, и тем, которые находятся во внутренних комнатах дома. Таково же будет и пришествие Христово, которое вдруг явится везде по причине сияния славы. Далее Христос говорит о другом знамении: «где будет труп, там соберутся орлы», показывая этим на множество ангелов, мучеников и всех святых. Потом говорит о страшных чудесах. Какие же это чудеса? «Вдруг, после скорби дней тех», говорит, «солнце померкнет» (Матф. 24:29). О какой скорби дней говорит Он? О скорби дней антихриста и лжепророков. Подлинно, великая тогда будет скорбь, когда столь много будет обольстителей. Впрочем, она не долго продолжится. Если и иудейская война ради избранных была сокращена, то тем более сократится это искушение ради них же. Поэтому-то Христос не сказал: после скорби, но – «вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет», – потому что все это случится почти одновременно. Лжепророки и лжехристы, явившись, произведут возмущение, и тотчас придет сам Христос. Немалое смятение будет тогда обладать вселенной. Как же придет Он? Так, что преобразится уже эта тварь. «Солнце померкнет», будучи не уничтожаемо, но побеждаемо светом пришествия Его; «и звезды спадут», потому что какая в них будет уже нужда, когда не будет ночи? «И силы небесные поколеблются»: и очень справедливо, – видя столь великую перемену. Если они столь ужаснулись и удивились, когда сотворены были звезды («Когда сотворены были звезды», от радости, говорит Господь, «восхвалили Меня громким голосом все Ангелы Мои (и преклонились)». (Иов 38:7), то, как им не ужаснуться и не поколебаться гораздо более, когда увидят, что все преобразуется, сослужители их подвергаются наказанию, вся вселенная предстоит страшному судилищу, и все, от Адама до пришествия Христова существовавшие, должны дать отчет во всех своих действиях?
«Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе» (Матф. 24:30), – то есть, крест, который светлее солнца, – так как солнце помрачается и скрывается, а крест является; он не явился бы, если бы не был гораздо светлее солнечных лучей. Но для чего является это знамение? Для того чтобы совершенно посрамить бесстыдство иудеев. Христос придет на этот суд, имея величайшее оправдание – крест, показывая не только раны, но и постыдную смерть. «Тогда восплачут все племена земные»: не будет нужды в обличении после того, как они увидят крест; и они восплачут, так как не получили никакой пользы от смерти Его, и распяли Того, Которому должны были поклоняться. Видишь ли, сколь страшным представил Христос Свое пришествие? Как ободрил сердца учеников? Для того Он сперва и представляет печальные знамения, а потом радостные, чтобы таким образом утешить и успокоить их. Снова напоминая им о страдании и воскресении, Он представляет крест в блистательнейшем образе, чтобы они не стыдились и не скорбели, так как Он придет полагая его вместо знамения. В другом же месте Писания говорится: «воззрят на Него, Которого пронзили» (Зах. 12:10). Поэтому-то восплачут племена, увидев Того самого, Которого они пронзили. Напомнив о кресте, Христос присовокупил: «увидят Сына Человеческого, грядущего» не на кресте, но «на облаках небесных с силой и славой великой» (Матф. 24:30). Услышав о кресте, ты опять не представляй чего-либо печального: Христос придет с силой и славой многой. Крест же приносит для того, чтобы грех иудеев сам собой осудился, подобно тому, как если бы кто-нибудь, будучи поражен камнем, стал показывать самый камень, или окровавленные одежды. Придет на облаке, подобно тому, как и вознесся: и, видя это, «восплачут» племена. Впрочем, бедствия их не ограничатся одним плачем, но плач этот будет для того, чтобы они сами над собой произнесли приговор и осудили самих себя. В то же время еще «и пошлет Ангелов Своих с трубой громогласной, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их» (Матф. 24:31). Когда ты услышишь это, представь себе мучение тех, которые останутся. Они понесут не только то наказание, но и это. И, как выше говорил Христос, что воскликнут: «благословен грядый во имя Господне» (Матф. 23:39), так и здесь говорит, что «восплачут». Раньше Христос сказал Им о жестоких бранях; но чтобы они знали, что за бедствиями настоящей жизни ожидают их мучения и в будущей, то представляет их и плачущими, и отлучаемыми от избранных, и предаваемыми геенне; и этим опять ободряет учеников Своих, и показывает, от каких зол они освободятся, и какими будут наслаждаться благами.
4. Но для чего Христос через ангелов будет призывать избранных, если Он придет так явно? Для того чтобы и этим почтить их. Павел говорит, что они будут восхищены на облаках. Рассуждая о воскресении, он сказал и это. «Потому что Сам Господь», говорит он, «при возвещении, при голосе Архангела и трубе Божьей, сойдет с неба» (1Фес. 4:16). Итак, ангелы соберут воскресших, а облака восхитят собранных, и все это произойдет в кратчайшее время, в мгновение. Господь будет призывать их не пребывая на высоте, но сам придет с трубным голосом. Для чего же будут трубы и голос? Для возбуждения, для радости, для представления ужасных событий, для мучения тех, которые оставляются. Горе нам от этого страшного дня! Надлежало бы нам радоваться, когда мы слышим это, но мы скорбим, сетуем и печалимся. Или я один испытываю такое чувство, а вы радуетесь, слыша это? На меня находит некоторый ужас, когда говорят об этом, и я горько плачу и воздыхаю из глубины сердца. Впрочем, не это смущает меня, но то, что вслед за тем сказано о девах, о скрывшем в земле полученный талант, о лукавом рабе. Поэтому-то я плачу, представляя, какой мы лишимся славы, какой надежды благ, и притом совершенно и навсегда, если хотя бы немного не позаботимся. Если бы и велик был труд и тяжек закон, то и в таком случае надлежало бы все исполнять. Хотя многие из нерадивых и думали иметь некоторое извинение, – извинение, правда, бесполезное, впрочем, думали иметь, – указывая на чрезмерную тяжесть заповедей, на великий труд, на бесконечное время и невыносимое бремя, но теперь ничего подобного мы не можем представить в оправдание; и это особенно будет терзать нас в то время не менее геенны, когда мы за краткое мгновение, за пренебрежение ничтожного усилия, потеряем небо и неизреченные блага. Поистине и время кратко, и труд мал; а между тем мы расслаблены и унылы. На земле подвизаешься, а на небесах венец; от людей принимаешь мучения, а от Бога получаешь честь; два дня бежишь, а на бесконечные века награда; в тленном теле борьба, а в нетленном честь. А сверх этого, должно еще представлять и то, что хотя бы мы и не решились потерпеть для Христа некоторые скорби, все же совершенно необходимо будет потерпеть их, только иным образом. Если ты и не умрешь за Христа, то не будешь же бессмертен; если и не отвергнешь для Христа богатство, то не возьмешь его с собой по смерти. Он требует от тебя того, что и без требования ты отдашь, потому что ты смертен. Он желает, чтобы ты добровольно сделал то, что должен будешь сделать и по необходимости; требует только одного того, чтобы для Него делано было то, что случается и приходит и по естественной необходимости. Видишь ли, как легок подвиг? То, что совершенно необходимо тебе претерпеть, говорит Он, претерпи для Меня; присовокупи только это, и Я доволен твоим послушанием! Золото, которое ты намерен давать взаймы другому, отдай Мне, с большей и выгодой и безопасностью; телом, которым ты хочешь воевать за другого, воюй за Меня: твои труды Я вознагражу с великим избытком. В других случаях ты предпочитаешь того, кто платит более, – и в даянии взаймы, и в торговле, и в военной службе; а Христа, Который один воздает более всех и бесконечно более, не принимаешь. Что это за брань, столь великая? Что за вражда, столь сильная? Откуда же, наконец, получишь ты прощение и защиту, когда не хочешь предпочесть Бога людям за то, за что одних людей предпочитаешь другим? Для чего предаешь сокровище земле? Отдай в Мои руки, говорит Он. Ужели не думаешь, что Господь земли вернее земли? Земля возвращает только вверенное ей, а часто не возвращает и того; Господь же дает тебе и награду за сохранение, потому что весьма любит нас. Поэтому, если ты хочешь отдать взаймы, Он готов принять; если хочешь сеять, Он принимает это на Себя; если хочешь строить, Он влечет тебя к Себе, говоря: строй на Моем основании. Для чего ты прибегаешь к бедным, просящим милостыни, людям? Прибегай к Богу, Который и за малое воздает тебе великое. Но мы об этом и слышать не хотим, а спешим туда, где брани, войны, борьба всякого рода, распри, клеветы.
5. Итак, не по праву ли Господь отвращается и наказывает нас, когда Он во всем предоставляет нам Себя, а мы противимся Ему? Для всякого это совершенно очевидно. Хочешь ли ты, говорит Он, украшаться, – украшайся Моей красотой, или вооружаться, – Моим оружием, или облечься, – в Мою одежду, или питаться, – вот тебе Моя трапеза, или идти, – иди Моим путем, или наследовать, – получи Мое наследие, или войти в отечество, – войди в город, которого Я Художник и Строитель, или построить дом, – построй его в селениях Моих. Я не требую от тебя награды за то, что даю, но еще и должен наградить тебя за то самое, что ты пожелаешь воспользоваться всеми Моими благами. Что может сравняться с этой щедростью? Я отец, Я брат, Я жених, Я дом, Я питание, Я одежда, Я корень, Я основание, Я все, чего бы ты ни захотел: ни в чем ты не будешь иметь нужды. Я и служить буду, – потому что Я пришел для того, чтобы служить, а не для того, чтобы Мне служили (Матф. 20:28). Я и друг, и член, и глава, и брат, сестра, и мать, – Я все; только ты будь Мне другом. Для тебя Я беден, для тебя Я нищий, для тебя Я на кресте, для тебя в гробе, за тебя ходатайствую перед Отцом, на небесах, для тебя Я явился на земле посланником от Отца. Ты Мне все: и брат, и сонаследник, и друг, и член. Чего еще желаешь? Для чего отвращаешься от Того, Который любит тебя? Для чего работаешь миру? Для чего вливаешь в сосуд разбитый? А этому и подобны труды для настоящей жизни. Для чего сечешь огонь? Для чего бьешь воздух? Для чего бежишь напрасно? Не каждое ли искусство имеет цель? Это всякому известно. Покажи мне и ты цель житейского попечения. Но ты не можешь показать: «суета сует – все суета» (Еккл. 1:2). Пойдем к гробам: покажи мне отца, покажи мне жену. Где тот, который облекался в золотые одежды, кто сидел на колеснице, кто имел войска, царский пояс, провозвестников; который одних предавал смерти, а других ввергал в темницу; который по своей воле и умерщвлял, и освобождал? Я ничего не вижу, кроме костей, червей и паутины. Все это земля, все это вымысел; все это сон и тень, пустой рассказ и образ, или лучше сказать, менее, нежели образ: образ мы видим, по крайней мере, на картине, здесь же не видим и картины. О, если бы этим оканчивались бедствия! Но теперь честь, удовольствие, знаменитость, – одна тень, одни слова; а то, что от них происходит, – уже не тень и слова, но пребывает и перейдет с нами туда, и всем будет известно; хищения, любостяжание, блудодеяния, прелюбодеяния и бесчисленные подобного рода преступления, состоят ли они в словах, или делах, написаны не на картине и не на прахе, но на небесах. Итак, какими очами будем мы взирать на Христа? Если человек не может смотреть на отца, когда сознает себя виновным перед ним, то как мы будем взирать тогда на Того, Кто бесконечно более кроток, чем отец? Как снесем Его присутствие? Предстанем перед судилищем Христовым, и всем будет строгое испытание. Если же кто не верит будущему суду, тот пусть посмотрит на то, что здесь происходит, – на тех, которые находятся в темницах, в рудниках, в нечистых местах, на беснующихся, на сумасшедших, на пораженных неизлечимыми болезнями, на борющихся со всегдашней нищетой, на терпящих голод, на удрученных сильными скорбями, на пленных. Они не терпели бы этого теперь, если бы и всех других, подобно им согрешивших, не ожидало наказание и мучение. Если же другие нисколько здесь не пострадали, то это самое должно служить тебе признаком, что непременно ожидает их нечто по отшествии из настоящей жизни. Один и тот же Бог всех не стал бы одних наказывать, а других, совершивших такие же, или еще большие преступления, оставлять без наказания, если бы Он не намерен был подвергнуть их некоторому наказанию в будущей жизни. Итак, в виду этих размышлений и доказательств, и сами смирим себя, и отвергающие суд пусть уверуют и исправятся, чтобы мы, проведя здешнюю жизнь достойно царствия небесного, получили вечные блага благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 77
«От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето; так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях». (Матф. 24:32–33)
Для чего Христос приводит пример смоковницы. – В каком смысле употреблено выражение род сей. – Истинность пророчеств Христа. – Христос знал день кончины мира. – Внезапность второго пришествия. – Почему оставлен в неизвестности день суда и смерти каждого человека. – Примеры выражений Христа и Бога Отца, показывающих Их неведение. – Для чего Бог говорит таким образом. – Для надлежащего пользования даром потребны благоразумие и верность. – Польза неизвестности дня суда. – О надлежащем употреблении богатства. – Должно преимущественно заботиться о добродетелях, приносящих пользу ближним. – Молитва, пост и девство заимствуют силу от милостыни. – Забота о спасении ближних неразлучна от заботы о собственном спасении.
1. Так как Христос сказал: «вдруг после скорби дней тех», ученики же его спросили, когда это будет, и желали точно знать самый день, то Он представил им в пример смоковницу, показывая, что немного осталось времени, и что скоро будет Его пришествие. И это подтвердил Он не одной только притчей, но и следующими затем словами: «знайте, что близко, при дверях». Вместе с этим Христос пророчествует и о духовном лете, и о той тишине, которая в тот день настанет для праведных после обуревающей их теперь зимы: грешникам же, напротив, предсказывает зиму по прошествии лета, что подтвердил впоследствии, сказав, что день тот застанет их посреди роскоши и удовольствий. Впрочем, Он привел в пример смоковницу не только для обозначения времени, – мог бы означить его и другим образом, – но и для подтверждения того, что Его предсказание непременно исполнится. Подобно тому, как необходимо быть первому, так точно и последнему. Да и вообще, Христос, равно как и подражающий ему блаженный апостол Павел, когда говорит о том, что непременно должно случиться, всегда приводит в пример необходимые естественные явления. Вот почему, и беседуя о воскресении мертвых, Он говорит: «если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Иоан. 12:24). И блаженный апостол Павел, подражая Христу, употребляет тот же пример, рассуждая с коринфянами о воскресении: «безрассудный», говорит он, «то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет» (1Кор. 15:36). Затем, чтобы ученики вскоре опять не приступили с вопросом: когда это случится? Спаситель напоминает им о приближении этого времени, говоря: «истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все это будет» (Матф. 24:34). Что же Он разумеет под словом: «все это»? То, что случилось с Иерусалимом: войны, голод, мор, землетрясения, лжехристов, лжепророков, повсеместное распространение евангелия, мятежи, раздоры и все, что, как мы сказали, должно случиться до Его пришествия. Как же Он сказал: «род сей»? Здесь Он говорит не о поколении, тогда жившем, но о верных. Род обозначается не только по времени, но и образу религии и жизни, как, например, когда говорится: «род ищущих Господа» (Псал. 23:6). Что Христос сказал прежде: «ибо надлежит всему тому быть», и еще: «проповедано будет сие Евангелие», то же выражает и здесь, говоря, что все это непременно сбудется, а род верных пребудет и не прервется ни от одного из вышеозначенных бедствий. Разрушится и Иерусалим, и погибнет большая часть иудеев; но рода этого ничто не преодолеет, ни голод, ни мор, ни землетрясения, ни ужасы браней, ни лжехристы, ни лжепророки, ни обольстители, ни предатели, ни соблазнители, ни лжебратья, ни другие подобные искушения. Затем для большего их удостоверения Он говорит: «небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (Матф. 24:35), – то есть, скорее, разрушатся небо и земля, столь твердые и неподвижные, нежели прейдет какое-либо из слов Моих. Кто сомневается в этом, пусть исследует все сказанное, и тогда, найдя все истинным (а найдет непременно), – на основании того, что было, поверит и тому, что имеет быть; пусть во все вникнет с тщанием – и увидит, что последующие события совершенно оправдали истину пророчества. О стихиях же Христос упомянул для того, чтобы показать как то, что Церковь превосходнее неба и земли, так и то, что Он есть творец всего существующего. А так как Он сказал о кончине мира, чему многие не верят, то и упомянул о небе и земле, показывая тем неизреченное Свое могущество, и со всей силой объявляя Себя владыкой вселенной, и, таким образом, тем, которые сомневаются в словах Его, представляет их совершенно достоверными. «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, а только Отец Мой один» (Матф. 24:36). Словами: «ни Ангелы» Христос удерживает учеников Своих, чтобы они не старались узнать того, чего не знают и сами ангелы; словами же: «ни Сын» – возбраняет им не только знать, но и спрашивать об этом. А что слова эти сказаны Им с этим именно намерением, узнай из того, как Он по воскресении с большей силой воспретил им любопытство, когда заметил, что они излишне предаются ему. Теперь указал на многие и бесчисленные признаки, а тогда сказал просто: «не ваше дело знать времена или сроки» (Деян. 1:7). Потом, чтобы ученики не сказали: «мы недоумеваем, нас презирают, но мы не достойны этого», – Он говорит: «которые Отец положил в Своей власти». Он очень заботился о том, чтобы учеников уважали, и чтобы не было скрыто от них ничего; но в этом случае предоставляет самому Отцу знать времена и сроки, дабы внушить страх к делу и воспретить им даже спрашивать о нем. Если бы это было не так, если бы в самом деле Сын Божий не знал этого, то когда же бы Он узнал? Вместе с нами? Но кто станет утверждать это? Он знал Отца совершенно, – так же, как и Отец Сына, – а не знал об этом дне? Кроме того, «Дух все проницает, и глубины Божьи» (1Кор. 2:10), – а Сын будто бы не знал и времени суда? Он знал, каким образом должно судить, знал тайны каждого, – и мог не знать того, что гораздо менее важно? Если «все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть» (Иоан. 1:3), то, как может быть, чтобы Он не знал этого дня? Тот, кто сотворил веки, сотворил без сомнения и времена; если же сотворил и времена, то сотворил и день: как же Ему не знать того дня, который Он сотворил?
2. Вы говорите, что знаете даже сущность Божью: Сын ли Божий не знает последнего дня, Сын, который беспрестанно пребывает в недрах Отца, – несмотря на то, что познание сущности гораздо важнее, нежели познание дней, бесконечно важнее? Каким же образом вы, присваивая себе большее, не уступаете меньшего Сыну, «в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол. 2:3)? Но как ни вы не знаете того, в чем заключается сущность Божья, хотя весьма часто безумно утверждаете это, так и Сын не остается в неведении относительно этого дня, а напротив, совершенно знает его. Вот почему Он, сказав обо всем, означив времена, лета и приведя учеников Своих к самым дверям (именно сказал: «близко, при дверях»), умолчал о дне. Если о дне и часе ты спрашиваешь, не услышишь от меня ничего, говорит Он; если же вообще о времени и предварительных признаках, то, не скрывая ничего, скажу тебе все подробно. Что мне известен этот день, – на это Я представил много доказательств: сказал о расстоянии времени, обо всех будущих событиях, и даже о том, сколько от настоящего времени осталось до того дня (это объясняет тебе причта о смоковнице), и, таким образом, довел тебя до самого преддверия. Если ж Я не отворил тебе дверей, то и это для твоей же пользы. Для большего же удостоверения в том, что Христос умолчал о дне кончины не по незнанию, обрати еще внимание на то, что Он к вышеуказанному знамению Своего пришествия присоединяет еще и другое: «ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, – так будет и пришествие Сына Человеческого» (Матф. 24:38–39). Христос сказал это в доказательство того, что Он придет вдруг и неожиданно, когда большинство будет наслаждаться удовольствиями. То же самое говорит Павел в следующих словах: «когда будут говорить: мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба» (1Фес. 5:3), и в объяснение этой нечаянности сказал: «подобно, как мука родами постигает имеющую в чреве». Как же Христос говорит: «после скорби дней тех»? Если тогда будут удовольствия, «мир и безопасность», как сказал Павел, то, как же Христос говорит: «после скорби дней тех»? При радостях, какая может быть скорбь? Здесь разумеются удовольствия и мир, которые могут быть только у людей бесчувственных. Поэтому-то апостол и не сказал: когда будет мир, но: «когда будут говорить: мир и безопасность», изображая тем их бесчувственность, подобную той, какая была у людей и в дни Ноя, когда они, несмотря на величайшие бедствия, проводили жизнь, полную удовольствий, праведные же, напротив, проводили жизнь в скорби и печали. Отсюда видно, что с пришествием антихриста, между нечестивыми и отчаивавшимися в спасении своем, умножатся постыдные наслаждения, – тогда будет чревоугодие, объедение и пьянство. Таким образом, Христос приводит пример совершенно подходящий к обстоятельствам дела. Как в то время, говорит Он, когда приготовлялся ковчег, люди не верили, и даже тогда, когда был готов и предвещал им близкое несчастье, они спокойно смотрели на него и предавались удовольствиям, как будто не предстояло им никакого бедствия, так и теперь: явится антихрист, за которым будет кончина, после кончины последуют наказания и неизреченные мучения; а люди, опьяневши от разврата, не почувствуют никакого страха и перед этими будущими бедствиями. Поэтому-то «подобно как мука родами постигает имеющую в чреве», по слову апостола, так и их постигнут эти ужасные и неотвратимые бедствия. Почему же не упомянул Христос о бедствии, постигшем содомлян? Он хотел представить в пример происшествие всемирное, которому также не верили, когда оно было предсказано. А так как многие не верили будущему, то Он удостоверяет их в этом прошедшими событиями, и этим потрясает сердца их. Вместе с тем Он указывает и на то, что и в прежних случаях действовал Он же. Далее Спаситель представляет новое знамение Своего пришествия, так что из соображения всех этих знамений становится очевидно, что Он знал этот день. Какое же знамение? «Тогда будут двое на поле: один берется, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется. Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет» (Матф. 24:40–42). Все это служит доказательством тому, что Он знал этот день, но только ученикам запрещал спрашивать о нем. Поэтому же Он напоминал им и о днях Ноевых, поэтому же сказал, что тогда «будут двое на поле», показывая тем, что Он придет совершенно неожиданно, когда они совсем не будут и думать об этом. «И две мелющие» – это также служит признаком, что они нисколько не будут ожидать его. Притом берутся и оставляются и слуги, и рабы, и те, которые будут упражняться в труде, и те, которые будут находиться в праздности, словом из всех состояний, подобно тому как и в ветхом завете говорится: «от фараона, который сидит на престоле своем, до рабыни, которая при жерновах» (Исх. 11:5). Хотя Христос и сказал, что трудно спастись богатым, но здесь уверяет, что они не все погибнут, равно и бедные не все спасутся; но как из тех, так и из этих некоторые спасутся, а некоторые погибнут. Я даже думаю, здесь указывается и то, что пришествие Его будет в ночи. То же подтверждает и евангелист (Лук. 17:34). Вот видишь, как точно Христос знает все обстоятельства? Потом, чтобы не обратились к Нему с вопросом ученики, опять присоединяет: «итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет». Объявив им почти самый час, опять предупреждает их вопросы об этом, желая, чтобы они были постоянно бдительны. Поэтому Он и говорит им: «бодрствуйте», показывая тем причину, по которой не объявляет им о последнем дне. «Но это вы знаете, что, если бы ведал хозяин дома, в какую стражу придет вор, то бодрствовал бы и не дал бы подкопать дома своего. Потому и вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, придет Сын Человеческий» (Матф. 24:43–44). Не говорит им о том часе, когда Он придет, для того, чтобы они бодрствовали и всегда были готовы. Желая же, чтобы они всегда были озабочены встречей с Ним и всегда добродетельны, сказал им, что придет тогда, когда не ожидают Его. Смысл слов Его таков: если бы люди знали, когда они умрут, то без сомнения позаботились бы об этом часе.
3. Итак, для того, чтобы не заботились об одном только дне смерти, Христос не означает ни дня общей кончины, ни дня смерти каждого, желая чтобы люди всегда ожидали этого дня, – чтобы он был предметом непрестанной заботы. Поэтому и конец жизни каждого оставил в неизвестности. Потом открыто называет Себя Господом, тогда как ранее никогда так ясно не говорил этого. Здесь, я думаю, содержится еще укоризна беспечных, за то, что они о душе своей не проявляют и той заботы, какую обнаруживают о своих деньгах люди, ожидающие вора. Эти последние, когда ожидают вора, бодрствуют и ничего не позволяют унести из своих кладовых; а вы, говорит Он, хотя и знаете, что Господь придет, и придет непременно, однако же, нисколько не бодрствуете, не готовитесь, чтобы смерть не постигла вас неожиданно; от того-то день этот и приходит на погибель беспечных. Как богатый, если бы знал время, в которое обворован будет, избежал бы того, так и вы предохранили бы себя, если бы были готовы. Далее, так как Он упомянул о суде, то и обращает, наконец, речь Свою к учителям, и говорит о наказаниях и наградах. И, сперва сказав об участи людей добродетельных, останавливается на участи грешников, чтобы заключением речи возбудить страх в слушателях.
Для этого Он сперва говорит: «кто же верный и благоразумный раб, которого господин его поставил над слугами своими, чтобы давать им пищу во время? Блажен тот раб, которого господин его, придя, найдет поступающим так; истинно говорю вам, что над всем имением своим поставит его» (Матф. 24:45–47). Скажи мне: означают ли и эти слова Его неведение? Если ты, основываясь на Его словах: «ни Сын не знает» (Марк 13:32), говоришь, что Он не знает дня кончины мира, то, что скажешь о словах: «кто же»? Неужели скажешь, что Он и этого не знает? Ни в каком случае. Да и ни один безумный не скажет этого: в первом случае можно хотя бы представить некоторую причину, здесь же и этого нет. Что значит вопрос Его: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня» (Иоан. 21:15)? Неужели он не знал и этого? Или когда говорит: «где вы положили его» (Иоан. 11:34)? Подобный вопрос можно слышать и от Бога Отца; так и Он говорит: «Адам, где ты» (Быт. 3:9)? и: «вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма; сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет; узнаю» (Быт. 18:20–21). И в другом месте: «будут ли они слушать, или не будут» (Иез. 2:5)? И в евангелии: «пошлю сына моего возлюбленного; может быть, увидев его, постыдятся» (Лук. 20:13). Все эти выражения показывают неведение. Но не по неведению Бог говорил это, а с тем намерением, чтобы удобнее достигнуть Своей цели. Так с Адамом Он говорил подобным образом с тем намерением, чтобы побудить его искать прощения в грехе; с содомлянами – для того, чтобы научить нас никогда не произносить приговора, не зная самого дела; у пророка сказано в предотвращение той безумной мысли, будто бы предсказание уже невольно влечет к неповиновению; в притче евангельской для того, чтобы показать, что они должны были то исполнить – почтить Сына; здесь же – для того, чтобы чрезмерно не любопытствовали; а вместе и для указания особенной важности этого вопроса. Притом смотри, какое неведение выражается в этих словах, если Он не знает даже и того, кого поставляет! Он называет раба блаженным, – «блажен», говорит, «раб тот», – но не говорит, кто это такой; а только: «которого господин его поставил над слугами своими»? и: «блажен тот раб, которого господин его, придя, найдет поступающим так». Следует заметить, что это сказано не об одном имении, но и о слове, и силе, и дарованиях, и обо всех обязанностях, на каждого возложенных. Эта притча может относиться и к гражданским начальникам: каждый должен употреблять дары свои на общую пользу. Одарен ли ты премудростью, или вручена тебе власть, богат ли ты, или имеешь что-либо другое, – ты не должен употреблять даров своих во вред собратий своих, или для собственной погибели. От упомянутого в притче раба Спаситель требует двух качеств: благоразумия и верности, потому что грех бывает от неразумия. «Верным» же называет Он его за то, что из достояния господина своего ничего не утаил себе, и ничего не расточил напрасно и без цели; а «мудрым» потому, что умел употребить вверенное ему достояние надлежащим образом. И нам нужны также оба указанные качества, как для того, чтобы не присваивать себе того, что принадлежит Господу, так и для того, чтобы сделать надлежащее употребление из дарованного. Если одного качества нет в нас, то и другое несовершенно. Если раб и верен, и не крадет, но губит имение, расточая его на предметы бесполезные, то и это большая вина. Если же он умеет хорошо управлять имением, но вместе с тем крадет, то и это опять немаловажное преступление. Пусть заметят это и те из нас, которые имеют деньги, потому что слова Христовы относятся не только к учителям, но и к богатым. И тем, и другим вверено богатство, – учащим более необходимое, а вам, богатым, менее необходимое. Если учители щедро расточают блага более важные, а вы не хотите оказать щедрости даже и в маловажном, и не только щедрости, но и благодарности (потому что даете чужое), то какое будете иметь оправдание? Впрочем, прежде чем говорить о наказаниях, ожидающих неправедных, послушаем, как будет награжден тот, кто поступает надлежащим образом. «Истинно говорю вам, что над всем имением своим поставит его». Что может сравняться с подобной честью? Какое слово достаточно выразить то достоинство, то блаженство, когда Царь небесный, Которому принадлежит все, поставит человека над всем своим имением? Потому и называет его «мудрым», что умеет не расточать великого ради малого, но, благоразумно поступая здесь, получает небо.
4. Далее Христос, как Он всегда поступает, исправляет слушателя не только представлением награды, предназначенной добрым, но и наказания, угрожающего злым. Поэтому и присовокупил: «если же раб тот, будучи зол, скажет в сердце своем: не скоро придет господин мой, и начнет бить товарищей своих и есть и пить с пьяницами, – то придет господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает, и рассечет его, и подвергнет его одной участи с лицемерами; там будет плач и скрежет зубов» (Матф. 24:48–51). Если кто-нибудь скажет: видишь ли, какая мысль пришла рабу по причине неизвестности дня, – он именно сказал: «не скоро придет господин мой», – то в ответ на это мы скажем, что мысль эта пришла ему не потому, что день не был известен, но потому, что он был худой раб. Почему, в самом деле, такая же мысль не пришла на ум рабу мудрому и верному? Несчастный! Хотя и медлит господин, но почему ты все же ожидаешь Его пришествия? Зачем же, поэтому, не заботишься? Итак, отсюда мы узнаем, что Господь и не медлит. Такая мысль принадлежит не Господу, но рабу лукавому, а потому он и осуждается. Что Господь не медлит, послушай Павла, который говорит: «Господь близко. Не заботьтесь ни о чем» (Фил. 4:5–6); и: «Грядущий придет и не умедлит» (Евр. 10:37). Но внимай дальнейшим словам и примечай, как часто Христос напоминает о неизвестности дня, показывая тем, насколько эта неизвестность полезна для рабов, и способствует их пробуждению ото сна. Что ж, если некоторые не извлекли из этого никакой пользы для себя? И другие спасительнейшие средства иным не принесли пользы. Господь не оставляет, однако, Своего дела. Что же далее говорит Он? «Придет в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает», – и постигнет его участь самая жалкая. Видишь, как часто Он повторяет это, показывая, как спасительна неизвестность дня, – и заставляя тем нас быть в непрестанной заботливости? Предмет Его попечения составляет то, чтобы мы непрестанно бодрствовали; и так как мы ослабеваем всегда во время счастливой и покойной жизни, а от несчастий наиболее укрепляемся, то Он непрестанно и внушает нам, что когда мы бываем покойны и беззаботны, тогда и являются бедствия. И как выше показал это через Ноя, так и здесь говорит: когда раб тот упивается, когда буйствует, тогда и наказание ему готовится ужасное. Но будем внимательны не только к наказанию, ему определенному, но рассмотрим еще и то, не так же ли и мы поступаем, хотя и не замечаем того?
И действительно, такому неверному рабу подобны имеющие деньги и не помогающие бедным. Ведь и ты только распорядитель своего имущества, точно так же, как и служитель церкви, распоряжающийся ее стяжанием. Как последний не имеет власти расточать сокровищ, даруемых вами в пользу бедных, по своей воле и без разбора, потому что они даны на пропитание бедных, так и ты не можешь расточать своих сокровищ по своей воле. Хотя ты получил родительское наследство, и таким образом все имущество составляет твою собственность, – однако, все оно принадлежит Богу. Если и ты требуешь, чтоб имуществом, данным тобой, распоряжались соответственно твоему назначению, то неужели думаешь, что Бог Своей собственности не востребует от нас с большей строгостью, но оставит без внимания, когда она расточается без всякой пользы? Нет, не может этого быть, не может. Он для того и вверил тебе богатство, чтобы ты давал другим пищу в надлежащее «время». Что значит давать в надлежащее «время»? Давать бедным, алчущим. Как ты поручаешь распоряжаться имением подобному себе рабу, так и Богу угодно, чтобы ты употреблял это имение должным образом. Поэтому хотя Он и может лишить тебя, но оставляет у тебя для того, чтобы ты имел случай обнаружить свою добродетель. Он поставил всех во взаимной нужде для того, чтобы любовь одного к другому тем сделать более пламенной. Но ты, получив от Бога, не только не даешь, но еще бьешь тех, кому следует давать. А если уже и не давать – преступление, то, какое будет помилование тому, кто бьет?
5. Мне кажется, Христос говорит это на счет обидчиков и лихоимцев, объявляя им жестокое осуждение за то, что они «бьют» тех, которых должны питать. Думаю также, что Он здесь намекает и на сластолюбцев: и сластолюбию также предстоит тяжкое наказание. «Ест и пьет», говорит, «с пьяницами», – выражая тем пресыщение чрева. В самом деле, ты не для того получил имущество, чтобы роскошествовать, но чтобы творить милостыню. Это имение твое ли собственное? Оно принадлежит бедным, а тебе только вверено, хотя бы это было наследство отцовское, хотя бы было приобретено честными трудами. Неужели Бог не мог его отнять у тебя? Но Он не делает этого, доставляя тебе возможность быть щедрым по отношению к бедным. И заметь, как Христос во всех притчах обличает тех, которые не употребили богатств своих на пропитание бедных. Так и девы не за то осуждаются, что они похищали чужое, но за то, что не уделяли от своего; и зарывший талант свой не был также лихоимцем, но только не удвоил его; и те, которые презрели алчущих, не за то наказываются, что они завладели чужим, но за то, что не расточили своего, подобно как и упомянутый раб. Пусть же заметят это те из нас, которые угождают чреву и расточают на пиршества богатство, нисколько не принадлежащее им, но бедным. Не думай, чтобы то, что по человеколюбию Божьему велено тебе раздавать как бы свою собственность, было и действительно твое. Тебе Бог дал заимообразно для того, чтобы ты мог употреблять с пользой. Итак, не почитай своим, когда даешь Ему то, что Ему же принадлежит. Ты когда кому-нибудь даешь заимообразно денег с тем, чтобы он воспользовался ими для приобретения какой-либо выгоды, никогда не скажешь, чтобы эти деньги были его. Так и Бог дал тебе богатство с тем, чтобы ты им купил небо. Не делай поэтому Его бесконечного человеколюбия основанием к проявлению твоей неблагодарности. Размысли о том, как желательно иметь средство, которое бы после крещения разрешило грехи наши. Если бы Господь не сказал: сотвори милостыню, то, сколько бы людей сказало: о, если бы пожертвованием имения можно было избавиться от угрожающих нам бедствий! Когда же это сделалось возможным, то, наоборот, остаются в нерадении. Но ты говоришь: я даю. И что же даешь? Ты не дал и столько, сколько та жена, которая подала только две лепты; не дал и половины того, даже и малейшей части в сравнении с ней; ты больше расточаешь на бесполезные вещи, на пиршества, на пьянство, на крайнее распутство; то приглашаешь к себе других, то тебя приглашают, то сам проживаешь, то других заставляешь проживать; и, таким образом, готовишь себе сугубое наказание: во-первых, за то, что сам делаешь, во-вторых, за то, что других заставляешь делать. Вспомни же об этом рабе, осужденном за то же самое: он ел и пил, сказано, с пьяницами. Не одних пьяниц постигнет наказание, но вместе с ними и соучастников их, – и весьма справедливо, потому что они самих себя губят, и о спасении ближних нерадят. Бога же ничто столько не раздражает, как небрежение о спасении ближних. Поэтому-то, чтобы выразить гнев Свой, Он приказал рассечь раба пополам. Вот почему и признаком учеников Своих Он поставил любовь, потому что тот, кто любит, необходимо печется о благосостоянии любимого лица. Итак, будем держаться этого пути; он – тот самый путь, который ведет нас на небо, делает подражателями Христу и, по возможности, подобными Богу. Заметь же, как преимущественно перед другими нужны те добродетели, которые избрали себе жилище на этом пути. И если угодно, рассмотрим их, и будем судить о них по суду Божьему. Пусть будут два пути жизни добродетельной, и из них один пусть делает добрым только того, кто шествует по ней, а другой – вместе и ближнего. Посмотрим, какой из них совершеннее и лучше нас возводит на высшую степень добродетели. Апостол Павел весьма часто осуждает того, кто печется только о собственном своем благе, – когда же я говорю: Павел, то разумею здесь самого Христа, – а того, кто старается о благе ближнего, превозносит похвалами и почестями. Откуда это видно? Послушай, что он говорит одному, и что другому: «никто не ищи своего, но каждый пользы другого» (1Кор. 10:24). Видишь ли, как он одно отвергает, а другое предписывает? И опять: «каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию» (Рим. 15:2). Далее следует неизреченная похвала, соединенная с увещанием: и «Христос не Себе угождал» (Рим. 15:3). Довольно уже было бы и этих рассуждений к тому, чтобы показать, на которой стороне победа. Впрочем, чтобы это было с большей пользой, посмотрим, какие добрые дела относятся исключительно к нам, и какие вместе распространяются и на ближних. Пост, распростертие на земле, хранение девства и целомудрие полезны для тех самих, которые подвизаются в этих добродетелях; а что от нас распространяется и на ближних, это – милостыня, наставление и любовь. Послушай же и в этом случае Павла, который говорит: «если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13:3).
6. Видишь ли, как любовь, сама по себе прославляется и увенчивается? Если угодно, предложим и третье сравнение. Положим, что иной постится, соблюдает чистоту, предается мученичеству и сжигается; а другой пусть, для назидания ближнего, отлагает мученичество, и не только отлагает, но и умирает без мученичества. Кто из них, по переходе из настоящей жизни, удостоится большей славы? Нам нет нужды здесь говорить много и распространять речь свою: вопрос решает блаженный Павел, говоря: «имею желание разрешиться и быть с Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться в плоти нужнее для вас» (Фил. 1:23), и таким образом назидание ближнего предпочитает отшествию к Христу. Исполнять волю Христа, это-то и значит, в особенности быть с Христом; воля же Его заключается не в ином чем, как в попечении о пользе ближнего. Хочешь ли я представлю тебе и четвертое доказательство? Петр! «Любишь ли Меня», говорит Христос: «паси агнцев Моих» (Иоан. 21:15); и, спросив его в третий раз, сказал, что это пасение и есть знак любви. И это сказано не к одним только священникам, но и к каждому из нас, кому вверено хотя бы малое стадо. Не презирай его только за то, что оно мало, так как Отец Мой, говорит Он, благоволил о нем (Лук. 12:32). Каждый из нас имеет овцу, которую и должен водить на добрую пажить. Муж, вставая с постели, о том только и должен стараться, чтобы и делами, и словами насаждать в своем доме и семействе большее благочестие; равным образом и жена пусть наблюдает за домом, но кроме этого занятия, она должна иметь другую, более настоятельную заботу о том, чтобы все семейство трудилось для царства небесного. В самом деле, если и в делах житейских, прежде занятия делами домашними, мы стараемся исполнить общественные обязанности, чтобы за небрежное отношение к ним не подвергнуться заключению в узы, судебным истязаниям и всякого рода бесчестиям, то тем более в делах духовных должны стараться, прежде всего, исполнить дела Царя всяческих, Бога, чтобы не быть отосланными туда, где скрежет зубов. Будем же искать тех добродетелей, которые и для нас самих спасительны, и для ближнего наиболее полезны. Таковы – милостыня и молитва; впрочем, молитва сама заимствует свою силу и воскрыляется от милостыни. «Молитвы твои», сказано, «и милостыни твои пришли на память перед Богом» (Деян. 10:4). И не только молитва, но и пост также от милостыни заимствует свою твердость. Если ты постишься без милостыни, то пост твой не есть пост, и такой человек хуже обжоры и пьяницы, и притом настолько, насколько жестокость хуже роскошества. Но что я говорю – пост? Хотя бы ты был непорочен, хотя бы соблюдал девственность, но если не творишь милостыни, будешь вне брачного чертога. Что может равняться девственности, которая, по своему превосходству, и в новом завете не была поставлена необходимым законом? Но и она отвергается, если не соединена с милостыней. Если девы отвергаются за то, что не творили милостыни с надлежащей щедростью, то кто может без нее получить прощение? Без сомнения никто, и тот, кто не творит милостыни, непременно должен погибнуть. Если и в делах житейских никто для себя одного не живет, но всякий, и художник, и воин, и земледелец, и купец, посвящают себя занятиям для пользы и выгоды общественной, то, тем более, должно быть это исполняемо в делах духовных. В этом преимущественно и состоит жизнь; напротив, кто живет только для самого себя, а обо всех прочих не радит, тот лишний, тот не человек, а изверг рода человеческого. Что же будет, – скажешь, – если я свое оставлю, а о чужом буду заботиться? Нет; не может быть, чтобы тот, кто заботится о делах других, в то же время не заботился о своих. Действительно, кто заботится о благосостоянии других, тот никогда не оскорбит, обо всех станет болезновать, всем по силе своей будет помогать; ни у кого ничего не станет отнимать, не будет лихоимствовать, никого не будет обманывать, ни лжесвидетельствовать; воздержится от всякого порока, будет хранить всякую добродетель, молиться за врагов, благодетельствовать злоумышляющим против него, ни с кем не будет ссориться, никого не будет злословить, хотя бы сам слышал бесчисленные хулы, но скажет вместе с апостолом: «кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся» (2Кор. 11:29)? Если же будешь искать только своего, то о чужом совершенно не будешь стараться. Убедившись таким образом в том, что невозможно спастись тому, кто не заботится о пользе общей, и взирая на раба, рассеченного пополам, и на того, который зарыл талант свой, изберем лучше этот путь (служения ближним), чтобы получить и жизнь вечную, которой все мы да сподобимся по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 78
«Тогда подобно будет Царство Небесное десяти девам, которые, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху. Из них пять было мудрых и пять неразумных. Неразумные, взяв светильники свои, не взяли с собою масла. Мудрые же, вместе со светильниками своими, взяли масла в сосудах своих. И как жених замедлил». (Мф. 25:1–5 и след.)
Отличие притчи о девах от других подобных притч. – Девство, лишенное дел милосердия, осуждается наравне с прелюбодейством. – Кроме собственных дел ничто не может спасти нас. – Исправление по смерти не приносит пользы. – Отличие притчи о талантах, излагаемой у Матфея, от излагаемой у Луки. – Изъяснение притчи. – Все дары Божии должно употреблять на пользу ближним. – О надлежащем употреблении языка. – Увещание подражать в пользовании языком примеру Христа.
1. Эти притчи сходны с прежнею притчею о рабе неверном, расточившем имение господина своего. Их четыре, и все они различным образом убеждают нас в одном: именно, чтобы мы старались подавать милостыню и помогать ближнему во всем, в чем только можем, так как иначе нельзя спастись. Но в тех притчах говорится вообще о всяком благодеянии, которое мы должны оказывать ближнему. А в притче о девах говорится в частности о денежном подаянии, и говорится сильнее, нежели в притче предшествующей. Тою притчею осуждается на мучение раб, который бьет товарищей своих, пьет с пьяницами, расточает и губит имение господина своего; а этою и тот, кто не старается о пользе ближнего, и не делает щедрого подаяния бедным от имущества своего. Девы имели масло, но не много, а потому и подвергаются наказанию. Но почему Христос в этой притче представляет не просто какое-либо лицо, а дев? Он превознес девство, когда сказал: «Есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного»; и: «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19:12). Кроме того, Ему известно было и высокое мнение многих о девстве. Оно и по природе своей – великое дело, что видно из того, что как в Ветхом Завете оно не было хранимо даже святыми и великими мужами, так и в Новом не поставлено в необходимый закон. Христос не дал о нем заповеди, а предоставил его произволению слушающих. Поэтому и Павел говорит: «Относительно девства я не имею повеления Господня» (1Кор. 7:25). Я хвалю того, кто хранит девство, но не принуждаю того, кто не хочет быть девственником, и совета не делаю законом. И вот, так как девство – дело великое, и многие имели о нем высокое понятие, то, чтобы кто-либо, храня его, не предался беспечности, как бы уже исполнивший все, и не стал нерадеть о прочем, Христос приводит эту притчу, которая может убедить в том, что девство, хотя бы оно было соединено со всеми другими добродетелями, будучи чуждо дел милосердия, осуждается вместе с людьми прелюбодейными; и бесчеловечный, и немилосердный поставляется наравне с ними. И весьма справедливо: теми обладает плотская страсть, неразумными же девами – сребролюбие. Плотская же страсть и сребролюбие не равны между собою в силе; первая сильнее и мучительнее. Потому, чем слабее противник, тем менее заслуживают прощения побежденные девы. Потому-то Христос и называет их юродивыми, что они, совершивши больший подвиг, за несовершение меньшего лишились всего. Светильниками называет Он здесь самый дар девства, чистоту святости, а елеем – человеколюбие, милосердие и помощь бедным. «И как жених замедлил, то задремали все и уснули» (Мф. 25:5). Он показывает, что будет немалый промежуток времени, отстраняя тем от учеников мысль о скором пришествии Его царствия. Они надеялись на такое пришествие; поэтому Он беспрестанно подавляет в них эту надежду. Притом Он дает понять и то, что смерть есть сон. «И уснули», сказано. «Но в полночь раздался крик» (Мф. 25:6). Это говорит Он, или сообразуясь с притчею, или показывая, что воскресение случится ночью. О вопле упоминает и Павел, говоря: «При возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба» (1Фес. 4:16). Что же означают трубы? И что значит вопль? «Жених идет. Тогда встали все девы те и поправили светильники свои. Неразумные же сказали мудрым: дайте нам вашего масла» (Мф. 25:7–8). Спаситель опять называет их юродивыми, чтобы показать, что нет ничего глупее тех, которые собирают здесь деньги, и отходят без всего туда, где особенно нужно человеколюбие и много елея. Юродивы они не только по этой причине, но и потому, что надеялись достать елея у мудрых дев, и искали его не вовремя, хотя эти девы и были в высшей степени человеколюбивы, чем они особенно и прославились. Да и просят юродивые у них не всего, – «Дайте нам, – говорят они, – вашего масла», – и указывают на крайнюю необходимость, говоря: «потому что светильники наши гаснут». Но несмотря и на все это, получили отказ, и ни человеколюбие тех, у которых они просили, ни удобоисполнимость просьбы, ни необходимость и нужда просимого не помогли им получить просимое. Чему это научает нас? Тому, что если изменят нам собственные наши дела, то никто не будет в состоянии помочь нам, и не потому, что не хочет, но потому, что не может. И девы ссылаются на невозможность. Это объяснил и блаженный Авраам, когда сказал: «Между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут» (Лк. 16:26). «Пойдите лучше к продающим и купите себе» (Мф. 25:9). Кто эти продающие? Бедные. Где же они? Они здесь, и теперь только надлежит находить их, а не в то время.
2. Видишь ли, какую пользу приносят нам бедные? Ежели ты устранишь их, то лишишься великой надежды на спасение. Итак, здесь надлежит запастись елеем, чтобы там, когда потребует время, воспользоваться им: настоящее, а не будущее время, есть время заготовления. Поэтому не трать напрасно своего имущества на роскошь и для пустой славы, потому что там много для тебя нужно будет елея. Услышав ответ мудрых дев, юродивые пошли купить елея, но ничего не приобрели. Это Христос говорит или для хода и связи притчи, или, показывая тем, что хотя бы мы сделались и человеколюбивейшими по смерти, мы не извлечем из того никакой пользы и не избежим наказания. Так и девам не принесло пользы их усердие, потому что они не здесь, но там уже ходили к продающим, равно как и богачу не принесло пользы, когда он сделался так человеколюбив, что стал заботиться даже о сродниках своих. Тот, кто проходил мимо лежащего при вратах, спешит исхитить от опасности и из геенны тех, которых он уже не видит, и просит послать к ним кого-либо известить их о том. И все же он не получил никакой пользы, подобно тому как и девы. После того, как они, получив такой ответ, ушли, – «пришел жених, и готовые вошли с ним на брачный пир» (Мф. 25:10); а для юродивых двери были затворены. После многих усилий, после великих трудов, после этой жестокой брани и побед над сильными влечениями природы, они, пристыженные, потупив взоры, отошли с угасшими светильниками. Нет ничего мрачнее девства, которое лишено милосердия, почему немилосердых многие обыкновенно и называют помраченными. Итак, где же польза девства, когда те девы не видали и жениха и, после того, как стучались в двери, ничего не добились, но услышали этот страшный голос: отойдите, «не знаю вас»? Когда сам Христос сказал это, то не остается ожидать ничего другого, кроме геенны и несносного мучения; даже более того – эти слова страшнее и самой геенны. Они сказаны также и делающим беззаконие. «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа» (Мф. 25:13). Видишь, как часто Христос прибавляет эти слова, показывая, что неведение смертного часа полезно для нас? Где же теперь те, которые ведут жизнь беспечную и на обвинения наши говорят, что при кончине все оставят бедным? Пусть услышат они эти слова и исправятся. И в самом деле, многие, будучи похищены внезапною смертью, не могли сделать этого в то время, и не успели объявить о своей воле родственникам. Итак, эта притча говорит о денежной милостыне; а следующая за нею говорит против тех, которые не хотят помогать ближним ни деньгами, ни словом, ни покровительством, ни другим чем, но все скрывают. Но почему в этой притче представлено лицо царя, а в той – жениха? Чтобы научить нас тому, как близок Христос к тем девам, которые раздают бедным свое имение; в этом именно и состоит девство. Потому и Павел так определяет эту добродетель: «Незамужняя, – говорит Он, – заботится о Господнем, как угодить Господу, ...благочинно и непрестанно... без развлечения» (1Кор. 7:34–35). Это я советую, говорит он. Если же у евангелиста Луки в притче о талантах говорится другое, то я скажу на это, что об одном говорит одна притча, о другом другая. В притче у Луки от одинаковой суммы проистекли различные выгоды, потому что от одной мины иной приобрел пять, иной – десять, каждый потому различную получил и награду; здесь же, напротив, и потому награда одинакова. Кто получил два таланта, тот и приобрел два; равно и тот, кто получил пять, пять и приобрел; а там, так как от одинаковой суммы один приобрел более, другой менее, то по всей справедливости они не удостаиваются и одинаковой награды. Но заметь, что везде не вскоре требуется отчет. Так, отдавши виноградник земледельцам, хозяин удалился, равно и здесь, раздав деньги, ушел; и все это для того, чтобы показать нам Свое долготерпение. Мне же кажется еще, что Христос этим делает намек на воскресение. Но здесь не земледельцев только и виноградник имеет Он в виду, а всех вообще делателей, потому что Он рассуждает не с начальниками только и иудеями, но со всеми вообще. Возвращающие деньги чистосердечно признаются, что они приобрели и что взяли у господина. Один говорит: «Господин! пять талантов ты дал мне» (Мф. 25:20); а другой – «два»; и показывают этим, что он доставил им случай получить выгоду, и благодарят его, все ему приписывая. Что же говорит на это господин? «Хорошо, добрый и верный раб! (так как заботиться о пользе ближнего свойственно доброму), в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (Мф. 25:21). Этими словами Он показывает полное блаженство. Но один из них не так говорит; а как же? – «Я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое» (Мф. 25:24–25). Что же сказал ему господин его? «Посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим» (Мф. 25:27), то есть, нужно тебе было с ними посоветоваться и уговориться. «Но они не слушают меня?» Это не твое дело. Какие слова могут быть снисходительнее?
3. Люди не так поступают, но самого заимодавца заставляют требовать. Царь же иначе; он говорит: «Надлежало тебе отдать», а истребование предоставить мне. «Я, придя, получил бы мое с прибылью», – разумея лихву проповеди – явление дел. Тебе надлежало сделать более легкое, а мне оставить более трудное. Но так как раб этого не исполнил, то господин и говорит: «Возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет» (Мф. 25:28–29). Что же это показывает? Кто получил дар слова и учения для пользы других и не пользуется им, тот погубит самый дар. Напротив, кто радит о нем, получит еще больший, между тем, как тот теряет и то, что получил. Впрочем, празднолюбца кроме этой потери ожидает еще невыносимое мучение, и вместе с мучением приговор страшного осуждения. «Негодного раба, – говорит он, – выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 25:30). Видишь ли, что не только хищник, любостяжатель и делающий зло подвергается ужаснейшему мучению, но и тот, кто не делает добра? Итак, будем внимать словам этим. Пока есть время, будем стараться о нашем спасении; запасем елей для светильников; будем приобретать на талант. Если здесь будем ленивы и станем жить беспечно, то там никто не окажет нам сострадания, хотя бы мы пролили реки слез. Одетый в нечистое платье, обвинил самого себя, – и, однако же, не получил никакой пользы. Имевший один талант возвратил вверенное ему серебро, – и, однако, был осужден. Умоляли также и девы, приступали и стучались, – и все тщетно и напрасно. Итак, зная это, употребим и деньги, и старание и покровительство, и все на пользу ближнего. Под талантами здесь разумеется то, что находится во власти каждого, – или покровительство, или имение, или научение, или что-нибудь подобное. Поэтому никто не должен говорить: я имею один талант, и ничего не могу сделать. Можешь и с одним заслужить одобрение. Ты не беднее той вдовицы, не ниже по званию Петра и Иоанна, которые были из простого народа и необразованные, и, однако, за то, что были усердны и делали все для общего блага, получили небесное наследие. Подлинно, ничто так не любезно Богу, как полезная для всех жизнь. Потому-то Бог дал нам и дар слова, и руки, и ноги, и крепость телесную, и ум, и разумение, чтобы все это употребляли мы для собственного нашего спасения и для пользы ближнего. Слово нужно нам не для одних только песнопений и благодарения, но полезно и для научения и утешения. Если таким образом пользуемся им, то соревнуем Господу; если же напротив, то дьяволу. Так и Петр, когда исповедал Христа, назван был блаженным, как сказавший по внушению Отца; когда же он устрашился креста и отрекся, то был жестоко укорен, как поступивший по наставлению дьявольскому. Итак, если за слова, сказанные по неведению, такое осуждение, то какое заслужим прощение мы, когда во многом погрешаем произвольно? Будем же говорить так, чтобы само собою видно было, что мы говорим слова Христовы. Я не тогда только произношу слова Христовы, когда говорю: «Встань и ходи» (Мф. 9:5), и когда скажу: «Тавифа! встань» (Деян. 9:40); но и преимущественно тогда, когда, будучи злословим, благословляю, и когда, будучи оскорблен, молюсь за оскорбившего. Прежде я сказал, что язык наш есть рука, касающаяся ног Божиих; теперь же еще более скажу: язык наш подражает языку Христову, если прилагает надлежащее старание о том, чтобы произносить угодное Ему. Какие же слова по Его воле мы должны произносить? Слова, преисполненные милосердия и кротости, подобные тем, какие Он произносил к своим оскорбителям: «Во Мне беса нет» (Ин. 8:49); и еще: «Если Я сказал худо, покажи, что худо» (Ин. 18:23). Если и ты так говоришь, если говоришь для исправления ближнего, то имеешь язык, подобный языку Его. Это подтверждает и сам Бог: «Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста» (Иер. 15:19). Итак, когда язык твой будет подобен языку Христову, и уста твои будут как уста Отца, и когда ты соделаешься храмом Духа Святого, то какая честь может сравняться с этою? Не так бы блистали уста твои, если бы они были из золота и драгоценных камней, как они блистают, будучи украшены скромностью. В самом деле, что может быть приятнее уст, не знающих обиды, а ревнующих о благословении? Если же ты не можешь благословлять проклинающего, по крайней мере, молчи, и поступай так до тех пор, пока, при должном старании и постепенных успехах, не достигнешь этого и не приобретешь уста, о которых мы сказали.
4. Не почитай этих слов дерзкими. Господь человеколюбив, и дар этот есть дар благости Его. А вот что дерзко: иметь уста, подобные дьявольским, и обладать языком подобным языку злого духа, особенно тому, кто участвует в столь высоких таинствах и приобщается самой плоти Господней. Итак, размышляя об этом, подражай Господу по мере сил своих. Когда сделаешься таковым, то и сам дьявол не будет уже в состоянии противостать тебе, потому что он знает дарственное знамя, знает оружие Христово, которым был поражен. Какое же это оружие? Смирение и кротость. И Христос, когда победил и сокрушил приступавшего к Нему на горе дьявола, то не давал о Себе знать, что Он Христос; но опутал его словами, как сетями, победил смирением, прогнал от Себя кротостью. Так и ты поступай, когда увидишь человека, приступающего к тебе с злобою дьявола, так побеждай! Христос дал тебе власть уподобляться Ему по мере сил твоих. Не страшись, слыша это. Страшно не быть подобным Ему. Итак, говори так, как и Он, – и тогда сделаешься подобным Ему, насколько это возможно человеку. Вот почему тот, кто говорит таким образом, выше того, кто пророчествует; то исключительно дар, а здесь и труд твой, и подвиг. Научи свою душу образовать тебе уста, подобные устам Христовым. Она может сделать это, если только захочет; ей известно это искусство, если только она не беспечна. Но как, спросишь, образовать такие уста? Из каких красок, из какой материи? Никаких красок, ни материи для этого не нужно, а нужны только добродетель, скромность и смирение. Посмотрим теперь, как образуются уста дьявольские, – чтобы никогда не иметь их. Как же они образуются? Проклятием, ругательствами, клеветою, клятвопреступлением. Когда человек говорит как дьявол, то приобретает и язык его. Итак, какое будем иметь извинение, или вернее сказать, какому не подвергнемся наказанию за то, что позволяем себе произносить дьявольские слова тем самым языком, которым удостаиваемся вкушать плоть Господню? Не будем же позволять себе этого, но приложим все старание к тому, чтобы научить язык наш подражать своему Господу. И если мы научим его этому, то с большим дерзновением предстанем на суд Христов. Если же кто не умеет говорить таким образом, того Судия не будет и слушать. Как римский судия не поймет ответчика, который не умеет говорить по-римски, так и Христос не поймет тебя, и не будет внимать тебе, если ты не будешь говорить, как Он. Будем же учиться говорить так, как привык слушать наш Царь; постараемся подражать Его языку. Постигнет ли тебя печаль, смотри, чтобы чрезмерное уныние не изменило твоих уст; но говори, как Христос. Ведь и он был в печали о Лазаре, и об Иуде. Нападет ли на тебя страх, – старайся опять так говорить, как Он. Ведь и Он был в страхе за тебя, когда устроял твое спасение. Говори и ты: «Впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26:39). Плачешь ли ты, – плачь умеренно, как и Он. Терпишь ли клевету и скорбь, – принимай все это подобно Христу. Ведь и Он был оклеветан, и Он скорбел, и говорил: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26:38). И во всем вообще Христос показал тебе пример, чтобы ты соблюдал ту же умеренность, и не нарушал данных тебе правил. Таким образом, можешь иметь уста, подобные устам Христовым. Таким образом, находясь еще на земле, ты будешь иметь язык, подобный языку Седящего на небесах, – когда будешь наблюдать умеренность в унынии, в гневе, в печали, в скорби. Сколько из вас желали бы видеть Христа! И вот, если будем стараться, не только можем увидеть Его, но и быть подобными Ему. Не будем же медлить. Не столько приятны для Господа уста пророков, сколько уста людей кротких и смиренных. «Многие скажут Мне..., – говорит Господь, – не от Твоего ли имени мы пророчествовали?...И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас» (Мф. 7:22–23). А уста Моисея, который был весьма смирен и кроток («Моисей же, – сказано, – был человек кротчайший из всех людей на земле», – Числ.12:3), так были приятны и любезны Господу, что Он говорил с Моисеем, так сказать, лицом к лицу, устами к устам, как друг с своим другом. Теперь ты не имеешь власти над демонами; когда будешь иметь уста, подобные устам Христовым, то будешь иметь власть над огнем геенским. Будешь иметь власть над бездною огненною и скажешь ей: «Умолкни, перестань» (Мк. 4:39), и с дерзновением взойдешь на небеса и получишь царствие, которого да сподобимся все благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому с Отцом и Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Беседа 79
«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей» (Мф. 25:31), «и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов». Одних восхвалит за то, что они Его алчущаго накормили, жаждущаго напоили, когда был Он странником, ввели в дом, когда был наг, одели, когда был болен, призрели, когда был в темнице, посетили, – и даст им царство; а других, обвинив в противоположных поступках, пошлет в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его. (Мф.25:32–36, 41)
Описание страшного суда. – Смерть Христа есть торжество и избавление вселенной от зол. – Сколько было первосвященников. – Человеколюбие Христа. – Увещание подражать Его примеру. – О прощении обид. – Памятозлобие запрещается в ветхом завете. – Человек добрый не может потерпеть никакого вреда от обид.
1. Сладчайшие слова эти, которые никогда не оставляем в уме, должны мы выслушать теперь со всем тщанием и умилением, так как этими словами заключается и самая беседа Христа. Он придает великое значение человеколюбию и милостыне. Поэтому и в предшествующих словах говорил о том различным образом, и здесь говорит, но уже гораздо явственнее и сильнее, представляя не два или три, ни даже пять лиц, но целую вселенную. Правда, и прежде, говоря о двух лицах, Он разумел не два лица, а две стороны: одну послушных, а другую непослушных. Но здесь Он предлагает нам о том слово и более страшное, и более торжественное. Вот почему и не говорит уже: «Подобно будет Царство Небесное» (Мф. 25:1); но прямо указывает на самого Себя, говоря: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей». Ныне Он явился в бесславии, поношении и поругании; а тогда сядет на престоле славы Своей. И часто упоминает о славе. Так как приближалось время крестной Его смерти, которая считалась позорною казнью, то Он возводит ум слушателя к высшему, представляя взору его судилище и всю вселенную. И не от этого только слово Его становится страшным; но и от того, что небеса представляются опустевшими. Ведь, говорит Он, ангелы будут при Нем, и будут свидетельствовать, сколько они служили, будучи посылаемы от Господа для спасения людей. И во всех отношениях день тот будет ужасен. «Соберутся, – говорит Он далее,– все народы (то есть, весь род человеческий); и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец» (Мф. 25:32). Ныне не разделены, но смешаны все; а тогда будет разделение, и самое точное. Сперва Он разделяет их местами, и обнаруживает каждого; а потом и самыми наименованиями показывает внутреннее расположение каждого, называя одних козлищами, а других овцами, и показывая, что первые не приносят никакого плода, – так как от козлов не может быть ни малого плода, – а последние – обильный плод, – так как овцы приносят большую пользу тем, что дают волну, молоко, ягнят, чего вовсе не доставляет козел. Впрочем, бессловесные животные не приносят плода, или приносят его, по своей природе, а люди – по произволу. Потому те из них, которые не приносят плодов, подвергаются мукам, а приносящие плод получают венцы.
Господь не прежде подвергает грешников мукам, чем рассудится с ними, почему, разместив их, и произносит обвинения. Они отвечают ему с кротостью, но уже без всякой для себя пользы; и это вполне справедливо, так как они пренебрегли то, чего всего более Он желал. Ведь и пророки везде говорили: «Милости хочу, а не жертвы» (Ос. 6:6), и Законодатель возбуждал к тому всеми мерами, и словом, и делом, да и самая природа учила тому. Заметь при этом, что у осуждаемых не было не одной или двух только добродетелей, но всех. Они не только не напитали алчущего, не одели нагого, но даже, что гораздо легче было исполнить, и больного не посетили. Смотри также, как легки Его заповеди. Он не сказал: Я был в темнице, и вы освободили Меня; Я был болен, и вы воздвигли Меня с одра болезни; но сказал: «Посетили Меня;... пришли ко Мне». Но и тогда, как Он алкал, не трудно было исполнить Его требование. Он просил не пышной трапезы, но только самого нужного, пищи необходимой, и притом просил с мольбою. Таким образом все делало их достойными наказания: и удобоисполнимость просьбы, так как Он просил хлеба; и жалобный вид просящего, так как Он был нищ; и естественное сострадание, так как Он был человек; и привлекательность обещания, так как обещано царство; и страх наказания, так как угрожала геенна; и достоинство получающего, так как сам Бог принимал в лице нищих; и величие чести, так как удостоил снизойти; и законность подаяния, так как Он принимал Свое. Но при всем том сребролюбие совершенно ослепило плененных им, даже и при столь великих угрозах. И как выше сказал Он, что не принимающие бедных будут наказаны более, нежели содомляне, так и здесь говорит: «Так как вы не сделали этого одному из сих меньших» братий Моих, «то не сделали Мне» (Мф. 25:45). Что ты говоришь? Они твои братья? И почему их называешь меньшими братиями? Потому они братья, что уничижены, что нищи, что отвержены. Таковых Он в особенности призывает в Свое братство, то есть, незнаемых, презираемых, разумея не одних только монахов и живущих в горах, но и всякого верующего. Он хочет, чтоб и мирской человек, когда жаждет, алчет, наг или странствует, получал от нас всякое пособие. Крещение и общение в божественных тайнах соделывает нас братьями.
2. Затем, чтобы ты и с другой стороны видел справедливость приговора, Он еще прежде восхваляет тех, которые надлежащим образом исполнили свое дело, и говорит: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть», и проч. (Мф.25:34–35); чтобы осуждаемые не сказали, что они ничего не имели, Он осуждает их, указывая на товарищей, подобно тому как осуждает и дев, указывая на дев, раба упивающегося и объедающегося – указывая на раба верного, раба скрывшего свой талант – указывая на раба представившего два таланта; и вообще, осуждает каждого грешника, указывая на исполнивших свои обязанности. И это сравнение берется иногда от равного, как, например, здесь и в притче о девах; иногда от большего, как, например, когда говорится: «Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его, ибо они покаялись от проповеди Иониной; и вот, здесь больше Ионы. Царица южная восстанет на суд с родом сим и осудит его, ибо она приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой; и вот, здесь больше Соломона» (Мф.12:41–42). И опять от равного: «Они будут вам судьями» (Мф.12:27); и опять от большего: «Разве не знаете, что мы будем судить ангелов, не тем ли более [дела] житейские?» (1Кор. 6:3)? Что касается до настоящего места, то Христос берет здесь сравнение от равного; богатых сравнивает с богатыми и нищих с нищими. Но справедливость Своего приговора над осуждаемыми Он объясняет не только тем, что подобные им рабы, при тех же обстоятельствах, исполнили свои обязанности; но и тем, что осуждаемые оказались непослушными даже и в том, в чем бедность нисколько не служила препятствием, как, например, когда нужно им было напоить жаждущего, прийти к находящемуся в темнице, посетить больного. Восхвалив тех, которые исполнили свои обязанности, Спаситель открывает, какую любовь Он имел к ним от века: «Приидите, – говорит Он, – благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира». С какими благами может сравняться это наименование – благословенные, и притом благословенные от Отца? И за что удостоились они такой чести? Какая тому причина? «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня», и проч. Сколько чести, сколько блаженства в этих словах! Он не сказал: «приимите», но – «наследуйте», как свое собственное, как отеческое, как ваше, как от века вам принадлежащее. Прежде чем вы стали существовать, говорит Он, это уже было для вас уготовано и устроено, так как Я знал, что вы будете таковыми. И за что они получают такую награду? За кров, за одежду, за хлеб, за холодную воду, за посещение, за приход в темницу. Всюду требует Он необходимого; а иногда, впрочем, и не необходимого, потому что, как я сказал, больной и находящийся в темнице требуют без сомнения не только посещения, но один – освобождения еще от уз, а другой – от болезни. Однако Господь, будучи снисходителен, требует от нас того, что нам по силам, и даже гораздо менее этого, предоставляя самим нам ревновать о большем. А осуждаемым говорит: «Идите от Меня, проклятые, – не от Отца, так как не Он проклял их, но собственные их дела,– в огонь вечный, уготованный не вам, а «диаволу и ангелам его». Когда говорил Он о царствии, то, сказав: «Приидите благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, – присовокупил: уготованное вам от создания мира»; а говоря об огне, сказал не так, а присовокупил: «уготованный диаволу». Я царство готовил вам, говорит Он, огонь же не вам, но «диаволу и ангелам его»; но так как вы сами ввергли себя в огонь, то и вините сами себя. И не только в этих, но и в следующих словах Он, как бы в оправдание пред ними Себя, представляет и причины их осуждения: «Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть» (Мф.25:42). Если бы даже пришел враг, то не сильны ли бы были страдания его тронуть и преклонить самого немилосердого? Голод, холод, узы, нагота, болезнь, бесприютное блуждание всюду – и этого довольно к прекращению вражды. Но вы не поступили так и с другом – с другом-благодетелем и Владыкою. Мы часто трогаемся, видя и пса алчущим, преклоняемся, видя и зверей в нужде; а ты, видя своего Владыку, не преклоняешься? Чем можно извинить это. Да если бы это только и было, не достаточно ли бы было и этого к вознаграждению? Я не говорю о том, что (оказав благодеяние) ты услышишь пред лицом вселенной столь радостный глас от Седящего на престоле Отца и получишь царство; но и то, что ты оказал благодеяние, не довольно ли вознаграждает тебя? А теперь пред лицом вселенной, при явлении этой неизреченной славы, сам Господь провозглашает и увенчивает тебя, признает тебя питателем и странноприимцем, и не стыдится говорить это, чтобы венец твой сделать более блистательным. Поэтому-то те праведно наказываются, а эти увенчиваются по благодати, хотя бы они оказали и бесчисленные благодеяния, все же дарование им за столь маловажное и ничтожное – неба, царства, и столь великой чести – есть дар щедрот благодати. «Когда Иисус окончил все слова сии, то сказал ученикам Своим: вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие» (Мф. 26:1–2). Опять благовременно Христос упоминает о страдании, после того как сказал о царстве, о будущем воздаянии и о вечном мучении; Он как бы так сказал: для чего бояться вам зол кратковременных, когда ожидают вас такие блага?
3. Здесь обрати внимание на то, каким новым способом Христос скрывает в первых из упомянутых слов то, что могло особенно опечалить учеников Его. Он не сказал: вы знаете, что чрез два дня Я предан буду; но что? «Вы знаете, что через два дня будет Пасха», и после этого уже прибавил, что Он «предан будет на распятие», – показывая, что имеющее совершиться есть таинство, праздник и торжество о спасении вселенной, и что Он идет на страдание, все предвидя. Поэтому, так как уже достаточно было одного этого для утешения их, Он ничего не говорит теперь о Своем воскресении, потому что излишне было снова говорить о нем, после того как уже было сказано о том так много. Кроме того, упоминая о древних благодеяниях, доставленных Пасхою иудеям в Египте, Он, как я сказал, показывает тем, что и это самое страдание избавляет от бесчисленных зол. «Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить; но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе» (Мф.25:3–5). Видишь ли необыкновенное расстройство в делах иудейских? Предпринимая дела беззаконные, они идут к первосвященнику, надеясь получить дозволение там, где надлежало бы ожидать препятствий. И сколько же было первосвященников? По закону, должен быть один; но тогда было их много. Отсюда очевидно, что дела иудеев в это время начинали приходить в упадок. Моисей, как я сказал, повелел быть одному первосвященнику, и когда этот умрет, тогда быть другому, и временем жизни первого определял время изгнания ненамеренных убийц. Почему же тогда много было первосвященников? Потому что в последнее время они были избираемы каждогодно. Это показывает евангелист, когда, говоря о Захарии, сказал, что он был «священник из Авиевой чреды» (Лк. 1:5). Итак, здесь говорится о тех первосвященниках, которые были прежде первосвященниками. О чем же они совещались? О том ли, чтобы Иисуса тайно взять, или о том, чтобы убить Его? О том и другом вместе. Они боялись народа, почему и ждали, пока пройдет праздник: «Но говорили: только не в праздник». Дьявол не хотел, чтобы Христос пострадал в Пасху, для того, чтобы страдание Его не сделалось известным; а они – чтобы не сделалось возмущения. Заметь: они боятся не гнева Божия и не того, что время праздника может увеличить их злодеяние, но везде – опасностей со стороны людей. Впрочем, кипя гневом, они снова переменили свое намерение. Сказав: «Только не в праздник», потом, найдя предателя, они не ждали времени, но совершили убийство в праздник. Почему же они взяли Его в это время? Потому что и гневом кипели, как я сказал, и надеялись Его найти в то время, и во всем действовали, как ослепленные. Правда, сам Он воспользовался злобою их для совершения Своего служения; но они поэтому не безвинны, а достойны бесчисленных мучений за то, что действовали по собственному намерению. Притом в то самое время, когда надлежало бы дать свободу всем, даже и виновным, они убили Праведника, Который оказал им бесчисленные благодеяния, и Который для них оставил до времени и язычников. Но какое человеколюбие! Таким преступным (упорным) и исполненным всяких неправд людям Он опять предлагает спасение, посылает апостолов на смерть за спасение их, и чрез апостолов молит их. «От имени Христова просим» (2Кор. 5:20). Имея такие примеры, я не говорю: умрем за врагов, – хотя требовалось бы и это; но так как мы крайне немощны, то я говорю пока: не будем, по крайней мере, завидовать друзьям, не будем ненавидеть благодетелей; не говорю пока: станем благотворить злодеям, – хотя сильно желал бы и этого; но так как сердце ваше грубо, по крайней мере, не будем мстить. Ужели мы здесь как на зрелище, ужели наша жизнь – игра? Почему же вы действуете иногда совершенно противно заповедям? Не без цели изображены как все другие, так и те, достаточные для вразумления иудеев, действия, какие совершил Христос в самых страданиях; но для того, чтобы ты подражал благости и последовал Его человеколюбию. Он и пришедших против Него поверг ниц, и ухо раба исцелил, и кротко говорил с ними, и будучи на кресте совершил великие чудеса: помрачил лучи солнца, разверз камни, воздвиг умерших; устрашил жену судии сновидениями, на самом суде явил совершенную кротость, которая не менее чудес могла привлечь их; многое предсказал на судилище, и на самом кресте воскликнул: Отче! отпусти им грех (Лк. 23:34)! Да и после погребения сколько сделал для их спасения? А по воскресении, не тотчас ли Он призвал иудеев? Не даровал ли им отпущения грехов? Не оказал ли им бесчисленных благодеяний? Что неожиданнее этого? Те, которые распинали Его, которые дышали убийством, после того, как распяли Его, соделались сынами Божиими. Что может сравниться с такой заботливостью? Слыша это, устыдимся, что мы так далеки от Того, Кому заповедано нам подражать. Познаем хоть то, как велико это расстояние, чтобы по крайней мере могли мы обвинять самих себя за то, что находимся во вражде с теми, за которых Христос положил душу Свою, и не желаем примириться с теми, для примирения с кем сам Он не отказался вкусить смерть. Или и здесь издержки, и трата денег, чем вы отговариваетесь от подаяния милостыни?
4. Подумай, как много ты виновен и не только не отказывай в прощении обидевшим тебя, но сам спеши к огорчившим тебя, чтобы и у тебя было основание получить прощение, чтобы найти извинение собственных твоих неправд. Язычники, не ожидая никаких великих благ, часто поступали в таких случаях благоразумно; а ты, имея в виду такие надежды, отказываешь в прощении и медлишь, и не решаешься заблаговременно из повиновения закону Божию совершить того, что со временем само собою сделается, но лучше хочешь, чтобы страсть погасла в тебе без всякой для тебя награды, чем с наградою? Если страсть твоя от времени и погаснет, то тебе никакой не будет из того пользы; напротив тебя ожидает великое наказание, потому что ты не сделал по внушению закона Божия того, что сделало время. Если ты скажешь, что воспоминание об оскорблении воспламеняет тебя гневом, то вспомни, не сделал ли тебе какого-нибудь добра оскорбивший тебя; а вместе подумай, сколько зла замышлял ты сам против других? Он тебя злословил и бесчестил? Представь, что и ты иных злословил. Как же получишь ты прощение, когда сам другим в нем отказываешь? Но ты никого не злословил? За то ты слушал, как другого злословили, и соглашался. А и это не безгрешно. Хочешь ли знать, как хорошо прощать обиды, и как много это приятно Богу? Он наказывает тех, которые радуются, когда видят справедливо наказываемых Им, – потому что хотя они и праведно наказываются, но тебе не должно радоваться. И пророк, обличив многие неправды, присовокупил: «Не болезнуете о бедствии Иосифа» (Ам. 6:6); и еще: «Не убежит и живущая в Цаане; плач в селении Ецель не даст вам остановиться в нем» (Мих. 1:11). Хотя Иосиф, то есть, колена от него происшедшие, и другие соседние с ними, были наказаны по определению Божию, но Он хочет, чтобы мы сострадали и им. Если мы, будучи злы, когда наказываем раба и видим, что кто-либо из товарищей его смеется, еще более раздражаемся и обращаем гнев свой против последнего, то тем более Бог накажет тех, которые радуются, видя наказываемых Им. А если должно жалеть, а не нападать на тех, которые наказываются от Бога, то тем более должно жалеть тех, которые согрешают против нас. Это – знак любви, а любовь Бог всему предпочитает. Как в царской багрянице почитаются драгоценными те цвета и краски, которые украшают хламиду, так точно и здесь драгоценны те добродетели, в которых содержится любовь. А ничем так не сохраняется любовь, как прощением обид виновным пред нами. Разве Бог не имеет попечения и об обиженных? Не посылает ли Он обидевшего к обиженному? Не отсылает ли его к нему от самого алтаря, и не призывает ли его к трапезе после примирения (Мф. 5:23)? Впрочем, поэтому тебе еще не надобно дожидаться, пока он к тебе придет; иначе ты все потерял. Для того особенно Бог и назначает тебе великую награду, чтобы ты предварил его; так что если ты примиришься по его прошению, то любовь будет плодом уже не повеления Божия, но усердия обидевшего, – почему ты и остаешься неувенчанным, тогда как тот получает награду. Что ты говоришь? Ты имеешь врага, и не стыдишься? Не довольно ли нам и дьявола, чтобы еще приобретать себе врагов из среды подобных нам? О, если бы и он перестал враждовать против нас! О, если бы и он не был дьяволом! Ты не знаешь, как велико удовольствие после примирения? Что нужды, если не обнаруживается оно ясно, во время самой вражды? Только по прекращении вражды можно хорошо узнать, что гораздо приятнее любить оскорбившего, чем ненавидеть.
5. Для чего же нам подражать людям неистовым, пожирающим друг друга и враждующим против собственной плоти? Послушай, как сильно сказано о том и в ветхом завете: «На пути правды – жизнь, и на стезе ее нет смерти»[24] (Притч.12:28). «Человек питает гнев к человеку, а у Господа просит прощения» (Сир. 28:3). Но Бог позволил мстить: «глаз за глаз, зуб за зуб» (Исх. 21:24): почему же в таком случае Он ставит это в вину? Потому, что Он позволил это не для того, чтобы мы в самом деле так поступали по отношению друг к другу, а чтобы из страха наказания и не осмеливались на обиды. Притом же такое мщение свойственно гневу кратковременному, а злопамятность свойственна душе объятой злостью. Тебе причинили зло? Но оно отнюдь не так велико, как то, которое ты сам себе причиняешь злопамятством. Кроме того, человеку доброму и невозможно нанести никакого вреда. Представим себе, что кто-нибудь, имея детей и жену, ведет жизнь совершенную; пусть будет у него много и случаев получить вред; пусть обладает он громадными богатствами, властью, множеством друзей, наслаждается почестями, и однако, ведет жизнь совершенную (это должно прибавить), – и представим, что его постигают бедствия. Пусть например, какой-нибудь злой человек причинил ущерб его имуществу: но что это значит для того, кто ни во что вменяет имение? Пусть убил детей его: но что значит это для того, кто уверен в воскресении мертвых? Пусть умертвил жену его: но что значит это для того, кто научился не плакать об умерших? Пусть обесчестил его: но что значит это для того, кто все настоящее представляет цветом травным? Пусть изранил он, если хочешь, даже тело его, и ввергнул его в темницу: но что и это значит для того, кто знает, что «если внешний наш человек и тлеет, то внутренний... обновляется» (2Кор. 4:16), и что «от скорби происходит терпение» (Рим. 5:3)? Я уверен, что такой человек не потерпит никакого вреда, а напротив, как пред этим объяснено, получит пользу: он обновится и сделается искусным. Итак, не будем мучить себя обидами других, причиняя тем сами себе вред, и расслабляя свои душевные силы. Мучение происходит не столько от злобы ближних наших, сколько от нашего малодушия. Поэтому-то, если кто обидит нас, мы плачем и предаемся унынию; если похитит у нас что-нибудь, мы испытываем то же самое, подобно малым детям, которых сверстники их, более резвые, раздражают, смущая не чем-нибудь важным, а пустяками, и если увидят, что те на них гневаются, то не перестают им досаждать, а если увидят, что смеются, то от них отступают. Но мы бессмысленнее и детей, – плачем о том, чему бы должны смеяться. Поэтому умоляю вас, оставим такие детские чувства; будем стремиться к небесному. Христос хочет, чтобы мы были мужами, и мужами совершенными. То же заповедал и Павел, говоря: «Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы» (1Кор. 14:20). Итак, будем младенцами на злое, и избегая греха, будем держаться добродетели, чтобы сподобиться вечных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 80
«Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову». (Мф. 26:6–7)
Три евангелиста говорят об иной жене, чем Иоанн. – Для чего упоминается о проказе Симона и называется имя города. – Чего искала жена. – Почему Христос допустил помазание миром. – От людей немощных не должно требовать высоких дел с самого начала. – Истиннолюбие евангелистов. – Злоба Иуды. – Сребролюбие – ужаснейшая из страстей. – Изображение сребролюбца. – Добродетельному никто не может причинить зла. – Бедность обогащает душу, богатство делает бедною.
1. Жена эта, по-видимому, есть одна и та же у всех евангелистов; в действительности же не так, но у трех евангелистов, мне кажется, говорится об одной и той же; у Иоанна же – о другой некоторой чудной жене, сестре Лазаря. Не без цели евангелист упомянул и о проказе Симона, но для того, чтобы показать, почему жена с дерзновением приступила к Иисусу. Так как проказа считалась болезнью крайне нечистою и гнусною, а между тем она видела, что Иисус исцелил человека (иначе Он не захотел бы остаться у прокаженного), и возлежал у него, то она возымела надежду, что Иисус легко очистит и душевную ее нечистоту. Не без причины также евангелист упомянул и о городе Вифании, но для того, дабы ты знал, что Христос добровольно идет на страдание. Прежде Он удалялся от иудеев; теперь же, когда особенно воспламенилась их ненависть, Он проходит близ их, на расстоянии стадий пятнадцати. Таким образом, и прежнее удаление Его было делом домостроительства. Итак, жена, увидев Его и получив вследствие этого дерзновение, приступила к Нему. И если жена кровоточивая и не сознававшая ничего подобного, так как нечистота ее была от природы, со страхом и трепетом приступила, то тем больший страх и стыд надлежало иметь этой жене, по причине нечистоты ее совести. Поэтому и приступает она после жены самарянской, хананейской, кровоточивой и других весьма многих жен, так как сознавала в себе великую нечистоту; и приступает не всенародно, но в доме. И в то время, как все прочие жены приходили только за получением исцеления телесного, она пришла исключительно за тем, чтобы воздать честь Иисусу, и получить душевное исцеление. Она не имела никакого повреждения в теле, и потому особенно всякий должен ей удивляться. И не как к простому человеку подходит она к Иисусу, – иначе не отерла бы своими власами ног Его, – но как к такому лицу, которое выше человека. Поэтому и принесла к ногам Христовым главу свою, – часть тела, которая драгоценнее всего тела. «Увидев это, ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня: ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете; возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению; истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала» (Мф. 26:8–13). Откуда родилась в учениках эта мысль? Они слышали, как Учитель говорил: «Милости хочу, а не жертвы» (Ос. 6:6), и порицал иудеев за то, что они оставляли важнейшее – «суд, милость и веру» [ср. Мф. 23:23], как на горе рассуждал с ними о милостыне, и из всего этого выводили заключение и рассуждали друг с другом: если он не допускает всесожжений и древнего богослужения, то тем менее допустит помазание елеем. Но так думали ученики, Иисус же, видя мысли жены, попускает ей приблизиться. И, так как благоговение ее было велико и усердие невыразимо, то Он, по величайшему снисхождению Своему, позволил ей излить миро и на главу Свою. Если Он не отказался соделаться человеком, быть носимым во чреве, питаться млеком, то чему удивляться, если и этого не отвергает? Как Отец Его принимал курение и дым, так и Он принял блудницу, одобряя, как я прежде сказал, ее расположение. Елеем Иаков помазал столп в жертву Богу (Быт. 28:18); елей приносим был в жертвах (Лев. 2:4); елеем помазуемы были и священники (Лев.8:10). Но ученики, не зная мыслей жены, неуместно укоряли ее, и в самом обвинении указали на щедрость жены. Сказав, что его можно было бы продать за триста динариев (Мк. 14:5; Ин. 12:5), они показали, сколько она истратила на миро, и какую обнаружила щедрость. Поэтому Христос и упрекает их, говоря: «Что смущаете женщину»? И указывает далее причину, желая снова напомнить им о Своем страдании: «Она приготовила, – говорит,– Меня к погребению». Приводит также и другую причину: «Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете»; и: «Где ни будет проповедано Евангелие сие..., сказано будет... что она сделала» (Мф. 26:11, 13). Видишь ли, как Христос предвозвещает ученикам исшествие их к народам, и таким образом утешает их при мысли о смерти, указывая на то, что после крестной смерти откроется такая сила, что проповедь распространится повсюду. Итак, какой несчастный будет противоречить столь очевидной истине? Вот исполнилось то, что Христос предсказал, и куда ни пойдешь во вселенной, везде увидишь, что возвещают и об этой жене, хотя она не знаменита, не имела многих свидетелей, была не на зрелище, но в доме, и притом в доме некоего прокаженного, в присутствии одних только учеников Христовых.
2. Кто ж это возвестил и проповедал? Сила Того, Кто предсказал это. Умолчано о подвигах бесчисленных царей и полководцев, которых памятники еще сохраняются; неизвестны ни по слуху, ни по имени те, которые построили города, соорудили стены, одержали победы на войнах, воздвигли трофеи, покорили многие народы, хотя они и поставили статуи и издали законы; но то, что жена блудница излила елей в доме некоторого прокаженного в присутствии десяти мужей, все воспевают во вселенной. Прошло столько времени, а память об этом происшествии не истребилась; и персы, и индийцы, и скифы, и фракияне, сарматы, и племя мавров, и жители Британских островов повествуют о том, что сделала жена блудница в Иудее – тайно, в доме. Велико человеколюбие Господа! Он принимает блудницу, блудницу, лобызающую ноги, возливающую елей и отирающую власами, принимает и упрекает тех, которые обвиняют ее. В самом деле, не надлежало приводить в смущение жену за такое ее усердие. Обрати внимание и на то, как высоки были ученики и усердны к подаянию милостыни. Но для чего Христос не просто сказал: доброе дело сделала; а сказал прежде: «Что смущаете женщину»? Для того, дабы они знали, что не надобно требовать с самого начала высоких дел от немощных людей. Поэтому-то Он и рассматривает дело не просто, каково оно само в себе, но по отношению к лицу жены. Если бы Он давал закон, то не упомянул бы о жене; но чтобы ты знал, что для нее это сказано с тою целью, чтобы ученики не истребили возникающей ее веры, а еще более возбудили; для этого Он говорит вышеупомянутые слова, научая нас тому, чтобы мы принимали, одобряли и возводили к большему совершенству доброе дело, кем бы оно ни было сделано, и каково бы оно ни было, и не требовали полного совершенства в самом его начале. Что Христос и сам особенно желал этого, видно из того, что Он, не имевший где главу приклонить, повелел носить денежный ящик. Но теперь время не требовало исправления поступка, а только принятия его. Как прежде этого поступка жены Он не произнес бы такого мнения, если бы кто спросил Его, так и после того, как жена совершила его, Он имеет в виду только то, чтобы она не приведена была в смущение порицанием учеников, но удалилась от Него, сделавшись усерднее и лучше чрез служение Ему. После возлияния елея порицание их было уже неуместно. Так и ты, если увидишь, что кто-нибудь сделал и приносит священные сосуды, или заботится о другом каком-нибудь украшении церковном, касающемся стен и пола, – не позволяй продавать или истреблять то, что сделано, чтобы не ослабить его усердия. Если же кто прежде, чем сделать, скажет тебе о своем намерении, то вели раздать нищим, так как и сам Иисус сделал это для того, чтобы не ослабить усердия жены, и все, что ни говорит, говорит в утешение ее. Далее – когда сказал: «Она приготовила Меня к погребению», то чтобы не показалось, что Он приводит в смущение жену, упомянув о таком предмете, то есть, гробе и смерти, смотри как опять укрепляет ее, говоря: во всем мире «сказано будет..., что она сделала». Это служило и для учеников увещанием, и для жены утешением и похвалою. Все, говорит Он, прославят ее впоследствии, и теперь она предвозвестила страдание, принесши необходимое для погребения. Поэтому никто пусть не порицает ее. Я настолько далек от того, чтобы осуждать ее, как бы за худой поступок, или укорять, как бы за неправое дело, что даже не попущу остаться в неизвестности случившемуся, и сделаю то, что мир узнает о поступке, совершенном в доме и втайне, так как этот поступок происходил от благоговейной мысли, теплой веры и сокрушенного сердца. Но для чего Христос обещал жене не духовное что-нибудь, а всегдашнюю о ней память? Для того, чтобы чрез это вселить в ней надежду на получение духовных благ. Если она сделала доброе дело, то, очевидно, и получит достойную награду. «Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его?» (Мф. 26:14–15). «Тогда». Когда же? Когда Христос говорил это, когда сказал: «к погребению». Иуда не тронулся этим и не убоялся, когда услышал, что Евангелие будет проповедано повсюду (а сказанное заключало в себе невыразимую силу); тогда как жены, и жены блудницы, оказывали такую честь Иисусу, он совершал дьявольское дело. Почему же евангелисты говорят о его именовании? Потому что был другой Иуда. Без опасения они говорят и то, что Иуда был из числа двенадцати. Таким образом, они не скрывают ничего, что кажется постыдным. Можно было бы сказать просто: был некто из учеников Христовых, – потому что были и другие. Теперь же они прибавляют: от обоюнадесяте, и как бы говорят: из первого лика, из числа лучших, избранных учеников, которые были с Петром и Иоанном. Они старались об одной только истине, о том, чтобы не утаить событий. Поэтому умалчивают о многих знамениях, но не скрывают ничего такого, что кажется постыдным, и смело возвещают о том, хотя бы это было слово или дело, или что другое.
3. И не только первые три евангелиста повествуют об этом, но и сам Иоанн, возвещающий высочайшие тайны. Он более всех говорит о поношениях и поруганиях, претерпенных Иисусом. И смотри, как велика злоба Иуды, когда Он произвольно приступает к предательству, когда делает это из-за денег, и притом денег столь незначительных. Лука говорит, что он имел совещание с военачальниками (Лк. 22:4). По причине возмущений иудеев, римляне поставляли над ними своих начальников, которые наблюдали за порядком, – потому что власть уже была отнята у иудеев, по пророчеству. Пришедши к этим военачальникам, Иуда сказал: «Что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его» (Мф. 26:15–16), так как он боялся народа, и хотел взять Иисуса наедине. О, безумие! Как ослепило его совершенно сребролюбие! Несмотря на то, что часто видел, как Иисус проходил среди толпы и не был удерживаем, как являл многие доказательства Своего божества и силы, Иуда думал удержать Его, и несмотря на то, что Иисус столько раз повторял ему и страшные и кроткие слова, чтобы разрушить злой его умысел. Даже и на вечери не переставал заботиться о нем, но до последнего дня беседовал с ним об этом. Но Иуда не получил никакой пользы: несмотря однако на все это Господь не переставал совершать Свое дело. Зная это, и мы неопустительно должны делать все для заблуждающих и беспечных: увещевать их, учить, утешать, умолять, подавать им советы, хотя бы от этого не получили мы никакой пользы. И Христос предвидел, что предатель не исправится, – однако не переставал с Своей стороны заботиться о нем, увещевать его, угрожать ему, соболезновать о нем, не открыто и явно, но сокровенно. В самое же время предания даже попустил облобызать Себя, – но все это для Иуды было бесполезно. Вот какое великое зло сребролюбие! Оно именно сделало Иуду и святотатцем, и предателем. Услышьте все сребролюбцы, страждущие болезнью Иуды, – услышьте и берегитесь этой страсти. Если тот, кто находился со Христом, творил чудеса, пользовался таким учением, низвергся в такую бездну от того, что не был свободен от этой болезни, то тем более вы, не слышавшие даже Писания и всегда прилепляющиеся к настоящему, удобно можете быть уловлены этою страстью, если не будете прилагать непрестанного попечения. Иуда ежедневно находился с Тем, Кто не имел, где главы преклонить, ежедневно был научаем делами и словами тому, что не должно иметь ни золота, ни серебра, ни двух одежд, – и при всем том не вразумился. Как же ты надеешься избежать этой болезни, когда не употребляешь сильного врачевания и не прилагаешь сильного старания? Ужасен, поистине ужасен этот зверь. Впрочем, если захочешь, легко победишь его. Это не есть похоть врожденная, как то доказывают освободившиеся от нее. Естественные влечения всем общи; а эта похоть происходит от одного нерадения; от него рождается, от него возрастает, и когда уловит пристрастных к ней, заставляет их жить противоестественно. В самом деле, когда они не признают единоплеменников, друзей, братьев, сродников, словом – всех, а с ними вместе не знают и самих себя, то не значит ли это жить противоестественно? Отсюда ясно, что противоестественна и злоба, и болезнь сребролюбия, подвергшись которой, Иуда сделался предателем. Как же он сделался предателем, спросишь ты, когда призван Христом? Бог, призывая к Себе людей, не налагает необходимости, и не делает насилия воле тех, которые не желают избрать добродетели; но увещевает, подает советы, – все делает и всячески старается, чтобы побудить их сделаться добрыми; если же некоторые противятся этому, Он не принуждает. Если ты хочешь узнать, отчего Иуда сделался таким, то найдешь, что он погиб от сребролюбия. Отчего же, спросишь, он уловлен этою страстью? Оттого, что был беспечен. От беспечности происходят такие перемены, тогда как от ревности происходят перемены противоположные. Сколько, в самом деле, таких, которые были жестокими, а теперь кротче овец? Сколько таких, которые сперва были сладострастными, а после сделались целомудренными? Сколько таких, которые прежде были сребролюбцами, а теперь отвергли и свое собственное имущество? Совершенно противное случалось от беспечности. Так Гиезий жил со святым мужем, и сделался нечестивым от болезни сребролюбия (4Цар.5). Поистине сребролюбие ужаснейшая из всех страстей. Отсюда расхитители гробниц, отсюда убийцы, отсюда войны и битвы, отсюда всякое зло, какое бы ты ни назвал. И подобный человек везде бывает бесполезен, случится ли ему начальствовать над войском, или управлять народом. И он бывает таким не только в делах общественных, но даже и в частных. Вознамерится ли жениться, – не возьмет добродетельной жены, а возьмет ту, которая всех хуже. Вздумает ли купить дом, – покупает не такой, какой приличен благородному, но такой, который может принести ему большой доход. Захочет ли купить рабов, или что другое, – купит самое худое. Но что я говорю о его начальстве над войском и народом, о его хозяйстве? Если даже он будет царем, то будет несчастнейшим из всех, погибелью для вселенной, беднейшим из всех. Его состояние будет подобно состоянию какого-нибудь простолюдина; он не будет блага всех почитать своими, но будет считать себя отдельным от всех и, похищая блага у всех, станет думать, что он имеет менее всех. Измеряя настоящие блага желанием будущих, еще не приобретенных благ, он будет считать первые ничтожными в сравнении с последними.
4. Поэтому-то некто сказал: нет ничего беззаконнее сребролюбивого. Действительно, такой человек и сам себя продает, и делается общим врагом вселенной, когда скорбит, что земля не приносит золота вместо колосьев, и что вместо рудников существуют источники, вместо драгоценных камней – горы; с негодованием смотрит он на плодородие, печалится при виде общего блага, отвращается от всякого дела, чрез которое нельзя приобрести денег; все терпит, когда можно ему получить хотя две малые монеты; ненавидит всех, бедных и богатых: бедных из-за того, как бы они не пришли к нему когда-нибудь просить милостыню; богатых за то, что он не имеет их богатства. Он думает, что все завладели его имуществом, и как бы всеми обижаемый, негодует на всех. Он не знает довольства и насыщения, он самый несчастнейший из всех. Наоборот, свободный от всего этого, и любящий истинную мудрость, счастливее всех. Добродетельный, будет ли он рабом или пленником, блаженнее всех. Никто не сделает ему зла, хотя бы со всей вселенной стеклись все с оружием и войсками и стали воевать против него. Негодный же и злой человек, и такой, какого мы описали, хотя бы был царем и украшен бесчисленными венцами, может потерпеть от всякого величайшие несчастия. Так бессильна злоба! Так сильна добродетель! Что же ты печалишься, находясь в бедности? Для чего рыдаешь в праздник? Это время – время празднества. Для чего проливаешь слезы? Бедность составляет для тебя торжество, если только ты благоразумен. Для чего горько плачешь, дитя? Подлинно, такого должно назвать дитятею. Бил ли кто тебя? Что ж? Он сделал тебя чрез это терпеливее. Отнял ли кто у тебя деньги? Отнял излишнее бремя. Лишил ли славы? Опять ты говоришь мне о другом виде свободы. Послушай, как об этом рассуждают язычники; они говорят: ты не претерпел никакого несчастия, если только не присваиваешь его себе. Отнял ли кто у тебя большой и укрепленный оградами дом? Но вот пред тобою вся земля, общественные здания, – употребляй их, как хочешь, – на увеселение или на пользу. Что приятнее и прекраснее тверди небесной? До каких пор вам быть нищими и бедными? Нельзя быть богатым тому, кто не обогащает душу; равно как нельзя быть нищим тому, кто не беден душою. Если душа могущественнее тела, то ее не может привлечь слабейшее. Но она, будучи могущественна, привлекает к себе не столь могущественное и изменяет его. И сердце, когда получит какую-либо болезнь, то сообщает ее всему телу, и если бывает повреждено, то разрушает все тело, а если бывает здорово, то сообщает здоровье всему телу. Когда же поврежден какой-либо из прочих членов тела, а сердце бывает здорово, то оно легко истребляет повреждение и в прочих членах. Но чтобы сделать яснее то, что я говорю, скажи мне: какая польза в зеленых ветвях, когда засыхает корень? И какой вред от того, когда верхние листья засыхают, а корень здоров? Так и здесь. Нет никакой пользы в деньгах, когда бедна душа, и нет никакого вреда, когда душа богата. Как же, скажешь ты, душа может быть богата, будучи бедна деньгами? Тогда-то особенно и может быть богата, – потому что она в это время обыкновенно и богатеет. Если, как мы часто говорили, признаком богатого служит то, что он презирает деньги и ни в чем не нуждается, а бедного, напротив, то, что он нуждается, и если легче презирать деньги в бедности, нежели в богатстве, то очевидно, что бедность особенно делает богатым. Всякому известно, что богатый более желает богатства, нежели бедный, подобно тому, как человек упившийся вином чувствует сильнейшую жажду, чем тот, кто пил с умеренностью. Похоть не такова, чтобы могла быть погашена большим удовлетворением ее, но напротив, от этого она еще более воспламеняется. Как огонь, чем более получает пищи, тем более свирепствует, так и пристрастие к богатству, чем более получает золота, тем более усиливается. Итак, если желание большего есть признак бедности, а богатый желает большего, то богатый весьма беден. Видишь ли, что душа тогда особенно бывает бедна, когда обогащается, и тогда бывает богата, когда бедна? Если хочешь, чтоб я объяснил это примером, то представь двух человек, из которых один имеет десять тысяч талантов, а другой десять, и отнимем у обоих эти таланты: который из них будет более сожалеть? Тот, который лишился десяти тысяч. Но он не стал бы более сожалеть, если бы не любил их более; если же он любит более, то более и желает; если же более желает, то более и беден. Мы более всего желаем того, в чем наиболее имеем нужду, так как от нужды происходит желание. Где же довольство, там не может быть желания. Мы тогда особенно томимся жаждою, когда ощущаем нужду в питье. Все это сказано мною для того, чтобы показать, что если мы будем бодрствовать, то никто не может сделать нам вреда, и что не от бедности, а от нас самих бывает нам вред. Поэтому умоляю вас всеми силами истреблять болезнь сребролюбия, чтобы нам и здесь сделаться богатыми, и насладиться вечными благами, которых да сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 81
«В первый же день опресночный приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху? Он сказал: пойдите в город к такому-то и скажите ему: Учитель говорит: время Мое близко; у тебя совершу пасху с учениками Моими». (Мф. 26:17–18)
Что разумеется под первым днем опресночным. – Для чего Христос посылает к неизвестному человеку. – Образ и дело обличения Иуды. – Иуда не был служителем домостроительства спасения. – Для чего Бог попускает родиться злым. – Не рождение, а беспечность делает злым. – Сколь велико зло сребролюбия. – Иудино бегство. – Сребролюбцы причиняют себе и другим более вреда, чем бесноватые. – Не освободившийся от сребролюбия не может победить и других страстей. – В каждом возрасте должно подавлять соответствующие страсти.
1. Первым днем опресночным евангелист называет день, предшествовавший празднику опресноков, так как иудеи всегда имели обыкновение считать день с вечера. Евангелист упоминает о том дне, в который вечером должно было закалать пасхального агнца, так как ученики приступили к Иисусу в пятый день недели. Этот-то день евангелист Матфей и называет днем, предшествовавшим празднику опресноков, когда говорит о времени, в которое ученики приступили к Иисусу. А другой евангелист говорит так: «Настал же день опресноков, в который надлежало заколать пасхального [агнца]» (Лк. 22:7). «Настал», то есть, приближался, был при дверях. Очевидно, евангелист упоминает об этом именно вечере, так как с вечера начинали совершать пасху. Потому каждый евангелист присовокупляет: когда закалали пасхального агнца. Приступив к Иисусу, ученики говорят Ему: «Где велишь нам приготовить Тебе пасху»? И отсюда, между прочим, видно, что у Иисуса не было дома, не было постоянного местопребывания. А я думаю, что и ученики не имели его; иначе они попросили бы Иисуса прийти туда. Но и у них, отрекшихся от всего, не было дома. Для чего же Христос совершил пасху? Для того, чтобы во всем, что Он совершал даже до последнего дня, показать, что Он не противится закону. Но для чего именно посылает к неизвестному человеку? Чтобы и этим показать, что Он мог не пострадать. В самом деле, если Он одними только словами расположил сердце этого человека к тому, чтобы принять учеников, то чего не произвел бы в распинающих Его, если бы не хотел пострадать? И что Он сделал прежде, когда послал за ослом, то же делает и теперь. Там Он сказал: «Если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны Господу» (Мф. 21:3); так и здесь говорит: «Учитель говорит:...у тебя совершу пасху». Впрочем, я удивляюсь не тому только, что принял Его человек незнакомый, но и тому, что Он, зная, что навлечет на Себя великую вражду и непримиримую брань, презрел ненависть многих. Далее, так как ученики не знали этого человека, то Христос дает им и знамение, какое пророк дал Саулу, говоря: «Встретят тебя там три человека, идущих к Богу... третий несет мех с вином» (1Цар. 10:3); а здесь: «несущий кувшин воды» (Лк. 22:10). И заметь еще доказательство силы Его. Он не только сказал: «Совершу пасху»; но прибавляет еще другие слова: «Время Мое близко». Это делал Он для того, чтобы с одной стороны чрез непрестанное напоминание и частое предсказание ученикам о страдании приучить их к бестрепетному размышлению о будущем, с другой – чтобы показать как самим ученикам, так и принимающему их, и всем иудеям, как я часто говорил, что Он не непроизвольно идет на страдание. Прибавляет же слова: «с учениками Моими» – для того, чтобы и приготовление было достаточно, и принимающий не подумал, что Он укрывается. «Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками» (Мф. 26:20). О, бесстыдство Иудино! И Он там присутствовал, и он пришел для того, чтобы причаститься таинств и яств, и обличаем был при самой трапезе, тогда, как и зверь, мог бы сделаться кротчайшим. Поэтому-то и евангелист замечает, что когда они ели, Христос беседовал с ними о предательстве, чтобы и самым временем, и трапезою обличить лукавство предателя. Когда ученики совершили, как повелел им Иисус, «Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня» (Мф. 26:21). Прежде же вечери Христос умыл и ноги Иуды. Смотри, как Он щадит предателя: Он не сказал: этот предаст Меня; но: «один из вас» – для того, чтобы сокрытием его опять дать ему возможность раскаяться, и предпочитает устрашить всех, чтобы спасти его. Один из вас двенадцати, говорит Он, которые всюду находитесь со Мною, которым Я умыл ноги, и которым Я обещал столь великие блага. Тогда нестерпимая скорбь объяла это святое собрание. Иоанн говорит, что ученики недоумевали, и озирались друг на друга (Ин. 13:22), и каждый из них с боязнью спрашивал о себе самом, хотя они и не сознавали за собою ничего такого. Матфей же говорит: «Они весьма опечалились, и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи? Он же сказал в ответ: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам» (Мф. 26:22; Ин. 13:26). Смотри, когда Христос открыл предателя! Тогда, как восхотел вывести из смущения прочих, которые омертвели от страха, а потому и спрашивали настоятельно. Впрочем, Он делал это не только с тем намерением, чтобы освободить их от страха, но и для того, чтобы исправить предателя. Так как последний, часто слышавший неясные обличения, по жестокосердию своему, оставался без исправления, то Христос, желая сильнее возбудить его, срывает с него личину. Когда же ученики опечалились, и начали говорить: «Не я ли, Господи?», то, «Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня; впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф. 26:23–24). Некоторые говорят, что Иуда так был дерзок, что не почитал Учителя, и вместе с Ним обмакивал руку. А по моему мнению, Христос сделал и это для того, чтобы привести его в больший стыд, и возбудить в нем доброе расположение; ведь и это имеет некоторую пользу.
2. Не должно совершенно оставлять этого без внимания, но мы должны напечатлеть это в наших мыслях, и ярость никогда не будет иметь в нас места. Кто, в самом деле, размышляя об этой вечери, о предателе, возлежащем со Спасителем всех, и о том, сколь кротко беседует имеющий быть предан, – не отвергнет всего яда гнева и ярости? Смотри же, с какою кротостью Христос обращает речь Свою к Иуде: «Сын Человеческий идет, как писано о Нем»! Это говорил Он как для утверждения учеников Своих, чтобы они поступок Его не приписали слабости, так и для того, чтобы исправить предателя. «Горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться». Заметь опять в обличении неизреченную кротость. Даже и теперь не грозно, но весьма милостиво беседует с предателем, и притом прикровенно, несмотря на то, что не только прежняя его бесчувственность, но и после этого обнаружившееся в нем бесстыдство достойны были крайнего негодования. Ведь и после этого обличения Иуда говорит: «Не я ли, Равви» (Мф. 26:25)? О, бесчувственность! Спрашивает тогда, как сам это сознает! И евангелист, удивляясь его дерзости, говорит об этом. Что же сказал в ответ кротчайший и незлобивый Иисус? «Ты сказал». Хотя он и мог бы сказать: о, скверный и прескверный, гнусный и нечистый человек! Столько времени готовясь совершить зло, удалившись и заключив сатанинский договор, согласившись взять сребро и будучи обличен Мною, ты осмеливаешься еще спрашивать? Но Христос не сказал ничего такого. Что же сказал? «Ты сказал», – и тем самым начертывает для нас образ и правило терпения. Но иной скажет: если написано, что Христос так пострадает, то за что же осуждается Иуда? Он исполнил то, что написано. Но он делал не с тою мыслию, а по злобе. Если же ты не будешь обращать внимания на намерения, то и дьявола освободишь от вины. Но нет, нет! И тот, и другой достойны бесчисленных мучений, хотя и спаслась вселенная. Не предательство Иуды соделало нам спасение, но мудрость Христа, дивно обращавшая злодеяния других в нашу пользу. Что же, – спросишь ты, – если бы Иуда Его не предал, то не предал ли бы другой? Какое же отношение имеет это к настоящему предмету? Такое, скажешь, что если Христу надлежало быть распятым, то нужно было, чтобы это совершено было кем-либо; если кем-либо, то, конечно, таким человеком. Если бы все были добры, то не исполнено бы было строительство нашего спасения. Да не будет! Сам Всемудрый знал, как устроить наше спасение, хотя бы и так было, потому что премудрость Его велика и непостижима. Поэтому-то, чтобы кто не подумал, что Иуда был служителем домостроительства, Христос и называет его несчастнейшим человеком.
Но кто-нибудь опять скажет: если лучше было бы не родиться ему, то для чего Бог попустил произойти на свет как ему, так и всем злым? Тебе бы надлежало порицать злых за то, что они, имея возможность не быть такими, сделались злыми; а ты, оставив это, слишком много испытываешь и исследуешь судьбы Божии, хотя и знаешь, что никто не бывает злым по необходимости. Ты скажешь: надлежало бы рождаться одним только добрым, и не было бы нужды ни в геенне, ни в наказании, ни в мучении, и не было бы даже зла; злым же надлежало бы или не рождаться, или, если родились, тотчас умирать. Прежде всего, должно указать тебе на следующее апостольское изречение: «А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: «зачем ты меня так сделал?"» (Рим. 9:20)? Если же ты требуешь доказательств разума, я скажу, что добрые заслуживают большего удивления, когда находятся среди злых, потому что тогда-то особенно открывается в них терпение и великое любомудрие. Ты же, говоря вышеупомянутые слова, уничтожаешь случай для борьбы и подвигов. Что ж, скажешь ты; для того, чтобы одни сделались добрыми, наказываются другие? Нет, не для этого, а за свои злодеяния. Они сделались злыми не потому, что родились, но вследствие своего нерадения; поэтому и подвергаются наказанию. Как не быть достойными наказания тем, которые имеют таких учителей добродетели, и не получают от них никакой пользы? Как благие и добрые вдвойне достойны чести за то, что и были добры, и нисколько не заразились от злых, так и злые достойны двойного наказания – и за то, что были злы, имея возможность стать добрыми (что и доказывают те, которые сделались добрыми), и за то, что не получили никакой пользы от добрых. Но посмотрим, что говорит этот несчастный ученик, будучи обличаем Учителем. Что же он говорит? «Не я ли, Равви»? Почему же не сначала спросил он об этом? Он думал, что он не узнан, когда было сказано: «один из вас»; когда же Христос открыл его, тогда он опять осмелился спросить, надеясь на кротость Учителя, что не обличит его. Вот почему он и назвал Его Равви.
3. О, ослепление! Куда оно увлекло Иуду? Таково сребролюбие! Оно делает людей безумными и безрассудными, бесстыдными и псами, вернее же сказать, злее и самых псов, и из псов делает демонами. Когда Иуда присоединился к дьяволу и клеветнику, и предал Иисуса и благодетеля, то по намерению сделался уже дьяволом. Таковыми-то делает людей ненасытная жадность к деньгам, – безумными, сумасшедшими, совершенно предавшимися корыстолюбию, каким сделался и Иуда. Как же Матфей и другие евангелисты говорят, что дьявол овладел Иудою тогда, когда он условился относительно предания Христа, а Иоанн говорит, что «после сего куска вошел в него сатана» (Ин. 13:27)? Он и сам знал это; выше Он говорит: «Во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его» (Ин. 13:2). Как же в таком случае говорит: «после сего куска вошел в него сатана»? Сатана не вдруг входит, и не в одно время, но сначала делает многие покушения; что и здесь случилось. Сначала он испытывал Иуду, и приступал к нему мало-помалу; когда же увидел в нем готовность к принятию его, тогда весь вселился в него и совершенно овладел им. Но если Христос и ученики Его ели пасху, то как ели противозаконно? Ведь не должно было возлежать, когда они ели. Что на это сказать? То, что они возлежали уже во время совершения вечери, после того как ели пасху. А другой евангелист говорит, что Христос в этот вечер не только ел пасху, но еще говорил: «Очень желал Я есть с вами сию пасху» (Лк. 22:15), – то есть, в этот год. Почему? Потому, что тогда имело совершиться спасение вселенной, имели быть установлены таинства, прекратиться печали смертью Иисуса. Таким образом, Он претерпел крест по своему произволению. Но неукротимого зверя ничто не усмирило, не преклонило, не привело в стыд. Христос назвал его несчастнейшим, сказав: «Горе тому человеку»! Потом устрашил его словами: «Лучше было бы этому человеку не родиться»! Пристыдил его, сказав: «Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам». Но все это нисколько не удержало Иуду; он был объят сребролюбием, как бы некоторым бешенством, или лучше, как самою лютою болезнью: сребролюбие именно и есть самое свирепое бешенство. Делал ли что-либо подобное беснующийся? Иуда не испускал пены из уст, но испускал убийство на Владыку; не ломал рук, но простирал их для того, чтобы продать драгоценную кровь. Поэтому бешенство его было гораздо сильнее, – он бесновался здоровый. Но, скажешь ты, он не говорил бессмысленно? А что же может быть бессмысленнее этих слов: «Что вы дадите мне, и я вам предам Его»? Предам: дьявол говорил его устами. Но он не бил ногами землю и не трепетал? А не гораздо ли лучше было бы ему трепетать, чем стоять прямо, с такими замыслами? Он не поражал себя камнями? А не гораздо ли лучше было бы это делать, чем покушаться на такое злодеяние?
Хотите ли, чтоб я представил вам беснующихся и сребролюбивых, и сравнил тех и других? Впрочем, никто не должен думать, что его оскорбляют лично; я не природу человеческую оскорбляю, но порицаю поступки. Бесноватый никогда не одевался в платье, бил себя камнями, бегал по непроходимым путям и каменистым местам, будучи сильно гоним бесом. Не представляется ли тебе это страшным? Что же, если я докажу тебе, что сребролюбивые причиняют душе своей больший вред, и настолько больший, что поступки бесноватого кажутся детскою игрою в сравнении с поступками сребролюбивого? Будете ли избегать болезни сребролюбивого? Итак, посмотрим, чья болезнь сноснее. Они ничем не различаются один от другого, потому что оба отвратительнее многих нагих. Гораздо лучше быть нагим, нежели ходить, одевшись в корыстолюбие, подобно приносящим жертвы Бахусу. Как те носят маски и платье беснующихся, так и эти. И подобно тому, как наготу беснующихся производит бешенство, так и одежду сребролюбивых производит бешенство, – и эта одежда более достойна сожаления, нежели нагота. И это я постараюсь доказать вот чем. Кого из самих беснующихся мы назовем более беснующимся: того ли, кто себя самого терзает, или того, кто и себя, и всех с ними встречающихся? Очевидно, последнего. Итак, беснующиеся обнажали только самих себя, а сребролюбивые обнажают всех с ними встречающихся. Беснующиеся, скажешь, раздирают одежду? Но как желал бы каждый из обиженных сребролюбцами, чтобы лучше разодрали у него одежду, чем лишили его всего имущества! Корыстолюбивые не терзают лица? Напротив, они и это делают; если же и не все делают это, то все чрез голод и нищету производят во чреве жесточайшие болезни. Они не уязвляют зубами? Но – о, если бы они уязвляли зубами, а не стрелами корыстолюбия, которые острее зубов! «Зубы [их] – копья и стрелы» (Пс. 56:5). Кто чувствует сильнейшую боль: тот ли, кто однажды уязвлен и тотчас исцелен, или тот, кто всегда уязвляется зубами бедности? Невольная бедность хуже разжженной печи и зверей. Сребролюбцы не бегают по пустыням, подобно бесноватым? О, если бы они бегали по пустыням, а не по городам! Тогда все живущие в городах наслаждались бы безопасностью. А теперь они несноснее всех бесноватых, потому что в городах делают то, что те в пустынях, обращая города в пустыни, и похищая у всех имущество, как в пустыне, где никто этому не препятствует. Но они не бросают камнями на проходящих? Что ж? От камней легко можно предохранить себя; а кто может предохранить себя от тех ран, которые сребролюбцы наносят несчастным бедным посредством бумаги и чернил, составляя записки, наполненные бесчисленными язвами?
4. Посмотрим также, сколько зла делают сребролюбцы и самим себе. Они ходят по городу обнаженные, так как нет у них одежды добродетели. И если это не кажется им постыдным, то зависит от чрезмерного их бешенства, в силу которого они даже не чувствуют своего безобразия. Они стыдятся, если бывают обнажены телом; и напротив хвалятся, когда имеют обнаженную душу. Если хотите, я покажу и причину такой бесчувственности. Какая же причина этого? Та, что они обнажаются между многими столь же нагими; поэтому и не стыдятся, подобно тому, как и мы не стыдимся в банях. Если бы многие были облечены добродетелью, тогда более обнаружился бы их позор. Ныне же особенно достойно горьких слез то, что по причине существования многих злых злые дела не почитаются постыдными. Дьявол, между прочими бедствиями, произвел и то, что не попускает ощущать зло, но множеством злых прикрывает гнусность зла, так как если бы злому случилось жить между многими добродетельными, то он лучше увидел бы свою наготу. Из этого видно, что сребролюбцы более обнажают себя, нежели беснующиеся. А что они ходят по пустыням, то и в этом никто не будет противоречить. Широкий и просторный путь пустее всякой пустыни, и хотя имеет многих путешественников, но не имеет ни одного человека, а только змей, скорпионов, волков, ехидн, аспидов, таковы те, которые следуют нечестию. И этот путь нечестия не только пустыня, но еще и ужаснее пустыни. Это видно из того, что не столько камни, утесы и вершины гор поражают восходящих на них, сколько грабительство и корыстолюбие поражают душу тех, которые им предаются. А что сребролюбцы живут во гробах, подобно бесноватым, или лучше, сами суть гробы, видно из следующего. Что такое гроб? Это камень, в котором положено мертвое тело. Итак, чем различаются от этих камней тела сребролюбцев? Они несчастнее даже и камней. Это не камень, вмещающий тело мертвое, но тело, которое бесчувственнее камней, и носит в себе мертвую душу. Поэтому никто не согрешит, если сребролюбцев назовет гробами. И сам Господь наш назвал таким образом иудеев, преимущественно за это; и потому присовокупил следующие слова: «Внутри они полны хищения и» (Мф. 23:25) корыстолюбия. Хотите ли, наконец, чтобы я показал вам, как сребролюбцы поражают камнями свои головы? Скажи мне, откуда прежде ты хочешь узнать это – из настоящего или будущего их состояния? Но о будущем они мало размышляют. Следовательно, должно говорить о настоящем их состоянии. Не хуже ли всяких камней заботы, которые поражают не головы, но изнуряют души? Сребролюбцы боятся, чтобы когда-нибудь законным образом не вышло из дому их то, что вошло неправедно. Они трепещут за всякую малость, гневаются, раздражаются против домашних и против чужих. Попеременно овладевает ими то малодушие, то страх, то ярость, и они, как бы переходя с утеса на утес, каждодневно ожидают того, чего еще не получили. Вследствие этого они не наслаждаются и тем, что имеют, как потому, что не уверены в своей безопасности, так и потому, что всею мыслию устремляются к тому, чего еще не получили. И как непрестанно томящийся жаждою, хотя бы выпил бесчисленные источники, не чувствует удовольствия, потому что не насыщается, так сребролюбцы не только не ощущают удовольствия, но еще тем более мучатся, чем более получают богатства, так как их похоть не имеет никаких пределов. Таково настоящее состояние сребролюбцев! Скажем теперь и о последнем дне. Хотя они и не внимают, но нам нужно сказать. Всякий может видеть во всех местах Писания, что сребролюбцы осуждены будут на мучение в последний день. Когда Христос говорит: «Алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня» (Мф.25:42), Он осуждает на мучение сребролюбцев; и когда говорит: «Идите... в огонь вечный, уготованный диаволу» (Мф.25:41), то посылает в огнь вечный тех, которые неправедно обогащаются. Такой же участи подвергаются и злой раб, не уделявший своим товарищам от имения господина своего (Мф. 24:46–49), и раб, закопавший в землю талант, и пять дев (Мф. 25:18); и где ни посмотришь в Писании, везде увидишь, что сребролюбивые осуждаются на мучение. То они услышат: «Между нами и вами утверждена великая пропасть» (Лк. 16:26); то: «Идите от Меня... в огонь вечный, уготованный диаволу»; то угрозу, что, будучи рассечены, пойдут они туда, где скрежет зубов; и всякий может видеть, что они отовсюду изгоняются, нигде не имеют места, кроме одной только геенны.
5. Итак, что нам пользы от правоверия для нашего спасения, когда мы услышим эти слова? Там – скрежет зубов, тьма кромешная, огонь, уготованный дьяволу, рассечение, изгнание; а здесь – вражда, злословия, клеветы, опасности, заботы, коварства, всеобщая ненависть, всеобщее презрение даже от тех, которые, по-видимому, льстят. Как добрым удивляются не только добрые, но и злые, так злых ненавидят не только добрые, но и злые. В подтверждение этой истины я желал бы спросить самих сребролюбцев: не имеют ли они ненависти друг к другу? Не почитают ли друг друга врагами более лютыми, нежели те, которые жестоко их обидели? Не осуждают ли самих себя? Не считают ли для себя обидой, когда кто-либо упрекает их в корыстолюбии? И это служит для них крайним поношением и доказательством великой их злобы. Если ты не можешь презреть богатство, то что же в таком случае будешь в состоянии победить? Похоть, чрезмерное славолюбие, ярость, гнев? И как можно кого-либо побудить к этому? Похоть телесную, гнев и ярость многие врачи приписывают телосложению и излишествам тела. Так человека более горячего и сырого называют они похотливым, а человека имеющего сухое телосложение – раздражительным, вспыльчивым и яростным. Но никто никогда не слыхал, чтобы врачи говорили что-нибудь подобное о сребролюбии. Таким образом, болезнь сребролюбия происходит от одного нерадения и бесчувственности души. Поэтому умоляю вас, постараемся исправлять все такие недостатки, и подавлять страсти, возрастающие у нас соответственно каждому возрасту. Если же в каждую часть жизни нашей мы будем проплывать мимо трудов добродетели, везде претерпевая кораблекрушения; то, достигнув пристанища без духовных сокровищ, подвергнемся крайнему бедствию. Настоящая жизнь есть обширное море. И как в море различные заливы имеют различные бури, например, Эгейское море опасно по причине ветров, Этрурский пролив – по причине узкого места, Харибда, близ Ливии – по причине мелей, Пропонтида, у Эвксинского понта – по причине быстроты и стремительности вод, часть моря близ Гадир – по причине пустых, непроходимых и неизвестных мест, и другие части моря опасны по другим причинам, так бывает и в нашей жизни. Первым морем можно назвать детский возраст, который подвержен многим волнениям по причине неразумия, легкомыслия и непостоянства. Поэтому и приставляем мы к детям воспитателей и учителей, и попечением восполняем недостатки природы, подобно тому, как на море они восполняются искусством кормчего. За этим возрастом следует море юности, где дуют сильные ветры, как на Эгейском море, – потому что тогда усиливается в нас похоть. Этот возраст особенно неспособен для исправления, не только потому, что подвержен сильнейшим волнениям, но и потому, что проступки не изобличаются, тогда не бывает уже учителя и воспитателя. Когда же ветры дуют сильнее, а между тем кормчий слаб, и никто не подает помощи, то представь, как опасна буря! Далее наступает возраст мужеский, в котором предстоят человеку дела хозяйственные, жена, брак, деторождение, управление домом и великое множество забот. Тогда же особенно усиливается сребролюбие и зависть. Итак, если мы в каждом возрасте будем терпеть кораблекрушение, то как же пройдем мы настоящую жизнь? Как избежим будущего наказания? Если в первом возрасте не научимся ничему разумному, в юности не будем жить воздержно, сделавшись мужами не победим сребролюбия, то придя в старость, как бы на некоторое дно корабля, и ослабив ладью души всеми этими язвами, по разрушении досок ладьи, достигнем пристани с множеством сора вместо духовных сокровищ, и возбудим в дьяволе смех, а себе причиним плач и доставим нестерпимые мучения. Итак, чтобы этого не случилось с нами, оградивши себя отовсюду и противоставши всем страстям, отвергнем пристрастие к богатству, чтобы достигнуть и будущих благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 82
«И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов». (Мф. 26:26–28)
Ослепление предателя. – Для чего Христос совершил таинство Евхаристии во время пасхи. – Значение таинства. – Для чего Христос ел и пил по воскресении. – Своим примером Христос научает начинать и кончать трапезу молитвой. – Страх и бегство учеников служат доказательством смерти Спасителя. – Почему Христос попустил падение Петра. – Для спасения необходимы как благодатная помощь, так и собственное старание. – Как должно смотреть на таинство. – В Евхаристии дается вкушение Христа. – Величие благодеяний таинства требует соответствующего расположения от приступающих. – Увещание служителям таинства испытывать достоинство причащающихся.
1. О, как велико ослепление предателя! Приобщаясь тайн, он оставался таким же, и наслаждаясь страшною трапезою, не изменялся. Это показывает Иоанн (Ин. 13:27), когда говорит, что после этого вошел в него сатана, не потому, что пренебрегал телом Господним, но издеваясь над бесстыдством предателя. Грех его велик был в двояком отношении: и потому, что он с таким расположением приступил к тайнам, и потому, что, приступивши, не вразумился ни страхом, ни благодеянием, ни честью. Христос не препятствовал ему, хотя и знал все, чтобы ты познал, что Он не оставляет ничего, что служит к исправлению. Поэтому и прежде, и после этого непрестанно вразумлял и удерживал предателя и словами, и делами, и страхом, и угрозами, и честью, и услугами. Но ничто не предохранило его от жестокого недуга. Вот почему Христос, оставив, наконец, его, чрез тайны опять напоминает ученикам о Своей смерти, и на вечери беседует о кресте, чтобы чрез частое предсказание сделать для них Свое страдание удобоприемлемым. Действительно, если они после стольких событий и предсказаний смутились, то чего не потерпели бы, если бы ничего такого не услышали? «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил». Для чего Христос совершил это таинство во время пасхи? Для того, чтобы ты из всего познавал, что Он есть законодатель Ветхого Завета, и что написанное в этом Завете служит прообразованием новозаветных событий. Поэтому-то Христос вместе с образом полагает и самую истину. Вечер же служил знаком полноты времен и того, что дела приходили уже к концу. И «благодарит», – научая нас, как должно совершать это таинство; показывая, что Он добровольно идет на страдание; наставляя нас переносить страдания с благодарностью, и возбуждая в нас благие надежды. Если образ был освобождением от столь великого рабства, то тем более Истина освободит вселенную и предаст Себя для спасения нашего естества. Вот почему Христос не прежде установил таинство, но когда надлежало уже упраздниться предписанному законом. Он упраздняет самый главный праздник иудеев, призывая их к другой, страшной вечери, и говорит: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, за вас ломимое» (1Кор. 11:24). Каким образом ученики, услышав это, не смутились? Оттого, что Христос и прежде много важного говорил им об этом таинстве. Поэтому теперь он и не дает более наставлений относительно этого, так как они довольно уже слышали, а показывает только причину страдания, то есть, отпущение грехов. И называет кровью Нового Завета, то есть, обетования, возвещения нового закона. Это обещано было издревле, и составляет Новый Завет. И как Ветхий Завет имел овнов и тельцов, так и новый имеет кровь Господню. Этим самым Христос показывает и то, что Он претерпит смерть; потому упоминает и о завете, и вспоминает вместе о первом, так как и этот завет обновлен был кровью. Далее, опять говорит о причине Своей смерти: «Ибо сие... за многих изливаемая во оставление грехов», и прибавляет: «сие творите в Мое воспоминание». Видишь ли, как Христос отклоняет и отвращает от иудейских обычаев? Как пасху вы совершали, говорит Он, в воспоминание чудес, бывших в Египте, так и это таинство совершайте в Мое воспоминание. Кровь Ветхого Завета была изливаема во спасение первородных, а эта кровь изливается во оставление грехов всего мира: «Сие есть Кровь Моя, – говорит Он,– изливаемая во оставление грехов». Это сказал он также и для того, чтобы показать, что страдание и крест суть таинство, и этим опять утешить учеников. И как Моисей сказал: это да будет памятно для вас вечно (Исх. 3:15), так и Христос говорит: «В Мое воспоминание», до того времени, как Я приду. Потому говорит еще: «Очень желал Я есть с вами сию пасху» (Лк. 22:15), то есть, предать вам новые установления, и даровать пасху, чтобы чрез нее сделать вас духовными. И сам пил из чаши, для того, чтобы ученики, услыша это, не сказали: что такое, мы пьем кровь и едим плоть? – и от того не смутились. (Ведь когда Христос говорил об этом, то и самыми словами многие соблазнялись). Итак, чтобы ученики и тогда не смутились, Он сам первый совершил это, побуждая их приступить к приобщению тайн без смущения. С этою-то целью Он и пил сам собственную кровь. Что же? Не должно ли, скажешь ты, совершать и древнее, и новое таинство? Ни в каком случае. Христос для того и сказал: «сие творите», чтобы отклонить от древнего. Если новое таинство дарует оставление грехов, – а оно действительно дарует, – то древнее уже излишне. Поэтому как было у иудеев, так и здесь с таинством Христос соединил воспоминание благодеяния, и этим заграждает уста еретиков. Когда они говорят: откуда известно, что Христос принес Себя в жертву? – то мы, кроме других свидетельств, заграждаем уста их и самими таинствами. Если Иисус не умер, то символом чего же служат таинства?
2. Видишь ли, как много Христос заботился о том, чтобы мы всегда вспоминали, что Он умер за нас? Так как имели явиться последователи Маркиона, Валентина и Манеса, отвергающие это строительство спасения, то Он непрестанно напоминает о страдании и чрез самые таинства, чтобы никто не был обольщен, и таким образом этою священною трапезою и спасает и, вместе, наставляет, потому что это таинство есть основание благ. Вот почему и Павел часто упоминает об этом. Затем, после установления таинства, Христос говорит: «Не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое [вино] в Царстве Отца Моего» (Мф. 26:29). Так как Он беседовал с учениками о страдании и кресте, то опять говорит и о воскресении, упоминает о царстве, называя таким образом Свое воскресение. Но для чего Он пил по воскресении? Для того, чтобы люди грубые не сочли воскресение призрачным: многие ведь поставляли это признаком воскресения. Поэтому-то апостолы для уверения в воскресении говорили: «Нам, которые с Ним ели и пили» (Деян. 10:41). Итак, желая показать ученикам, что они ясно увидят Его по воскресении, что Он опять будет с ними и что они сами будут свидетелями события и посредством видения, и посредством дел, Он говорит: «Когда буду пить с вами новое [вино]», при вашем свидетельстве; вы увидите Меня после того, как Я воскресну. А что значит: «Новое [вино]»? Новым, то есть, необыкновенным образом, не в теле подверженном страданию, но уже бессмертном, нетленном и не имеющем нужды в пище. Итак, по воскресении, Христос ел и пил не в силу необходимости, – тогда тело Его уже не нуждалось в этом, – а для удостоверения в воскресении. Но для чего по воскресении Он пил не воду, а вино? Для того, чтобы совершенно исторгнуть другую злую ересь. Так как некоторые в тайнах употребляют воду, то чтобы показать, что и при установлении таинства употреблял вино, и по воскресении, когда без таинства предлагал обыкновенную трапезу, также употреблял вино, говорит: «от плода сего виноградного». Виноградная же лоза производит вино, а не воду. «И, воспев, пошли на гору Елеонскую» (Мф. 26:30). Да слышат все те, которые, подобно свиньям, принимая пищу без молитвы, попирают чувственную трапезу и встают от нее опьянелыми, тогда как должно оканчивать ее с благодарностью и пением. Слушайте и вы, которые не дожидаетесь окончательной молитвы при совершении тайн: эта молитва есть образ Христовой молитвы. Христос возблагодарил прежде, нежели предложил трапезу ученикам, чтобы и мы благодарили. Возблагодарил, и воспел, и после трапезы, чтобы и мы делали то же самое. Но для чего Он пошел на гору? Для того, чтобы явить Себя тем, которые хотели взять Его, чтобы не подумали, что Он скрывается; поэтому спешил идти на место, известное и Иуде. «Тогда говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне». Потом приводит пророчество: «Ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада» (Мф.26:31), – чтобы с одной стороны убедить учеников всегда внимать Писанию, а с другой – показать, что Он распинается по воле Божией, и чтобы из всего видно было, что Он не противник Ветхому Завету и Богу, в нем возвещаемому, что совершающееся есть дело смотрения Божия, и что все настоящие события издревле предвозвестили пророки, чтобы ученики несомненно надеялись на лучшее. Вместе с этим дает знать, каковы были ученики пред крестною смертью, и каковы после крестной смерти. Те, которые во время распятия Его не могли даже устоять, после смерти Его сделались сильны и крепче адаманта. А это самое, то есть, бегство и страх учеников, служит доказательством смерти Спасителя. В самом деле, если после столь великих событий и свидетельств некоторые бесстыдно говорят, будто Христос не распят, то в какое бы нечестие они не впали, если бы ничего такого не случилось? Поэтому не только Своими страданиями, но и состоянием учеников, а также и тайнами Христос подтверждает истину смерти Своей, посрамляя всем этим зараженных ересью Маркиона. Поэтому же и верховному апостолу попускает отречься. В самом деле, если Он не был связан и распят, то отчего объял такой страх и этого апостола, и прочих? Впрочем, Христос не попустил им оставаться в печали, но что говорит? «По воскресении же Моем предварю вас в Галилее» (Мф.26:32). Он не является с неба тотчас же и не удаляется в какую-либо дальнюю страну, но остается среди того самого народа, среди которого был распят, и почти в тех самых местах, – чтобы и этим уверить учеников, что Он сам и распят был, и воскрес, – и тем более утешить их в печали. Потому и сказал: «В Галилее», чтобы, освободившись от страха иудеев, они поверили Его словам. Потому же Он и явился там. «Петр сказал Ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь» (Мф.26:33).
3. Что ты говоришь, Петр? Пророк сказал: «Рассеются овцы»; Христос подтвердил сказанное; а ты говоришь, нет? Разве тебе не довольно того, что случилось прежде, когда ты говорил: «Будь милостив к Себе, Господи» (Мф. 16:22) – и был обличен? Христос попускает пасть Петру для того, чтобы научить его во всем повиноваться Ему, и определение Его почитать вернейшим собственного суждения. Да и прочие получили немало пользы от его отвержения, познавши немощь человеческую и истину Божию. Когда сам Бог предсказал что-нибудь, то не должно уже оспаривать этого, и восставать против многих. «Похвалу», – говорит апостол, ты будешь иметь «только в себе, а не в другом» (Гал. 6:4). Надлежало бы молиться и говорить: помоги нам не разлучаться; а он надеется на самого себя и говорит: «Если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь», – т. е. хотя бы все потерпели это, но я не потерплю, – что мало-помалу приводило его к гордости. Желая удержать его от этого, Христос и попустил отвержение. Так как Петр не внимал словам ни Христа, ни пророка (хотя Христос для того и привел свидетельство пророка, чтобы ученики не противоречили), то он научается самыми делами. А что Христос попустил Петру отвергнуться для того, чтобы исправить в нем этот порок, – послушай, что Он говорит: «Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (Лк. 22:32). Это сказал Он для того, чтобы сильно тронуть его и показать, что его падение опаснее падения прочих, и требует большей помощи. В самом деле, здесь было два преступления: во-первых, то, что он противоречил, во-вторых, то, что ставил себя выше других; или лучше сказать, было и третье преступление – то, что он все приписывал самому себе. Итак, для уврачевания этого Христос и попустил падение; и потому, оставивши прочих, обращается к Петру: «Симон!, – говорит Он, – Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу» (Лк. 22:31), – то есть, возмущал, колебал, искушал; «Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя». Но почему же, если сатана просил всех, Христос не сказал: «молился за всех»? Не очевидно ли, что и это имеет ту же цель, о которой я говорил выше, то есть, что Христос обращает слово Свое к Петру, чтобы тронуть его и показать, что его падение опаснее падения прочих? Почему тоже не сказал Он: Я не попустил, но – «молился»? Идя на страдание, Он говорил смиренно, чтобы показать Свое человечество. Тот, который создал Церковь на исповедании Петра и так оградил ее, что бесчисленные опасности и смерти не одолеют ее, Который дал ему ключи царствия небесного, вручил столь великую власть и, для совершения этого, не имел нужды в молитве (не сказал тогда: «молился», но со властью сказал: «Создам Церковь Мою» и: «и дам тебе ключи Царства Небесного» (Мф. 18:18–19), каким образом нуждался в молитве для утверждения колеблющейся души одного человека? Почему же сказал так? По той причине, о которой я говорил, и по причине немощи учеников Своих, так как они еще не имели надлежащего о Нем понятия. Как же Петр отрекся? Христос не сказал: чтобы ты не отрекся, но – чтобы не оскудела вера, чтобы он не погиб совершенно. И это было делом попечения Христова. Действительно, безмерный страх, объявший Петра, все рассеял; а безмерным этот страх был потому, что Бог совершенно лишил его Своей помощи; а лишил помощи потому, что в нем была сильна страсть гордости и противоречия. Итак, для совершенного истребления этой страсти, Бог допустил столь сильному страху объять Петра. А что эта страсть была в нем сильна, видно из того, что он не удовольствовался тем, что прежде противоречил и пророку, и Христу, но и после того, когда Христос сказал ему: «Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня», – говорил: «Хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя» (Мф. 26:34–35). Лука же (Лк. 22:33–34) прибавляет, что чем более Христос опровергал, тем более Петр противоречил. Что значит это, Петр: когда Христос говорил: «Один из вас предаст Меня», ты боялся, чтобы не быть предателем, и побуждал ученика спросить, хотя ничего подобного не сознавал в себе; а теперь, когда Он ясно провозглашает и говорит: «Все вы соблазнитесь», ты противоречишь, и не однажды только, а дважды и много раз? Так именно говорит Лука. Отчего же это случилось с ним? От великой любви, от великой радости. Когда он освободился от того страха относительно предательства, и узнал предателя, то говорил уже с дерзновением и, возвышая себя над другими, заявлял: «Если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь». Зависело это отчасти и от честолюбия, так как на вечери ученики рассуждали о том, кто из них больше: так мучила их эта страсть. Вот почему Христос уничижил Петра, не с тем, чтобы побудить его к отвержению, – да не будет, – но чтобы, оставив его лишенным помощи, показать слабость человеческой природы. Смотри, как после этого он сделался кроток: когда, по воскресении, сказал: «А он что» (Ин. 21:21)? – и был остановлен, то не осмелился уже противоречить, как здесь, но умолчал. Также и при вознесении, когда услышал: «Не ваше дело знать времена или сроки» (Деян. 1:7), опять молчал и не противоречил. И после этого, когда на горнице, и при видении плащаницы, услышал голос, говорящий ему: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым» (Деян. 10:15), – и еще не знал ясно, что значат эти слова, – молчал и не спросил.
4. Все это было следствием падения. Прежде этого Петр все приписывал себе, говоря: «Если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь... хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя», тогда как надлежало бы сказать: если получу от Тебя помощь. Но после падения он говорит совершенно противное: «Что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит» (Деян. 3:12)? Отсюда мы научаемся той великой истине, что недостаточно бывает собственного старания человека, если он не получит высшей помощи; и наоборот, что мы не получим никакой пользы от высшей помощи, если не будет у нас собственного старания. То и другое доказывают Иуда и Петр. Первый, получивши много помощи, не получил никакой пользы, потому что не захотел, и не приложил собственного старания; а последний и при собственном старании пал, потому что не получил никакой помощи. Добродетель слагается из этих двух принадлежностей. Поэтому я умоляю, чтобы вы, предоставляя все на волю Божию, не предавались усыплению, и чтобы при собственном старании не думали, что вы все совершаете собственными трудами. Богу не угодно, чтобы мы были нерадивы, а потому Он не все сам совершает; равно не угодно Ему и то, чтоб мы были самонадеянны, вследствие чего не все нам дал, но, из того и другого, отнявши вредное, оставил нам полезное. Поэтому же попустил пасть и верховному апостолу, чтобы сделать его кротким и возбудить к большей любви. Кому больше, сказано, оставится, больше возлюбит (Лк. 7:47). Итак, будем во всем повиноваться Богу, и ни в чем не будем противоречить, хотя бы слова Его казались противными нашим мыслям и взглядам; но пусть управляет слово Его нашими мыслями и взглядами. Таким же образом будем поступать и в таинствах, обращая внимание не на внешность только, но содержа в уме своем слова Христовы. Слово Его непреложно, а наше чувство легко обольщается. Первое никогда не погрешает, а последнее часто обманывается. Поэтому когда Христос говорит: «Сие есть Тело Мое», то убедимся, будем верить и смотреть на это духовными очами. Христос не передал нам ничего чувственного, но все духовное, только в чувственных вещах. Так и в крещении: чрез чувственную вещь, воду, сообщается дар, а духовное действие состоит в рождении и обновлении. Если бы ты был бестелесен, то Христос сообщил бы тебе эти дары бестелесно; но так как душа твоя соединена с телом, то духовное сообщает тебе через чувственное. Как многие ныне говорят: желал бы я видеть лицо Христа, образ, одежду, обувь! Вот, ты видишь Его, прикасаешься к Нему, вкушаешь Его. Ты желаешь видеть одежды Его, а Он дает тебе самого Себя, и не только видеть, но и касаться, и вкушать, и принимать внутрь. Итак, никто не должен приступать с небрежением, никто с малодушием, но все с пламенною любовью, все с горячим усердием и бодростью. Если иудеи ели агнца с поспешностью, стоя и имея сапоги на ногах и жезлы в руках, то гораздо более тебе должно бодрствовать. Они готовились идти в Палестину, а потому и имели вид путешественников; ты же готовишься идти на небо.
5. Поэтому должно всегда бодрствовать, – немалое предстоит наказание тем, которые недостойно приобщаются. Подумай, как ты негодуешь на предателя и на тех, которые распяли Христа. Итак, берегись, чтоб и тебе не сделаться виновным против тела и крови Христовой. Они умертвили всесвятое тело; и ты принимаешь его нечистою душою после столь великих благодеяний. В самом деле, Он не удовольствовался лишь тем, что сделался человеком, был заушен и умерщвлен; но Он еще сообщает Себя нам, и не только верою, но и самым делом делает нас Своим телом. Насколько же чист должен быть тот, кто наслаждается этою жертвою? Насколько чище лучей солнечных должны быть – рука, раздробляющая эту плоть, уста, наполняемые духовным огнем, язык, обагряемый страшною кровью? Помысли, какой чести ты удостоен, какою наслаждаешься трапезою! При виде чего трепещут ангелы, и на что не смеют взглянуть без страха, по причине сияния, отсюда исходящего, тем мы питаемся, с тем сообщаемся и делаемся одним телом и одною плотью со Христом. «Кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы Его» (Пс. 105:2)? Какой пастырь питает овец собственными членами? Но что я говорю – пастырь? Часто бывают такие матери, которые новорожденных младенцев отдают другим кормилицам. Но Христос не потерпел этого, но Сам питает нас собственною кровью, и через все соединяет нас с Собою. Размысли же, что Он родился от нашего естества. Но ты скажешь: это не ко всем относится. Напротив, ко всем. Если Он пришел к нашему естеству, то очевидно, что пришел ко всем; а если ко всем, то и к каждому в отдельности. Почему же, ты скажешь, не все получили от этого пользу? Это зависит не от Того, Который благоволил совершить это для всех, но от тех, которые не восхотели. С каждым верующим Он соединяется посредством тайн, и сам питает тех, которых родил, а не поручает кому-либо другому; и этим опять уверяет тебя в том, что Он принял твою плоть. Итак, удостоившись такой любви и чести, не будем предаваться беспечности. Не видите ли, с какою готовностью младенцы берут сосцы, с каким стремлением прижимают к ним уста свои? С таким же расположением и мы должны приступать к этой трапезе и к сосцу духовной чаши, – или лучше сказать, мы с большим еще желанием должны привлекать к себе, подобно грудным младенцам, благодать Духа; и одна только у нас должна быть скорбь – та, что мы не приобщаемся этой пищи. Действия этого таинства совершаются не человеческою силою. Тот, Кто совершил их тогда, на той вечери, и ныне совершает их. Мы занимаем место служителей, а освящает и претворяет дары сам Христос. Да не будет здесь ни одного Иуды, ни одного сребролюбца. Если кто не ученик Христов, то пусть удалится; трапеза не допускает тех, которые не таковы. «С учениками Моими», – говорит Христос, – «совершу пасху» (Мф. 26:18). Это та же самая трапеза, которую предлагал Христос, и ничем не менее той. Нельзя сказать, что ту совершает Христос, а эту человек; ту и другую совершает сам Христос. Это место есть та самая горница, где Он был с учениками; отсюда они вышли на гору Елеонскую. Выйдем и мы туда, где простерты руки нищих; это именно место есть гора Елеонская; множество же нищих – это маслины, насажденные в доме Божием, источающие елей, который будет полезен для нас там, который имели пять дев, и которого не взявши, другие пять погибли. Взявши этот елей, войдем, чтобы нам с горящими светильниками выйти на встречу Жениха. Взявши этот елей, выйдем отсюда. Не должен приступать сюда ни один бесчеловечный, ни один жестокий и немилосердый, словом ни один нечистый.
6. Это говорю вам, которые приобщаетесь, и вам, которые служите. Нужно побеседовать и с вами, чтобы вы со многим тщанием разделяли эти дары. Не малое наказание ожидает вас, если вы, признавши кого-либо нечестивым, позволите причаститься этой трапезы. Кровь Его взыщется от рук ваших. Хотя бы кто был полководец, хотя бы высший начальник, хотя бы сам царь, носящий диадему, но если приступает недостойно, то запрети ему: ты имеешь больше власти, нежели он. Если бы тебе поручено было сохранять в чистоте источник воды для стада, и ты увидел овцу, имеющую на устах много грязи, то не позволил бы ей наклониться и возмутить источник. Но теперь вручен тебе источник не воды, а крови и Духа, – и ты, видя некоторых имеющих грех, который хуже земли и грязи, и приступающих к этому источнику, не вознегодуешь, не воспрепятствуешь? Какое ты можешь получить прощение? Для того Бог удостоил вас этой чести, чтобы вы разбирали такие дела. В этом состоит ваше достоинство, ваша важность, ваш венец, а не в том, чтобы вы облекались в белую и блистательную одежду. Но как, скажешь, я могу знать того и другого? Я говорю не о неизвестных, но о известных людях. Скажу нечто более страшное: не столько опасно приступать к этому таинству бесноватым, сколько тем, которые, как говорит Павел, попирают Христа, кровь завета не почитают за святыню, и ругаются над благодатию Духа (Евр. 10:29). Приступающий во грехах хуже бесноватого. Последний не наказывается, потому что он беснуется; а приступающий недостойно предается вечному мучению. Итак, будем удалять не только бесноватых, но и всех, которых увидели бы недостойно приступающими. Никто не должен приобщаться, если он не из числа учеников Христовых. Никто не должен принимать дары, подобно Иуде, чтобы не потерпеть участь Иуды. Это собрание верующих есть также тело Христово. Поэтому ты, служитель таинств, смотри, чтобы тебе не раздражить Владыку, если не будешь очищать это тело, смотри, чтобы не дать меча, вместо пищи. Но хотя бы кто и по неразумию пришел для причащения, воспрети ему, – не бойся. Бойся Бога, а не человека. Если будешь бояться человека, то от Бога будешь уничижен; а если будешь бояться Бога, то и от людей почитаем. Если ты сам не смеешь, то приведи ко мне: я не позволю этой дерзости. Скорее предам душу свою, нежели причащу крови Господней недостойного; скорее пролью собственную кровь, нежели причащу столь страшной крови того, кого не должно. Если же кто после многих испытаний не найдет недостойного, то не будет виновен. Это сказано мною об известных людях. Если мы исправим этих, то Бог и неизвестных скоро соделает нам известными. Если же мы оставим без внимания известных нам, то для чего Ему делать других нам известными? Это говорю я не для того, чтобы мы только удаляли и отсекали, но для того, чтобы мы исправляли и возвращали их, чтобы имели попечение о них. Таким образом мы и Бога умилостивим, и найдем много достойных причастников, и получим за свое старание и попечение о других великую награду, которой да сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 83
«Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там. И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною». (Мф. 26:36–38)
Образ и цель молитвы Спасителя. – Страдание Христа не следствие Его вины или необходимости, а дело божественного промышления. – Снисхождение и кротость Христа усиливает вину предателя. – Сребролюбие подвергает опасностям и скорбям, лишает удовольствий и усиливает недуги телесные и душевные. – В чем состоит истинное украшение и истинное безобразие дома.
1. Так как ученики неразлучно были со Христом, то Он и говорит им: «Посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там». Он имел обыкновение молиться без них. Делал же это Он для того, чтобы и нас научить доставлять себе во время молитвы безмолвие и совершенный покой. С Собою берет только троих, и говорит им: «Душа Моя скорбит смертельно». Для чего Он не взял всех? Для того, чтобы они не подверглись падению, и взял только тех, которые были зрителями Его славы. Но и этих он оставляет. «И, отойдя немного», молится, говоря: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. И приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна» (Мф. 26:39–41). Не без причины Он обращается особенно к Петру, тогда, как и другие ученики также спали; но и здесь укоряет его по той же причине, которую я указал раньше. Потом, так как и прочие то же самое говорили, – когда Петр сказал: «Хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя», свидетельствует евангелист: «Подобное говорили и все ученики», – то обращается ко всем и обличает их слабость. Те, которые прежде решались умереть с Ним, теперь не могли бодрствовать и сострадать Ему в Его скорби, но побеждены были сном. Он же прилежно молится, чтобы это действие не показалось притворством. По той же причине истекает из Него и пот, чтобы еретики не сказали, что Его скорбь была лицемерною. Поэтому и пот истекает из Него в виде каплей крови, и для подкрепления Его явился ангел; и было много других признаков страха, чтобы кто не сказал, что это слова ложные. По этой же причине Он и молится. А когда говорит: «Если возможно, да минует Меня», то показывает этим Свое человеческое естество; словами же: «Впрочем не как Я хочу, но как Ты», показывает Свое мужество и твердость, научая нас повиноваться Богу, несмотря на противодействие природы. А так как для неразумных не довольно выражать скорбь на одном лице, то Он прибавляет и слова. Опять, так как недостаточно было одних слов, а требовались сами действия, то Он со словами соединяет и само дело, чтобы самые притязательные противники поверили, что Он и вочеловечился, и умер. Если и при всех этих знамениях находятся такие люди, которые не верят этому, то тем более не поверили бы, если бы ничего такого не было. Смотри, какими знамениями Он доказывает истину благодатного строительства? И словами, и страданиями. Затем, придя к ученикам, говорит Петру: «Не мог ты бодрствовать один час» со Мною (Мк. 14:37)? Все спали, между тем Он обличает Петра, напоминая ему прежние его слова. Слово: «со Мною» Он употребил здесь не без причины, и как бы так сказал: ты не можешь со Мною бодрствовать; как же положишь за меня душу? То же самое выражается и в следующих словах: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение». Смотри, как и здесь Он учит их не гордиться, но смирить мысль свою и сердце, и предать все Богу! То обращается к Петру, то ко всем вместе. Именно говорит одному ему: «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас..., но Я молился о тебе» (Лк. 22:31–32). А всем: молитесь, «чтобы не впасть в искушение», – везде сокрушая их гордость, и заставляя заботиться о себе. Далее, чтобы обличение Его не показалось жестоким, прибавляет: «дух бодр, плоть же немощна». Хотя ты, говорит Он, и желаешь презреть смерть, однако не можешь, пока Бог не поможет тебе, потому что все плотское унижает дух. И снова молился о том же, говоря: «Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя» (Мф. 26:42), – показывая тем, что Он совершенно согласуется с волею Божиею, и что во всем должно сообразоваться с нею и искать ее. «И, придя, находит их опять спящими» (Мф. 26:43). Кроме того, что тогда была глубокая ночь, очи их были еще отягчены печалью. И отойдя от них, в третий раз помолился, сказав то же самое, чтобы подтвердить, что Он был совершенный человек. Слова: во второй раз и в третий раз, в Писании употребляются для означения несомненной достоверности чего-либо. Так Иосиф говорит фараону: во второй раз тебе явился сон ради истины и чтобы уверить тебя, что это действительно исполнится (Быт. 41:32). Поэтому и Христос говорит то же самое и в первый, и во второй и в третий раз, для того, чтобы уверить в Своем домостроительстве. Для чего Он приходит во второй раз? Для того, чтобы обличить их в том, что так погрузились в печаль, что не чувствовали даже Его присутствия. Впрочем, Он не стал обличать более, но несколько удалился от них, обнаруживая этим их великую слабость, когда они несмотря и на обличение не могли бодрствовать. А не разбудил их и не обличает снова для того, чтобы не поразить еще более уже пораженных, но отошедши от них, помолился еще, и возвратившись, сказал: «Вы все еще спите и почиваете» (Мф. 26:45)? Хотя это время надлежало бодрствовать, но Христос, желая показать, что они не перенесут зрелища бедствий и рассеются от ужаса, что Он не имеет нужды в их помощи, и что Он необходимо должен быть предан, говорит: «Вы все еще спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников». Этим Он снова показывает, что все происходившее с Ним было делом домостроительства.
2. Не только первые слова, но и следующие – «в руки грешников», – служат к ободрению их духа, показывая, что совершающееся над Ним есть дело злобы грешников, а не Его вины в каком-либо грехе. «Встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня» (Мф. 26:46). Всем этим Он научает их, что происходившее есть дело не необходимости, и не немощи, но некоторого высочайшего промышления. Он предвидел, что придет Его предатель, и не только не бежал, но пошел даже навстречу. «И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных» (Мф. 26:47). Хороши же орудия у священников! Они идут с мечами и дреколием. И Иуда, сказано, с ними, один из двенадцати учеников. Евангелист опять называет его одним из двенадцати, и не стыдится. «Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его» (Мф. 26:48). О, какое злодеяние взял на душу свою Иуда! Какими глазами он смотрел тогда на Учителя? Какими устами лобызал Его? О, преступная душа! Что он умыслил, на что отважился? Какое дал знамение предательства? «Кого я поцелую», сказал он; он надеялся на кротость Учителя; а между тем более всего и должно было посрамить его и лишить всякого извинения то, что он предал столь кроткого Учителя. Но для чего же, ты скажешь, он дал знак? Для того, что Иисус часто, когда Его брали, удалялся от них невидимо. И в этом случае могло быть то же самое, если бы Он сам не восхотел предаться. Желая вразумить Иуду, Он ослепил пришедших взять Его и сам спросил их: «Кого ищете» (Ин. 18:4)? Но они не узнали Его, хотя были с факелами и светильниками и имели с собою Иуду. Потом, когда отвечали: «Иисуса», тогда Он сказал им: «Это Я», его же ищете; и, обращаясь к Иуде, говорит ему: «Друг, для чего ты пришел» (Мф. 26:50)? Таким образом позволил взять Себя тогда уже, когда показал Свое могущество. А евангелист Иоанн повествует, что и в этот самый час Христос старался вразумить Иуду, говоря: «Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого» (Лк. 22:48)? Не стыдно ли тебе предавать таким образом? Впрочем, так как Он ему не воспрещал и этого, то и допустил лобзание, и сам Себя добровольно предал. И враги возложили на Него руки и взяли в ту самую ночь, в которую совершали пасху. Так они раздражены были, так неистовствовали. Впрочем, они ничего бы не могли сделать, если бы Он сам не попустил этого. Но это не освобождает Иуду от ужасного наказания, а подвергает его гораздо большему осуждению, потому что он, видя столь великое доказательство и могущества, и снисхождения, и смирения, и кротости своего Учителя, оказался лютее всякого зверя. Итак, зная это, будем избегать любостяжания. Оно именно тогда довело Иуду до неистовства; оно научает крайней жестокости и бесчеловечию тех, которыми обладает. В самом деле, если оно заставляет отказываться от собственного спасения, то тем более располагает к пренебрежению спасением других. И страсть эта настолько сильна, что иногда превозмогает над самым сильнейшим плотским вожделением. Поэтому с большим стыдом упоминаю, что многие удерживались от распутства потому только, что жалели денег, а между тем не хотели жить целомудренно и честно по страху Христову. Будем же бегать любостяжания, – я не перестану никогда говорить об этом. Для чего ты, человек, собираешь золото? Зачем налагаешь на себя столь тяжкое рабство, столь трудное попечение, столь сильную заботу? Положим, что тебе принадлежало бы все золото, скрытое и в рудниках, и в царских чертогах. Обладая таким множеством золота, ты стал бы только беречь его, а не пользоваться им; если ты и теперь не пользуешься тем, что имеешь, но бережешь как чужое, то тем более стал бы поступать так, если бы имел больше. Обыкновенно сребролюбцы, чем более имеют, тем более берегут свое имение. Но, я знаю, – скажешь ты, – что это мое. Следовательно, твое приобретание состоит только в одной мысли, а не в употреблении. Но при богатстве, – ты скажешь, – меня будут бояться другие. Напротив, чрез это ты станешь более доступным и для богатых и для нищих, для разбойников, клеветников, рабов и вообще всех коварных людей. Если хочешь быть страшным, то уничтожай причины, по которым могут уловить и оскорблять тебя все, которые стремятся к этому. Ужели ты не слыхал пословицы: нищего и неимущего не могут ограбить и сто человек? Бедность служит ему сильным защитником, которого не может взять и покорить даже сам царь.
3. Между тем сребролюбцу все причиняют скорбь: не люди, но и моль, и черви против него вооружаются. И что говорю – моль? Одно только время, без других причин, может нанести величайший вред сребролюбцу. Итак, какое же удовольствие в богатстве? Я вижу одни горести; покажи ты мне от него удовольствие! Но какие горести, ты скажешь? Заботы, наветы, вражда, ненависть, страх, ненасытная жадность и печаль. Если бы кто имел вожделение к какой-либо любезной ему девице, и между тем не мог бы удовлетворить своему вожделению, то терпел бы от этого жестокое мучение; так бывает и с богатым: хотя он имеет бесчисленные сокровища и живет только ими, однако, не может удовлетворить всего своего желания; с ним бывает то же самое, что говорит Премудрый: «пожелание евнуха растлить девицу» (Сир. 21:4), и «подобен евнуху, который обнимает девицу и вздыхает» (Сир. 31:21), – так и все богатые. Но кто может исчислить и другие неприятности, соединенные с богатством? Как всем несносен сребролюбец: слугам, земледельцам, соседям, правителям, обижаемым, необижаемым, особенно жене, а более всех – детям? Он воспитывает их не как свободнорожденных, но хуже, чем рабов и невольников. Он имеет бесчисленные случаи навлекать на себя гнев, оскорбления, ярость, смех других, служа для всех предметом посмеяния. Вот сколько у него неприятностей! И может быть еще более, потому что нельзя всех исчислить, но один только опыт может показать их. Скажи же теперь ты: какое удовольствие получаешь от богатства? Ты скажешь: меня считают богатым. Но какое удовольствие считаться богатым? Ведь имя богатого составляет предмет зависти; а богатство – одно имя, не имеющее ничего существенного. Но богатый таким мнением о себе услаждается? Услаждается тем, о чем бы надлежало скорбеть. Почему же, ты скажешь, скорбеть? Потому что это делает его ни к чему негодным, малодушным, немужественным в путешествиях и в смерти. Предпочитая богатство всему, он любит более деньги, нежели свет солнечный. Его не веселит ни небо, потому что оно не приносит ему золота, ни солнце, потому что оно не испускает золотых лучей. Но есть такие, ты скажешь, которые наслаждаются имуществом, удовлетворяя прихотям и чреву, предаваясь пьянству и употребляя на это огромные издержки. Ты указываешь мне на богачей, которые еще хуже тех, так как они-то более всего и не наслаждаются своим богатством. Богач, о котором я говорил, будучи предан одной страсти, по крайней мере, свободен от других пороков; а эти хуже его, потому что, кроме той страсти, порабощаются еще множеству других: служат каждый день, как лютым владыкам, чреву, сладострастию, пьянству и другим видам невоздержания; содержат блудниц, делают великолепные пиры, покупают себе тунеядцев, льстецов, унижаются до противоестественного вожделения, и этим причиняют душе и телу бесчисленные болезни. Они тратят свое богатство не на нужное, но на то, что вредит телу, а вместе с ним развращает и душу, и поступают точно так же, как если бы кто, украшая тело свое, думал, что он тратит имущество для своей пользы. Таким образом, только тот один получает удовольствие от своего богатства и бывает господином его, кто пользуется им надлежащим образом. А те, о которых мы говорили, суть рабы его и невольники, так как усиливают недуги телесные и болезни душевные. Что за наслаждение там, где стеснение, вражда и возмущение свирепее всякой морской бури? Если богатство достается глупым, то оно делает их еще глупее; если распутному, то – распутнее. Но какая, ты скажешь, польза бедному от благоразумия? Тебе естественно не знать: ведь и слепой не знает, какую пользу доставляет свет. Послушай, что говорит Соломон: «Преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою» (Еккл. 2:13). Но как нам вразумить человека, пребывающего во тьме? А сребролюбие есть истинная тьма, так как оно препятствует видеть вещи, каковы они сами в себе, и представляет их в другом виде. Как находящийся во тьме, хотя бы и имел пред собою золотой сосуд, или драгоценный камень, или пурпуровую одежду, счел бы все это за ничто, потому что он не видит их красоты, так и сребролюбец не видит, как должно, красоты вожделенных благ. Рассей мрак, происходящий от этого недуга, и тогда увидишь вещи в их существе: они никогда так не открываются, как в бедности; никогда так не обнаруживается ничтожность того, что кажется чем-то существующим, но, в самом деле, есть ничто, как при жизни строгой и умеренной.
4. Но, о, бессмысленные! – вы, которые клянете нищих и говорите, что стыдно взглянуть на их дома, на их образ жизни, что от нищеты все делается гнусным, скажите мне, что составляет посрамление для дома? Ужели то, что нет в нем ложа из слоновой кости, или серебряных сосудов, а все сделано из глины и дерева? Но это-то и составляет величайшую славу и знатность дома. Когда не заботятся о вещах житейских, тогда часто всю заботу и попечение обращают на пользу души. Поэтому когда замечаешь большую заботливость о внешности, тогда стыдись этого, как великого безобразия. Дома богатых особенно безобразны. В самом деле, когда ты видишь дом, в котором столы накрыты коврами, ложи украшены серебром, как в театре, как на сцене, что может сравниться с таким безобразием? Какой дом более уподобляется части театра, назначенной для плясок, или тому, что здесь происходит: дом ли богатого, или дом бедного? Не очевидно ли, что дом богатого? Таким образом этот дом преисполнен безобразия. А какой дом подобен дому Павла, или Авраама? Без сомнения, дом бедного. Поэтому-то он особенно красив и знатен. А чтобы тебе увериться в том, что бедность служит особенно украшением дома, войди в дом Закхея и узнай, как он украшал его, когда хотел посетить его Христос: он не побежал к соседям просить у них ковров, седалищ из слоновой кости, не вынимал из кладовых драгоценных покрывал, но украсил весь дом украшением, приличным Христу. Какое же это украшение? «Господи! половину имения моего я отдам нищим, – говорит он, – и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (Лк. 19:8). Так и мы должны украшать дома, чтобы и нас посетил Христос. Это-то и есть ковры драгоценные; они приготовляются на небе, там ткутся. Где есть это, там присутствует и Царь небесный. Если же ты украшаешь чем-либо иным, то призываешь к себе дьявола и его служителей. Христос был и в доме мытаря Матфея (Мф. 9:10). Что же этот сделал? Прежде всего, украсил себя усердием, потом тем, что оставил все и последовал за Иисусом. Так и Корнилий украшал дом свой молитвами и милостынями; а потому и доныне блистает он более, нежели царские чертоги. Подлинно, безобразие дома состоит не в том, что в нем сосуды лежат в беспорядке, ложе не убрано, стены закопчены дымом, – а в грехах живущих в нем. Это ясно показывает Христос: Он не постыдился войти в подобный дом, когда в нем жил человек честный; напротив, в другой дом, хотя бы в нем был золотой потолок, никогда не войдет. Поэтому тот дом, который принимает Владыку всех, блистательнее царских палат; а этот, с золотым потолком и с золотыми столбами, подобен нечистым стокам и водопроводам, потому что украшен сосудами дьявольскими. Впрочем, сказанное мною относится не вообще к богачам, пользующимся богатством по надлежащему, но к скупым и сребролюбивым людям, которые заботятся не о нужном, но о пресыщении чрева, о вине и других подобных мерзостях, тогда как в доме бедном заботятся только о строгой жизни. Вот почему Христос никогда не входил в блистательный дом, но был в доме мытаря, начальника мытарей и рыбаря, оставив царские палаты и тех, которые облекались в дорогие одежды. Итак, если и ты желаешь призвать Его в свой дом, то укрась последний милостынями, молитвами, всенощными бдениями и усердным молением. Это и составляет украшение для Царя Христа, а внешняя пышность есть украшение для мамоны, врага Христова. Итак, никто пусть не стыдится иметь бедный дом, если в нем есть такие украшения; равно никто из богатых пусть не гордится великолепным домом, напротив, пусть стыдится, и, оставив его, пусть поревнует о первом, чтобы и на земле принять Христа, и на небе удостоиться вечных селений благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 84
«И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященника, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (Матф. 26:51–54)
Для чего Христос повелел ученикам иметь мечи и мех. – Почему Он воспретил ученикам защищаться. – Доказательства добровольного предания. – Беззаконность суда над Христом. – Почему хотели предать Христа публичной смерти. – Коварство само себя обличает. – Не всегда должно искать победы. – Истинная победа дается терпением. – Пример Иосифа.
1. Кто этот один, урезавший ухо? Евангелист Иоанн говорит, что это Петр (Иоан. 18:10). Такой поступок был делом его пылкости. Но нужно исследовать, для чего ученики Иисуса носили ножи? А что они носили их с собой, это видно не только из настоящего обстоятельства, но еще из их ответа, что у них есть два меча. Для чего же позволил им Христос иметь мечи? Евангелист Лука повествует, что когда Христос спросил их: «когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток»? и когда они отвечали: «ни в чем», тогда Он сам сказал им: «но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч»; и когда они на это отвечали: «вот, здесь два меча», тогда Он сказал им: «довольно» (Лук. 22:35–36, 38). Итак, для чего же Он позволил им иметь мечи? Чтобы уверить их, что он будет предан. Поэтому и говорит им: «купи нож», не для того, чтобы вооружились; нет, но чтобы этим указать на предательство. Для чего, опять ты спросишь, Он повелел иметь меч? Он учил их тем трезвиться, бодрствовать и иметь самим о себе великую заботу. Вначале Он держал их, как неопытных, под охранением Своего могущества, а теперь, выпустив их как птенцов из гнезда, велит им самим летать. Далее, для того, чтобы они не подумали, будто Он оставляет их по слабости Своей, повелевая и им действовать самостоятельно, Он напоминает им о прошедшем, говоря: «когда Я посылал вас без мешка, имели ли вы в чем недостаток»? Он хочет уверить их в Своей силе и тем, что Он прежде поддерживал их, и тем, что ныне не вдруг оставляет. Но откуда были у них мечи? Они шли прямо с вечери после трапезы; вероятно, поэтому, там для агнца были и ножи; когда же они услышали, что на Иисуса будет сделано нападение, то и взяли с собой эти ножи для защиты своего Учителя; но это они сделали только по своей воле. Поэтому-то Христос и упрекает Петра, и притом со страшной угрозой, за то, что он употребил меч в отмщение пришедшему рабу, хотя он поступил так горячо в защиту не самого себя, а своего Учителя. Но Христос не допустил, чтобы от этого произошел какой-либо вред. Он исцелил раба, и сделал великое чудо, которое могло открыть и Его кротость, и могущество, а равно и нежность любви, и покорность ученика, потому что тот поступок был свидетельством его любви, а этот послушания. Когда он услышал: «вложи меч в ножны» (Иоан. 18:11), то тотчас повиновался и впоследствии никогда не делал этого. Другой же евангелист повествует, что ученики спрашивали Его: «не ударить ли нам мечом» (Лук. 22:49)? Но Христос воспретил это, и исцелил раба, а ученику возбранил еще с угрозой, для того, чтобы более вразумить его: «ибо все», говорит Он, «взявшие меч, мечом погибнут». И приводит основание, говоря: «или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов»? Но «как же сбудутся писания»? Этими словами Он остановил их горячность, показывая, что случившееся с ним соответствует и Писанию. Поэтому Он и там молился, чтобы они с покорностью перенесли случившееся с Ним, зная, что это совершается по воле Божьей. Итак, двумя причинами Он хотел успокоить учеников: во-первых, угрозой наказания тем, которые начинают нападение: «ибо все», сказал Он, «взявшие меч, мечом погибнут»; во-вторых, тем, что Он терпит это добровольно: могу, говорит Он, «умолить Отца Моего». Но почему Он не сказал: неужели вы думаете, что Я не могу погубить их? Потому что первые Его слова были гораздо убедительнее; а ученики Его не имели еще о Нем надлежащего понятия. Некоторое время назад Он говорил: «душа Моя скорбит смертельно», и еще: «Отче, да минует Меня чаша», и был в скорби и поте, и укрепляем от ангела. Итак, вследствие того, что Он показывал в Себе много человеческого, Ему не поверили бы, если бы Он сказал: неужели вы думаете, что Я не могу погубить их? Поэтому и говорит: «или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего»? Но и здесь опять показывает смирение, когда говорит: «представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов». Если один ангел поразил сто восемьдесят пять тысяч вооруженных (4Цар. 19:35), то неужели нужно было Христу двенадцать легионов ангелов против тысячи человек? Нет! Он так сказал по причине страха и слабости учеников Своих, так как они от страха омертвели. Поэтому же Он ссылается и на Священное Писание: «как же сбудутся писания»? и этим устрашая их. Если происходящее со Мной подтверждается Священным Писанием, то для чего вы сопротивляетесь?
2. Так говорил Христос ученикам Своим, а врагам, напавшим на Него, сказал: «как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня» (Матф. 26:55). Смотри, сколько Он делает такого, что могло вразумить их: то повергает их на землю, то исцеляет ухо рабу, то угрожает им убийством. «Мечом погибнут», говорит Он, «взявшие меч», – что самое и подтвердил исцелением уха; везде, и в настоящем и в будущем, являет Свое могущество и показывает, что иудеи не своей силой взяли Его. Поэтому Он и прибавляет: «каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня», показывая и этим, что они взяли Его по Его соизволению. Не упоминая о чудесах, Он говорит только об учении, для того, чтобы не показаться тщеславным. Когда Я учил вас, тогда вы Меня не брали; а когда замолчал, тогда напали на Меня. Я был в храме, и никто не удерживал Меня; а теперь неблаговременно, среди ночи, вы приступили ко Мне с оружием и кольями. Какая нужда в этом оружии против Того, Кто был всегда с вами в храме? Этим научает, что они никогда бы не могли взять Его, если бы Он не предал Себя добровольно, потому что если и прежде, имея Его в своих руках, всегда посреди себя, они не могли взять Его, то и ныне также не могли бы сделать этого, если бы Он не захотел. Далее разрешает недоумение, для чего Он восхотел предать Себя. «Это же все было», говорит Он, «да сбудутся писания пророков» (Матф. 26:56). Смотри, как Он до последнего часа, и в самое время предания, все делает для исправления врагов Своих: вразумляет их, пророчествует, угрожает им: «мечом», говорит Он, «погибнут», а когда говорит: «каждый день с вами сидел Я, уча», то этим показывает добровольное Свое страдание; словами же: «да сбудутся писания пророков» доказывает Свою покорность воле Отца. Почему же они не взяли Его в храме? Потому что не осмелились на это в храме в виду народа. Поэтому Он и вышел вон из города, предоставляя им в отношении и места и времени полную свободу и, даже до последнего часа лишая их оправдания. Тот, Кто в исполнение божественных пророчеств предал самого Себя, мог ли учить противному воле божественной? «Тогда все ученики», говорит евангелист, «оставив Его, бежали». Когда взяли Иисуса Христа, ученики оставались еще при Нем; но когда Он сказал толпе, напавшей на Него, упомянутые слова, разбежались. Они, наконец, увидели, что уже нельзя будет более Ему уйти после того, как Он добровольно предал Себя, и объявил, что это совершается сообразно писаниям пророческим. По рассеянии учеников, Иисуса Христа приводят к Каиафе: «Петр же следовал за Ним издали, чтобы видеть конец» (Матф. 26:58). Велика была любовь этого ученика: увидав, как убежали другие ученики, он все-таки не убежал, но остался и вошел с Христом во двор Каиафы. Без сомнения, и Иоанн сделал то же (Иоан. 18:15), но он был известен первосвященнику. Для чего же привели Христа в такое место, где все были собраны? Для того чтобы все сделать по воле архиереев. Каиафа был тогда первосвященником, и у него там были все собраны: так они бодрствовали и не спали целую ночь ради этого. Не пасху они тогда совершали, как пишет евангелист, но не спали по этому самому делу. Евангелист Иоанн, сказав, что было утро, присовокупляет: «они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху» (Иоан. 18:28). Это что значит? То, что они ели пасху в другой день, и стремясь погубить Христа, нарушили закон. Христос не пропустил бы времени пасхи, но Его убийцы осмеливались на все, и нарушали многие законы. Так как они терзаемы были жестокой яростью против Него, и, часто покушаясь убить Его, не могли этого сделать, то теперь, взяв Его неожиданно, решились оставить даже пасху, чтобы исполнить свое кровожадное намерение. Вот почему и собрались все, и, составив сонм губителей, искали лжесвидетельства, чтобы своим коварным замыслам дать вид законного суда. Они не имели даже истинных свидетельств (Марк 14:56): так беззаконен был их суд, так все было извращено и перепутано! «Пришли лжесвидетели и сказали: Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня создать его» (Матф. 26:60–61; Мк. 14:58; Иоан. 2:19). И Он действительно говорил, что в три дня воздвигнет Церковь, но не говорил: «разрушу», а: «разрушьте»; и притом говорил не о Церкви, а о собственном теле. Что же сказал на это первосвященник? Желая побудить к защите самого обвиняемого, чтобы через это уловить Его, он говорит: «не слышишь ли, что они против Тебя свидетельствуют? Иисус молчал» (Матф. 26:62–63). Ответ был бесполезен, когда никто не слушал, да и суд их имел только наружный вид суда, на самом же деле был не что иное, как нападение разбойников, которые бросаются на проходящих из своего вертепа. Поэтому Христос и молчал. Между тем первосвященник продолжал говорить: «заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын» Бога живого? Он же сказал: «ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует» (Матф. 26:63–65). Это Он сделал для того, чтобы усилить обвинение, и свои слова подтвердить самым делом. И так как слова его привели в страх слушателей, то они точно так же, как и во время осуждения Стефана, затыкали уши свои.
3. Но в чем состоит эта хула? Ведь и прежде Христос говорил собравшимся к Нему: «сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня» (Матф. 22:44; Псал. 109:1), и изъяснил эти слова; и они тогда не смели говорить, а молчали, и с того времени ни в чем уже Ему не противоречили. Как же теперь слова Его они назвали хулой? Для чего и Христос дал такой ответ? Для того чтобы отнять у них всякое извинение, так как Он учил их до последнего дня, что Он есть Христос, сидит одесную Отца, и имеет прийти опять судить вселенную, – что самое свидетельствовало о совершенном Его согласии с Отцом. Итак, первосвященник, растерзав ризы свои, сказал: «как вам кажется»? Не объявляет своего мнения, но требует его от своих советников, как будто об очевидных преступлениях и явном богохульстве. Но так как первосвященники знали, что если дело будет исследовано и тщательно рассмотрено, то Христос окажется совершенно невинным, то и осуждают Его сами и, предупреждая слушателей, говорят: «вы слышали богохульство», едва не вынуждая тем, едва не насильно исторгая приговор. Что же отвечали эти слушатели? «Повинен смерти», – чтобы, как будто уже обвиненного, только оставалось представить Его на суд Пилата. Сознавая это, они и говорят: «повинен смерти»! Сами обвиняют Его, сами судят, сами произносят приговор, – сами все делают. Почему же они не выставили в обвинение Христа Его дело в субботу? Потому, что Он прежде часто заграждал им уста, когда они начинали говорить об этом, и притом они хотели уловить Его и осудить на основании настоящих Его слов. Итак, первосвященник, предварительно исторгнув у них это осуждение на Иисуса, и раздиранием риз своих, склонив всех на свою сторону, ведет Его как злодея к Пилату. Так он доселе действовал. Но у Пилата они ничего подобного не говорят, но что же? «Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе» (Иоан. 18:30), – желая умертвить Его как виновного в преступлении против общественного блага. Но почему они не умертвили Его тайно? Потому что хотели уничтожить и самую славу Его. Так как много было таких, которые слышали Его беседы и сильно удивлялись Ему, то враги Его стараются предать Его смерти публично, перед всеми. А Христос со своей стороны не препятствовал этому, но злобу их употребил к утверждению истины, так как через это смерть Его стала всем известной. Таким образом, случилось совсем не то, чего хотели. Враги хотели предать Его публичному позору, чтобы таким образом посрамить Его, а Он через это самое еще более прославил Себя. И подобно тому, как они говорили прежде: убьем Его, «придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Иоан. 11:48); а когда убили Его, то это с ними и случилось, – так и здесь они хотели публичным распятием повредить Его славе, но вышло напротив. А что они имели власть сами по себе предать Его смерти, это видно из слов Пилата: «возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его» (Иоан. 18:31). Но они не хотели этого, чтобы показать, что Он предан смерти как законопреступник, как самозванец, как возмутитель. Вот почему и распяли вместе с Ним разбойников; потому же и говорили: «не пиши: Царь Иудейский, но что Он говорил: Я Царь Иудейский» (Иоан. 19:21).
Все это делалось для утверждения истины, чтобы врагам не осталось даже и тени бесстыдного оправдания. Точно так же печать и стража при гробе только способствовали яснейшему обнаружению истины; то же самое должно сказать о посмеянии, злословии, поношении. Таково обыкновенно коварство: что оно злоумышляет, тем самым и разрушается. Так случилось и здесь: те, которые думали одержать верх, остались наиболее посрамленными, побежденными и низложенными; а кто казался побежденным, тот особенно прославился и одержал верх. Итак, не всегда будем искать победы, и не всегда будем избегать поражения. Иногда и победа приносит вред, а поражение пользу. Так между людьми раздраженными обыкновенно считают победившим того, кто более нанес обид; но этот-то, в самом деле, и остался побежденным жесточайшей страстью и обиженным; а кто равнодушно перенес обиду, тот победил и одержал верх. Тот не мог уврачевать даже и собственного недуга, а этот перенес чужой; тот побежден от себя, а этот восторжествовал над другим, и не только сам не сгорел, но и погасил высоко вздымавшееся пламя другого. А если бы он пожелал одержать мнимую победу, то и сам был бы побежден, и, возжегши другого, доставил бы ему тем жесточайшее страдание и таким образом оба, подобно женщинам, подверглись бы постыдному и жалкому посрамлению. Но, поступив как прилично мужу мудрому, он избежал стыда и, допустив благодушно победить себя в самом себе и в ближнем, воздвиг себе блистательный трофей победы над гневом.
4. Итак, не всегда будем искать победы. Конечно, оскорбивший обыкновенно одерживает победу над оскорбленным; но это худая победа, так как она причиняет погибель победителю. Между тем, обиженный и мнимо побежденный, когда переносит обиду великодушно, без сомнения получает блистательный венец. Во многих случаях лучше претерпеть поражение; и это даже есть самый лучший способ победы. Если бы кто ограбил кого, или нанес кому удары, или завидовал кому, то претерпевший это и не оказавший сопротивления остался бы победителем. Но что говорить о грабительстве и зависти? Влекомый на мучение также бывает победителем, когда терпит узы, биение, сечение и мучительную смерть. Как в обыкновенном сражении падение считается поражением, так у нас – победой. Мы никогда не бываем победителями, когда делаем зло; напротив, всегда побеждаем, когда терпим зло. Точно также и блистательная победа бывает тогда, когда мы терпением побеждаем обижающих нас. Отсюда видно, что эта победа от Бога, потому что она имеет свойство противное обыкновенной победе, что и служит доказательством могущества. Так и морские камни рассекают ударяющиеся о них волны; так и все святые тогда прославились и получили венцы и воздвигли себе блистательные трофеи, когда одержали такую, чуждую сопротивления победу. Не тревожься, не беспокойся; Бог дал тебе силу побеждать не сражаясь, но через одно только терпение. Не ополчайся, не выходи сам, – и ты одержишь победу; не сражайся, – и ты получишь венец. Ты гораздо сильнее самого могущественного из твоих противников. Что ты стыдишь сам себя? Не давай ему сказать, что ты победил через сражение; но пусть он изумляется твоей непобедимой силе и всем говорит, что ты победил его без сражения. Так и блаженный Иосиф прославляется за то, что терпением победил сделавших ему зло. И братья и египтянка злоумышляли против него, но он их всех победил. Не говори мне ни о темнице, где он был заключен, ни о царских палатах, где жила эта жена; но покажи, кто был поражен, и кто остался победителем, кто в скорби, и кто в радости. Египтянка не могла победить не только этого праведника, но даже собственной страсти, а он победил и ее и жестокую болезнь. Если хочешь, то выслушай самые ее слова, и ты увидишь победу: «привел к нам Еврея ругаться над нами» (Быт. 39:14, 17). Не отрок наругался над тобой, несчастная и жалкая женщина, а дьявол, который внушил тебе, будто ты можешь сокрушить адамант. Не муж твой привел к тебе отрока еврея, злоумышляющего против тебя, но злой демон, который вложил в тебя нечистую похоть; он надругался над тобой. Что же делает Иосиф? Он молчит и так же осуждается, как и Христос, потому что все, случившееся с Иосифом, служит образом того, что произошло с Христом. Иосиф был в узах, а эта женщина в царских чертогах. Но что из того? Он был славнее всякого венценосца, хотя томился в узах; а она была несчастнее всякого узника, хотя жила в царских чертогах. Впрочем, победы и поражения должно искать не только здесь, но и в самом окончании дела. В самом деле, кто достиг желаемого? Узник, а не царица. Тот старался соблюсти целомудрие, а эта хотела его лишить такового. Кто же теперь получил желаемое: тот ли, кто потерпел зло, или та, которая сделала зло? Очевидно, тот, кто потерпел зло. Таким образом, он остался и победителем. Итак, зная это, будем искать той победы, которая получается через претерпение зла, и избегать той, которая достигается через нанесение зла. Тогда мы и настоящую жизнь проведем безмятежно и совершенно спокойно, достигнем и будущих благ благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 85
«Тогда плевали Ему в лице и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам и говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя». (Матф. 26:67–68)
Безмерность преступления ругавшихся над Христом. – Страдания Спасителя – наша похвала. – Причина отречения Петра. – Согласие повествований Матфея и Марка об этом событии. – Бесполезность раскаяния Иуды. – Сознание преступления лишает оправдания осудивших Христа. – Преступление осудивших обличается их собственными действиями. – Против милости, приносимой от прибытков любостяжания. – Скорбь проповедника о необходимости заниматься служителям церкви мирскими попечениями ради дел милосердия.
1. Для чего они это делали, если хотели умертвить Его? Что была за нужда в таком издевательстве? Разве та, чтобы видел ты наглый нрав их? Подлинно, как будто найдя добычу, они обнаруживали свое исступление: порывались бешенством, совершая это торжество, со злобной радостью бросались на Него, выказывая убийственный свой нрав. Подивись же любомудрию учеников: с какой тщательностью они повествуют об этом! Здесь ясно обнаруживается их любовь к истине; то, что кажется бесчестным, они пересказывают со всей точностью, ничего не утаивают, ничего не стыдятся, но еще и за великую честь считают, – и справедливо, – что Владыка вселенной благоволил понести за нас такие страдания. Это показывало неизреченную Его попечительность и непростительную злобу тех, которые со столь кротким и тихим поступали так, как только может поступать лев с агнцем. Ничего, ничего здесь не опущено, ни с Его стороны – в кротости, ни с их – в злобе и жестокости на словах и на деле. Все это предвозвестил и пророк Исаия, так, в кратких словах, выражая это поношение: «как», говорит, «многие изумлялись, смотря на Тебя, – столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его – паче сынов человеческих» (Ис. 52:14). Что может сравниться с этим оскорблением? На то самое лицо, увидев которое устыдилось море, от которого солнце, узрев на кресте, скрыло лучи свои, – на то самое лицо плевали, то самое лицо заушали, били по голове, безмерно увлекаемые своим неистовством. Наносили удары самые жесточайшие, били по щекам, заушали, и к этим язвам присоединяли позор оплевания. Мало того, – громко повторяли едкие насмешки, говоря: «прореки нам, Христос, кто ударил Тебя», так как многие называли Его пророком. Другой евангелист (Лук. 22:64) говорит, что они закрывали при этом лицо Его одеждой, то есть, как будто имели перед собой человека самого бесчестного и ничего не стоящего. И не только свободные, но и рабы ругались над Ним с таким безумием. Об этих-то событиях должны мы читать Писание как можно чаще; о них слушать со всем вниманием; начертывать их на сердце нашем: все это для нас истинно честь. Этим я хвалюсь: хвалюсь не тысячей только мертвецов, которых воскресил Он, но и теми страданиями, которые Он претерпел. Об этом и Павел непрестанно повторяет, то есть, о кресте, о смерти, о страданиях, о поруганиях, о поношениях, о насмешках. Он то говорит: «выйдем к Нему за стан, нося Его поругание» (Евр. 13:13), то проповедует: «вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление» (Евр. 12:2). «Петр же сидел вне на дворе. И подошла к нему одна служанка и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином. Но он отрекся перед всеми, сказав: не знаю, что ты говоришь. Когда же он выходил за ворота, увидела его другая, и говорит бывшим там: и этот был с Иисусом Назореем. И он опять отрекся с клятвой, что не знает Сего Человека. Немного спустя подошли стоявшие там и сказали Петру: точно и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя. Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека. И вдруг запел петух. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде, нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И выйдя вон, плакал горько» (Матф. 26:69–75). Странное и неожиданное дело! Когда Петр видел, как только задерживали Учителя, он до такой степени воспламенился, что схватил меч и отрезал ухо; а когда надлежало большее обнаружить негодование, более воспламениться, слыша такие поругания, – тогда он отрекается! Кого, в самом деле, не привело бы в ярость то, что происходило тогда? И, однако, ученик, побежденный страхом, не только не показывает никакого негодования, но и отрекается, не сносит угрозы бедной, бессильной служанки. И не однажды, но и в другой и третий раз отрекается, и в короткое время, и не перед судьями, так как он был во дворе, и служанка спрашивала его тогда, когда он выходил за ворота. Не тотчас почувствовал он и свое падение. Лука говорит, что Иисус воззрел на него (Лук. 22:61), т. е. он не только отрекся, но и тогда, как пел петух, не вспомнил сам по себе, а надобно было, чтоб напомнил ему опять Учитель: взор служил ему вместо голоса. Так он был поражен страхом! Марк же повествует, что петух запел, когда Петр отрекся в первый раз; потом вторично запел, когда тот отрекся в третий раз (Марк 14:68–72), – то есть, точнее, пересказывает о слабости ученика и об его оцепенении от ужаса; а Марк узнал об этом от учителя своего, так как был спутником Петра. Поэтому тем более надлежит удивляться ему, что он не только не скрыл падения учителя своего, но напротив. Потому-то яснее прочих и рассказал об этом, что был учеником.
2. Но как же могут быть справедливы слова Матфея, когда он повествует, что Иисус сказал: «истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде, нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня» (Матф. 26:34), тогда как Марк, сказав о троекратном отвержении, упоминает, что «петух запел во второй раз» (Марк 14:72)? Справедливы вполне и здесь нет никакого противоречия. Так как петух в каждый прием обыкновенно кричит по три и четыре раза, то Марк и говорит об этом, желая показать, что и крик петуха не удержал Петра от падения, и не привел ему на память обещания его. Таким образом, и то и другое справедливо. Прежде, нежели петух успел кончить первый прием, Петр отрекся трижды. И когда Христос привел ему на память грех, он не осмелился плакать явно, чтобы по слезам не быть обвиненным, но «выйдя вон, плакал горько». Когда наступил день, «отвели» Иисуса от Каиафы «к Пилату» (Матф. 27:2). Так как они решились умертвить Его, но сами не могли, по причине праздника, то и ведут к игемону. Размысли же теперь, как они спешили, если даже в праздник совершили такое дело? Так было предуставлено свыше! «Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребреников» (Матф. 27:3). Это увеличивает вину и его, и их: его – не потому, что он раскаялся, а потому, что раскаялся слишком поздно и сам над собой произнес осуждение, так как сам исповедал, что предал Его; их же вину увеличивает потому, что они, имея возможность переменить свои мысли, не раскаялись. Смотри, когда Иуда раскаивается? Когда уже совершено и приведено к концу преступление. Таков дьявол: он не дает беспечным взглянуть на грех свой прежде, чем они совершат его, чтобы пойманный не раскаялся. Предатель не трогался тогда, как Иисус столько раз обличал его, но когда уже совершено преступление, пришло ему на мысль покаяние, – пришло, но уже без пользы. Конечно, заслуживает одобрения то, что он сознался, повергнул сребреники, и не устрашился иудеев; но что сам на себя надел петлю, – это грех непростительный, это дело злого демона. Дьявол отвлек его от покаяния, чтобы оно осталось для него совершенно бесполезным; он же и умертвил смертью позорной и для всех открытой, внушив ему погубить самого себя. Но ты можешь видеть, как истина сияет всюду, даже и в том, что делают, или чему подвергаются враги. В самом деле, такая смерть предателя не заграждает ли уста осудивших Иисуса и не лишает ли их всякого предлога к бесстыдному самооправданию? Что они могут сказать, когда предатель сам против себя подал такой голос? Но посмотрим и на слова, какие они говорили. «Возвратил тридцать сребреников первосвященникам», и сказал: «согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился» (Матф. 27:3–5). Не вынес мучений совести. Но смотри: и с иудеями происходит то же самое, и они, долженствуя очувствоваться после всего, что испытали над собой, останавливаются не прежде как уже совершив преступление. Грех Иуды, то есть, предательство, уже совершен, – а их грех еще не совершен. Но вот, когда и они кончили свое дело, и распяли Иисуса, то и сами приходят в смятение. То говорят: «не пиши: сей есть царь Иудейский» (Иоан. 19:2) (хотя чего ж бояться вам, отчего смущаться, когда мертвое тело уже пригвождено к кресту?), то берегут Его, говоря: «чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых; и будет последний обман хуже первого» (Матф. 27:64). Но если ученики и скажут так, то дело можно обнаружить, если оно несправедливо. Да и как похитят те, которые после того, как он был схвачен, не имели смелости остаться с Ним, а самый верховный еще трижды, и отрекся Его, не снеся угрозы служанки? Но дело в том, что они, как я сказал, уже смущались. А что они признавали дело это законопреступным, – это показывают их слова: «смотри сам».
Заметьте это вы, сребролюбцы, и подумайте, что стало с предателем? Как он и денег лишился, и согрешил, и душу погубил свою? Таково тиранство сребролюбия! Ни серебром не воспользовался, ни жизнью настоящей, ни жизнью будущей, но вдруг лишился всего и, от них же самих, получив худой отзыв, удавился. Но, как я сказал, некоторые осматриваются, сделав уже дело. Смотри же, как и эти не хотят теперь вполне почувствовать злодейской решимости, а говорят: «смотри сам», – что особенно увеличивает их вину. Это слова людей, которые сами свидетельствуют о своем злодействе и беззаконии, а между тем, будучи упоены страстью, не хотят отстать от сатанинского предприятия, и безумно прикрывают себя бессмысленной личиной притворного неведения. Если бы это сказано было после распятия, и уже после смерти Его, то и тогда даже слова эти не имели бы смысла, хотя и не столько бы обвиняли их; а теперь, когда Он еще у вас, и вы властны отпустить Его, как вы можете говорить это? Это оправдание всего более и служит к вашему осуждению. Почему так? Потому, что слагаете всю вину на предателя (говорите: «смотри сам»), тогда как можете отстать от христоубийства и отпустить Его. Но нет, они еще состязаются с Иудой в злодействе, присоединяя к предательству крест. В самом деле, что препятствовало тем, которые сказали: «смотри сам», отстать от злодеяния? Но они теперь поступают напротив, – присовокупляют убийство, и во всем, что ни делают, что ни говорят, сами себя опутывают нерасторжимыми узами зла. И после, когда Пилат предоставил им выбор, они предпочли освободить разбойника, а не Иисуса; Того же, Который ничем никого не оскорбил, а напротив, оказал столько благодеяний, убили!
3. Что делает Иуда? Когда он увидел, что трудился бесполезно, и что они не хотят принять сребреников его, бросил их в храме, и «пошел и удавился. Первосвященники, взяв сребреники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та «землей крови» до сего дня. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: и взяли тридцать сребреников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника, как сказал мне Господь» (Матф. 27:6–10). Видишь ли опять, как они осуждаются совестью? Они видели, что купили убийство, а потому не положили в сокровищницу, а купили землю горшечника для погребения странников. Вот свидетельство против них и обличение предательства! Название места громче трубы возвещает всем о гнусном их убийстве. И это делают они непросто, но – «сделав совещание», и поступают так во всем, чтобы никто не остался неповинным в этом беззаконии, но чтобы все были виновны. Это предсказано и в пророчестве. Видишь ли, как не только апостолы, но и пророки со всей тщательностью повествуют о поношениях, проповедуют всюду о страданиях и наперед предсказывают им? А иудеи не поняли этого. Если бы они положили в сокровищницу, дело не обнаружилось бы так ясно, купив же землю, они сделали все гласным и для будущих родов. Внимайте вы, которые убийствами думаете благотворить ближним, и берете цену душ человеческих. Это милостыни иудейские, или лучше сказать, сатанинские! Есть, подлинно есть и ныне такие, которые, ограбив весьма многих, считают себя совершенно правыми, если бросят десять или сто златниц. О них-то пророк говорит: «заставляете обливать слезами жертвенник» (Малах. 2:13). Не хочет Христос питаться плодами любостяжания, не принимает Он такой пищи. Зачем ты оскорбляешь Владыку, принося Ему нечистое? Лучше презреть томимого голодом, нежели кормить такой пищей. То – дело человека жестокосердого, а это и жестокосердого, и обидчика. Лучше ничего не давать, чем давать чужое. Скажи мне, если б ты увидел двух людей – одного нагого, а другого в одежде, и, раздев последнего, одел первого, то разве не неправо поступил бы ты? Всякий с этим согласится. Если же ты, и отдавая все взятое другому, обижаешь только, а не милуешь, то тогда, когда даешь только малейшую часть из похищенного, и называешь это милостыней, – какого не достоин ты наказания? Если приносившие хромое животное подвергались суду, то ты, который делаешь хуже, какого можешь ожидать прощения? В самом деле, если в ветхом завете хищник, возвращавший самому владельцу похищенное, все еще оставался неправ и притом до такой степени, что даже и тогда, как уплачивал вчетверо против похищенного, едва смывал вину свою, то подумай, какой огонь собирает на голову свою тот, кто не только похищает, но делает еще насилие, и притом возвращает не самому ограбленному, а вместо него отдает другому, и не только вчетверо, но и половины не возвращает, живя притом не в ветхом, а в новом завете? Если такой хищник остается не наказанным, то рыдай о нем по тому самому, что он собирает себе тягчайший гнев, если он не покается. Думаете ли вы, говорил Спаситель, что только те одни были грешны, на которых упал столп? «Ни, глаголю вам: но если не покаетесь», то и вы потерпите то же самое (Лук. 13:5). Итак, покаемся, и дадим милостыню не из прибытков любостяжания, дадим милостыню щедрую. Представьте себе, как иудеи питали восемь тысяч левитов, кроме них – вдов, сирот, притом исполняли многие и другие должности, а также бывали и на войне. Ныне же Церковь сама содержит поля, дома, дает поземельную за дома, содержит колесницы, конюхов, мулов и другое многое, для вас же, и по причине вашего жестокосердия. Надлежало бы этим сокровищам церковным находиться в руках ваших, а доходом церкви должно бы служить ваше усердие. Теперь же проистекают из этого две следующие несообразности: и вы остаетесь без плода, и священники Божьи не занимаются надлежащим делом. Ужели за апостолами не могли оставаться дома и поля? Почему же они продавали их и раздавали все? Потому что так лучше было.
4. Но ныне, когда вы до безумия заняты житейскими попечениями, когда вы только собираете, а не расточаете, – страх объял отцов ваших на счет участи вдов, сирот и дев, как бы не сгибли толпы этих несчастных от голода, а потому они принуждены были установить такой порядок. Они совсем не хотели заниматься сами такими неподобающими делами; они желали, чтобы только ваше усердие было их собственностью, чтобы от него получить все плоды, а самим бы пребывать в молитвах. Теперь же вы принудили их подражать людям мирским, живущим хозяйством: отсюда все извратилось. В самом деле, когда и вы, и мы занимаемся одним и тем же, то кому умилостивлять Бога? Мы не смеем отверзть уст, так как церковь является уже ничем не лучше людей мирских. Разве вы не знаете, как апостолы не хотели разделять имений, даже и без труда собранных? А ныне наши епископы в подобных заботах превзошли самих приставников, экономов и корчемников, и в то время как им надлежало бы печься о ваших душах, они каждый день озабочены тем, чем обыкновенно занимаются сборщики, приемщики, счетчики и казначеи. Не напрасно я говорю об этом и изливаю скорбь мою. Я желал бы видеть какое-нибудь исправление и перемену; желал бы, чтобы над нами, удрученными столь тяжким рабством, сжалились, наконец, чтоб вы сделались опять для Церкви и доходом, и сокровищем. Если же не хотите, то вот нищие перед глазами вашими. Скольких можем, не перестанем питать мы; а тех, кого не будем в состоянии призреть, предоставляем вам, – чтобы не услышали вы в страшный день этих слов, относящихся к немилостивым и жестоким: вы Меня видели алчущего, и не напитали. Ваше бесчеловечие и нас вместе делает смешными, когда мы, оставив молитву и учение, и другие святые занятия, толкаемся и день и ночь, одни с виноторговцами, другие с хлеботорговцами, третьи с торговцами иного рода. Отсюда ссоры и споры, ежедневная брань, упреки и насмешки; отсюда священнику дают имена, приличные более в мирском хозяйстве, между тем как надлежало бы заменить их совсем другими, и заимствовать наименования от тех действий, от которых заповедали заимствовать и апостолы: от питания нищих, от защиты обижаемых, от попечения о странных, от вспомоществования бедствующим, от смотрения за сиротами, от заступления вдов, от покровительства дев. Эти-то служения и следовало бы выделить себе, вместо попечения об имениях и жилищах. Они-то составляют дорогие редкости и приличные сокровища Церкви, они-то доставляют нам великое удобство, а вам пользу, или лучше, вам же – и удобство, и пользу. Думаю, что благодатью Божьей число собирающихся сюда простирается до ста тысяч; и если бы каждый хотя по одному хлебу подавал нищей братии, то все были бы в изобилии; или если бы каждый уделял по одному оболу (полушке), тогда и бедных не было бы, и мы не стали бы претерпевать столько поношений и осмеяний за заботливость о стяжаниях. Ведь слова: «продай имение твое и дай нищим, и потом иди за Мной» (Матф. 19:21) прилично могут быть сказаны и первостоятелям Церкви, на счет церковных имуществ. Никому нельзя следовать за Христом надлежащим образом иначе, как оставив всякую грубую и низкую заботливость. Ныне же священники Божьи хлопочут и о собирании винограда, и о жатве, и о продаже, и о покупке вещей. Служившие сени были совершенно свободны от всего этого, хотя им и вручено было служение телесное; а мы, призываемые в самое святилище небес, входящие в истинное святое святых, принимаем опять на себя заботы, свойственные купцам и корчемникам. Отсюда и большое небрежение о Писании, и леность в молитвах, и нерадение обо всем прочем. Нельзя же ведь с одинаковым старанием делить себя на то и другое. Поэтому я прошу и умоляю открыть для нас источники обилия, да сделается ваше усердие и гумном, и точилом нашим. Таким образом и нищие удобно будут питаемы, и Бог будет неумолчно прославляем, и вы, оказывая более успехов в человеколюбии, насладитесь некогда вечных благ, коих все да удостоимся получить благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 86
«Иисус же стал перед правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус сказал ему: ты говоришь. И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал». (Матф. 27:11–12)
В каком смысле Христос исповедует Себя царем. – Почему Он не отвечал на клеветы обвинителей. – Виновность Пилата и народа. – Пороки нужно искоренять в самом начале. – Малые грехи требуют больше труда и тщания, чем большие. – Отчаяние губит более греха. – Грех прикрывает себя иногда личиной благочестия. – Знание Писания – средство для ограждения от путей погибели.
1. Видишь ли, как, прежде всего, подвергают исследованию то, что особенно всегда смущало иудеев? Так как они видели, что Пилат не обращает никакого внимания на дела закона, то обращаются к обвинению в гражданском преступлении. Так поступали они и с апостолами; то же всегда выставляли на вид и говорили, что галилеяне ходят повсюду и проповедуют некоего царя Иисуса: как бы о простом каком человеке упоминали они об Иисусе, и старались возбудить против Него подозрение в замыслах властолюбия. Отсюда видно, что и раздирание риз, и ужас первосвященника – были одно притворство. Все вели они и направляли к тому, чтобы подвергнуть Его смерти. Итак, вот о чем вопросил Пилат! Что же отвечает Христос? «Ты говоришь». Он исповедует Себя царем, но царем небесным; так Он и в другом месте яснее сказал, когда отвечал Пилату: «Царство Мое не от мира сего» (Иоан. 18:36), – и это для того, чтобы ни иудеи, ни Пилат, обвинявшие Его за объявление Себя царем, не имели оправдания. И приводит непререкаемую причину этому, говоря: «если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан». Вот почему, чтобы отклонить от Себя такое подозрение, Он платил и сам дань, и другим повелел платить, и когда хотели Его сделать царем, Он удалился. Почему же, – скажешь, – не обнаружил Он этого, когда обвиняли Его в замыслах властолюбия? Потому что они, имея в делах Его бесчисленные доказательства Его силы, кротости, смирения, сами себя ослепляли, замышляли злое, и учиняли беззаконный суд. Поэтому Он ни на что не отвечает, но молчит; а для того, чтобы постоянным молчанием не навлечь на Себя укоризны в гордости, отвечает кратко, – как, например, когда заклинал архиерей, когда вопрошал игемон. На клеветы же их не отвечал ничего, так как не намерен был убеждать их. Об этом и пророк, предсказывая, говорил: «во смирении Его суд Его взятся» (Ис. 53:8). Игемон дивился этому. Да и надобно было удивляться, видя такую кротость и молчаливость в Том, Кто мог сказать весьма многое. Сами они обвиняли Его не потому, что сознавали в Нем что-нибудь худое, но по одной зависти и ненависти. В самом деле, когда и выставленные ими лжесвидетели не нашлись что сказать, – зачем было еще настаивать? Для чего, видя, как Иуда погиб, и Пилат умыл руки, не сокрушились они сердцем? Так много и тогда Он сделал для того, чтобы привести их к раскаянию, но они не сделались от того лучшими. Что же Пилат? «Не слышишь, сколько свидетельствуют против Тебя» они (Матф. 27:13)? Пилат хотел освободить Его, если бы Он стал защищать Себя, а потому и сказал это; когда же Иисус ничего не отвечал, он вымышляет другое средство. Какое же? У них был обычай – отпускать одного из виновных. Этим-то средством Пилат и попытался освободить Его. Если вы не хотите, сказал он, отпустить Его, как невинного, то отпустите хотя как виновного – для праздника. Видишь ли извращение порядка? Обычай был такой, чтобы народ просил об осужденных, а игемон должен был отпускать. Теперь же происходит наоборот: игемон просит об этом народ, и, однако, они не укрощаются, а еще более свирепеют и подымают крик, неистовствуя от зависти. Они ничего не могли сказать в обвинение Его, несмотря даже на то, что Он молчал; так много было доказательств правоты Христа, что они изобличались и при молчании Его. Молчавший побеждал без умолку говоривших и неистовствовавших. «Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» (Матф. 27:19). Смотри, вот и еще обстоятельство, которое могло всех их отвлечь от их намерения. После доказательств, заключавшихся в делах, не маловажная вещь была и сон. Но почему же не сам Пилат видит его? Или потому, что жена была более достойна его, или потому, что если бы видел он, то не поверил бы ему, и даже, быть может, не сказал бы о нем. Поэтому так и устраивается, что видит этот сон жена, чтобы это сделалось известным для всех. И не просто видит она сон; но и страдает много, чтобы муж, хотя бы из сострадания к жене, помедлил совершать убийство. Тому же содействовало и самое время: она видела в ту же ночь сон. Но для него, скажут, не безопасно было отпустить Иисуса, так как говорили, что Он творит Себя царем. Поэтому следовало потребовать и рассмотреть доказательства, улики, все признаки властолюбия, какие только могли быть, – например, не набирал ли Он войска, не собирал ли денег, не заготовил ли оружия, или не замышлял ли что-нибудь подобное. Но Пилат просто склоняется на их сторону, а потому Христос не оставляет безвинным и его: «предавший Меня» тебе, говорит, «более греха на нем» (Иоан. 19:11). Итак, слабость была причиной того, что он уступил и, бив бичами, предал. Он не имел мужества, был слаб; архиереи же были злобны и лукавы. После того, как он нашел некоторый предлог, именно закон о празднике, повелевающий отпускать осужденного, что предпринимают против этого они? Убедили народ, сказано, «просить Варавву» (Матф.27:20).
2. Видишь ли, с какой предусмотрительностью заботится Он о том, чтобы избавить их от греха, и с какой тщательностью стараются они не оставить для себя и тени к своему оправданию? Что надлежало делать: уличенного ли отпустить преступника, или сомнительного? Если позволено было отпускать одного из уличенных преступников, то тем более сомнительного. И, конечно, Иисус не казался для них худшим явных человекоубийц. Евангелист не просто сказал: имели разбойника, но: разбойника известного, знаменитого по своим злодеяниям, совершившего бесчисленные убийства. И, все-таки, они предпочли его Спасителю вселенной, и не посовестились ни святого времени, ни законов человеколюбия, ни другого чего-либо подобного. Зависть совершенно ослепила их. Будучи сами злы, они развращали и народ, чтобы и за обольщение его понести тягчайшую казнь. Итак, когда просили они Варавву, то Пилат сказал: «что же я сделаю Иисусу» (Матф. 27:22)? Вопросом этим он опять хотел образумить их; предоставляя им свободу в выборе, он хочет, чтобы они, хотя бы по чувству стыда испросили Иисуса, и, таким образом, все стало бы делом их великодушия. Если бы сказал он, что Иисус ни в чем не согрешил, то вызвал бы в них только большее упорство; когда же просил спасти Его по чувству человеколюбия, то против этой просьбы и убеждения нечего было прекословить им. Но они, не смотря и на это, говорили: «да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего» (Матф. 27:22–24). Зачем же предаешь? Почему не исхитил Его, как Павла сотник? И этот знал также, что он угодил бы иудеям; и из-за Павла было возмущение и смятение; и, однако, он мужественно стал против всего. Но Пилат действует весьма малодушно, слабо. Все провинились: ни Пилат не восстал против черни, ни чернь против иудеев; и никому из них нет ни откуда оправдания: они «еще сильнее кричали», то есть, еще более кричали: «да будет распят». Хотели не только убить, но и убить, как за худое, и когда судья противился, они только упорствовали, крича одно и то же. Видишь ли, сколько сделал Христос для того, чтобы приобрести их? Как Иуду часто отклонял Он от его намерения, так удерживал и этих, и во все время благовествования Своего и во время самого суда. В самом деле, когда они видели, что игемон-судья умывает руки и говорит: «невиновен я в крови Праведника Сего», то и слова и дела убеждали их к раскаянию, равно как и тогда, когда Иуда удавился, и сам Пилат увещевал их взять на казнь другого вместо Иисуса. Когда обвинявший и предавший Его осуждает сам себя, и тот, который должен произносить решение, снимает с себя ответственность, и видение является в ту же ночь, и Пилат просит у них Его, как осужденного, то, как могут они оправдаться? Если они и не хотели объявить Его невинным, то не надлежало, по крайней мере, предпочесть Ему разбойника, разбойника отъявленного и весьма известного. Что же они? Когда увидели, что судья умывает руки и говорит: «невиновен я, кричали: кровь Его на нас и на детях наших» (Матф.27:25). И тогда уже, как они сами произнесли на себя определение, он дозволил им все. Смотри же, сколь велико и здесь их безумие! Такова ярость, такова злая страсть: она не позволяет видеть то, что должно видеть. Пусть так, что вы самих себя прокляли; для чего навлекаете проклятие и на детей? Впрочем, человеколюбивый Господь, хотя они и неистовствовали так безумно против себя и детей, не подтвердил согласием этого приговора не только по отношению к детям, но и по отношению к ним самим; но даже и из них самих принял покаявшихся и удостоил бесчисленных благ. И Павел был из числа их, и многие тысячи уверовавших в Иерусалиме («видишь, брат», говорил Иаков, «сколько тысяч уверовавших Иудеев» – Деян. 21:20) были также из этих. Если же некоторые остались, то себе самим должны вменить мучение их ожидающее. «Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие» (Матф. 27:26). Для чего же бил? Или как осужденного, или – чтобы дать вид суда, или – чтобы угодить иудеям. Во всяком случае, надлежало сопротивляться. И прежде этого он сказал: «возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его» (Иоан. 18:31). Да и много было такого, что могло остановить и его, и иудеев, именно: и знамения, и чудеса, и великое незлобие Страдальца, и особенно – неизреченное Его молчание. Если Он и защитой Себя и молитвой показывал, что Он человек, то с другой стороны Своим молчанием и презрением к их словам обнаруживал Свое величие и высокое достоинство – всем этим заставляя их удивляться Себе. Но ничто не подействовало на них.
3. Так-то, когда как бы опьянением разум бывает объят какой-нибудь безумной страстью, то трудно уже прийти в настоящее свое положение, разве только падающая душа имеет особенное мужество. Худое, очень худое дело поддаваться подобным худым страстям, а потому надлежит всячески отражать их и возбранять им вход. Они, как скоро займут душу и станут обладать ей, то, как огонь, падающий на сухие дрова, возжигают в ней страшный пламень. Поэтому молю вас, употребляйте все, чтобы заградить им вход, и не давайте места какому бы то ни было злу, успокаивая себя душепагубным рассуждением: что за важность в том или в этом? Отсюда-то рождаются бесчисленные виды зла. Коварный дьявол употребляет большие (хитрости и насилие и) послабление к погибели человека, и начинает действия свои с малого. Смотри: хотел он довести Саула до того, чтобы тот пошел слушать болтовню чревовещательницы. Если бы он в начале стал внушать это Саулу, то Саул, конечно, не послушал бы его. Как, в самом деле, послушал бы тот, кто сам преследовал волхвования? Поэтому он неприметно и мало-помалу приводит его к тому. И, во-первых, когда не послушал Саул Самуила, и в отсутствие его дерзнул принести всесожжение, то, будучи обвиняем, говорит, что большая нужда настояла со стороны врагов; и в то время, как должен был рыдать, оставался спокоен, как бы ничего не сделал. Потом Бог повелел истребить амаликитян, – но он и этого не исполнил. Далее следовали злые умыслы его против Давида, – и, таким образом, неприметно и мало-помалу поскальзываясь, он не мог уже остановиться, пока, наконец, не вверг себя в самую бездну погибели. Так случилось и с Каином. Дьявол не тотчас увлек его на убийство брата, так как он и не успел бы убедить его; но, во-первых, склоняет его принести в жертву худшее, внушая ему, что в этом нет греха; во-вторых, возжег в нем ненависть и зависть, уверяя, что ничего и в этом нет; в-третьих, убедил умертвить брата и запираться перед Богом в гнусном смертоубийстве; и не прежде отступил от него, пока не довел до крайнего зла. Итак, надобно отражать зло в начале; даже и в том случае, если бы первые преступления и не влекли за собой дальнейших, и тогда нельзя пренебрегать ими; между тем они доходят и до большего, когда душа вознерадит. Поэтому нужно употреблять все средства, чтобы истреблять пороки в самом начале. Не смотри на то, что грех сам по себе мал, но помни, что он бывает корнем великого зла, когда вознерадят о нем. Сказать ли тебе достойное удивления? Не столько требуют тщания и трудов большие грехи, сколько, напротив, малые и незначительные. Отвращаться первых заставляет самое свойство греха; а малые, по тому самому, что малы, располагают нас к лености и не позволяют мужественно восстать на истребление их. А потому они скоро и делаются великими, если мы спим. Так обычно бывает и с телом. Так и в Иуде родилось это великое зло. Если бы он не думал, что будто бы неважное дело – красть имущество бедных, то, конечно, не впал бы и в грех предательства. Также если бы иудеям не представлялось маловажным то, что они пленены тщеславием, то, конечно, не дошли бы до христоубийства. Да и всякое зло обыкновенно совершается так. Ведь никто не впадает в нечестие скоро и вдруг. В душе нашей, несомненно, есть некоторый прирожденный стыд греха и уважение к добру, и невозможно ей вдруг дойти до такого бесстыдства, чтобы отринуть все зараз, напротив, она нисходит до крайней погибели неприметно, мало-помалу, когда вознерадит. Так вошло в мир и идолопоклонство, когда стали выше меры чтить людей, как живых, так и умерших. Так же стали поклоняться изваянным. Так, наконец, усилилось блудодейство и другие пороки. Смотри также: один безвременно посмеялся, другой укорил; иной отринул страх, говоря: это ничего. Что за важность – посмеяться? Что от этого может произойти? От этого происходят пустые разговоры, отсюда срамословие, а потом позорные поступки. Еще иной, когда его упрекают, что он поносит ближнего, насмехается и злословит, презирает это, и говорит, что злословить другого ничего еще не значит. На самом же деле отсюда рождается безмерная ненависть, непримиримая вражда, бесконечные укоризны; а от укоризн – драки; а от драк часто и убийство.
4. Итак, этот лукавый демон от малого доводит до большего, а от большего доводит до отчаяния, изобретая, таким образом, другой способ, не менее пагубный. Подлинно, не столько губит грех, сколько отчаяние. Согрешивший, если будет бодрствовать, покаянием скоро исправляет свой проступок; а кто отчаивается и не кается, тот потому и остается без исправления, что не употребил врачевства покаяния. Есть еще и третья, самая опасная, хитрость у дьявола, именно: когда он облекает грех личиной благочестия. Но где же, скажешь, можно видеть, чтобы дьявол настолько усиливался, чтобы и до этого доходил в своих обманах? Слушай – и остерегайся его замыслов. Христос повелел через Павла (1Кор.7), чтобы жена не отлучалась мужа, и чтобы не лишали друг друга, разве по согласию; но некоторые, по любви к воздержанию оставив мужей своих, как будто бы в самом деле это было дело благочестия, ввергли их в прелюбодеяние. Итак, подумай, какое это несчастье, что понесшие столько труда обвиняются, как будто учинившие великое зло, и как сами подвергаются крайнему наказанию, так и сожительствовавших с ними повергают в бездну погибели. Еще: иные, воздерживаясь, по заповеди поста, от пищи, мало-помалу дошли до того, что гнушаются пищей; а это приносит им величайшее наказание. То же бывает, когда свои предвзятые мнения оправдывают вопреки смыслу Писания. Некоторые из коринфян думали, что вкушать все без различия, даже и запрещенное, означает совершенство (1 Кор, гл. 8); но это было делом не совершенства, а крайнего заблуждения. Поэтому и Павел сильно запрещает им это и говорит, что они подлежат за это крайнему наказанию. Другие еще думают, что убирать волосы на голове означает благочестие. Напротив, и это запрещено, и есть дело очень постыдное. Иным, опять-таки, кажется, что они получат великую пользу, если безмерно станут скорбеть о грехах; но и это относится к умыслам дьявольским, как показал на себе Иуда, который от того и удавился. Поэтому и Павел боялся, как бы не потерпел чего подобного соблудивший, и увещевал коринфян скорее простить его, «дабы он не был поглощен чрезмерной печалью» (2Кор. 2:7). Потом, показывая, что это есть одна из сетей дьявола, говорит: «чтобы не сделал нам ущерба сатана, ибо нам не безызвестны его умыслы» (2Кор. 2:11), – то есть, что он приступает к нам с великой хитростью. В самом деле, если бы он ратовал явно, то легко и удобно было бы побеждать его. Но нам легко будет и ныне победить его, если будем бодрствовать; против всех этих коварств Бог снабдил нас оружием. Слушай, что говорит Он, желая убедить нас, чтобы мы не пренебрегали ничем малым: «кто скажет брату своему: безумный, подлежит геенне огненной» (Матф. 5:22); и тот, кто смотрит похотливыми глазами, совершенный есть прелюбодей. Также и смеющихся называет несчастными; и везде истребляет начатки и семена зла и говорит, что и за праздное слово отдадим ответ. Вот почему и Иов очищал даже и помышления детей своих (Иов. 1:5). А о том, что не надобно отчаиваться, так говорит Писание: «разве, упав, не встают и, совратившись с дороги, не возвращаются» (Иер. 8:4)? И еще: «разве Я хочу смерти беззаконника? Не того ли, чтобы он обратился от путей своих и был жив» (Иез. 18:23). Также: «если бы вы ныне послушали голоса Его» (Пс. 94:7). И много других подобных слов и примеров находится в Писании. А о том, чтобы нам не погибнуть под видом благочестия, послушай, что говорит Павел: «дабы он не был поглощен чрезмерной печалью» (2Кор. 2:7). Зная же это, оградим себя от всех путей, гибельных для беззаботных, знанием Писания. Не говори: что в том, если я пристально посмотрю на красивую женщину? Если ты в сердце учинишь прелюбодеяние, то скоро осмелишься сделать это и плотью. Не говори: что в том, если я пройду мимо этого нищего? Если ты пройдешь мимо него, то пройдешь и мимо другого, а после этого – и третьего. И опять, не говори: что и в том, если пожелаю собственности ближнего? Это-то именно и погубило Ахава, хотя он и цену давал, но брал против желания владевшего (3Цар. 21). Покупающий не должен делать насилия, а должен убеждать. Если же тот, кто давал надлежащую цену, так осужден был за то только, что взял против согласия другого, то какого наказания достоин тот, кто не только делает это, но похищает насильственно, и при том, живя под благодатью? Итак, чтобы не понести нам наказания, будем блюсти себя чистыми от всякого насилия и хищничества, будем оберегать себя не только от грехов, но и от их начатков, и со всем тщанием возревнуем о добродетели. Таким образом, мы насладимся и вечных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 87
«Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетя венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь перед Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский!» (Матф. 27:27–29)
Тяжесть оскорблений, понесенных Христом. – Польза всенародного и частного чтения истории страданий Христа. – Старание иудеев опорочить славу Христа и его безуспешность. – Примером своих страданий Христос научает долготерпению. – Польза, получаемая от оскорблений. – Как можно научиться спокойному перенесению обид. – Должно не гневаться на обижающих, а скорбеть о них. – Уважающий самого себя никем не может быть обесчещен.
1. Как будто по какому уговору ликовал тогда со всеми дьявол. Пусть, в самом деле, ругались над Христом иудеи, истаивая от зависти и ненависти; но каким образом и почему воины делали это? Не явно ли, что дьявол тогда со всеми пиршествовал? До того они были жестоки и неукротимы, что из оскорблений, наносимых Христу, делали себе удовольствие. Им надлежало удержаться от этого, надлежало плакать по примеру народа; но они не делали этого, а напротив, оскорбляли Его, нападали на Него нагло, может быть, желая тем угодить иудеям, или делая это только по своему злонравию. И оскорбления были различные и многообразные. Эту божественную голову то заушали, то уязвляли терновым венцом, то били тростью люди скверные и нечистые. Какой после этого мы дадим ответ, – мы, которые гневаемся за каждую обиду нам наносимую, тогда как Христос претерпел такие страдания? А то, что совершали с Ним, было крайней степенью поругания. Не часть одна, а все тело терпело страдания: голова – от венца, трости и ударов, лицо – от плеваний, ланиты – от заушений, все тело – от бичевания, одеяния хламидой и притворного поклонения, рука – от трости, которую дали держать Ему вместо скипетра, уста – от поднесения уксуса. Что может быть тяжелее этого? Что обиднее? Поистине, происходившее превосходит всякое описание. Как бы боясь, чтобы не опустить какой-либо наглости, они, убивавшие пророков своими руками, Христа умерщвляют по определению судьи. Они все делают: и убивают своими руками, и судят, и осуждают, и на своем суде, и перед Пилатом, говоря: «кровь Его на нас и на детях наших»; нападают с неистовством, издеваются, связывают, отводят, делаются виновниками оскорблений, нанесенных воинами, пригвождают к кресту, поносят, оплевывают, насмехаются. Пилат здесь ничего не присоединял со своей стороны: они сами все делали, сами были и доносчиками, и судьями, и палачами, и всем. И это у нас прочитывается при всеобщем собрании. Чтобы не сказали нам язычники: вы показываете народу только блистательное и славное, например – знамения и чудеса, а позорное скрываете, благодать святого Духа так устроила, что все это прочитывается у нас во всенародный праздник, именно в великий вечер Пасхи, когда мужи и жены предстоят в большом множестве; когда стекается целая вселенная, тогда и проповедуется это громким голосом. И, несмотря на то, что это читается и сообщается всем, мы веруем, что Христос есть Бог; и как по другим причинам, так и потому поклоняемся Ему, что Он благоволил до того снизойти для нас, что претерпел такие страдания и научил нас всякой добродетели. Но и всегда должны мы читать это, потому что великая отсюда происходит прибыль, великая польза. В самом деле, когда ты видишь, как и на словах, и на деле насмехаются над Ним, с каким издевательством склоняются перед Ним, как тяжко заушают Его и заставляют терпеть крайние страдания, – то хотя бы ты был бесчувственным камнем, сделаешься мягче воска, и изринешь из сердца твоего всю надменность. Слушай же, что следует далее. После того, как насмеялись над Ним, «повели Его на распятие» (Матф. 27:31), и, обнажив Его, взяли себе одежды Его и, сев, выжидали, когда Он испустит дух. И разделили одежды Его, как это обыкновенно бывает с осужденными самого низкого рода, с отверженными, с беззащитными и беспомощными; разделили те ризы, которые произвели столько чудес, и которые, однако же, не оказывали тогда никакого действия, так как Христос удерживал Свою неизреченную силу. И этот поступок составляет немаловажное прибавление к их сумасбродству: они, как я сказал, во всем поступали с Ним, как с бесчестным и презренным, как самым последним человеком. С разбойниками ничего подобного они не делали, а против Христа достало у них дерзости на все это. Его и распяли посреди их, чтобы Он разделил с ними их худую славу. «Дали Ему пить уксуса» (Матф. 27:34), – и это с целью надругаться: «Он же не хотел пить». Другой же повествует, что, отведав, Он сказал: «совершилось» (Иоан. 19:30)! Что же значит это слово: «совершилось»? Совершилось о Нем пророчество: «и дали», говорит, «мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом» (Псал. 68:22). Впрочем, и этот не показывает, что Он пил. Нет различия – отведать что-нибудь только и не пить: это означает одно и то же. Но и здесь еще не конец их неистовству. После того, как обнажили Его, распяли, подносили уксус, они идут еще далее: смотря на пригвожденного к кресту, поносят и они сами, и мимо проходящие; и что было всего тяжелее, Он терпел страдания как бы льстец и обманщик, как гордый и пустой самохвал. Для того они и распяли Его всенародно, чтобы в глазах всех ругаться над Ним; для того распяли и руками воинов, чтобы под предлогом, что приговор произнесен в народном судилище, тем свободнее предаваться неистовству.
2. И кого бы не смягчил народ, последующий за Ним и рыдающий? Но только не этих зверей. Вот почему Он тех и удостоил ответа, а этих не удостоил. После того, как сделали все, что хотели, стараются опорочить и славу Его, страшась Его воскресения. С этой целью они всенародно говорят об этом, распинают с Ним разбойников, и, желая огласить Его льстецом, говорят: «Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого» (Матф. 27:40). Когда, тщетно просив Пилата снять вину (а вина была написана такая: «царь Иудейский» – Иоан. 19:21–22), они не успели в намерении (он воспротивился им, сказав: «что я написал, то написал»), – тогда они уже ругательствами своими старались показать, что Он не царь. Поэтому они, кроме тех слов, говорили и следующие: «если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста» (Матф. 27:42); и еще: «других спасал, а Себя Самого не может спасти», – и покушались, таким образом, омрачить и прежние знамения Его. Также: «уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему». О, скверные и пребеззаконные! Что же: пророки разве не были пророками, или праведные – праведными, оттого, что их Бог не исхитил от напастей? Они оставались таковыми, хотя и претерпевали страдания. Что может сравниться с вашим безумием? Если их слава не омрачилась бедствиями, наведенными вами на них, но они остались пророками и при всех страданиях, которые терпели, то тем более не надлежало вам соблазняться о Христе, Который и делами, и словами искоренял в вас эту мысль. Впрочем, говоря и делая это, они ничего не успели даже в самое это время. Тот, который погибал в крайнем нечестии, который все время жизни своей провел в убийствах и грабежах, в то время, как сказано было это, исповедал Его и вспомнил о царствии; равно и народ плакал о Нем. Хотя несведущим строения тайны казалось, что все происходившее свидетельствовало о противном, – именно, что Он слаб и бессилен, – но истина и самыми противными обстоятельствами усилилась. Итак, слыша это, вооружимся против всякого возмущения сердечного, против всякого гнева. Если увидишь, что сердце твое возгорается, огради грудь твою крестным знамением: вспомни что-нибудь из случившегося тогда, – и этим воспоминанием ты рассеешь всякое возмущение духа, как прах. Помысли о словах, делах; помысли, что Он Владыка, а ты – раб. Он пострадал для тебя, а ты для себя; Он за облагодетельствованных Им и вместе распявших Его, а ты за себя самого; Он за причинявших Ему оскорбления, а ты часто за обиженных тобой; Он – в глазах целого города, даже всего народа иудейского, в глазах пришельцев и соотечественников, которым Он изрекал человеколюбивые глаголы, а ты – в присутствии нескольких. А что всего обиднее, Он оставлен был и самими учениками. Те, которые прежде услуживали Ему, убежали от Него; а враги и противники – иудеи, воины, с обеих сторон разбойники, окружая Распятого, досаждали, укоряли, поносили, насмехались, хулили: и разбойники оба поносили и хулили Его. Но как же Лука говорит (Лук. 23:40), что один из разбойников поносил Его? И то, и другое было; сперва хулили оба, а после не так уже. Чтобы ты не подумал, будто бы это произошло по какому-то согласию, или что разбойник не был разбойником, – евангелист его ругательством доказывает тебе, что сперва на кресте был разбойник и враг, но внезапно изменился. Итак, обо всем этом размышляя, подумай: что потерпел ты подобное тому, что понес Господь твой? Ты посрамлен публично? Но, конечно, не так. Ты наказан? Но, конечно, не по всему телу, и не столько обнажен и замучен. Если и заушали тебя, то опять не так.
3. Прибавь к этому: от кого, за что, когда? И что всего тяжелее, – на происходившее тогда никто не жаловался, никто не обнаруживал негодования; напротив все хвалили, все вместе смеялись и посрамляли, поносили Его как обманщика, самохвала и льстеца, который не может оправдать делами слов своих. Но Он совершенно молчал, подавая нам неоцененное врачевание – долготерпение. А мы, слушая это, не умеем быть терпеливыми даже и перед рабами своими, но пуще диких ослов скачем и бьем ногами; люты и бесчеловечны бываем против обижающих нас, а о том, что касается до Бога, заботимся мало. Таковы же остаемся и в отношении к друзьям: если кто обидит нас, никак не стерпим; если досадит кто, мы свирепствуем более зверей, мы, которые читаем это ежедневно. Один ученик предал, прочие, оставив Его, убежали; те, которые облагодетельствованы, плевали на Него; слуга архиереев заушал; воины били по ланитам; мимо проходящие насмехались и поносили; разбойники также укоряли; и Он никому не отвечал ни слова, но всех победил молчанием, самым делом научая тебя тому, что чем более ты будешь переносить все с кротостью, тем легче победишь несправедливо поступающих с тобой, и всех заставишь удивляться тебе. Кто, в самом деле, не подивится тому, кто с кротостью переносит обиды, наносимые со стороны дерзких поносителей. Подобно тому, как тот, кто хотя и законно страдает, но переносит бедствия с кротостью, многими считается за невинного страдальца, так, напротив, тот, кто страдает и невинно, но от нетерпения неистовствует, навлекает подозрение, будто он терпит достойное, и становится предметом смеха, как пленник, увлекаемый гневом, потерявший свое благородство. Такой человек недостоин называться и свободным; хотя бы управлял тысячами слуг. Но тебя кто-нибудь сильно раздражил? И что же в том? Теперь-то и надлежит показать свое любомудрие. Мы и зверей видим кроткими, когда их никто не раздражает; не всегда и они свирепствуют, а когда только кто раздразнит их. Итак, если и мы только тогда остаемся спокойными, когда никто нас не раздражает, то чем мы превышаем зверей? Они не без причины часто мечутся, и могут быть извинены, так как ярятся оттого, что их раздражают и бьют; сверх того, у них нет рассудка и они от природы получили зверство. Но когда ты свирепствуешь и зверствуешь, скажи мне, в чем можешь найти себе извинение? Какое зло потерпел ты? Ограблен ли? Потому-то ты и должен перенести это, что тем самым приобретаешь большее. Обесславлен ли? Что же в этом? Ты сам от того не меньше стал, если ты рассудителен. Если же ты ничего не потерпел худого, то почему гневаешься на того, кто не только не причинил тебе зла, но принес еще и пользу? Те, которые уважают нас, усыпляют и разнеживают нас; напротив, обижающие и презирающие делают более терпеливыми тех, которые внимательны к себе. Ленивые более терпят вреда, когда их уважают, нежели тогда, когда оскорбляют их. Оскорбляющие заставляют нас умудряться, когда мы бодрствуем над собой; а те, которые хвалят нас, умножают в нас надменность, возбуждают гордость, тщеславие, беспечность, и делают душу изнеженной и слабой. Это доказывают те отцы, которые не столько ласкают своих детей, сколько бранят, боясь, как бы они не потерпели вреда от снисхождения; то же средство употребляют и учители. Поэтому, если кого следует отвращаться, то именно льстецов, а не оскорбляющих нас: больше приносит вреда лесть, нежели обида. Ласкательство есть приманка для неосторожных, и от нее труднее предостеречься, нежели от той; да и больше за то награды, более славы. И подлинно, более достойно удивления видеть человека, которого оскорбляют и он не возмущается, чем такого, которого бьют, поражают, и он не падает. Но как возможно, скажешь ты, не возмущаться. Обидел ли кто тебя? Огради крестным знамением грудь; вспомни все, что происходило на кресте – и все погаснет. Не думай об одних обидах, но вспомни вместе и о добре, какое ты когда-нибудь получил от обидевшего; и тотчас станешь кротким. Особенно же и, прежде всего, приведи на мысль страх Божий, и вскоре сделаешься умерен и покоен.
4. Кроме того, возьми пример в этом случае и с рабов своих. Когда видишь, что ты бранишься с кем-нибудь из них, а тот молчит, то представь, что можно быть благоразумнее, и укори себя за свое раздражение. Во время самых обид приучайся не оскорблять другого, и тогда, будучи оскорбляем, не будешь чувствовать скорби. Представь, что обижающий тебя в исступлении и не в своем уме, и тогда не будешь досадовать на обиду. Случается, что беснующиеся бьют нас, однако мы не только не гневаемся на них, но и жалеем их. Поступай и ты так, – пожалей об обижающем; он ведь одержим лютым зверем – яростью, демоном неистовым – гневом. Поспеши освободить того, которого мучит злой демон, и который так скоро погибает. Поистине, гнев такая болезнь, что немного надобно времени для того, чтобы погиб одержимый ею. Поэтому и сказал некто: «самое движение гнева есть падение для человека» (Сирах 2:22), показывая ее жестокость особенно в том, что она в короткое время причиняет великое зло и не имеет нужды в продолжительности времени; а если бы, при ее силе, она была еще и продолжительна, то с ней нельзя было бы и бороться. Желал бы я показать тебе, кто таков обидчик, и кто – любомудрствующий; желал бы представить тебе в обнаженном виде душу того и другого. Ты увидел бы, что сердце первого подобно волнующемуся морю, а последнего – как тихое, безмятежное пристанище; он не возмущается этими бурными ветрами, напротив, легко укрощает их. Обидчики все делают, чтобы уязвить другого; но когда теряют всякую надежду успеть в этом, сами, наконец, укрощаются и отходят уже исправившимися. И не может быть, чтобы разгневанный человек, наконец, сильно не укорил себя, подобно тому, как невозможно, чтобы человек не разгневанный укорял себя. Если нужно против кого-нибудь восстать, то это можно сделать и без гнева, и даже удобнее и благоразумнее, нежели как с гневом: тогда ничего не потерпишь неприятного. Если захотим, все счастье наше и все доброе будет зависеть от нас, и мы будем в состоянии, при помощи благодати Божьей, устроить свою безопасность и сохранить честь. Для чего ищешь ты себе у другого почести? Уважай сам себя, и никто не нанесет тебе бесчестия; но когда ты сам себя бесчестишь, то хотя все будут чтить тебя, ты останешься бесчестным. Подобно тому как, если мы сами себя не расстроим, то никто другой нас не расстроит, точно также, если мы сами не будем бесчестить себя, то никто другой нас не осрамит. Представим себе человека великого и достойного славы; и пусть все стали бы называть его прелюбодеем, вором, гроборасхитителем, человекоубийцей, разбойником; но если он ничем этим не раздражается, ни на что не досадует и ничего такого не сознает в себе, то какое он от того терпит бесчестие? Никакого. Что же, – скажешь, – если многие имеют о нем такое мнение? И в таком случае он не обесчещен, а обесчестили себя те, потому что не считают его таковым, каков он есть. Скажи мне: если бы кто стал считать солнце темным, то солнце ли, или себя он обесчестил бы? Конечно себя самого, навлекая на себя подозрение, что он или слеп, или не в уме. Так и те, которые считают добрых худыми, – срамят себя самих. Поэтому надлежит прилагать большое старание о том, чтобы сохранить совесть свою чистой, и не подать никакого случая к подозрению на нас. Если же и при таком нашем поведении другие хотят неистовствовать, то не нужно заботиться или скорбеть об этом. Если кто добр в себе, а его считают худым, то он ничего от того не теряет, оставаясь таким, каким он есть; напротив, кто питает безрассудные, пустые подозрения, подпадает крайней гибели. Точно также и худой, если считают его не таковым, не получает от того никакой выгоды, а подвергнется большему осуждению, впадет только в большую беспечность. Худой, когда таким и считается, по крайней мере, смиряется и сознает грехи свои; напротив, когда укрывается, впадает в бесчувственность. В самом деле, если и тогда, как все укоряют, грешники едва возбуждаются к сокрушению, то может ли открыть глаза свои живущий в нечестии тогда, когда не только не осуждают его, но и хвалят? Не слышишь ли, как и Павел порицает за то, что коринфяне, ублажая и уважая соблудившего, не только не допустили его осознать грех свой, но и утвердили его в его нечестии? Поэтому умоляю вас – оставим мнения о нас других, обиды и почести, и будем стараться только об одном, – чтобы соблюдать совесть незазорной и не осрамить самих себя. Таким образом мы и здесь, и в будущем веке будем наслаждаться великой славой, которую все да сподобимся получить по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 88
«От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил». (Матф. 27:45–46)
Величие небесного знамения, явленного при кресте. – Мрак при распятии не был следствием обычного затмения. – Почему это чудо не оказало действия на язычников. – Знамения власти и силы, показанные Христом при смерти. – Мужество жен и Иосифа. – Милостыня, подаваемая бедному, дается Христу. – Почему проповедник часто беседует о милостыне. – Почему не говорит о борьбе против врагов веры. – Добродетели христиан – лучше оружия против неверующих. – Против производящих шум и разговор в церкви.
1. Вот то знамение, которое Он прежде обещал просившим! «Род лукавый и прелюбодейный», – так говорил Он, – «знамения ищет, и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка» (Матф. 12:39; Лук. 11:26), – то есть крест, смерть, гроб и воскресение. И опять, иным образом указывая на силу креста, говорил: «когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я» (Иоан. 8:28), – то есть, когда распнете Меня, и подумаете, что уже победили Меня, тогда-то особенно узнаете Мою силу. Действительно, после того как Он был распят, их город истреблен, иудейство кончилось, гражданское бытие и свобода их исчезли; напротив, евангельская проповедь процвела и простерлась до пределов вселенной: земля и море, обитаемые и необитаемые страны, повсюду возвещают силу слова Христова. Итак, вот что говорит Он, и вот что случилось во время распятия на кресте! И это тем более удивительно, что случилось в то время как Он пригвожден был к кресту, а не тогда, когда ходил по земле. Но не это одно дивно; дивно то, что знамение, которого они искали, было и с неба, и явилось во всей вселенной, чего прежде никогда не случалось, разве только в Египте, когда надлежало совершить пасху, поскольку то было образом настоящих событий. Заметь и то, когда это происходит: в полдень, когда по всей вселенной был день, дабы знали все обитатели земли. Этого достаточно было, чтобы обратить их к истине, не только в виду величия чуда, но и в силу его благовременности. В самом деле, оно совершается уже после всех дел безумия их, после беззаконного издевательства, когда они уже оставили свое неистовство, когда перестали насмехаться, когда насытились бесстыдными ругательствами, и высказали все, что хотели: только после всего этого показал Он тьму, чтобы, по крайней мере, теперь они укротили гнев свой, и извлекли себе пользу из чуда. Совершать такие знамения на кресте было гораздо удивительнее, нежели сойти с креста. Если они думали, что эти чудеса совершал Он, то необходимо надлежало верить и трепетать; а если думали, что не Он, но Отец, – и тогда им надлежало прийти в сокрушение, так как мрак этот свидетельствовал о том, что Отец прогневан был их преступлением. А что это не было затмение, а гнев и негодование, это видно, кроме того, и из самого времени: тьма продолжалась три часа. Затмение совершается в несколько минут, как это известно тем, кто наблюдал это явление; таково и в наше время случилось затмение. Отчего же, скажешь, не пришли в изумление все, и не признали Христа Богом? Оттого, что тогда род человеческий погружен был в беспечность и нечестие; чудо, это было одно, и едва явилось, вскоре окончилось; а ни у кого не было ревности изыскать причины его; явные беззакония находили себе извинение и в обычаях. Не хотели и знать, что за причина этого явления, а думали, что оно было следствием или затмения, или другой какой естественной причины. И что дивиться внешним, которые ничего не знали, и по своей великой беспечности не старались узнать причины события, когда жившие в самой Иудее, после стольких чудес, продолжали поносить Иисуса, хотя им явно было, что Он это сделал? Для того Он и говорит после этого чуда: «Или, Или, лама савахфани», чтобы они знали, что Он еще жив, и что Он совершил его, и, таким образом, укротили бы свою ярость. Из этого они могли видеть, как Он даже до последнего издыхания чтит Отца, и не есть богопротивник. Он взывает пророческим голосом, свидетельствуя до последнего часа об истине ветхого завета, и не только пророческим, но и еврейским, чтобы им было понятно и внятно. Во всем этом показывал Он Свое единомыслие с Отцом Своим. Но заметь и здесь их дерзость, необузданность и безумие. Они подумали, говорит евангелист, что Он зовет Илию, – и тотчас напоили Его уксусом. А другой, подойдя, пронзил копьем бок Его. Что может быть нечестивее этого, что звероподобнее? До того простерли свое неистовство, что и над бездыханными останками ругаются. Но смотри, как Он и их нечестие обращает к нашему спасению. За ударом истекли источники спасения нашего. «Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух» (Матф. 27:50). Вот то, о чем Он говорил: «имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее. Я Сам отдаю ее» (Иоан. 10:18). Для того Он и возопил, чтобы показать, что дело совершается по Его воле. Марк говорит: «и удивился, что Он уже умер» (Мк. 15:44), и что сотник особенно потому уверовал, что Иисус умер со знамениями власти. Голос этот разодрал завесу, отверз гробы и сделал храм пустым. И это учинил Он не для того, чтобы обесчестить храм (мог ли сделать это Тот, Кто говорил: «дома Отца Моего не делайте домом торговли» – Иоан. 2:16), но показывал этим, что они недостойны пребывания в нем; подобно тому как когда Он предал его и вавилонянам. Кроме того, настоящее событие было еще и предречением будущего запустения и перемены на лучшее и высшее и знамением Его могущества.
2. Вместе с тем и в последовавших за тем событиях Христос показал Свою силу, именно в воскресении мертвых, в помрачении света, в перемене стихий. Во время Елисея один мертвец, коснувшись мертвеца, воскрес. Теперь голос воздвиг мертвецов, тогда как тело пригвождено было к кресту. Впрочем, первое было прообразом настоящих событий; для того оно и происходило, чтобы верили настоящему. И не только возбуждаются мертвые, но и камни расседаются, и земля трясется, чтобы познали, что Он мог и их и омрачить, и расторгнуть. Тот, Кто расторгнул камни и омрачил вселенную, тем более мог сделать то же над ними, если бы захотел. Но Он не восхотел этого; излив гнев Свой на стихии, Он желал спасти их кротостью. Но они не оставили своего неистовства. Такова зависть, такова ненависть: не легко укротить ее! И при всех таковых явлениях бесстыдство их было одинаково. Впоследствии же, когда, несмотря на то, что положена была печать на гробе, приставлена воинская стража, Он воскрес, и они услышали об этом от самих стражей, обольстили и других деньгами, и хотели скрыть свидетельство о воскресении. Итак, не удивляйся тому, что они и тогда так бесчестно поступали: так они раз навсегда расположились во всем поступать бесстыдно! Смотри только, сколько знамений Он сотворил, то на небе, то на земле, то в самом храме. Этим Он частью показывал Свое негодование, частью то, что и недоступное сделается теперь доступным, и что небо отверзнется и откроется истинное святое святых. Они говорили: «если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста»; а Он показывает им, что Он есть Царь всей вселенной. Они говорили: «Разрушающий храм и в три дня Созидающий»; а Он указывает, что их храм совершенно запустеет. Далее, они говорили: «других спасал, а Себя Самого не может спасти»? Он же, пребывая на кресте, с избытком показывает им Свою силу над телами рабов Своих. Подлинно, если великое дело выйти из гроба четверодневному Лазарю, то гораздо важнее всем давно усопшим внезапно явиться живыми, что было знамением будущего воскресения. «Многие», говорится, «тела усопших святых воскресли и, вошли в святой город и явились многим» (Матф. 27:52–53). Чтобы это событие не сочли призрачным, воскресшие являются многим в городе. Тогда и сотник прославил Бога, говоря: «воистину Он был Сын Божий. Весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь (Матф. 27:54; Лк.23:48). Такова сила Распятого, что после таких насмешек и ругательств, и сотник, и народ пришли в устрашение! Некоторые говорят, что этот сотник, укрепившись после того в вере, совершил мученический подвиг. «Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых» (Матф. 27:55–56). На эти события взирают жены, особенно сострадательные и сетующие. Смотри, каково их усердие! Они следовали за Ним, чтобы прислуживать Ему, и не отлучались от Него даже среди опасностей. Потому они и видели все: видели, как Он возопил, как испустил дух, как камни расселись, и все прочее. И они первые видят Иисуса, этот, столь презираемый, пол первый наслаждается созерцанием благ. В этом особенно видно их и мужество. Ученики убежали, а эти жены присутствовали. Кто же они были? Матерь Его, которую евангелист называет Иаковлевой, и прочие. Другой евангелист говорит, что и многие плакали об этом и били грудь свою. Это показывает, какова была жестокость иудеев. О чем другие воздыхали и плакали, над тем они смеялись, ни жалостью не трогались, ни страхом не укрощались. Все происходившее тогда было знамением великого гнева Божьего; не просто знамением, но знамением ярости; все означало гнев чрезмерный, и тьма, и рассевшиеся камни, и разодранная пополам завеса, и землетрясение. «Иосиф, придя к Пилату, просил тела Иисуса» (Матф. 27:58). Этот Иосиф – тот самый, который доселе скрывался; теперь, по смерти Христовой, он одушевился великим дерзновением. Он был не незаметный человек, но знаменитый и знатный, именно почтенный член синедриона. Отсюда особенно можно видеть его мужество. Он отваживался теперь на явную смерть, потому что возбуждал всеобщую против себя ненависть, когда обнаруживал свою любовь к Иисусу и дерзнул просить тело Его, и не прежде отступил, пока не получил его; дерзнул даже не только принять тело и похоронить честно, но и положить в своем новом гробе, чем показал и свою любовь, и мужество. И это случилось не без причины, но именно потому, чтобы не имели подозрения, будто вместо одного восстал другой. «Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба» (Матф. 27:61). Для чего они сидят здесь? Они ничего еще не знали о Нем должным образом, ничего не представляли великого и высокого. Потому принесли они и миро, и при гробе бодрствовали, чтобы, когда утишится неистовство иудеев, приступить и намастить Его.
3. Видишь ли мужество жен? Видишь ли пламенную любовь их? Видишь ли щедрость в издержках и решимость на самую смерть? Будем и мы, мужи, подражать женам, чтобы не оставить Иисуса в искушениях. Они столько издержали для умершего, и предавали даже души свои, а мы (опять скажу то же) ни алчущего не питаем, ни нагого не оденем, но, видя, что просит он, спешим пройти мимо. Конечно, если бы вы увидели Его самого, то каждый истощил бы все свое. Но и ныне Он тот же, потому что Сам сказал: «Я есмь». Итак, почему же ты не все иждиваешь? И ныне слышишь, как говорит Он: Мне творишь. Никакого нет различия, Ему ли, или другому ты подашь. И ты сделаешь не менее тех жен, которые тогда Его питали; напротив, даже еще более. Не смущайтесь. Не одно и то же – питать Его самого, когда Он являлся во всей славе, которая могла расположить к Нему и каменную душу, и – служить, в исполнение только Его заповеди, бедному, убогому, согбенному. Там в любви твоей участвует уважение к лицу и достоинству присутствующего; здесь вся честь принадлежит твоему человеколюбию: здесь ты большее показываешь уважение к Нему, когда только по заповеди Его служишь подобному тебе рабу Его, и угождаешь ему во всем. Итак, угождай, веруя приемлющему и говорящему: Мне дал. Если бы ты не Ему давал, Он не удостоил бы тебя Своего царствия. Если бы не Его ты отвращался, Он не послал бы тебя в геенну; не осудил бы на мучения, если бы ты презрел просто человека. Нет; пренебрегаемым является сам Он; потому-то и составляет это великое прегрешение. Так и Павел Его гнал, когда преследовал верующих, почему и сказал Он: «что ты гонишь Меня» (Деян. 9:4)? Итак, будем же настолько усердны, как если бы мы самому Христу подавали, когда подаем ближним. Подлинные слова Его достовернее, нежели глаза наши. Поэтому когда видишь бедного, вспомни слова Его, которыми Он сказал тебе, что Он есть самый тот, кого ты питаешь. Хотя являющийся тебе и не Христос, но под образом этого бедняка Он сам просит и принимает. Но ты стыдишься слышать, что Христос просит? Напротив, стыдись, когда не дашь просящему; это точно есть срам, наказание, мучение. Когда Он просит, это происходит от Его благости, и потому нам нужно даже хвалиться этим; но когда ты не подаешь, это показывает твою жестокость. Если ты теперь не веришь мне, что, проходя мимо нищего – верующего, проходишь мимо самого Христа, то поверишь этому тогда, когда Он выведет тебя на суд и скажет: «так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Матф. 25:45). Но да не будет, чтоб мы узнали это таким образом. Поверим же этому ныне и принесем плод, чтобы нам услышать блаженный голос, вводящий нас в царство! Но, может быть, кто-нибудь скажет: каждый день говоришь ты нам о милосердии и человеколюбии. Я и не перестану говорить об этом. Если бы вы и преуспевали даже в этих добродетелях, и тогда бы мне не надлежало прекращать о них речь, чтобы не сделать вас беспечными. Конечно, если бы вы преуспевали, я говорил бы меньше. Но когда вы и в половину надлежащего не успели в этом, то не мне, а себе говорите такие слова. Подлинно, жалуясь на меня, ты делаешь то же самое, что и дитя, когда оно, много раз слыша альфу и не заучивая ее, стало бы жаловаться на учителя, что он часто и даже беспрестанно повторяет одно и то же. В самом деле, кто от слов моих склонился к подаче милостыни? Кто расточил имение? Кто половину, кто третью часть роздал? Никто! Итак, прилично ли вам запрещать учить вас, когда вы еще не научились? Вам надлежало бы поступать напротив, – надлежало бы, если бы мы даже и захотели прекратить учение, удержать нас и сказать: мы еще не заучили этого, – для чего перестаете учить нас? Если бы случилось, что у кого-нибудь болел глаз, а я был бы врачом, обвязал бы глаз, дал бы мази, применил бы другие средства, но, ничего не сделав действительно полезного, ушел бы, то не пришел ли бы он к дверям моего дома и не стал бы упрекать меня в крайней беспечности, что я оставил его тогда, как не прошла болезнь? И если бы я в ответ на обвинение сказал: я дал примочки, мази, – снес ли бы больной такое оправдание? Нет! Он тотчас сказал бы: какая мне в том польза, когда я еще страдаю? То же самое помышляй и о душе. Что, если бы я, и много леча ослабевшую, оцепенелую, скорченную руку, не излечил бы ее: не то же ли услышал бы я? Но мы и теперь врачуем точно скорченную и иссохшую руку. Потому, пока не увидим ее совершенно прямой, не перестанем ухаживать за ней. О, если бы и вы ни о чем другом не говорили, и дома, и на площади, и за столом, и ночью, и во сне! Если бы днем мы беспрестанно заботились об этом, то и во сне занимались бы тем же.
4. Что ты говоришь? Что о милосердии всегда я рассуждаю? Я и сам желал бы, чтобы не было большой нужды в таких беседах с вами: я желал бы рассуждать о борьбе против иудеев, эллинов и еретиков; но нездоровых можно ли вооружать? Как выводить на сражение тех, которые покрыты язвами и ранами? Если бы я видел вас здоровыми, то, конечно, вывел бы на это сражение, и тогда вы увидели бы благодатью Христовой целые тысячи падающих врагов ваших, и их головы валяющиеся перед вами. Много было уже сказано нами об этом в различных книгах; и, однако, по нерадению многих, мы и теперь не можем еще торжествовать совершенную победу. Мы многократно побеждаем их в догматах; но они порицают нас за жизнь многих у нас числящихся, гнушаются их ранами и недугами сердечными. Итак, можно ли благонадежно выводить вас на сражение, когда вы и нам служите во вред, и при первом же появлении поражаетесь и осмеиваетесь врагами? У одного больна рука, скорчена, не может подавать. Как же он может держать щит и защищаться им, не уязвляясь от жестоких нападений? Другие хромают ногами: это те, которые ходят в театры и в дома блудниц. Как же они могут стоять на сражении и не уязвиться стрелами похоти? Иной болен глазами, совсем ослеп, или неправо смотрит, будучи исполнен блудодеяниями и занимаясь только злодейскими наветами против целомудрия жен, и подкопами против браков. Как же может такой смотреть на врагов, управлять копьем, бросать стрелы, когда отовсюду поражается насмешками? Иных видишь страждущих чревом, как бы одержимых водяной болезнью; они удручены чревонеистовством и пьянством. Итак, как могу я вести этих пьяниц на сражение? У иного гнилые уста: таковы вздорные, ругатели, хульники. Как же они подадут своим голосом знак на сражении, и могут ли сделать что-нибудь важное и благородное, будучи объяты другого рода пьянством и составляя предмет смеха для врагов? Вот почему я каждый день обхожу свое войско, врачуя раны и исцеляя струпы. Если вы когда-нибудь протрезвитесь и будете способны поражать других, тогда научу вас и этому воинскому искусству и покажу, как действовать оружием, или лучше, тогда самые дела ваши будут для вас оружием: тогда все будут падать перед вами, – если, то есть, вы будете милосердны, кротки, тихи, незлопамятны и все прочие добродетели будут сиять в вас. Если же кто станет противоречить нам, тогда мы приложим и свой труд, представляя в пример вас. Между тем ныне вы даже служите препятствием в нашем течении. Смотри: мы говорим, что Христос сотворил великие чудеса, людей изменил в ангелов. Но когда спрашивают от нас доказательств на это, и заставляют представить пример из этого стада, – мы немы, и я боюсь, как бы вместо ангелов не выгнать свиней из хлева, или коней женонеистовых. Знаю, что это для вас больно; но не против всех это сказано, а только против виновных, вернее же и не против них, если они трезвы, а за них. Ныне все извращено и испорчено: церковь ничем не отличается от стойла быков, ослов и верблюдов; и я всюду хожу, ищу овцы – и не могу усмотреть. Так все топают и бьют ногами, как будто какие лошади или дикие ослы; наполняют место это только кучами навоза, – таковы именно их разговоры. Если бы можно было видеть, о чем говорят за всяким священным собранием мужи, жены, – то ты увидел бы, что слова их гаже всякого навоза. Потому умоляю, оставьте этот худой обычай, чтобы церковь могла благоухать миром. Мы наполняем ее ныне только чувственным фимиамом, а о том, чтобы изгнать и истребить духовную нечистоту, и не заботимся. Что же в том пользы? Поистине, не столько бесчестим мы церковь, когда заносим в нее навоз, сколько оскверняем ее тогда, когда разговариваем в ней друг с другом о барышах, о торговле, о корчемстве, о том, что совсем не прилично нам, тогда как нужно было бы здесь присутствовать ликам ангелов, церковь делать небом, и ничего другого не знать, кроме сердечных молитв, молчания и внимания. Исправимся же, по крайней мере хоть с настоящего времени, чтобы очистить жизнь нашу и наследовать обещанные блага, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа 89
«На другой день, который следует за пятницей, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, еще, будучи в живых, сказал: после трех дней воскресну; итак, прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых; и будет последний обман хуже первого». (Матф. 27:62–64)
Запечатание гроба служит непререкаемым доказательством воскресения. – Ученики не могли ни украсть тела, ни вымыслить воскресения. – Почему воскресение должно было совершиться в пределах трех дней. – Обстоятельства, сопровождавшие воскресение. – Явление Воскресшего женам. – Увещания подражать мироносицам. – Против пристрастия к дорогим одеждам и украшениям. – Украшения – повод к бесчестию и скорбям. – Должно избегать ношения украшений особенно в церкви. – Любовь к украшениям отвращает от милостыни и бывает причиной распутства мужей.
1. Ложь везде обличает себя, и как бы невольно защищает истину. Смотри: надлежало верить тому, что Он умер и погребен и воскрес, – и все это через самих врагов становится достойным всякого вероятия. Вникни в эти слова, которые вполне подтверждают все это. «Мы вспомнили», говорят, «что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал», – следовательно Он скончался; «после трех дней воскресну; итак, прикажи охранять гроб», – следовательно погребен Он; «чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его», – следовательно, если гроб запечатан, то обмана уже не будет. Невозможное дело! Итак, в самой вашей же просьбе дано непререкаемое доказательство Его воскресения. Если гроб был запечатан, то не было никакого и обмана; если не было обмана, а гроб найден пустым, то явно, что Он воскрес, – нельзя и прекословить этому. Видишь ли, как и против воли подвизаются в пользу истины? Рассмотри также, как дорожат истиной и ученики, – как ничего не скрывают из того, что сказано врагами, хотя бы то было и позорное. Вот они называют Его обманщиком; и ученики не умалчивают об этом. Это показывает и жестокость врагов, доходивших до того, что даже и по смерти не оставляли своего гнева, и вместе простоту и правдолюбие учеников. Надлежит при этом исследовать и то, где сказал Он: «после трех дней воскресну». Более ясных слов об этом нигде не найдешь, кроме примера Ионы. Беззаконные иудеи знали, следовательно, и понимали слова Его, и сознательно злодействовали. Что же отвечает им Пилат? «Имеете», говорит, «стражу; пойдите, охраняйте, как знаете. Они пошли и поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать» (Матф. 27:65–66). Он не позволяет воинам одним печатать. Как бы узнав о его делах, он не хочет более действовать с ними за одно; а чтобы освободиться от них, позволяет им оградить гроб, и говорит: вы, как хотите, печатайте, чтобы после не винить других. Подлинно, если бы одни воины запечатали, то иудеи могли бы сказать (хотя это и была бы невероятная ложь; но все же они как в других случаях бесстыдно клеветали, так и теперь могли бы сказать), что воины позволили унести тело, и дали ученикам возможность измыслить весть о воскресении. Теперь же, когда они сами утвердили гроб, не могут сказать и этого.
Видишь ли, как они против своей воли стараются об истине? Сами пришли, сами просили, сами запечатали вместе со стражей, чтобы, таким образом, быть обвинителями и обличителями самих себя. В самом деле, когда ученики могли бы украсть? В субботу? И притом, как? В субботу не позволялось и выходить. Если же преступили и закон, то, как эти столь робкие люди осмелились бы пойти? Как притом могли убедить народ? Что они могли говорить, что делать? Что за ревность побуждала их стоять за мертвеца? Какой ожидали награды? Какой почести? И от живого, когда только Он задержан был, они убежали; а после смерти могли ли бы дерзать за Него, если бы Он не воскрес? Как это сообразить? Что они не хотели и не могли вымыслить небывалого воскресения, видно из следующего. Много раз сказано было Им о воскресении, даже беспрестанно повторял Он, что, как сказали и сами враги, «после трех дней воскресну». Поэтому, если бы Он не воскрес, очевидно, они, как обманутые и преследуемые всем народом, изгоняемые из домов и городов, должны были бы отстать от Него; не захотели бы разносить такую о Нем молву, как обманутые Им и подпавшие за Него крайним бедствиям. А что они не могли вымыслить воскресения, если бы не было его на самом деле, об этом не нужно и говорить. В самом деле, на что они могли при этом надеяться? На силу ли своего слова? Но они были самые неученые люди. На богатство ли? Но они не имели даже ни посоха, ни обуви. На знатность ли рода? Но они были бедны и от бедных рождены. На знатность ли отечества? Но они происходили из весей незнатных. На многочисленность ли свою? Но их было не более одиннадцати, и те рассеяны. На обещания ли Учителя? Но на какие? Если бы Он не восстал, то и остальные обещания Его не были бы для них достоверны. Итак, как могли бы они укротить неистовство народа? Если верховный из них не снес слова жены привратницы, а все прочие, увидев Его связанным, рассеялись, то, как они вздумали бы идти в концы вселенной, и там насаждать вымышленное слово о воскресении? Если один из них не устоял против угроз жены, а другие даже при виде уз, то, как могли они стать против царей, князей и народов, где мечи, сковороды, печи, бесчисленные роды ежедневной смерти, если бы не были укреплены силой и помощью Воскресшего? Совершено было множество великих чудес, и ни одного из них не устыдились иудеи, но распяли Сотворившего их; а простым словам учеников могли бы поверить о воскресении? Нет, нет! Все это сотворила сила Воскресшего.
2. И посмотри, как смешны их замыслы! «Мы вспомнили», говорят, «что обманщик тот, еще, будучи в живых, сказал: после трех дней воскресну». Но если Он был обманщик и хвалился попусту, то чего вы боитесь, мечетесь и так суетитесь? Боимся, говорят, как бы ученики не украли и не обманули чернь. Но доказано уже, что этого никак не могло быть. И, однако, злоба упорна и бесстыдна, – покушается и на безумное дело. Велят до трех дней оберегать гроб, как бы стараясь защитить свое учение и желая показать, что Он и прежде был льстец, и даже в гробе можно подозревать Его в злобе. Поэтому-то Он и восстал скоро, чтобы не говорили, что Он оказался лжецом и что тело украдено. Обвинять за то, что Он скоро восстал, было нельзя; замедление было бы подозрительно. Если бы Он не тогда воскрес, когда они сидели и оберегали гроб, но тогда, как спустя три дня они удалились бы, то могли бы еще что-нибудь говорить против, хотя бы и безрассудно. Для того Он предварил воскресением. Надлежало совершиться воскресению именно тогда, когда они сидели там и стерегли; следовательно, надлежало быть ему в пределах трех дней; а если бы оно произошло по истечении их, когда стража удалилась бы, дело могло бы быть подозрительным. Поэтому Господь попустил и запечатать гроб по их желанию, допустил быть при нем и воинам. Они не заботились и о том, что трудятся в субботу; но имели в виду только то одно, как бы им преуспеть в своей злобе. Вот высшая степень безумия и ужаса, потрясавшего их! Те, которые захватили Его в свою власть живого, боятся теперь умершего. Если это был простой человек, то следовало оставаться спокойными. Но дабы они познали, что и будучи живым Он добровольно претерпел все, что только претерпел, – вот и печать, и камень, и стража, – и все это не могло удержать мертвеца! Они успевают в том только, что и погребение становится известным, и воскресение Его получает большую достоверность, потому что и воины неотступно были при гробе, и иудеи надзирали. «По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег» (Матф. 28:1–3). По воскресении приходит ангел. Для чего же приходит он и отваливает камень? Для жен, которые увидели его тогда в гробе. Они видят, что в гробе нет тела, и потому должны были поверить воскресению Его. Вот для чего снят камень; для того было и землетрясение, чтобы они воспрянули и пробудились от сна. Жены приходили для того, чтобы намастить елеем тело, и это было ночью: естественно, что некоторые из них и спали. Но зачем и почему сказал им ангел: «не бойтесь вы»? Прежде всего, он освобождает их от страха, и потом говорит о воскресении. И это слово – «вы», с одной стороны, выражает большую честь, а с другой – указывает на то, что ужасные ожидают бедствия тех, которые дерзнули на это злодеяние, если не покаются. Не вам, говорит, надлежит страшиться, а распявшим Его. Итак, освободив их от страха и словами, и взором, потому что показался в светлом виде, как принесший радостную весть, ангел присоединяет: «ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого» (Матф. 28:5). Не стыдится назвать распятым, потому что это высочайшее наше благо. «Воскрес». Откуда это видно? «Как сказал». Если мне, говорит, не верите, вспомните слова Его; тогда и мне не будете не доверять. Далее и другое доказательство: «подойдите, посмотрите место, где лежал Господь». Для того отвален камень, чтобы и отсюда они получили новое уверение. «Скажите ученикам Его, что предваряет вас в Галилее» (Матф. 28:7). Повелевает и другим благовествовать о воскресении, что особенно заставляет их верить. И хорошо сказал: «в Галилее»; избавляет их от забот и опасностей, чтобы страх не колебал веры. «И, выйдя поспешно из гроба, они со страхом и радостью великой побежали» (Матф. 28:8). Почему так? Потому, что видели поразительное и странное дело – гроб пустой, в котором прежде при их глазах положено было тело. Для того ангел и привел их к гробу, чтобы они могли быть свидетельницами того и другого – и гроба, и воскресения. Действительно, они могли понять, что никто не мог бы унести Его в присутствии стольких воинов, если бы Он не восстал сам. Потому и радуются, и дивятся, и получают награду за такое постоянство: первые видят и благовествуют, – благовествуют то, о чем не только слышали, но и что видели.
3. Итак, когда они вышли со страхом и радостью, – «Иисус встретил их и сказал: радуйтесь! И они, приступив, ухватились за ноги Его» (Матф. 28:9). С великим весельем притекли к Нему, прикосновением твердо уверились в Его воскресении и поклонились Ему. Что же Он? «Не бойтесь»! Опять и сам прогоняет страх, уготовляя удобнейший путь вере. «Пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня» (Матф. 28:10). Смотри, как и сам Он через жен благовествует ученикам, – и, как часто говорил я, униженному полу возвращает честь и добрые надежды, и врачует немощное. Может быть, кто-нибудь из вас захочет, по примеру достохвальных жен, обнять ноги Иисуса? Можете и ныне, если хотите, не только руки и ноги обнять, но и священную Его голову, если будете приобщаться с чистой совестью страшных тайн. И не только здесь, но и в тот день узрите Его, грядущего в неизреченной славе с сонмом ангелов, если только захотите быть человеколюбивыми; услышите не только эти слова: «радуйтесь»; но и те: «придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Матф. 25:34). Итак, будьте человеколюбивы, дабы вам услышать эти слова. И вы, украшающиеся золотом жены, видевшие течение тех жен, оставьте, по крайней мере, теперь этот недуг златовожделения. Если ревнуете блаженным тем женам, перемените украшения ваши, облекитесь милосердием. Что за польза, скажи мне, в этих драгоценных камнях и в златотканых одеждах? Скажешь: в них находит радость и отраду душа. Но я спрашиваю тебя о пользе, а ты говоришь о вреде. Нет ничего хуже, как заниматься такими вещами, радоваться им и прилепляться. Тем плачевнее тяжкое это рабство, что человек и, рабствуя, утешается. К какому духовному делу такой человек приложит надлежащее тщание? Будет ли так же осмеивать, как бы надлежало, житейские занятия, когда считает утешением связывать душу золотом? Кто живет в темнице, и с удовольствием, тот конечно никогда не захочет освободиться из нее. Так и душа златолюбивая: она как бы пленница злой своей страсти, – не захочет выслушать даже одного слова духовного с надлежащей охотой и ревностью; тем менее исполнить дело. Итак, скажи мне, что за выгода в этом украшении, в этой неге? Услаждаюсь, говоришь. Но опять повторяешь о вреде и гибели. Но я пользуюсь, говоришь ты, большим почетом у зрителей. И что ж в этом? Это только повод к гибели другого рода, когда ты надмеваешься, кичишься. Теперь, раз ты не могла показать пользы, выслушай, как я покажу тебе вред. Какой же вред? Тот, что забот гораздо более, нежели удовольствия. Потому-то многие из зрителей, и притом очень необразованные, ощущают более удовольствия, нежели ты, которая так украшена. Ты украшаешься с заботливостью, а они и без заботы услаждают свои взоры. С другой стороны, вред в том состоит, что ты унижаешь свою душу, возбуждаешь везде и повсюду зависть. Соседки твои раздражаются этим, восстают против своих мужей и поднимают против тебя жестокую брань. Сверх того, потратив на это все свое старание и заботу, ты пренебрегаешь духовными упражнениями, исполняешься высокомерием, гордостью и тщеславием, прилепляешься к земле, теряешь крылья духовные и, вместо орла, становишься псом и свиньей. Перестав обращать взор свой и парить к небу, подобно свинье, смотришь только долу, заботишься о металлах и кладовых, и лишаешь душу твою твердости и свободы. Но ты еще выходишь на зрелище, чтобы показать себя? Тем более тебе не должно украшаться золотом, и чтобы не быть предметом общего внимания, и не отверзать уст толпы злословящих. Не думай, чтобы кто-либо из зрителей тебе удивлялся; напротив, они все смеются над тобой, как над щеголихой, как над женщиной гордой и заботящейся только о теле. Если ты приходишь в церковь, то, выходя из нее, ты ничего не понесешь с собой, кроме насмешек, ругательств и поношений, и не только от зрителей, но и от пророка. Велегласный Исаия, увидев тебя, тотчас возопит: так говорит Господь на владетельных дочерей Сиона: «ходят, подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавой поступью и гремят цепочками на ногах, – оголит Господь темя дочерей Сиона и обнажит Господь срамоту их. И будет вместо благовония зловоние, и вместо пояса будет веревка» (Ис. 3:16–17,23). Вот что дадут тебе вместо украшения! Это сказано не о тех только, но и о всякой женщине, которая им подражает. Вместе с ним и Павел обличает, написав к Тимофею, чтоб он запретил женам украшать себя плетениями, золотом, или бисером, или ризами многоценными. Итак, украшаться золотом всегда пагубно, а особенно когда ты приходишь в церковь, когда проходишь мимо бедных; посмотри тогда на себя: ты увидишь, что одежда твоя не более, как личина жестокости и бесчеловечия.
4. Размысли, сколько в таком одеянии обходишь ты алчущих, сколько нагих в сатанинском украшении твоем! Насколько лучше было бы тебе накормить души алчущих, нежели проколоть уши и привесить к ним для пустой цели то, что могло бы доставить насущную пищу столь многим беднякам! Неужели быть богатой составляет, по твоему мнению, славу? Неужели украшаться золотом Ты считаешь делом важным? Если бы даже все это снискано было и праведными трудами, и тогда твое поведение достойно величайшего осуждения. Когда же и приобретено еще неправедным путем, то представь, как безмерно преступление. Но ты любишь похвалу и славу? Сними с себя позорную эту одежду, и тогда все тебе удивятся; тогда будешь наслаждаться и славой, и чистым удовольствием; ныне же ты осыпана ругательствами, и этим сама себе создаешь множество поводов к скорби. Представь, если что-нибудь пропадет. Сколько отсюда бед! Сколько рабынь должны будут терпеть наказание! Сколько мужчин приведено будет в тревогу! Сколько будет посажено, сколько будет жить в темницах! Затем пойдут суды, тяжбы, тысяча ругательств и поношений жене от мужа, мужу – от друзей, и душе – от себя самой. Но положим, что ничего и не пропадет, – хотя трудно без этого обойтись, – положим, что все всегда будет в целости: и в таком случае опять ты подвержена будешь только беспокойству, заботам, скорби, не получая пользы. Какая отсюда прибыль дому? Какая польза самой украшающейся? Пользы никакой, а бесчестия много и укоризны отовсюду. И как в таком украшении ты можешь лобзать и обнимать ноги Христа? Он отвращается от такого украшения. Потому-то Он благоволил родиться в доме плотника, а лучше сказать, даже и не в самом доме, но в пещере и яслях. Итак, как же ты можешь видеть Его, когда не имеешь красоты для Него вожделенной, когда ты облечена не любезным для Него украшением, а ненавистным? Приходящий к Нему должен быть украшен не такими одеждами, а облечен добродетелью. Рассуди: что такое золото? Земля и прах. Брось в воду, – и будет грязь. Рассуди и устыдись, как ты прах делаешь своим владыкой; как ты, оставив все, сидишь с ним или всюду носишься с ним, даже когда приходишь в церковь, – где особенно надлежало бы удалять его, потому что церковь не для того создана, чтоб ты показывала в ней это богатство, а для того, чтобы ты показывала богатство духовное. А ты, как бы на зрелище, приходишь сюда в таком украшении и, подражая играющим на сцене женам, одеваешься с такой величавостью в смешной их сор. Вот почему ты приходишь сюда во вред для многих. По окончании собрания, в домах за трапезой вы услышите многих, беседующих об этом. Не говоря о том, что то и то сказал пророк и апостол, – заводят разговор о великолепии одежд, о драгоценности камней и о прочем безобразии украшающихся таким образом жен. Это-то самое и вас и мужей ваших делает скупыми на милостыню. Подлинно, никто из вас не захочет уделить из этого золота сколько-нибудь, чтобы накормить алчущего. Если ты соглашаешься скорее сама терпеть нужду, нежели допустить малейшую порчу в дорогой твоей вещи, то, как можешь уделить что-либо для того, чтобы накормить другого? Поистине, многие пристрастились к этим украшениям, как бы к одушевленным каким существам, и любят их не меньше, чем детей. Как это можно, скажете вы? Докажите же мне противное; докажите делами; теперь же я совсем не то вижу. Какая женщина из страдающих этим недугом, приобретя довольное число многоценных украшений, исхитила от смерти душу дитяти? Но что я говорю: дитяти? Искупила ли она этими драгоценностями свою собственную погибающую душу? Напротив, из-за них многие продают ее ежедневно. Если случится болезнь телесная, они все делают; а если видят порчу душевную, ничего подобного не делают, но как о своей, так и о душе своих детей совсем нерадят, чтобы оставались их драгоценности, пока не заржавеют от времени. Ты осыпана несчетными талантами золота, а член Христов не имеет даже и необходимой пищи. Общий всех Владыка, Владыка неба и всех живущих на нем, всем равно предложил духовную Свою трапезу; а ты и из тленных вещей ничего не хочешь Ему дать, и хочешь оставаться всегда окованной тяжкими этими узами. Отсюда несчетные беды. Отсюда ревнование, отсюда блудодейство мужей, – когда вы не к любомудрию их побуждаете, а заставляете их находить удовольствие в том, чем украшаются блудницы. Потому-то они очень скоро и уловляются. Если бы ты научила его питать к этим украшениям презрение и утешаться непорочностью, благочестием, смирением, то он не так легко бы мог быть уловляем любодеянием. Украшаться таким образом, и даже лучше, может и блудница; а облекаться добродетелями – нет. Итак, приучи его находить удовольствие в таком украшении, которого он не может видеть на блуднице. Как же ты его к этому приучишь? Если снимешь с себя украшение твое и облечешься в духовное. Тогда муж твой будет огражден, и ты будешь в почтении, и Бог будет вам милостив; все люди будут вам дивиться, и вы достигнете будущих благ благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 90
«Когда же они шли, то некоторые из стражи, войдя в город, объявили первосвященникам о всем бывшем. И сии, собравшись со старейшинами и сделав совещание, довольно денег дали воинам, и сказали: скажите, что ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали; и, если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим». (Мф. 28:11–14)
Невероятность похищения тела Христа доказывается присутствием стражи при гробе, боязливостью учеников и оставшимся в гробе платом. – Истина воскресения подтверждается свидетельством врагов о пустом гробе. – Явление Воскресшего в Галилее. – Смысл данного Христом обетования. – Легкоисполнимость заповедей Христовых. – Распространенность и тяжесть недуга сребролюбия. – Богатство не дает безопасности. – Бедность не есть зло. – Превосходство бедности над богатством. – Не чудеса, а презрение богатства доставляют славу.
1. Для воинов произошло землетрясение, чтобы их устрашить, и чтобы они могли быть свидетелями. Это и случилось. Рассказ стражей об этом происшествии нимало не был подозрителен, потому что одни из знамений были видны во всей вселенной, другие частно были показаны находящимся при гробе. Знамением для всей вселенной была тьма, а частным знамением было явление ангела и землетрясение. Итак, когда они пришли и возвестили о воскресении (а истина и в устах врагов ее светит), «денег дали воинам», чтобы сказали, «что ученики Его, придя ночью, украли Его». Как украли? О, безумные! Так истина ясна и очевидна, что они не умеют и солгать! Их слова совершенно невероятны, и ложь не имела никакого правдоподобия. Скажите, каким образом ученики украли Его, эти бедные и простые люди, которые не смели даже показаться? Да и не была ли на гробе положена печать? Не охранялся ли гроб со всех сторон стражей воинов и иудеев? Не подозревали ли и они того же самого, не беспокоились ли, не бдели ли, не заботились ли? Да и для чего украсть им? Для того ли, чтобы выдумать учение о воскресении? Но как бы пришло на мысль выдумать что-нибудь подобное людям, которые любили жить в неизвестности? Да и как они отвалили камень утвержденный? Как укрылись от такого множества? Пусть они презирали смерть; но напрасно и без цели, конечно, не отважились бы на такую опасность, когда столько было стражей. А что они боязливы были, это показывают прежние их поступки. Так, когда Христос был взят при них, то они все разбежались. Если же они не смели противостоять и в то время, когда видели Его живым, то как они могли не устрашиться множества воинов по смерти Его? Не нужно ли было разломать дверь? Можно ли было это сделать тайно даже и одному? Камень был привален большой; для отваления его нужно было много рук. Итак, они справедливо говорили: «И будет последний обман хуже первого», – это сказали они сами против себя; им бы нужно было принести раскаяние в своем безумии, а они к прежним приплетают новые смешные вымыслы. Они купили кровь Его, когда Он был жив; а по Его распятии и воскресении опять деньгами же стараются подорвать истину воскресения. Смотри же, как они уловляются со всех сторон своими собственными поступками! Если бы они не приходили к Пилату, если бы не просили стражи, то еще могли бы таким образом бесстыдствовать; теперь же, напротив: они все так делали, как будто старались заградить свои уста. И если ученики не могли бодрствовать с Иисусом, несмотря и на то, что Он даже укорял их в том, то откуда теперь получили такую бодрость? Да и почему они не украли раньше, но тогда, когда пришли вы? Если бы они хотели это сделать, то сделали бы в первую ночь, когда при гробе еще не было стражи; тогда это было нисколько не затруднительно и совершенно безопасно. Только в субботу ведь иудеи пришли к Пилату просить стражу и начали стеречь; в первую же ночь никого из стражи при гробе не было.
2. Далее, что значит и плат со смирною? Петр видел, что он там лежал. Если бы ученики хотели украсть, то не нагое бы украли тело, не потому только, чтобы тем не нанести бесчестия, но и потому, чтоб, занимаясь раздеванием, не разбудить тех, которые могли встать и схватить их. А снять одежду с тела было трудно, и требовалось на это много времени, потому что смирна прилипает к телу и одежде, как клейное вещество. Таким образом, и отсюда очевидна невероятность похищения. Ужели они не знали неистовства иудеев, и того, что этим они обратят на себя гнев их? Да и какая бы была им польза, если бы Христос не воскрес? Иудеи сами сознались, что они все это выдумали, когда дали серебро, и сказали: «Скажите, ...и, если слух об этом дойдет до правителя,мы убедим его». Напрасно борясь против истины, они хотели везде распространить эту молву; но тем самым, чем старались помрачить ее, против воли способствовали ее воссиянию. Самые слова их: «что ученики Его... украли» подтверждают воскресение. Они согласны, что тела там не было. Если же они сознаются, что тела там не было, а лживость и невероятность похищения доказывается присутствием стражи при гробе, знамениями и боязливостью учеников, то отсюда открывается непреложное доказательство воскресения. И однако же, они с бесстыдством дерзают на все; тогда как все заграждает им уста, говорят: «Скажите,...и, если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим». Видишь ли, как все сговорены на их сторону: и Пилат (его хотели убедить), и воины, и народ иудейский. Но не удивляйся, что деньги победили воинов. Когда они показали такую силу над учеником, то тем более над ними. «И пронеслось слово сие ...до сего дня». Смотри опять, какую любовь к истине показывают ученики! Как они не стыдятся сказать и того, что о них разнесся такой слух! «Одиннадцать же учеников пошли в Галилею,... и, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились» (Мф. 28:16–17). Это, мне кажется, было то последнее Его явление в Галилее, когда Он послал их с повелением крестить. Если же некоторые усомнились, то и в этом случае подивись их любви к истине, как они не скрывали своих погрешностей, даже в последние дни с ними случившихся. Впрочем и эти некоторые были утверждены явлением. Что же Он сказал, явившись им? «Дана Мне всякая власть на небе и на земле» (Мф. 28:18). Опять говорит с ними по-человечески, так как они не прияли еще Духа Святого, Который бы сделал их возвышеннее. «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28:19–20). Здесь Он говорит об учении и заповедях. Он ничего не упоминает о иудеях, молчит о прежних происшествиях, не укоряет и Петра за его отвержение, и никого из прочих за бегство. Он только повелевает возвестить по всей вселенной Его учение, которое сокращенно вручил им вместе с заповедью о крещении. Но так как Он заповедал им дело великое, то, ободряя их сердца, сказал: «Се, Я с вами во все дни до скончания века». Не видишь ли опять силы Его? И не видишь ли притом, с каким снисхождением Он говорит это? Не с ними только будет находиться, говорит Он, но и со всеми теми, которые после них будут веровать. Апостолы не могли пребыть «до скончания века»; но Он говорит ко всем верным, как бы к одному телу. Не говорите Мне, сказал он, о препятствиях и трудностях: с вами Я, который делаю все легким! Это и в Ветхом Завете говорил Он часто пророкам: Иеремии, когда тот указывал на юность свою; Моисею и Иезекиилю, отказывающимся, Он говорил: «Я с вами». То же самое и здесь говорит ученикам Своим. Но заметь и здесь, какое различие между теми и другими. Те часто отказывались, будучи посылаемы к одному народу; эти, посылаемые во всю вселенную, ничего подобного не говорили. О скончании же века Он напоминает им для того, чтобы более привлечь их, и чтобы они не на настоящие скорби только смотрели, но и на будущие бесконечные блага. Скорби, говорит Он, которым вы подвергнетесь, оканчиваются с настоящею жизнью, поскольку и самый этот настоящий век придет к скончанию; блага же, которые вы получите, вечны, как Я вам и прежде часто говорил. Укрепив таким образом, и ободрив их дух этим напоминанием о последнем дне, Он послал их в мир. Подлинно, этот день для тех, которые провели жизнь в делах благих, столь же вожделенный, сколько страшен для проведших ее в грехах, как для имеющих понести наказание. Но не будем только страшиться и ужасаться, принесем и покаяние, пока есть время, и отстанем от нечестия. Для нас это возможно, стоит только захотеть. Если и прежде благодати многие совершили такой подвиг, то тем более можно сделать это под благодатию.
3. В самом деле, что тягостного нам заповедано? Горы ли рассекать? Или летать по воздуху? Или переплыть Тирренское море? Совсем нет. Нам заповедан столь легкий образ жизни, что не нужно никаких к тому орудий, – нужна только душа и расположение. Какие орудия имели апостолы, совершившие такие дела? Не в одной ли одежде и без обуви они ходили, – а между тем все преодолевали? Что же трудного в заповедях Христовых? Ни к кому не питай ненависти; никого не злословь: противное гораздо тяжелее. Но ты скажешь, что Он говорит: откажись от имения. Так в этом трудность? Но этого Он решительно и не заповедовал, а только дал совет. Да если бы это была и заповедь, – что тягостного может быть в том, чтобы не брать себе тяжестей и беспокойных забот? О, сребролюбие! Все свелось к деньгам, – потому все и перепуталось! Ублажает ли кто кого, помнит деньги; называют ли несчастным, причина опять в них же. Вот, о том только и говорят, кто богат, кто беден. В военную ли службу кто имеет намерение поступить, в брак ли кто вступить желает, за искусство ли какое-нибудь хочет приняться, или другое что предпринимает, – не прежде приступает к исполнению своего намерения, пока не уверится, что это принесет ему великую прибыль. Так общими силами не посоветоваться ли нам, как бы уничтожить эту болезнь? Не стыдно ли нам добродетелей отцов наших? Тех трех тысяч, тех пяти тысяч человек, которые имели все общее? Что пользы в настоящей жизни, если мы не можем купить ею жизни будущей? Доколе не поработите себе поработившего вас мамону? Доколе будете рабами денег? Доколе не возлюбите свободы и не расторгнете уз сребролюбия? Когда вы находитесь в рабстве, тогда решаетесь на все, лишь только бы кто-нибудь обещал вам свободу. А будучи пленниками сребролюбия, вы и не думаете освободиться от этого горького рабства. То рабство еще не так тяжко; а это самое несносное иго. Подумайте, сколь великую цену положил за нас Христос! Он пролил собственную кровь Свою, самого Себя предал. А вы и после всего этого ниспали, и, что всего ужаснее, вы еще и утешаетесь своим рабством, услаждаетесь своим бесславием, и желаете того, чего должно избегать.
Нужно, однако, не оплакивать только и осуждать, но и исправлять. Поэтому рассмотрим, отчего эта пагубная страсть сделалась нам любезною? Итак, отчего? Отчего она нам стала любезна? От того, говоришь ты, что она доставляет славу и безопасность. Но, скажи мне, какую безопасность? Конечно, ту, что мы надеемся при деньгах не терпеть ни голода, ни стужи, ни вреда, ни презрения. Итак, если я обещаю тебе такую безопасность, – перестанешь ли ты желать богатства? Если богатство только потому тебе любезно, то, когда и без него можно быть безопасным, какая еще тебе в нем нужда? Но как возможно, говоришь ты, без богатства достигнуть этого? Напротив, как это возможно для богатого? В самом деле, он должен по необходимости многим льстить, как начальникам, так и подчиненным, иметь нужду во многом, до низости раболепствовать, бояться, трепетать, предполагать завистников, страшиться клеветников и алчности других корыстолюбцев. А в бедности не бывает подобного, но совершенно тому противное. Это убежище безмятежное и безопасное, тихая пристань, училище любомудрия, образ жизни ангельской. Услышьте это вы, бедные, а еще более вы, желающие быть богатыми! Не бедным быть худо, но худо не хотеть быть бедным. Не считай бедность злом, и для тебя она не будет злом. Не в существе самой вещи, а только во мнении изнеженных людей лежит причина страха. Впрочем, мне было бы даже стыдно, если бы я о бедности сказал только то, что она не есть зло. Если ты внимательнее размыслишь, то найдешь ее даже источником бесчисленных благ; и когда кто-нибудь стал бы предлагать тебе начальство, какую-нибудь гражданскую власть, богатство, удовольствия, потом предложил бы и бедность, и дал свободу выбрать что тебе угодно, – ты бы тотчас избрал бедность; если бы знал цену ее.
4. Я знаю, что многие смеются над этими словами; но мы не смущаемся, вас же просим потерпеть, и вы скоро с нами согласитесь. Бедность, по моему мнению, подобна скромной, невинной, прекрасной девице, корыстолюбие же подобно жене зверонравной, чудовищной Скилле[25], Гидре и другим подобным же чудовищам, вымышленным баснотворцами. Не представляй мне осуждающих бедность, но представь тех, которые чрез бедность прославились. В бедности воспитанный Илия восхищен был тем блаженным восхищением; ею Елиссей прославился; в бедности были Иоанн, в бедности и все другие апостолы. С богатством же Ахав, Иезавель, Гиезий, Иуда, Нерон и Каиафа погибли. Если угодно, посмотрим не на тех только, которые в бедности прославлялись; но рассмотрим и самую красоту этой девы. Взор ее чист, светел и покоен; тогда как глаза корыстолюбия то исполнены злобы, то выражают пресыщение удовольствием, то делаются мутными от невоздержания. Не таков взор бедности: он кроток, ясен, приветлив, ласков, приятен, ни к кому не выражает ни ненависти, ни отвращения. Где деньги, там случай к вражде и бесчисленным распрям; равным образом уста корыстолюбия исполнены обид, тщеславия, чрезмерной гордости, проклятий и лести. А у бедности и уста, и язык здравы, исполнены всегда благодарности, благоговения, слов кротких, ласковых, покорных, одобрений и похвал. Хочешь ли ты узнать и стройность ее стана? Она несравненно выше и величественнее богатства. А если многие бегают ее, то не удивляйся: безумные бегают и других добродетелей. Но скажешь: бедного обижает богатый? Опять говоришь в похвалу бедности. Кто блажен, скажи мне, – тот ли, который обижает, или тот, которого обижают? Очевидно, блажен обижаемый. Но обижать заставляет сребролюбие, сносить же обиды – бедность. Бедный, говоришь ты, томится голодом? И Павел алкал, и не имел, чем утолить голода. Бедный не имеет спокойного пристанища? И Сын человеческий не имел, где главу приклонить. Видишь ли ты, как далеко простирается достоинство бедности, где она поставляет тебя, каким уподобляет мужам, и как делает тебя подражателям самого Господа? Если бы иметь золото было благо, то Христос, Который дал ученикам Своим неизреченные блага, дал бы им и его. Он не только не дал им его, но запретил и иметь. Вот почему и Петр не только не стыдится бедности, но даже и хвалится ею, говоря: «Серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе» (Деян. 3:6). Кто из нас не хотел бы сказать таких слов? Конечно, все бы, – может быть, скажет кто-нибудь. Так пренебреги же серебром, пренебреги золотом. Но получу ли я силу Петра, говоришь ты, когда пренебрегу богатством? Скажи, что сделало Петра блаженным: то ли, что он исцелил хромого? Совсем нет, а то, что он не имел богатства, и чрез то достиг неба. Многие из творивших чудеса, низвергнуты в геенну, напротив, презревшие богатство, получили царство небесное. Об этом и сам Петр говорит; вот два его изречения: «Серебра и золота нет у меня»; и: «Во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи». Итак, что его сделало славным и блаженным? Исцеление хромого, или презрение богатства? Узнай это из слов самого Подвигоположника. Что Он говорит богатому, ищущему вечной жизни? Он не сказал ему: исцеляй хромых, но говорит: «Все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною» (Лк. 18:22, Мк. 10:21). И Петр опять не сказал: се, во имя Твое изгоняем бесов, хотя и изгонял; но говорит: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам» (Мф. 19:27)? И Христос, опять, отвечая ему, не сказал: если кто исцелит хромого, но говорит: «Кто оставит домы,... или земли... получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29). Так и мы поревнуем этому, чтобы нам не постыдиться, но с дерзновением предстать на суд Христов, и иметь Его с собою, как был Он с учениками Своими. Будет и с нами Он, как был и с учениками, если мы хотим следовать им, и подражать правилам и образу их жизни. За это-то Бог венчает и прославляет; а не требует того, чтобы ты воскресил мертвого, или исцелил хромого. Не такие чудеса делают подобным Петру, а презрение богатства, – в этом и состояло совершенство апостола. Но нельзя, по твоему мнению, презреть богатство? Очень возможно. Впрочем, если не хочешь сам, я не принуждаю и не настаиваю; но умоляю только уделять хотя некоторую часть неимущим, и не искать ничего, кроме необходимого. Таким образом мы и здесь будем наслаждаться жизнью спокойною и безмятежною, и удостоимся жизни вечной, которой все мы и да сподобимся благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава со Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Отрывок из беседы IV
Нижеследующий отрывок представляет более подробный ответ на поставленный Златоустом в самом начале IV беседы вопрос: «для чего евангелист в средней части родословия опустил трех царей, а в последней, поместив двенадцать родов, сказал, что их четырнадцать?» и следует непосредственно после слов, читаемых далее: «первое предоставляю собственному вашему исследованию,... о втором же скажем». Так как отрывок этот, находящийся только в трех манускриптах, был неизвестен Аниану современнику и переводчику Златоуста, и значительно отличается по стилю от подлинных его произведений, и кроме того, решение вопроса, данное в нем, не согласно с златоустовским, то принадлежность его Златоусту справедливо признается сомнительной.
А лучше решим вам и первый вопрос, чтобы исследование его не затруднило вас, потому что в решении его есть некоторые трудности. Итак, почему евангелист говорит, что от Давида до Иехонии и пленения вавилонского четырнадцать родов, тогда как царствовавших было семнадцать? Если евангелист имел в виду показать преемство царей, то его справедливо можно было бы упрекнуть за то, что он в этом преемстве некоторых пропустил. В книгах Царств и Паралипоменон одинаково говорится, что после Иорама, сына Иоасафатова, царствовали преемственно три царя: Охозий, Иоас и Амасия, а за ними далее: Озия, Иоафам и Ахаз. Между тем евангелист, опустив трех первых царей, после Иорама сына Иоасафатова прямо ставит Озию, Иоафама и Ахаза, а упомянутых их предшественников опускает. Очевидно, он сделал это потому, что не имел целью указать преемственный порядок царей, – в противном случае данную у него родословную следовало бы признать ошибочною. Он имел в виду указать не число преемств, а только количество родов. Это-то именно он и хочет выразить в словах: «Всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов», и далее: «от Давида до Иехонии и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов» (Мф. 1:17), а не преемств четырнадцать, и таким образом освобождается от всякого обвинения в ошибочности.
Некоторые, впрочем, думают, что он мог назвать преемство, сказав таким образом: «всех же родов от Авраама до Давида четырнадцать преемств, и от переселения вавилонского четырнадцать родов»; если, говорят, он сказал так, то слова его не возбуждают никакого недоумения. Однако, в этом случае он отступал бы от истории. Между тем, если он, как я сказал, имел в виду показать роды, а не преемство, а книги Царств и Паралипоменон говорят о преемствах, а не родах, то, при сличении их друг с другом, противоречия не оказывается. Под родом нельзя разуметь время жизни человека, потому что продолжительность последней бывает различна: одни живут очень недолго и умирают в младенческом возрасте, другие достигают отроческого возраста, иные – юношеского, иные доходят до зрелого возраста мужа, а жизнь некоторых простирается до глубокой старости. Итак, что же нужно считать за род, если один доживает, например, до десяти лет, или до двадцати, другой до пятидесяти, третий до семидесяти, а иной переживает и за сто лет, как бывало не только у древних, а и у нас наблюдается. Итак, каким же образом можно называть родом человеческую жизнь? Нельзя принять и время до рождения детей, потому что одни женятся и производят детей раньше двадцати лет, а другие начинают лишь после тридцати. Да и при одинаковом возрасте одни видят только первое поколение сыновей, другие доживают до четвертого поколения, так что видят своих потомков в продолжение лет пятидесяти, а иные и в течение семидесяти лет остаются без всякого потомства. Как же нужно считать роды? По тем ли, которые долго живут, или тем, которые недолго? По тем ли, у кого дети рождаются раньше, или тем, у которых позже? По тем ли, которые видят только первое поколение, или тем, которые видят их много? Из этого исследования можно видеть, что божественный евангелист, имевший в виду указать не преемства, а роды, и считавший их известным самому ему образом, мало заботился о точной передаче преемств, показанных в исторических книгах, и принял в генеалогию столько лишь лиц, сколько нужно было ему, чтобы вышло полных четырнадцать родов. Генеалогия, таким образом, остается правильной и нисколько не противоречит историческим книгам. Итак, первое затруднение решено. Теперь нужно сказать о втором. Почему евангелист говорит, что от Иехонии до Иосифа четырнадцать родов, тогда как в родословии их только двенадцать? По той же самой причине: он хотел, как я сказал, указать не преемства, а роды, а часто случается, что у людей долголетних преемств бывает немного, а число родов получается полное. Подобно тому, как в период времени от Давида до плена при большем числе преемственно следовавших лиц количество родов указано меньшее, именно из семнадцати преемств названо только четырнадцать родов, так точно и здесь из двенадцати родов составляется четырнадцать полных родов, так как этих двенадцати мужей, при их вероятном долголетии, было достаточно, чтобы составилось четырнадцать родов. Таков один способ решения вопроса. По другому же решению окажется, что в этом (последнем) ряду преемств указано четырнадцать родов вполне согласно с историей, если именно к двенадцати присоединишь самого Иисуса Христа, считавшегося сыном Иосифа, и кроме того, Иехонию, бывшего в Вавилоне, отличного от того, который раньше переселения царствовал в Иерусалиме. После Иосии было двое царей с именем Иоакима: один – сын самого Иосии, который после него царствовал в Иерусалиме, другой Иоаким – сын этого последнего. Они же назывались и Иехониями – по греческому произношению имени. Итак, первый Иоаким, он же и Иехония, сын Иосии, должен быть причислен к родам до первого пленения; второй же Иоаким, он же и Иехония, сын первого Иехонии и внук Иосии, должен быть относим к родам, считаемым от пленения до Христа, и тогда получается полное число четырнадцати родов. А что Иоакимов было двое, об этом свидетельствует книга Царств, в которой говорится об этом так: «И воцарил фараон Нехао над Израилем Елиакима, сына Иосиина, вместо Иосии, отца его, и переменил имя его на Иоакима» (4Цар. 23:34). Вслед за тем говорится, как он умер и почил с отцами своими, и как, затем, царствовал вместо него Иоаким, сын его. В самом начале царствования этого последнего пришел Навуходоносор, царь вавилонский, и, осадив Иерусалим, взял его, а самого Иоакима и всех людей его отвел в Вавилон. Этот второй Иоаким, которого назвал Иехонией пророк Иеремия, был внуком Иосии, а не сыном. Поэтому справедливо он причисляется к третьей части генеалогии, от Иехонии до Христа, состоящей из четырнадцати родов, тогда как отец его, бывший сыном Иосии, относится к предшествующим родам. Таким образом, и число последних четырнадцати родов становится у нас полным.
Далее в означенных трех манускриптах следуют слова: «Мне кажется, что Он причисляет к родам время пленения» и т.д.