IV век
Афанасий Великий, архиепископ Александрийский ( 297-373)
Первым немалым признаком того, что душа человеческая разумна, служит отличение ее от бессловесных; ибо по естественной привычке называем их бессловесными по тому самому, что род человеческий разумен. А потом немаловажным будет доказательством и то, что один человек рассуждает о находящемся вне его, мысленно представляет и то, чего нет перед ним, и опять рассуждает и обсуживает, чтобы из обдуманного избрать лучшее. Бессловесные видят тò одно, чтò перед ними, стремятся к тому одному, чтò у них перед глазами, хотя бы впоследствии был от того им вред; но человек стремится не к видимому, а напротив того, видимое глазами обсуживает рассудком; не редко, устремившись уже, рассудком бывает удержан, и чтò им обдумано, обсуживает снова. Сие свойственно только людям, и сие-то есть разумность человеческой души, пользуясь которою отличается она от бессловесных и доказывает о себе, что она действительно не одно и то же с видимым в теле. Тело часто лежит на земле, а человек представляет и созерцает, чтò на небе.
А для тех, которые дошли даже до бесстыдства неразумности, строгим доказательством послужит и следующее. Тело по природе смертно; почему же человек размышляет о бессмертии, и не редко из любви к добродетели сам на себя навлекает смерть? Или, если тело-временно; почему же человек представляет себе вечное, и поэтому пренебрегает тем, чтò у него под ногами, вожделевает же вечного? Итак, чтò же это опять будет, как не душа разумная и бессмертная? Все сие доказывает не иное что, как разумную душу, владычествующую над телом. Тело не само себя движет, но приводится в движение и движется другим, как и конь не сам себя впрягает, но понуждает его владеющий им. Посему-то и даются людям законы – делать доброе и отвращаться порока; для бессловесных же, лишенных разумности и мышления, и худое остается невнятным и неразличимым.