Об обязанностях священнослужителей #2

Глава XXV.

Благодеяния следует оказывать скорее бедным, чем богатым, потому что последние или видят в них (одно) желание (бедняков) получить (что-нибудь) от них взамен за свое благодеяние или же сердятся за то, что они из-за этого становятся обязанными (пред бедными). Бедные же поручителем за себя выставляют самого Бога, притом же они охотно сознаются в получении ими благодеяний. К этому присоединяется увещание быть равнодушным к деньгам.

126. Что за нужда для тебя помогать богатому? Разве та, что он скорее вознаградит любящего его? – Мы ведь чаще сочувствуем тем, которые, как мы думаем (speramus), отблагодарят нас (а quibus referendae vicem speramus gratiae)^[538]. Ho (тогда) тем более следует нам заботиться о слабом и бeдном, потому что за неимущего, чаем мы, воздаст вам Господь Иисус, Который под видом пира указал нам общий для (всех) добродетельных поступков^[539] пример (generalem virtutum formam), именно, чтобы мы охотнее оказывали благодеяния тем, которые не могут возвратить их нам; (в частности, Он) научает нас приглашать на пир и обеды не богатых, а бедных. Ибо богатых мы зовем (обычно) в надежде, что и они отплатят нам тем же; бедные же, не имея возможности отплатить за полученное ими, воздаятелем (за себя) имеют (самого) Господа, Который благоволил принять (на себя) обязательство бедного.

127. И по опыту века сего, (всякое) благодеяние бедных, радует больше, чем богатых, потому что богатые отметают благодеяния и стыдятся быть кому-либо обязанными^[540]. И то, что оказано им, они приписывают своим заслугам, принимая, как должное, или же (полагают), что им дают с той целью, чтобы (в свою очередь) побольше получить от них. Таким образом, принимая благодеяния, богатые уверены (в том), что, соизволивши принять (ео ipso quod acceperint), они больше дали, чем получили. Бедный же, если не имеет, чем заплатить, то воздает благодарностью^[541]. Этот, таким образом, больше воздает, нежели получает, ибо деньги выплачиваются монетами (которые могут иссякнуть), благодарность же никогда не истощается. Деньги при отдаче издерживаются, а благодарность, когда имеется, воздается и, когда воздается, (все-таки) и не уменьшается (retinetur). Кроме того, чего богатый избегает, это бедный признает – (именно), что он обязан (оказанным ему благодеянием), причем полученную им помощь не приписывает своему достоинству; (более того) он считает (даже благодеянием для себя то), что ему даны дети, дарована жизнь, сохранено семейство. Насколько же лучше оказывать благодеяние добрым, чем неблагодарным?

128. Почему и Господь сказал ученикам: «не берите с собою ни золота, ни серебра, ни денег»^[542] (Мф.10:9), т. е. Господь как бы серпом срезал корыстолюбие, произрастающее в человеческих сердцах. Также и Петр сказал хромому от чрева матери, которого (обычно) носили (к дверям храма): «Серебра и золота я не имeю^[543], а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи» (Деян.3:6). Таким образом, он не дал денег, но дал здоровье. Насколько же лучше иметь здоровье без денег, чем деньги без здоровья! Встал хромой, чего не ожидал, а денег не получил, хотя и надеялся (их получить). Впрочем, нельзя сказать, чтобы святые Господа вообще пренебрегали богатством (sed haec vix in sanctis domini reperiuntur, ut divitiae contemptui sint).

Глава XXVI.

Какой старый грех – корыстолюбие, выясняется многими примерами ветхого завета; здесь же указывается, как суетно обладание богатствами.

129. Впрочем, преклонение (admiratione) пред богатством настолько вкоренилось в людские нравы^[544], что люди только богатого и считают (обычно) достойным почета. И это обыкновение не ново, (наоборот) этот порок существует уже издавна и, что еще хуже, глубоко внедрился в человеческом сознании (humanis mentibus). Ибо когда (еще) Иерихон, великий город, пал от звука священнических труб, когда Иисус Навин уже одержал победу, он узнал, что храбрость народа ослабела чрез корыстолюбие и златолюбие (auri cupiditatem). Именно: Ахар унес из добычи зажженного города золотую одежду, двести дидрахм серебра и золотой слиток; поставленный затем пред (лицом) Божиим, он не смог отпираться, но поведал о краже (Нав.7:19 и сл.).

130. Старинное и давнее (зло) – корыстолюбие; оно получило начало вместе со словами самого божественного закона или, вернее, самый закон дан был для его обуздания. По сребролюбию Валак думал, что (обещанием) награды можно искусить Валаама, дабы тот проклял народ отцов; и сребролюбие, вероятно, победило бы, если бы, по повелению Божию, он не воздержался от проклинания (Чис.22:7 и сл.). Из-за сребролюбия погиб Ахар, который привел (было) к гибели (и) весь народ отцов. И Иисус Навин, который мог остановить солнце, чтобы оно не двигалось (Нав.10:12, 13), не мог остановить людского сребролюбия, чтобы оно не проникло (в сердца народа). По его слову (advocem) стало солнце, но не остановилось корыстолюбие. Когда стояло солнце, Иисус довершил победу; когда же прокрадывалось корыстолюбие, он близок был к потере ее.

131. Далее, разве не обмануло храбрейшего из всех Сампсона корыстолюбие жены Далилы? И вот тот, который своими руками растерзал рыкающего льва, кто, будучи связан и предан иноплеменникам, сам, без посторонней помощи, разорвал узы и погубил тысячу мужей из иноплеменников, кто порвал, как слабые нитки ковыля, веревки с вплетенными^[545] в них жилами, – тот, склонивши шею к коленьям жены, был острижен и через то лишился украшения победоносных волос, – залога (praerogativam) его силы. Проникло корыстолюбие (pecunia) в сердце женщины, и отступила от мужа благодать (Суд.16:5 и сл.).

132. Итак, гибельно корыстолюбие, обманчивы деньги, которые портят имеющих их и не помогают нуждающимся (non habentes) в них. Положим, что деньги иногда помогают^[546], но ведь это человеку слабому, их именно и ищущему^[547]. А какая польза от них тому, кто не ищет их, кто не желает их (иметь), кто не нуждается в них, кто не хочет прилагать усилий (на добывание их). Что толку другим, что имеющий деньги богаче их? Разве он станет честнее от того, что владеет тем, благодаря чему часто теряется честность, и что обладает тем, над чем он является скорее сторожем, чем хозяином? Мы (обычно) владеем тем, чем пользуемся; та же (собственность), которой нельзя пользоваться (quod autem ultra usum est), не приносит выгоды, (наоборот), охрана (ее подвергает) опасности (самого владельца).

Глава XXVII.

Равнодушие к деньгам есть один из видов справедливости; этой и другим добродетелям должны следовать столь же клирики, сколько и епископ; последний должен быть особенно осторожен в отлучении кого-либо от церковного общения.

133. В заключение мы можем сказать (ad summam novimus), что равнодушие к деньгам является одним из видов справедливости, почему мы должны уклоняться от корыстолюбия и особенно стараться (omni studio intendere) о том, чтобы не погрешить против справедливости, но быть верными (custodiamus) ей во всех делах и поступках.

134. Если мы желаем угодить Богу, будем имeть любовь (к людям); будем единодушны, смиренны, каждого^[548] почитая высшим себя. Смирение в том и сказывается, чтобы не обнаруживать никаких притязаний, чтобы себя считать ниже других. Епископ как бы членами своего (тела) пусть пользуется клириками, в особенности же священнослужителями (ministris), которые являются его истинными детьми, и кого он видит наиболее способным к известному служению, на то пусть его и назначает.

135. С болью отсекается даже сгнившая часть тела, но и то (добрый врач) прежде старательно (diu) исследует, нельзя ли помочь ей лекарствами, и (уж окончательно убедившись в том, что) это невозможно, решается на отсечение. Подобно доброму врачу и добрый епископ желает врачевать слабых, вылечивать (auferre) разрастающиеся язвы, прижигать некоторые (из них), но никак не отсекать; и (лишь после того, как он придет к убеждению) в невозможности вылечить (язвы), он с болью (в сердце решается) отсечь (от церкви недостойных членов)^[549]. Здесь особенно ценно (magis eminet) прекраснейшее (апостольское) наставление, чтобы мы больше думали не о том, что (касается) нас, но о том, что (касается) других (Флп.2:4), ибо в том случае, мы не будем склонны к гневу и не будем питать излишней слабости к нашим желаниям.

Глава XXVIII.

Нужно быть широко милосердным, даже если бы это не было выгодно для нас; здесь приводится памятная история о священных сосудах, проданных на слом Амвросием для выкупа пленных; затем даются наставления о законном пользовании золотыми и серебряными драгоценностями, принадлежащими церкви. Потом на примере святого Лаврентия разъясняется, каковы действительные сокровища церкви, и затем излагаются правила для переплава и продажи освященных сосудов.

136. Величайшим побуждением к милосердию служит сострадание чужим несчастьям и посильная помощь в их нуждах, а иногда и непосильная (et plus interdum quam possumus). Ибо лучше самим подпасть осуждению (causas praestare) за милосердие или подвергнуться неприязни, чем проявить немилость, как мы некогда подверглись ненависти за то, что продали (confregerimus) священные сосуды с тем, чтобы выкупить пленных; это не понравилось арианам, и (пожалуй) не столько не понравилось самое дело, сколько (хотелось) найти в нас что-либо заслуживающее порицания. Но кто же столько жесток, немилостив и бесчувствен, которому было бы не по душе избавление человека от смерти, женщины – от бесстыдства варваров, что еще хуже смерти, отроковиц, отроков и младенцев – от идольской мерзости, которой они осквернялись из страха пред смертью?

137. Так поступил я не без достаточного основания, однако нам пришлось разъяснять и доказывать пред народом справедливость того, что гораздо лучше сохранить Господу души, чем золото. Он без золота послал апостолов (на проповедь) (Мф.10:9), без золота собрал Он и^[550] церковь. Церковь имеет золото, но не для того, чтобы хранить его, а чтобы тратить его, в случае нужды. Зачем же хранить то, от чего нет никакой пользы? Разве мы не знаем, сколько золота и серебра забрали ассирияне из храма Господня (4Цар.24:18)? Разве не лучше священнику употребить, за неимением других средств, золото на пропитание бедных, чем (позволит) врагу^[551] святотатственно унести имеющиеся в церкви (золотые сосуды)? Разве не скажет Господь: почему ты допустил умереть^[552] стольким от голода? Ведь ты имеешь золото, которое мог бы употребить на милостыню. Почему столько пленных, выведенных на продажу и не выкупленных, было убито врагом? Лучше было бы сохранить живые сосуды, нежели бесчувственные (metallorum).

138. И что можно ответить на это? Что ты можешь сказать: я боялся, чтобы храм не остался без украшений? Но тебе ответит Господь: таинства не нуждаются в золоте, и не из-за золота признается благом (ptaceut) то, чего нельзя купить за золото. Лучшее украшение для таинств – это выкуп пленных. Поистине^[553], являются драгоценными сосудами те, которые избавляют души от смерти. Истинным сокровищем Господним является тот, кто производит тоже, – что и кровь Христова, (т. е. искупает). Ибо только тогда сосуд действительно можно признать сосудом крови Господней, когда и чрез него (in utroque) совершается искупление, (т. е.) если чаша избавляет от врага тех, которых кровь Христова искупила от греха. Как хорошо слышать, когда целые толпы пленных бывают искуплены церковью: их искупил Христос! Это золото ценное, это золото полезное, это золото Христа, избавляющее от смерти, это золото, которым выкупается целомудрие, (и) сохраняется непорочность.

139. Свободу этих-то пленных я предпочел сохранению золота. Это множество пленных, эта дружина (ordo) славнее красивых чаш. Золото Искупителя следовало употребить на это (именно) дело, (т. е.) на искупление находящихся в опасности. Я признаю, что кровь Христова, влитая в золотой сосуд, не только сияет (в нем), но по дару искупления сообщает и металлу силу совершать божественные действия.

140. Такое золото сохранил Господу святой мученик Лаврентий. Когда у него потребовали (указать, где находятся) церковные сокровища, то он пообещал показать их. На другой день он привел бедных. Спрошенный о сокровищах, показать которые он обещал, Лаврентий, указывая на бедных, сказал: вот церковные сокровища. Поистине, это сокровища, потому что в них Христос, в них обретается вера (во Христа). И апостол сказал: «Мы имеем сокровище это в глиняных сосудах» (2Кор.4:7). Разве могут быть у Христа другие сокровища, лучше тех, в которых Он, по Его словам, пребывает? Ибо написано: «Алкал я, и вы дали Мне есть, жаждал, и вы дали Мне пить, был странником, и вы приняли Меня» (Мф.25:35).

И ниже: «Что вы сделали одному из этих^[554], то сделали Мне» (Мф.25:40). Какие же другие сокровища могут быть лучше тех, в которых (Сам) Иисус благоволит являться?

141. Вот эти сокровища и показал Лаврентий, и он был прав (vincit), потому что их не мог отнять и (сам) мучитель. (Иначе поступил царь) Иоаким, который и во время осады берег золото и не раздавал его на пропитание (нуждающимся); и вот золото его отняли (у него), а самого отвели в плен (4Цар.24:13). Лаврентий, который предпочел раздать церковное золото бедным, а не хранить его для гонителя, за свое столь удивительное понимание (pro singulari suae interpretationis vivacitate) (своих обязанностей к храму и бедным) получил священный венец мученика. (И что же?) Разве было сказано Лаврентию: Ты не должен расточать церковных сокровищ и продавать священные сосуды?

142. Нужно только, чтобы каждый исполнял эту обязанность с чистою вeрой и особой предусмотрительностью. Конечно, если кто-либо наблюдает в этом случае свои выгоды, то это преступно; если же он уделяет бедным и выкупает пленных, то он поступает милосердно. Ведь никто не может сказать: почему жив бедный? Никто не станет жаловаться на то, что выкуплены пленники; никто не сможет обвинять за то, что построен храм^[555], никто не будет сердиться за то, что для погребения останков верующих расширены кладбища (spatia laxata sunt), никто не может скорбеть о том, что тела усопших христиан похоронены в гробницах.

Вот в этих трех случаях можно расплавлять, сплавлять и продавать даже освященные сосуды церкви.

143. Нужно стараться только о том, чтобы священные (mystici) – сосуды не продавались (non exeat) в их настоящем виде, – дабы из священной чаши не сделали нечестивого употребления. Почему мы искали в церкви прежде всего неосвященных сосудов, которые затем ломали и сплавляли, дабы по частям раздать нуждающимся, а также употребить на выкуп пленных. Но если нет новых или неосвященных, то безгрешно, по моему мнению, употреблять на вышеупомянутые нужды и освященные (omnia).

Глава XXIX.

Отданное вдовицами, и вообще верующими, в церковь на сохранение должно защищать даже с опасностью для собственной жизни, что затем разъясняется на примерах Онии (перво)священника, самого Амвросия и Тичинского епископа.

144. Нужно особенно заботливо относиться к тому, чтобы доверенное церкви вдовицами оставалось в целости и сохранялось без всякого (для него) ущерба, – впрочем не только вдовицами, но и всеми (верующими); ибо нужно быть верным^[556] по отношению ко всем, (хотя впрочем) в особенности к вдовам и сиротам.

145. По крайней мере, только благодаря имени вдовиц, как читаем мы в книгах Маккавейских (2Мак.3:10 и сл.), все, положенное в храме, осталось в сохранности. Ибо, когда по доносу Симона царю Антиоху сделалось известным, что в иерусалимском храме могут находиться сокровища, то присланный по этому делу Илиодор пришел в храм и открыл первосвященнику о злобном доносе и поводе своего прибытия.

146. Тогда первосвященник (sacerdos) сказал, что в храме действительно есть сокровища, положенные (туда) вдовами и сиротами (и составляющие) единственный источник их содержания (victualia), и что (кроме того) есть сокровища (quaedam), положенные в храм благочестивым мужем Гирканом, сыном Товииным^[557], и это показал ему. Серебра было четыреста талантов, а золота – двести. Когда же Илиодор пожелал завладеть этим с тем, чтобы передать царю (regiis vindicare commodis), то священники, одетые в свои священнические одежды, поверглись пред алтарем и с плачем стали призывать Бога живого, давшего закон о посвященном, чтобы Он явился защитником своих постановлений. (Что касается первосвященника), то изменившееся выражение его лица свидетельствовало о его скорби и возбужденности его ума. Все оплакивали имеющее наступить поругание (святого) места, раз и в храме Божием (как ясно было видно) доверенное не может остаться в целости (si nec in Dei templo tuta fidei servaretur custodia); женщины препоясали себя (в знак траура) по персям, а девы, которые (тогда) были заперты, стучали в дверь; иные бежали на стены, другие смотрели в (башенные) оконца, все простирали к небу руки и просили Господа защитить данные Им законы (suis legibus).

147. Илиодор, не устрашенный этим, стал приводить в исполнение свое намерение и со своими телохранителями окружил сокровищницу (храма); как вдруг явился ему страшный всадник, сияющий золотым оружием, конь которого был украшен богатым покрывалом; явились также двое храбрых, прекрасных и блистающих и богато одетых юношей, которые, обступив святотатца с той и другой стороны, без перерыва наносили ему удары. Что же больше? Объятый мраком он пал на землю и лежал мертвым, явно наказанный божественной силой (et evidendi divinae operationis indicio exanimatus jacebat), и не оставалось в нем надежды на спасение. Тогда устрашенные возрадовались, а наглые пришли в ужас. Некоторые же из друзей Илиодора, пораженные (этим), стали просить^[558] Онию – возвратить жизнь (Илиодору), находившемуся при последнем издыхании.

148. И когда первосвященник начал молиться, снова явились Илиодору те же юноши и сказали ему: возблагодари первосвященника Онию, так как ради него тебе возвращается жизнь. Ты же, наказанный Богом, пойди и возвести своим о том, как ты познал святость (religionem) храма и силу Божию. Сказавши это, они сделались невидимы. Илиодор же, прийдя в себя, принес жертву Господу, возблагодарил первосвященника Онию, а, возвратившись вмeстe с войском к царю, сказал; если ты имеешь врага или строящего ковы против тебя (insidiatorem^[559] rerum tuarum), пошли его^[560] туда, чтобы он возвратился оттуда побитым.

149. Итак, дети, нужно строго хранить (servanda est fides) и тщательно беречь доверенное. Вы покажете себя достойнейшими священнослужителями, если станете противодействовать невыносимому притеснению вдов и сирот от руки сильного, уделяя этим последним вспомоществование из церковных средств, если, таким образом, докажете, что для вас Господнее повелeние значит больше, чем расположение богатого.

150. Вы помните, сколько нам пришлось воевать с царской притязательностью на доверенное (церкви) вдовами и вообще всеми. Вы сами принимали участие в этом (commune hoc vobiscum mihi). Я приведу вам недавний пример тичинской церкви, которая рисковала потерять доверенное ей одной вдовицей. Когда ее (доверенное) стал требовать тот, который хотел присвоить его себе, (ссылаясь) на царский указ, то клирики не стали противоречить (non tenebant auctoritatem); (даже) люди, пользовавшиеся особым почетом (honorati), приглашенные дать свое заключение (intercessores dati), решили, что нельзя противиться указу императора. Был прочитан указ, опредeленный смысл которого исключал всякое сомнение (legebatur rescripti forma directior), (затем было сообщено) распоряжение (statuta) начальника дворцовой службы (magistri officiorum), помощник которого уже был готов привести в исполнение приказание (своего начальника) (agens in rebus imminebat). Что сказать дальше? Передано было (им доверенное вдовицей).

151. Однако благочестивый (sanctus) епископ, посоветовавшись со мной, стал охранять те комнаты, в которых, как он знал, находилось положенное вдовицей, и что он не мог унести оттуда, то он переписал (receptum sub chirographo est). После он потребовал (все значившееся) в (этой) записке. Император повторил приказ и (пожелал) лично повидаться с нами. В этом ему было отказано. И только после того, как сослались на свидетельство (auctoritate) божественного закона, на тексты писания (serie lectionis), и (также) на опасный пример (periculo) Илиодора, император, наконец, образумился. Хотя, впрочем, и после этого делалась попытка к захвату (положенного), но досточтимый епископ предупредил захват, возвративши вдовице то, что им было принято (от нее). Так была сохранена верность; (новое) притеснение не представлялось (теперь таким) страшным, так как опасности подвергалась уже не верность, а вещь.

Глава XXX.

В заключение книги (клирики) убеждаются удаляться от общения с завистниками и следовать мудрости, верe и прочим добродетелям.

152. Дети, бегите нечестивых, остерегайтесь завистников. Различие между ними следующее: нечестивый радуется своему (только) благу, а завистливый терзается, (когда видит) благо другого; первый любит зло, второй ненавидит добро; всеми более терпим тот, кто (только) себе желает блага, но никак не тот, который всем хочет зла.

153. Дети, обдумывайте каждое дело, к которому вы приступаете; когда вы тщательно обдумаете, тогда делайте то, что вы одобрили. Если представится вам случай славной смерти, – умрите; если же вы упустите его, то не так легко дождаться его опять (dilata gloria fugit, nec facile comprehenditur).

154. Любите веру, потому что верой и благочестием снискал^[561] себе великую любовь противников царь Иосия; (вера же и благочестие его сказались в том), что он, будучи всего лишь 18 лет, отпраздновал Пасху Господню так, как никто не праздновал до него (4Цар.23:21 сл.)^[562]. Подобно тому как он своей ревностью превзошел предков, так и вы, дети, примите ревность Божию. Пусть взыщет вас и снедает ревность Божия, чтобы каждый из вас мог сказать: «Взыскала меня ревность дома твоего» (Пс.68:10)^[563]. Апостол Христов назван зилотом (Лк.6:15). Что я говорю – апостол? Сам Господь сказал: «Ревность по доме твоем съела (comedit) меня» (Ин.2:17)^[564]. Да будет в вас ревность Божия, а не человеческая, рождаемая завистью.

155. Да царит между вами мир, который выше всякого чувства и мысли (superat omnem sensum). Любите друг друга. Нет ничего приятнее (dulcius) любви и лучше (gratius) мира. Вы сами знаете, что и любил и люблю вас преимущественно пред прочими; как дети одного (духовного) отца, вы связаны между собою узами братства.

156. Держитесь доброго, и Бог мира и любви да будет с вами в Господе Иисусе. Ему честь, слава, величие, власть со Святым Духом во веки веков. Аминь.

Книга 3

Глава I.

Давидом и Соломоном указано, как нужно обходиться с сердцем нашим; затем, утверждается, что не Сципион автор того изречения, которое, обычно, ему приписывается. (Указывается), сколько прекрасного совершали святые пророки в своей праздности; сопоставлением праздности их, а равно и других (святых мужей), выясняется, что праведный никогда не бывает одинок, (никогда не бывает) стеснен (духом).

1. Пророк Давид научил нас ходить в нашем сердце, как бы некотором просторном доме и обходиться с ним, как с добрым товарищем, чтобы (человек) мог говорить и разговаривать сам с собою подобно тому, как разговаривал сам с собою и пророк: «Я сказал: буду я охранять пути мои» (Пс.38:2). Также говорит и сын его Соломон: «Пей воду из твоих сосудов и из источников твоих колодцев» (Притч.5:15),^[565] т. е. советуйся сам с собою: «Помысел в сердце мужа – глубокая вода» (Притч.20:5)^[566]. «Никто из чужих, говорит он, да не будет твоим соучастником; пусть у тебя будет собственный источник воды и веселися с женой, которую ты имеешь от юности. Олень дружбы и жребя любви (pullus gratiarum) да разговаривают с тобою» (Притч.5:17–19)^[567].

2. Сципион^[568] не был первым, умeвшим не быть одиноким, когда он оставался один, и не быть бездeятельным в праздности, (ибо еще) раньше его Моисей, хотя и молчал, однако взывал (к Богу) (Исх.14:15), хотя оставался праздным, (однако) сражался, и не только сражался, но и побеждал врагов, которых он и не касался (Исх.17:11 и сл.). Он был настолько бездеятелен, что руки его поддерживали другие; (хотя, с другой стороны, он в то же время) был занят делом не менее других, ибо праздными руками он побеждал врага, которого не могли одолеть сражающиеся (с ним). Таким образом, Моисей и в молчании говорил, и в бездействии действовал. Чьи же дела были славнее (majora), чем праздность этого, который, будучи в течение 40 дней на горе, объял своим умом (complexus est) весь закон и в своем уединении имел собеседника с собой (Исх.24:15 и сл.)? Поэтому и Давид говорит: «Послушаю, что скажет во мне Господь Бог» (Пс.84:9). Насколько же выше то, когда с кем нибудь говорит Бог, а не сам он с собой!

3. Проходили апостолы и тeнь их врачевала немощных; через прикосновение к одеждам их (больные) получали здравие (Деян.5:15).

4. Илия произнес слово, и дождь перестал и не падал на землю в течение трех лeт и шести месяцев. (Потом) опять сказал, и мера муки не убывала, и сосуд с маслом не истощался во все время продолжительного голода (3Цар.17:1 и сл.).

5. Многим нравится военное дело (bellica); но что славнeе: положить конец войне (confecisse ргаеliumj с помощью (lacertis) многочисленного войска^[569] или благодаря только своим заслугам (пред Богом)? Елисей находился на одном месте, а царь сирийский вел наступательную войну против народа отцов, – (войну), весьма тяжелую (для израильтян); он замышлял разные коварства и пытался строить засады; однако пророк узнавал о всех приуготовлениях его и, по благодати Божией, находясь мысленно повсюду, сообщал своим о всех вражеских замыслах и указывал им опасные для них места. Когда это сделалось известно царю сирийскому, то тот послал войско, чтобы схватить пророка. Помолился Елисей, и все посланные царем были поражены слепотой, и (вот) пленными ввел он в Самарию тех, которые пришли с намерением захватить его (4Цар.6:8 и сл.).

6. Сравним эту праздность с праздностью других^[570]. Ибо некоторые ради спокойствия духа, обычно, удаляются от всякой деятельности и уклоняются от всякого рода собраний (conventu coetuque); они ищут деревенского уединения, отдаются сельским заботам или и в самом городе живут без треволнений (vacare animo), заботясь (indulgere) (только) о покое и безмятежии. Елисей же и в пустыне своим переходом разделил Иордан так, что нижняя часть утекла (в море), а верхняя возвратилась к своему источнику (4Цар.2:14); в Кармиле он разрешает неплодие нерождавшей (resoluta difficultate generandi, inopina sterilem conceptione fecundat); воскрешает мертвых, изменяет горечь похлебки (ciborum) и чрез прибавление к ней муки делает (ее) сладкой; разделив 10 хлебов и насытив ими народ, собирает остатки; упавший в глубину реки Иордана топор всплывает, после того как (Елисей) бросил в воду (кусок) дерева; прокаженного он делает здоровым, засуху заменяет дождями и голод плодородием (4Цар.2:8 и сл.; 4Цар.4:16 и сл.).

7. Как может праведник остаться одиноким, когда он всегда с Богом? Как может он пребывать в уединении, раз он никогда не удаляется от Христа: «Кто, – говорит (апостол), – отлучит нас от любви Божией? Увeрен, что (этого не может сдeлать) ни смерть, ни жизнь, ни ангел»^[571] (Рим.8:35–38). Как может быть праздным тот, кто никогда не бывает без заслуг, являющихся результатом деятельности (quo consummatur negotium)? Может ли быть ограничен какими-либо пределами тот, которому принадлежит весь мир, полный богатств? Какой ценой оценивается тот, который не поддается никакому определению (qui numquam opinione comprehenditur)? Ибо он как бы неизвестен, но его узнают, он (как бы) умирает, и вот живет; как бы печален, и всегда радуется, он беден (и в то же время) щедр, ничего не имеет и всем владеет (2Кор.6:9–10). Ибо праведный муж ни на что не обращает внимания, кроме того, что вечно и что честно. И потому, хотя другим он и кажется бедным, однако себе он представляется богатым, потому что он оценивается с точки зрения (aestimatione censetur) не тленного, а вечного.

Глава II.

Философы спорят о взаимоотношении честного и полезного. Это не должно иметь места у христиан, для которых не может быть полезным то, что чуждо справедливости. Какие такие обязанности совершенные и какие обычные? Одни и те же слова в применении к различным случаям имеют различный смысл. Затем (говорится о том), что праведный из несчастья другого не станет извлекать себе выгоды, напротив, всегда будет заботиться о полезном для других.

8. Так как в двух предыдущих отделах мы уже сказали о честном и полезном в отдельности, то теперь речь будет о том (sequitur)^[572], должно ли сравнивать между собою честное и полезное с тем, чтобы рeшить, которое из них следует предпочесть другому (et quaerere quid sit sequendum). Подобно тому как сначала мы выясняли, честен ли известный поступок (illud) или постыден, как затем (решали вопрос о том), полезен ли он или неполезен, так и здесь, по мнению некоторых, нужно (также) выяснить, честен ли или полезен известный поступок.

9. Нас (впрочем) беспокоит одно: как бы кому-либо не показалось, что теперь мы считаем противоречивыми именно те понятия, которые раньше признали за тождественные. (Однако никакого противоречия в наших словах нет. Мы положительно признаем следующую истину): не может быть честным^[573] то, что не было бы (в то же время) и полезным, и, (наоборот), не может быть полезным то, что в (то же время) не было бы и честным; мы ведь не следуем мудрости плоти, которая понимает пользу в смысле денежной выгоды, но мудрости, которая от Бога, которая почитает ущербом для себя все, что признается великим в этом векe.

10. Ведь χατόρθωμα, которое означает совершенную^[574] и абсолютную обязанность, проистекает из истинного источника добродетели; за ней следует уже общая (многим) обязанность (обычная), которая уже самым названием показывает, что не может быть выдающейся и (так сказать) единственной та добродетель, которая свойственна многим^[575]. Копить деньги – свойственно многим, (также) очень распространено (usitatum est) услаждение роскошными пиршествами и сладкими яствами (suavioribus epulis), пост же и довольство (своим жребием), – это удел немногих, не желать чужого, – это (явление) редкое; наоборот, отнять одежду у другого и не быть довольным своим, – в этом сходятся весьма многие. Поэтому иное дело – совершенные (prima) обязанности, и иное – обязанности обычные: первые свойственны немногим, а вторые – почти всем (cum pluribus).

11. Затем, в одних и тех же словах часто скрывается различный смысл (in iisdem verbis discretio est). В одном смысле мы называем благим Бога и в другом – человека; в ином смысле называем праведным Бога^[576], и в ином – человека. Равным образом и премудрым Бога считаем не в том же смысле, что и человека. Этому мы научаемся и в Евангелии: «Итак будьте и вы совершенны, как и отец ваш, который на небесах, совершен есть» (Мф.5:48)^[577]. Сам Павел, как читаем мы, был (и) совершен, и не совершен. Ибо хотя и сказал: «(Говорю так) не потому, чтобы я достиг или уже усовершился, но стремлюсь, не достигну ли я» (Фил.3:12), (однако) тотчас же добавил: «Итак, кто из нас совершен...» (Фил.3:15). Совершенство может быть двоякого рода: одно полное, а другое – неполное (alia medios, alia plenos numeros habens), одно – здесь, а другое – там; одно – в соответствии с силами человека, а другое – в соответствии с совершенством будущего. Бог же праведен во всем, премудр над всем и совершен во всем.

12. Есть также различие и между самими людьми. Иначе был мудр Даниил, о котором сказано: «Кто мудрeе Даниила?» (Иез.28:3). Иначе другие мудрецы, иначе Соломон, который своей мудростью превосходил мудрость древних, а также всех мудрецов египетских (3Цар.4:29 и сл.). Иное дело мудрствовать одинаково со всеми (communiter sapere), и иное мудрствовать, как подобает совершенным (perfecte). Кто^[578] мудрствует одинаково со всеми, тот мудрствует о временном, о самом себе, о том, чтобы похитить что-либо у другого и присвоить себе. Кто же мудрствует, как свойственно совершенному, тот не умеет (nescit) наблюдать своих выгод; но к тому, что вечно, что прилично и честно стремится он всею душой, заботясь о полезном не для себя, а для всех.

13. Указанное различие даст нам возможность не смешивать^[579] взаимоотношений честного и полезного (ut inter dao illa, honestum atque utile, errare nequeamus). Праведный и не подумает отнять что-либо у другого и не захочет строить собственное благополучие на несчастье ближнего. Это правило предписал тебе и апостол, когда сказал: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, на не все назидает. Никто пусть не ищет своего, но того, что (касается) другого» (1Кор.10:23–24)^[580], т. е. никто пусть не ищет своей выгоды, но (каждый выгоды) другого; никто пусть не ищет почестей для себя, но для другого. Почему и в другом месте он говорит: «Один другого почитая высшим себя, каждый заботясь не о своем, но о чужом» (Фил.3:3–4).

14. Никто также пусть не ищет милости или похвалы для себя, а не для другого. Это (достаточно) ясно, как можно видeть^[581], было раскрыто в притчах, где Дух (святой) сказал устами Соломона (per Salomonem): «Сын (мой), если ты будешь мудр, то будешь мудр для себя и для ближних; если же станешь злым, то один почерпаешь зло» (Притч.9:12)^[582]. Мудрый подобно праведному дает советы другим, ибо та и другая добродетель пребывают нераздельно (quando quidem consors sui est, utriusque forma virtutis).

Глава III.

Выясняется выше данное наставление о том, чтобы не искать собственной выгоды сначала примером Христа, потом изъяснением имени (человек), наконец, самым устройством членов (тела) и их службой (человеку). Затем показывается, как бесчестно лишать другого его выгоды, – поскольку этим преступлением естественный закон нарушается одинаково с божественным, поскольку теряется то, чем мы отличаемся от прочих животных и, наконец, насколько позорно попираются государственные законы^[583].

15. Итак, если кто желает угодить всем, то он, подобно Павлу, во всем пусть ищет не того, что полезно ему, но что полезно многим. Это и значит сообразоваться со Христом, не искать чужого, не похищать ничего у другого с целью присвоения себе. Ибо Христос Господь, будучи во образе Божием, уничижил Себя тем, что принял образ человека, который (образ) Он обогатил своими славными делами (Фил.2:6 и сл.). Неужели же ты станешь грабить того, которого облек Христос, или раздевать того, кого одел Он? А это ты и делаешь, когда убытком другого стараешься увеличить собственное благосостояние (commoda).

16. Поразмысли, человек, откуда ты получил свое имя, разве не от земли^[584], которая ни у кого ничего не похищает, но всех всем наделяет и производит разные плоды на пользу всех живых существ? Отсюда и гуманностью названа та свойственная исключительно человеку добродетель (specialis et domestica virtus hominis), которая побуждает (его) приходить на помощь собрату (consortem adjuvat).

17. Пусть научит тебя самое устройство^[585] твоего тела и служба (каждого из его) членов… Разве присвояет себе какой-либо член обязанности другого члена, – глаз, напр., обязанность рта, или рот обязанность глаза, присвояет ли себе рука службу ног, а нога – рук? Ведь самые руки – правая и лeвая – имеют много различных обязанностей, так что если ты станешь пользоваться одной вместо другой, то это будет вопреки природе; и скорее ты сделаешь человека совершенно бездеятельным (totum hominem exuas), чем заставишь свои члены пополнять чуждую им службу (quam membrorum tuorum ministeria convertas); и, если ты станешь подносить пищу лeвой рукой, или правой начнешь пользоваться вместо лeвой, то ты будешь ронять (abluas) остатки пищи, – за исключением, конечно, тех случаев, когда к этому тебя вынудит необходимость.

18. Представь себе, что глаз обладает силой отнять у головы разум, у ушей – слух, у ума – мысли, у ноздрей – обоняние, у рта – вкус и все это присвоит себе: разве этим не нарушится весь порядок природы? Отсюда прекрасно сказал апостол: «Если все тело – глаз, (то) где слух? Если все слух, то где обоняние (1Кор.12:17)?».Итак, все мы составляем единое тело и, (хотя) являемся различными членами, однако все (в равной мере) необходимы телу; и не может (один) член сказать о другом: он мне не нужен. И те члены, которые кажутся наиболее слабыми, те наиболее и необходимы и зачастую для своего сохранения требуют наибольшей заботы. И если страдает один член, то с ним состраждут и другие.

39. Отсюда (следует), какой тяжкий (грех) отнимать что-либо у того, кому мы должны сострадать, обманывать и вредить тому, которому мы должны служить (cui debemus consortium ministerii). Таков, по крайней мере, закон природы, который обязывает^[586] нас к безусловному (omnem) человеколюбию, чтобы мы взаимно помогали друг другу, считая себя (tamquam) частями одного (огромного) тела. Мы не должны помышлять о похищении (у других)^[587], (раз вам известно, что далее) отказ от помощи (non juvare) (и то уже) противоречит закону природы. Мы рождаемся такими, что члены (нашего тела) в своей деятельности согласуются друг с другом, и они тесно связаны между собою и угождают один другому взаимным служением. Если один член перестает (исполнять) свое служение, то создается затруднение и для других; напр., если рука вырвет глаз, то разве не самой же себе, не своей ли деятельности она причинит затруднение (nonne sibi operis sui usum negavit)? Если (кто) ранит ногу, то на сколь продолжительное бездействие он осуждается через это? Насколько же тяжелее подвергнуть бездействию (detrahi) всего человека, чем лишить (его) одного только члена? И если в одном члене повреждается все тело, то, конечно, в одном человеке разрывается связь всего человеческого рода^[588]. (Когда же) нарушается связь человеческого рода (violatur natura generis humani), (тогда рушится) и союз святой церкви, которая единством веры и любви соединена в одно тесно связанное и неразрывное тело, также и Христос Господь, умерший за всех, скорбит о том, что искупительная кровь Его была пролита всуе (mercedem sanguinis sui evacuatam dolebit).

20. Впрочем, сам закон Господа^[589] научает блюсти эту заповедь (formam), (т. е.) ничего не похищать у другого ради своей выгоды, (именно), когда говорит: «Не передвигай границ, которые установили твои отцы» (Притч.22:28)^[590], когда повелевает возвращать заблудившегося тельца брата твоего (Исх.23:4), когда приказывает убить вора (Исх.22:1–2), когда запрещает задерживать (до утра) (mercennarium debita mercede fraudari) причитающуюся наемнику плату (Лев.19:13), когда определяет возвращать деньги без процентов (Втор.23:20). Человеколюбию свойственно помогать нуждающемуся, а жестокости – требовать больше, нежели дал. Ведь если кто-либо нуждается^[591] в твоей помощи именно потому, что не имеет, чем бы он мог уплатить долг, то разве не безбожно, что, прикинувшись человеколюбивым, ты (потом) требуешь большего у того, кто не мог заплатить и меньшего? Ты платишь за должника другому (лишь) затем, чтобы сделать его обязанным себе. И такое приумножение несправедливости ты еще осмеливаешься называть человеколюбием.

21. Именно человеколюбием (hoc) мы и превосходим другие живые существа, которые не ведают (обязанности) предоставлять (другим хоть) что нибудь; звери похищают, а люди уделяют. Поэтому и псалмопевец говорит: «Праведник милует и дает» (Пс.36:21). Впрочем, есть кому и животные (ferae) уделяют; (так) звери кормят своих детенышей (sobolem), птицы насыщают своих птенцов; и лишь одному человеку свойственно (tributum est) и чужих (omnes) питать так же, как своих. К этому обязывает (его) само естественное право. Ибо если не позволительно не дать, то как может быть позволено присвоить себе чужое? Этому научают нас и законы^[592]. Так, когда будет произведена кража, которой будет нанесен ущерб или самому лицу, или его имуществу, то (по законам) уворованное должно быть возвращено с лихвой. (Таким образом законы хотят) удержать вора от кражи или страхом наказания, или угрозой денежного штрафа.

22. Представь однако, что найдется такой, который не боится наказания и смеется над штрафом; неужели же пристойно похищать одному у другого? Это порок рабов и свойствен он (людям) самого низкого положения^[593]. Он настолько противен природе, что вызывается, как кажется, скорее нуждой, чем природной склонностью. Впрочем (и то нужно сказать, что) кражи воров (совершаются) тайно, а хищения богатых происходят у всех на глазах (rapinae publicae).

23. Ничто так не противно природе, как ради своей выгоды причинять вред (violare) другому^[594], когда естественное чувство побуждает постоянно заботиться о других, претерпевать скорби, переносить труд^[595]; (ведь) каждый считает достохвальным с опасностью для себя искать всеобщего спокойствия; всякий почитает более приятным избавить от гибели отечество, чем (печалиться) о собственных опасностях; он думает, что гораздо славнее посвятить отечеству свой труд, чем, пребывая в покое, проводить жизнь, пресыщенную наслаждениями.

Глава IV.

Здесь очень кратко разъясняется, что тот, кто ради своей выгоды вредит другому, претерпевает тяжелые муки своей совести; затем прибавляется, что нет ничего, что было бы полезно одному и в то же время неполезно всем, и потому возбуждавшийся философами вопрос о двух (лицах), потерпевших кораблекрушение, не должен иметь места у христиан, которые всюду обязаны проявлять любовь и смирение.

24. Из вышесказанного можно заключить, что человек, воспитавший в себе послушание велениям природы, не может вредить другому^[596], так как он уверен в том, что, причинивши кому-либо вред, он (тем самым) оскорбит природу, да и себе лично не столько доставит выгоды, сколько нанесет вреда. Какое наказание может быть тяжелее мучения (vulnus) совести? Может ли быть приговор суровее приговора совести (quam domesticum), которым каждый сам себя обвиняет и порицает за то, что он несправедливо нанес обиду (своему) брату? Последнее осуждается и Писанием: «Из уст глупых – жезл поношения» (Притч.14:3). Здесь, таким образом, изобличается в глупости тот, кто наносит оскорбление (другим). Не следует ли после этого избегать (несправедливости еще) с большим (старанием), чем смерти, убытка, бедности, ссылки и болезни (debilitatis dolor)?^[597] Кто же (в самом деле) порок тела или потерю наследства не сочтет более легким по сравнению с пороком духа и потерей чести (пред Богом)?

25. Итак, все должны понять и усвоить себе (ту истину), что одно и тоже является полезным^[598], как для отдельных лиц, так и для всего общества (universorum)^[599]; нельзя считать полезным то, что не является полезным вообще. Ибо каким образом может быть (полезным то, что) полезно (только) одному? Что не полезно для всех, то вредит. Мне (по крайней мере) не кажется правдоподобным^[600], чтобы мог быть полезным (самому) себе тот, кто не полезен для других. Ведь если закон природы один для всех, то, конечно, одна и (общая) для всех польза, закон же природы обязывает нас всем помогать своим советом. Отсюда тому, кто по (закону) природы хочет помочь своим советом (ближнему), не свойственно вредить последнему вопреки (тому же самому) закону природы.

26. Тe, которые принимают участие (в состязаниях) в беге, считают^[601] для себя, как мы знаем, обязательным (ita feruntur praeceptis informari atque instrui) состязаться в быстроте, a не в обмане, и победы они достигают (исключительно) быстротой ног (cursu) (и ничем больше); (во время состязания никто из них) не осмеливается подставить другому ногу или толкнуть рукой; насколько же необходимее нам в течение этой жизни должно одерживать победу без всякого обмана и лжи?

27. Некоторые спрашивают: если во время кораблекрушения мудрый имеет возможность отнять доску у немудрого, – должен ли он это сделать^[602]? Хотя (лично) мне и представляется лучшим, если от кораблекрушения спасется мудрый, а не глупый, однако не думается (videtur), чтобы христианин, к тому же мудрый и справедливый, собственную жизнь стал бы спасать (quaerere) ценой смерти другого; по крайней мерe, если на кого нападет с оружием в руках разбойник, он не должен защищаться^[603], дабы, защищая (свою) жизнь, он не изменил благочестию. Об этом имеется весьма ясное наставление и в евангельских книгах: «Вложи меч твой (в ножны); кто будет поражать мечом, погибнет от меча» (Мф.26:52)^[604]. Какой разбойник гнуснее того, который пришел, чтобы убить Христа? Но Христос не захотел защищать себя (нанесением) ран гонителям, – (напротив) Он желал, чтобы Его раной все исцелились.

28. Почему ты считаешь себя лучше других, когда долг христианина (повелевает тебе) их именно ставить выше себя, (а также) ничего себе не присвоять, – ни почести, ни награды за свои заслуги? Потом, почему бы тебе самому лучше не подвергнуться неприятностям, чем посягать на чужое благополучие? Что столь противно природе, как не довольствоваться своим, искать чужого, домогаться (чего-либо) бесчестно? Ведь если быть честным, значит, быть согласным с природой, – ибо Бог все сотворил весьма хорошим, – то, конечно, жить бесчестно, значит, жить в противоречии с природой. Нельзя же ведь согласоваться с честным и постыдным, раз то и другое различны между собой по (самому) закону природы.

Глава V.

Праведный ничего не делает вопреки обязанности, даже если бы он имел возможность (безнаказанно) скрыться; такое значение имеет выдуманная философами басня о перстне Гиеса; после указания на нелепость этой басни (qua explosa) предлагаются достоверные и действительные примеры в лице Давида и Иоанна Крестителя.

29. В качестве главного пункта^[605] исследования (ponamus fastigium) настоящей книги, и в то же время цели (настоящего) нашего рассуждения мы позволим себе привести следующее положение: ничего не должно желать, кроме честного. Мудрый^[606] все делает искренно и без обмана; он не допустит никакого греха (in quo se crimine quoquam obliget), даже если бы имел возможность скрыть (есо). Ибо пред собой он будет виновен прежде, чем пред другими, и для него не столько постыдно публичное бесчестие, сколько (муки своей) совести. И это мы можем доказать не вымышленными баснями, как (обычно) поступали^[607] философы, но действительными примерами праведных мужей.

30. Я не стану заниматься выдумками подобно Платону, который рассказывает о том, как земля, размытая частыми дождями, образовала пропасть, в которую спустился Гиес^[608], где он нашел сказочную медную лошадь, имевшую с боков двери; когда он открыл их, то на пальце мертвого человека, бездыханное тело которого лежало там, он заметил золотой перстень; будучи жаден до золота, он (снял) перстень (и) взял (его себе). Когда он возвратился к своим сотоварищам – царским пастухам, то, случайно повернув перстень лицевой стороной к ладони, сделался невидим для других, хотя сам видел всех; а затем, когда надел кольцо, как следует, стал видим всеми. Научившись пользоваться этим удивительным перстнем (cujus solers factus miraculi), он с помощью его обесчестил царицу и, умертвивши других, которые могли помешать ему, сделался мидийским царем.

31. Если ты дашь^[609], говорит Платон, этот перстень мудрому, чтобы он мог скрыться с его помощью, когда он согрешит, то он, (даже имея перстень), так же^[610] заботливо будет уклоняться от греховной скверны, как если бы и не имел перстня (quam si non possit latere), так как убежищем мудрому служит не надежда на безнаказанность, а (его) непорочность. Отсюда и «закон положен не для праведника, а для беззаконного»^[611] (1Тим.1:9)^[612], ведь праведник (в себе) самом имеет закон своего ума и правило своей справедливости и правды, и потому не страхом наказания удерживается он от греха, а правилом честности.

32. Возвращаясь к прерванному, постараемся привести не выдуманные, вместо действительных, примеры, а действительные вместо выдуманных. К чему нам выдумывать эту пропасть в земле, медного коня, найденный на пальце умершего золотой перстень, с помощью которого владевший им мог по своему желанию быть видимым или невидимым для других? Суть у нас в том^[613] (nempe eo tendit istud), воспользуется ли мудрый тем кольцом, при помощи которого он мог бы скрыть собственные бесчестные поступки и достигнуть царства? Захочет ли он согрешить и не сочтет ли причастность ко греху более тяжелой, чем скорби наказаний? Или, может быть, он, уверенный в безнаказанности, решится на грех? Какая – говорю я, – мне нужда выдумывать басни (quid mihi opus est figmento) o перстнях, когда я на основании действительных примеров (ex rebus gestis) могу доказать, что праведный муж, если ему будет представляться возможность не только скрыться, но даже достигнуть царства под условием греха и, с другой стороны, если ему будет угрожать смертная опасность, в случае уклонения от бесчестного поступка, – то (все-таки) он скорее предпочтет опасность для жизни^[614], чтобы быть свободным от бесчестия, чем допустить позорное деяние, которое могло бы дать ему царство.

33. Так, Давид, – когда бежал от лица царя Саула, который с тремя тысячами избранных мужей искал его в пустыне, чтобы убить, – (однажды ночью), пробравшись в царский лагерь, хотя и имел возможность погубить спящего (царя), однако не только не поразил сам, но и постарался защитить, чтобы не убил его кто-либо из тех, кто вошел с ним. Ибо когда Авесса^[615] сказал ему: «Предал сегодня Господь в руки твои врага твоего, и теперь я убью его»^[616], он ответил: «Не губи его, ибо кто поднимет руку свою на помазанника Господня и чист будет?» И прибавил: «Клянусь Господом, если не Господь поразит его или если не настанет час его, и он умрет или пойдет войною и погибнет (apponatur mihi). Меня же да не попустит Господь поднять руку на помазанника Господня» (1Цар.26:8 и сл.).

34. Итак, Давид не допустил смерти Саула, он взял только копье и сосуд, (стоявшие) у изголовья его. Затем, когда (все еще) спали, он, выйдя из лагеря на вершину горы, начал вслух обвинять царских телохранителей, особенно военачальника Авенира за ненадежную охрану своего царя и господина; (при этом он просил Авенира) указать, где находится копье и сосуд, стоявшие у царского изголовья. Когда же царь попросил его вернуться, он возвратил ему копье. «И Господь – сказал он, – да воздаст каждому по правде его и по верe его; как предал тебя Господь в руки мои и я не захотел отомстить моею рукою помазаннику Господню» (1Цар.26:23)^[617]. Когда он говорил это, то опасался коварства со стороны Саула, и убежал (от него), переменивши (вместe с тем) место своего изгнания. Так (собственное) благополучие он не предпочел (salutem) (своей) невинности и, хотя случай во второй раз уже представил ему возможность убить царя, он, однако, не захотел им воспользоваться (noluisset uti oceasionis beneficio), а (между тем) это могло (с одной стороны) – обеспечить безопасность жизни трепетавшему (за нее) изгнаннику, (а с другой) открыть ему дорогу к царскому престолу (regnum offerebat).

35. Нуждался ли в Гиесовом перстне Иоанн, который не был бы убит Иродом, если бы молчал (Мк.6:18)? И если бы он молчал (praestare hoc illi potuit silentium suum), то его видели бы (конечно, другие), и он не был бы умерщвлен. Но так как он не только не позволил себе согрешить ради сохранения собственной жизни и не мог спокойно переносить (ferra ac perpeti) грех даже в другом, то он сам же подверг себя смертной опасности. Что он мог промолчать, этого ведь не станут отрицать те, которые не допускают возможности, чтобы Гиес мог быть невидим, благодаря перстню.

36. Эта басня, хотя и не обладает значением (свойственным) истине, однако заключает в себе ту мысль, что праведник, даже имея возможность скрыться, так же старательно будет избегать греха, как если бы он и не имел этой возможности; и не лицо свое, надевая перстень, скрывает он, а самую жизнь скрывает во Христе, как говорит апостол: «Потому что жизнь наша^[618] сокрыта со Христом в Боге» (Кол.3:3). Итак, пусть никто не ищет себе здесь славы, пусть не возвышается (arroget) и не гордится (Лк.9:36). Христос не желал быть узнанным здесь, Он не желал, чтобы имя Его возвещалось в Евангелии, пока Он находился еще на земле; Он пришел, чтобы жить в неизвестности для века сего. И мы подобным же образом будет скрывать жизнь нашу по примеру Христа, будем избегать тщеславия, не будем ожидать себе похвал. «Когда явится Христос, говорит (апостол), тогда и вы явитесь с Ним во славе» (Кол.3:4).

Глава VI.

Не должно в нас господствовать стремление к выгоде, как это обычно случается с теми, кто получает прибыль от торговли хлебом; что же должно сказать таким? Здесь им предлагаются евангельская притча и изречения Соломона.

37. Честности пусть не побеждает польза, но пользу (пусть побеждает) честность^[619]; я разумею пользу в обычном смысле слова. Пусть умерщвлено будет сребролюбие, пусть умрет похоть. Праведный (sanctus) не захочет торговать^[620], потому что заботиться о барышах (quia pretiorum captare incrementa) – это дело не честности, а лукавства. И Соломон (alius) говорит: «Получающий барыши на продаже хлеба (captans pretia frumenti) проклят в народе.» (Притч.11:26)^[621].

38. (Видите), решение высказано, и оно не оставляет места для спора, какому из различных родов занятий должно быть отдано предпочтение. Одни уверяют, что земледелие^[622] всеми считается похвальным и честным занятием, почему, (по их представлению), наибольшей похвалы заслуживает тот, кто больше посеял; последний за свое усердие получает и наиболее обильную жатву, (и наоборот нерадение и оставление поля необработанным, обычно, порицается.

39. Я – возражает (торговец хлебом) – старательно вспахал, обильно засеял, тщательно обработал, собрал хорошую жатву (bonos collegi proventus), заботливо сложил (в житницы), старательно сохранял, предусмотрительно сберег. Теперь во время голода я продаю, приходя (таким образом) на помощь алчущим; продаю же я не чужой, а свой собственный хлеб и не дороже других, а даже дешевле^[623]. Где же тут обман, когда многие могли бы умереть с голоду (possent periclitari), если бы не имели возможности купить (у меня) хлеба? Неужели же усердие должно почитать преступлением? Неужели старательность следует осуждать, а предусмотрительность порицать? (И даже) может быть скажет: и Иосиф собрал хлеб во (время) плодородия и продавал его, когда тот вздорожал (in charitate vendidit). Разве кто-либо вынуждается заплатить дороже? или насилие применяется к покупателю? Запасы всем открыты для покупки и никому (здесь) не чинится обиды.

40. Когда рассуждают так одни, приводя посильные соображения (quantum (ujusque fert ingenium), поднимается другой и говорит: «Похвально земледелие, которое всех снабжает хлебом (fructus), которое честным трудом увеличивает плодородие земли, не привнося (в это дело) ни хитрости, ни обмана, потому что если кто-либо (допустит) какую-нибудь погрешность, (то это) ведь ему же принесет убыток, потому что чем лучше кто-либо засевает, тем обильнее он пожнет; если он посеет чистую пшеницу, то соберет и бессорную жатву. Плодородная земля с избытком отдает то, что она, приняла, и надежное поле обычно с лихвой возвращает посевы».

41. Итак, от плодоносия земли ты должен ожидать награды за твой труд, и от плодоносия жирной почвы надеяться получить безгрeшные выгоды (justa compendia). Зачем ты заставляешь служить обману саму природу (cur ad fraudem convertis naturae industriam)? Ты не хочешь, чтобы все имели возможность пользоваться тем, что выросло для всех (cur invides usibus hominum publicos partus)? Зачем ты уменьшаешь народное изобилие? Зачем ты желаешь бедности? Зачем ты поступаешь так, чтобы бедные желали (полного) неурожая, (дабы через то не было хлeба и у тебя)? Потому что когда они бедствуют от неурожая, а ты устанавливаешь цену (на хлеб) и копишь его, тогда они желают полнейшего неурожая, только бы ты не торговал во время всеобщего голода. Тебе желательна нужда в хлебe и недостаток в питательных средствах, ты оплакиваешь урожаи, ты стенаешь, (видя) повсюду плодородие (publicam fertilitatem), с печалью смотришь ты на житницы, полные плодов, и выжидаешь, когда будет более скудная жатва, более скудный урожай. Ты радуешься, что исполняются твои проклятые желания (votis tuis gaudes arrisisse maledictum) o повсеместном неурожае. Ты рад, потому что тогда наступает твоя жатва и, пользуясь общим несчастьем, ты увеличиваешь свои богатства. Это ты называешь трудолюбием и усердием, а (на самом деле) это лукавство и хитрый обман; ты называешь (спасительным) средством то, что (на самом дeле) есть изобретение нечестия. Как мне назвать это: не то грабительством, не то ростовщичеством? Так уловляются (люди) точно во времена разбойничьи, ибо ты, жестокий злоумышленник, незаметно прокрадываешься в (голодный) желудок людей, (становясь, таким образом, их господином). Цена повышается, подобно росту процентов (tamquam sorte cumulatam fenoris), а между тем (другим) от этого грозит смертная опасность (fericulum capitis). Проценты на собранные запасы (conditae frugis) у тебя растут; ты, подобно ростовщику, прячешь хлеб, подобно торговцу, считаешь барыши (auctionaris), насколько ты зложелателен ко всем, (когда утверждает), что в будущем настанет еще больший голод: как будто так уж ничего не осталось из запаса (frugum), как будто (можно с положительностью утверждать), что не будет уже урожайного года? Твоя прибыль есть общая потеря.

42. Св. Иосиф всем открыл житницы, но не закрыл, и не о том думал он, чтобы выручить деньги, потраченные на запасы хлеба (nec pretia captavit annonae), но чтобы оказывать постоянную помощь; он ничего не приобрел для себя, а предусмотрительно позаботился о том, как бы ему препобедить голод во все последующее время (Быт.41:56).

43. Ты читал, как Господь Иисус изображает в Евангелии того жадного до барышей хлеботорговца (frumentarium pretii captatorem), поля (possessio) которого дали богатый урожай, и он, подобно бедняку, рассуждал: «Что мне делать? Не имею, куда бы собрать: сломаю житницы и построю большие» (Лк.12:17, 18). Он ведь не ведал, что душу его могут взять^[624] в ту же ночь. Он не знал, что ему делать; он был в нерешительности, как будто ему нечего было есть (quasi ei alimenta deessent). Его житницы не вмещали годового запаса, и он почитал себя бедняком.

44. Справедливо поэтому сказал Соломон: «кто удерживает у себя хлеб, тот оставляет его народам» (Притч.11:26), – не наследникам (а народам), потому что приобретенное корыстолюбием не передается наследникам (ad successorum jura). Что приобрeтается незаконно, это рассеивается чужестранными хищниками, как бы некоторыми ветрами. И (Соломон) добавил: «Продающий зерно – (annonam) проклят в народe; благословение же его (на том), кто разделяет (его другим)» (Притч.11:26)^[625]. Видишь, нужно быть твердым раздаятелем хлеба, а не барышничать на его продаже (non pretii captatorem). Нет пользы там, где не столько приносят пользы, сколько теряют честности.

Глава VII.

Во время голода не должно удалять чужеземцев из города. Приводится замечательный совет старика христианина, которому противополагается нечестивое дело, допущенное в Риме; путем сравнения показывается, что первое было соединено с честностью и полезностью, второе же не имело ни того, ни другого.

45. Никак нельзя одобрить тех, которые удаляют из города чужеземцев^[626]. (И чего они хотят? Они хотят) изгнать (чужеземцев) как раз в то время, когда (им) должно бы помогать, (они желают) разрывать связи всеобщего родства (separare a commerciis communis parentis), отвергать участие их в том изобилии, которое дано на общую пользу (fusos omnibus partus negare), подсекать уже установившееся соучастие в (общественной) жизни, (они не желают) помочь во время нужды тем, кто живет под охраной одного и того же закона (cum quibus fuerint communia jura). – Звери не прогоняют зверей, а человек отвергает человека. Звери полагают, что пища, которую дает земля, есть всеобщее достояние; они даже помогают подобным себе, а человек, который ничто человеческое не должен считать для себя чуждым, отказывает (своему) собрату (и даже) поднимается (на него) войной.

46. Насколько же справедливeе поступил уже преклонный возрастом (муж), который, когда город был застигнут голодом и чернь потребовала (как это, обычно, бывает в таких случаях), удаления из города чужеземцев, больше прочих из городской префектуры проявил заботливости (о голодных); он созвал почтенных и богатых граждан и предложил принять участие в совещании; при этом он говорил, что весьма жестокое дело изгонять чужеземцев, потому что лишать пищи умирающего – (это тоже, что) отказаться^[627] от своего человеческого достоинства. (Как мы жестоки!) (Ведь) мы не оставляем, (говорил он), – без пищи собак, (находящихся) пред столом, и (считаем естественным) отказывать людям. Как неполезно, что от страшного истощения погибает в мире столько людей. Скольких людей лишается город, (и, притом таких), которые, обычно, поддерживали его или непосредственною помощью, или тем, что развили торговлю (in celebrandis commerciis); (постыдно) не помогать чужим во время голода (famem alienam) и не облегчать по мере сил (участь голодного) бедняка. (Разве мы не знаем, наконец, того), что поскольку гибнут земледельцы и землепашцы, постольку постоянно будут уменьшаться и хлебные запасы? Ведь мы отвергаем тех, которые доставляют нам, обычно, пропитание; мы тех не хотим кормить во время голода, которые кормят нас во всякое время. Как много мы получаем от них даже в это самое время! «Не одним хлебом живет человек» (Втор.8:3). Ведь среди них наши домочадцы (familia) и даже родственники. Возвратим же то, что мы получили.

47. Мы опасаемся, чтобы не усилилась нужда. Но ведь милосердие никогда не оскудевает и всегда находит все новые и новые источники для облегчения нужды (adjuvatur); затем, запасы хлеба, которые мы уделим этим (чужеземцам), мы пополним взносами и возобновим за деньги. (С другой стороны) если мы выгоним их, то разве не придется нам взять новых земледельцев? Сколь же дешевле прокормить этих, чем купить новых? Да и где ты наберешь вновь? Где ты найдешь такого, который мог бы заменить выбывшего (ubi invenias quem reformes). Прибавь (к этому), что если ты и найдешь, то неопытного и незнакомого с этим родом деятельности (alieni usus); (предположим даже), что ты доведешь их число до прежней нормы, – (что же?) Разве их работа будет так же хороша, как работа этих (numero possis substituere, non cultui)?

48. Что там много говорить? Собравши деньги, достали хлеба. Таким образом, он не уменьшил запасов (abundantiam) города и (в тоже время) доставил чужеземцам пропитание. Какую богатую милость у Бога приобрел через это благочестивeйший старец, как он прославился среди людей! Действительно велик был этот муж своим делом, потому что поистине он мог сказать императору, указывая на народы всей провинции: этих всех я спас тебе, они живут по милости твоего сената, их избавило от смерти твое правительство (curia).

49. Насколько же это полезнее того, что недавно было допущено в Риме, когда выгнаны были из славного города те, которые проживали там издавна; плача, ушли они вместе с детьми, их оплакивали как граждан, обреченных на изгнание; (этим изгнанием) были разорваны многие родственные связи (interraptas complurium necessitudines, diremptas affinitates). И вот (новый) год принес богатый урожай, и только один город нуждался в привозном хлебе; помочь своей нужде (жители его) могли бы (только) в том случае, если бы они попросили хлеба у Италийцев, дети которых были выгнаны. Нет ничего постыднее отвергать (своего), как бы чужого, и (к чужому) предъявлять такие требования, как к своему. Зачем ты изгоняешь того, кто питается своим собственным (хлебом)? Зачем ты гонишь того, который кормит тебя? Раба ты оставляешь при себе, а родственника прогоняешь! Ты принимаешь (от него) хлеб и не хочешь быть сострадательным к нему (nec affectum impertis)? Ты получаешь (от него) пропитание и не хочешь быть благодарным ему?

50. Как это нехорошо, как неполезно! Почему? (Потому что) может ли быть полезным то, что не пристойно? А между тем, сколько раз Рим был обманут (в своих ожиданиях) помощи от товариществ (quantis corporatorum subsidiis dudum Roma fraudata est)? Он мог и этих не потерять^[628], и избежать голода, если бы (терпеливо) подождал попутного ветра и прихода желаемых кораблей.

51. Как же поэтому честен и полезен вышеуказанный (поступок). Что столь пристойно и честно, как пожертвованиями богатых помогать нуждающимся, подавать пропитание алчущим и никому не отказывать в пище? Что столь полезно, как сохранить полю его пахарей и не дать погибнуть деревенскому люду?

52. Итак, что честно, то и полезно, и что полезно, то и честно. И наоборот: что не полезно, то и неприлично, и что неприлично, то, конечно, и неполезно^[629].

Глава VIII.

Богу угодны те, которые честное предпочитают полезному: это выясняется на примерах Иисуса (Навина), Халева и других соглядатаев.

53. Как бы могли наши праотцы освободиться от ига рабства, если бы они не сочли не только бесчестным, но неполезным служить царю Египетскому?

54. Иисус и Халев, посланные для соглядания земли, возвестили, что земля та обильна, но что она населена дикими племенами. (Тогда) из страха пред войной (с этими племенами) народ начал отказываться от (мысли) завладеть страной (Чис.13:28 и сл.). Бывшие соглядатаями, Иисус и Халев убеждали народ в том, что земля полезна им, и что (даже) неприлично уступать ее язычникам (nationibus); они (были настолько тверды, что) предпочитали даже быть побитыми камнями; (этим угрожал им народ), чем отступить от честности. Но другие (соглядатаи) разубеждали (народ). И вот он восстал (против Иисуса Навина и Халева, указывая на то), что война будет вестись против диких и суровых народов, что им (израильтянам) всем придется погибнуть в сражении, что жены и дети их достанутся в добычу (врагам).

55. (И) воспламенился гнев Божий и Господь хотел погубить всех (противившихся ему), но, по молитве Моисея, переменил решение. Он не захотел мстить (им), полагая, что и то уж будет достаточным наказанием для неверных, что, хотя Он и пощадит их и не поразит, однако не допустит их войти в землю, от которой они отказались. Дети же и женщины, которые не роптали и были невинными или по (своему) положению (sexu), или по возрасту, те должны были получить обещанное наследие. И вот, кто был от 20 лет и старше, те поумирали (eorum membra ceciderunt) в пустыне. Некоторых же постигло другое наказание, именно: тe, которые ходили с Иисусом и (потом) разубеждали народ, тотчас же были поражены насмерть (plaga magna statim mortui sunt); a Иисус и Халев вместе с безвинными детьми и женщинами вошли в обетованную землю. (Чис.14:6 и сл.).

56. Итак, лучшая часть предпочла славу жизни (saluti), а худшая – жизнь честности. Божественным же судом были похвалены те, которые честное ставили – выше полезного, и были осуждены те, которые честности предпочитали то, что, как казалось, способствует благополучию в жизни (ea, quae videbantur saluti potius quam honestati accomoda).

Глава IX.

Обманы и бесчестные стяжания особенно постыдны в клириках, которые должны служить общей пользе; никоим образом они не должны принимать на себя ведение денежных процессов и тем более уголовных. Им, дабы они никому не вредили, даже если бы их вызывали на то, указывается на пример Давида, а чтобы жизнь не предпочитали честности, (рассказывается) про убийство Навуфея.

57. Нет ничего хуже, как не иметь никакой любви к честности и по примеру недостойного торгашества получать доходы неправедными путями (quaestu sollicitari ignobili), воспламеняться сребролюбием, дни и ночи ожидать чьего-либо разорения (diebus ac noctibus hiare in alieni detrimenta patrimonii), (чтобы извлечь себе из того выгоду), не возвышать душу к свету честности и не думать о блеске вечной славы.

58. Отсюда происходят стремления к завладению чужим наследством, прикрываемые маской человека скромного и степенного (continentiae atque gravitatis simulatione captatae), что должно быть чуждо христианину; все, что приобретается хитростью и обманом, не имеет характера чистоты^[630]. Домогаться чужого наследства непристойно (incongrua judicatur affectatae ambitio haereditatis) даже тем, кто не занимает в церкви никакой должности. Пусть (люди), дожившие до старости (in supremo fine vitae) свободно завещают (свое имущество тому,) кому они желают, так как после они не будут уже иметь возможности изменить (свою волю). Бесчестно^[631] других лишать сбережений, – лично ли им принадлежащих, или доставшихся по завещанию. Долг священника или (вообще) клирика никому не вредить, но всем, если возможно, помогать.

59. Но если нельзя помочь одному без того, чтобы не обидеть другого, то лучше не помогать ни тому, ни другому, чтобы не поставить в затруднительное положение кого-либо из них. Поэтому священнику не следует выступать адвокатом в денежных процессах, ибо не может быть, чтобы в них не был обижен тот, кто проигрывает дело; тем более, что проигрыш он приписывает (обычно) стараниям адвоката. Итак, священник никому не должен вредить, но охотно приносить пользу всем, что, впрочем, возможно только для Бога (posse autem solius est Dei). Великий грех вредить в уголовном процессе тому, кому ты должен был бы помочь, (как) находящемуся (уже и без того) в опасности; снискивать же неприязнь ведением денежного процесса свойственно разве только неразумным. Ради спасения человека следует переносить и неприятности; ради того же весьма похвально (gloriosam)^[632] подвергаться (даже) опасности. Указанное правило – никому не вредить, – даже в том случае, если бы священник (почувствовал себя) обиженным или оскорбленным^[633], да будет обязательным для (каждого пастыря) (teneatur). Благочестив (bonus) тот муж, который сказал: «Если я отплатил воздающим мне зло» (Пс.7:5). Что же тут славного, если мы не вредим тому, кто не вредит нам? Но вот то будет (истинной) добродетелью, когда ты простишь обидевшего (тебя).

60. Сколь честно то, что (Давид), имея возможность причинить вред враждующему с ним царю, однако, предпочел^[634] пощадить (его) (1Цар.24:5 и сл.). Сколь полезен был и самому (Давиду), как преемнику (Саула), этот поступок, ибо благодаря ему все научились быть верными своему царю и не похищать, а почитать власть. Таким образом, (здесь) честность предпочтена пользе, а самая польза следует за честностью^[635].

61. Но и этого мало. Давид не (только) пощадил, но (даже), как сказано, скорбел об убитом на войне и со слезами оплакивал (flebiliter deploravit) (его), говоря: «Горы Гелвуйские, да не падет на вас ни роса, ни дожди. Горы смерти, потому что там ниспровержен был щит (protectio) могучих, щит Саула. Он не был покрыт маслом и кровью раненых, не был покрыт туком сражавшихся. Стрела Ионафана не возвращалась назад и меч Саулов не возвращался назад даром. Саул и Ионафан, прекрасные и дражайшие, неразлучные в жизни своей, они и в смерти не были разлучены. Они (были) быстрее (leviores) орлов и могучее львов. Дочери израильские, плачьте о Сауле, который одевал вас одеждами багряными с украшением вашим и который золотые украшения возлагал поверх одежд ваших. Каким образом пали могучие среди сражения? Ионафан был поражен насмерть. Скорблю о тебе, брат мой Ионафан, прекраснейший мой. Погасла любовь (ceciderat). Любовь твоя ко мне была, как любовь женщин. Как пали могучие и погибли оружия желанные (arma concupiscenda)» (2Цар.1:21–27)^[636].

62. Какая мать так оплакивает своего единственного сына, как этот оплакивает (своего) недруга? Кто такими похвалами благодарности превозносит (своего) благодетеля, как этот своего смертельного врага (insidiatorem capitis sui)? Как нежно (pie) он оплакивал, как сердобольно (affectu) вздыхал? Иссохли горы по пророческому проклятию, и божественная сила исполнила приговор проклинателя. Таким образом, сама природа понесла наказание за то, что была свидетельницей убиения царя.

63. Что (мне сказать) о святом Навуфеe? Какая иная была причина его смерти, как не прилежание (contemplatio) его к честному? Ибо, когда царь просил его (уступить ему) виноградник, обещая заплатить (ему за это), то Навуфей отверг (предлагаемую ему) за отеческое наследие гнусную (indecorum) цену; (мало того, когда ему за непослушание стала угрожать смерть), он предпочел лучше умереть, чем допустить такой позор (как продажа отеческого виноградника). «Сохрани меня, Господь^[637], сказал он, отдать тебе наслeдство от отцов моих» (3Цар.21:3), т. е. да не будет такого позора, да не допустит меня Господь совершить такое бесчестие. Не о виноградных деревьях говорит он, – ибо не о них заботится Бог, – не о земном владении (spatio), а об отеческом праве. Он мог, конечно, получить (взамен) другой^[638] виноградник и таким образом приобрести царское расположение (et amicus esse), что в настоящем веке считается весьма полезным; однако то, что постыдно, он не находил возможным признать за полезное, он предпочел (лучше) подвергнуться опасности, (но зато сохранить) честность, чем (получить) выгоду, (допустивши) позор; я говорю о пользе в обычном смысле слова, а не о той, в которой проявляется также и честность (in quo etiam honestatis gratia est).

64. (Правда), царь мог отнять (виноградник) силой, но не сделал этого, потому что такой поступок он почитал для себя постыдным; вот почему он и опечалился, (когда узнал) о смерти (Навуфея). Господь же за бесчеловечие (его) жены, которая, забыв о честности, предпочла постыдное приобретение, возвестил ей о заслуженном его наказании.

65. Итак, всякий обман постыден^[639]. Ведь даже в маловажных делах и то считается гнусным обмеривать или обвешивать (staterae fallacia et fraudulenta mensura). Если даже в торговле и коммерческом быту (in foro rerum venalium, in usu commerciorum) наказывается обман, то может ли он быть незазорным в делах благочестия (inter officia virtutum)? Соломон восклицает: «вес большой и малый и мера двойная нечисты пред Господом» (Притч.20:10)^[640]. И выше тоже говорит: «Весы неверные – мерзость пред Господом, правильный же вес приятен Ему» (Притч.11:1)^[641].

Глава X.

Что следует избегать обмана во всякого рода договорах, – это предписывается не только гражданским правом, но также и священным писанием, как то видно из примера Иисуса и гаваонитян.

66. Во всяком деле похвальна верность (данному слову), привлекательна справедливость, приятна беспристрастность (mensura aequitatis). Что я скажу о договорах, особенно относительно совместной покупки имений, о мировых сделках и контрактах^[642]? Разве не предписано^[643] избегать (во всех их) злонамеренного обмана (dolum malum)? Разве тот, кто будет изобличен в лукавстве, не подлежит двойному наказанию? Итак, всюду большее внимание обращают на честность, которая исключает (всякое) коварство и обман. Поэтому справедливо пророк Давид высказал (по данному вопросу) такое общее положение: «и не сделал ближнему своему зла» (Пс.14:3). Итак, не только в контрактах (в них должны быть оговорены изъяны того, что продается^[644] и, если продавец скроет их, то сдeлка их из за такого обмана расторгается, хотя бы продавец письменно и передал уже покупателю права на проданное), но даже и во всем вообще должно избегать коварства^[645]; (всюду) должна сказываться искренность, (всюду) должна проявляться правда.

67. Это правило не (выдумано) адвокатами (jurisperitorum), (существовало оно) издавна, и первыми высказали его патриархи, как это ясно засвидетельствовало священное Писание, в (той) книге Ветхого Завета, которая надписывается (именем) Иисуса Навина. Ибо, когда среди (ханаанских) народов распространилась молва о том, как осушено было (Чермное) море при переходе евреев, как вода истекла из скалы, как с неба продолжительное время подавалась стольким тысячам народа изобильная пища, как разрушены были стены Иерихона звуком священных труб, натиском (ictu) и воплем народа, как Гефский царь, побежденный, до вечера висел на дереве: тогда Гаваонитяне, опасаясь сильной руки (евреев, прибегли) к хитрости; они пришли (в стан евреев) и, притворно выдавая себя за пришельцев из далекой земли, у которых (от долгого путешествия) развалилась обувь и обветшала одежда, в подтверждение своих слов показывали на (бывшее на них) старье. (Спрошенные же о цели своего пришествия, они ответили), что такой (продолжительный) труд они предприняли из-за желания снискать мир и заключить с евреями дружественный союз; и (вот) они стали просить Иисуса Навина, чтобы он заключил с ними союз. Иисус же, не зная ни мест, ни жителей тамошних, не заметил обмана, не вопросил Бога, а тотчас же поверил.

68. Таково было в те времена доверие (к другим), так что не допускалось даже мысли (non crederetur) о возможности обмана. Кто же станет укорять святых за то, что о других они судили по себе (de suo affectu)? Для них лично истина была (слишком) дорога, почему они и не думали, чтобы кто-либо мог обманывать (других). Не умея лгать, они охотно (libenter) верили (тому), что и (другие) подобны им (quod ipsi sunt), – (даже больше того,) они и не подозревали, чтобы дело могло обстоять иначе (nec possunt suspectum babere quod non sunt). Отсюда и Соломон говорит: «невинный верит всякому слову» (Притч.14:15)^[646]. Не должно (в этом случае) порицать доверчивость, но следует хвалит благость. Непорочному (ведь) свойственно не ведать о том, что можно нанести вред (своему ближнему) – пусть его обманывают (другие), – он по-прежнему о всех будет хорошего мнения: ведь он убежден, что во всех (людях) царит верность.

69. Итак, (Иисус) по своему благочестию (mentis suae devotione inclinatus) поверил (им), установил с ними мир и заключил союз. Но, когда (израильтяне) пришли во владения их и открылось лукавство их, (именно то), что они не были пришельцами, за кого они себя выдавали, а жили здесь же (essent finitimi), тогда народ отцов начал негодовать на то, что его обманули. Однако Иисус не нашел возможным нарушить мир, который он заключил (dederat) (с гаваонитянами), потому что союз он подтвердил клятвой, (по его убеждению) нерушимой (sacramenti religione): (кроме того, он побоялся), чтобы, обвиняя в лживости других, ему самому не явиться человеком, нарушающим данное слово (suam fidem solveret). В виде же наказания (гаваонитянам) он определил (их) на черные работы (mulctavit tamen eos vilioris obsequio ministerii). Это наказание (sententia) было милостивым, но зато весьма продолжительным, ибо определенные в виде возмездия за древнее лукавство работы остаются наследственной обязанностью (гаваонитян) до сего дня (как говорит Писание: Нав.9:15 и сл.).

Глава XI.

В исторической фигуре умолчания приводится несколько примеров обмана и (затем) показывается, что эти, а равно и все другие (виды обмана) Писанием осуждаются.

70. Я не стану говорить об уловках, (допускаемых некоторыми) с целью получения наследства, (например) щелкании пальцами и танцах (на форуме) непризнанного (nudi) наследника^[647]; ведь это все хорошо известно даже простому народу. (Я не буду говорить) о призрачном богатом улове рыбы (non simulatae piscationis compositas copias), (что было сделано с целью) приманить покупателя, хотя это и естественно, ибо зачем он был предан роскоши и удовольствиям до того, что позволил вовлечь себя в такой обман?

71. Я не стану много говорить об одном прелестном уединенном месте в Сиракузах и о хитрости (одного) сицилийца, который, заметив одного путешественника и узнав о его желании купить себе сады, пригласил его обедать (к себе) в сад. Тот дал согласие и на следующий день пришел. Там поразило его большее число рыболовов и изысканно богатое угощение. На виду у пиршествовавших в (заливе) пред садиками расположились рыбаки и стали ловить рыбу там), где до того никогда не закидывались сети; когда кому-либо из них попадалась (рыба), то он сейчас же приносил возлежавшим за столом. (Таким образом) было навалено (столько рыбы, что, куча ее) была выше стола; (рыба же), подскакивая, не могла (конечно) не обращать на себя внимание возлежащих за столом. Гости дивились такому количеству рыбы и лодок. Когда хозяина спросили о (причине такого изобилия), он ответил, что здесь есть источник пресной воды, который и привлекает сюда рыбу в бесчисленном количестве. Что там еще говорить? Гость возгорелся желанием купить себе сады (pellexit hospitem, ut sibi extorqueret hortos). Но хозяин, (уже давно решивший) продать (эти сады, еще долго) заставлял просить себя (о продаже), (пока, наконец, не согласился) взять деньги, (как казалось), с (большой) неохотой.

72. На следующий день купивший, придя вместе с (своими) друзьями в сады, не нашел (в заливе) ни одного судна. Тогда он спросил, не было ли в тот день у рыбаков какого-либо праздника. Ему ответили, что нет, но что и (вообще) здесь никогда, за исключением вчерашнего дня, не ловят рыбы^[648]. (И что же? Что мог сказать на это новый хозяин?) Имел ли какое-либо право обличать в обмане другого тот, кто так постыдно искал еще большей роскоши? Ибо кто другого обличает во грехе, тот сам должен быть свободен от греха. Но я не стану вносить эти басни в полные высокого достоинства церковные постановления (in hanc ecclesiasticae censionis auctoritatem), которые вообще осуждают всякое тяготение к бесчестной наживе и совершенно определенно (brevique sermonis compendio) исключают всякое легкомыслие и хитрость.

73. И что мне сказать о том, который, зная о подложности завещания, хотя и не им учиненного, не отказался от наследства, завещанного ему, но в своих интересах использовал чужой подлог (et lucrum quaerat alieno crimine)^[649]? (Ведь сами) общественные законы относятся, как к преступнику, к тому, кто пользуется заведомо ложным (завещанием). По ясным же правилам справедливости благочестивый человек не должен уклоняться от истины, никому не должен вредить, (никому) не должен также лгать и (никогда не должен) хитрить.

74. Яснее всего это проявилось в случае с Ананией (Деян.5:1 и сл.). Он не сказал правды (в вопросе) о цене, за которую он продал свое поле, и, положивши к ногам апостолов только часть вырученной суммы, он выдал ее за всю сумму, (и вот), как виновный в обмане, он погиб. А ведь он мог и ничего не приносить, и тогда не было бы (с его стороны) обмана. Но так как он привнес (в это дело) обман, то вместо награды (gratiam) за (свою) щедрость он понес наказание за обман.

75. И Господь в Евангелии отвергает приступающих к Нему неискренно (cum dolo), говоря: «Лисицы имеют норы» (Мф.8:20); потому что он предписывает нам жить в простоте и непорочности сердца. И Давид говорит: «Как изощренная бритва, ты учинил коварство» (Пс.51:4). Этими словами (Давид) изобличает в бесчестности предателя (Доика), потому что орудие это (бритва) служит красоте человеческого (лица), но оно может причинить и поранение (et plerumque ulcerat). Поэтому, если кто нибудь оказывает (другому) расположение и (в то же время) по примеру изменника злоумышляет и предает на смерть того, кого он должен был бы защищать, такой сравнивается с этим орудием, которое обычно ранит (пользующегося им), если мысль его опьянена и рука дрожит. Так и этот запятнанный кровью предатель (per funestae proditionis indicium) (Доик), опьяненный вином злобы, умертвил священника Авимелеха за то, что тот дал приют (hospitio) пророку, которого из зависти преследовал царь (1Цар.22).

Глава XII.

Не должно обещать чего-либо бесчестного; если же дашь клятву (совершить) что-либо несправедливое, то тебе не должно ее исполнять; разъясняется, что против сего^[650] погрешил Ирод. Осуждается также обет, данный Иеффаем, а вместe и все другие (обеты), исполнение которых нежелательно для Бога. Потом дочь Иеффая сравнивается с двумя пифагорейцами и поставляется выше их^[651].

76. Итак, каждому должно быть чистым и простосердечным, дабы говорить искренно, сосуд свой хранить (possideat) в святости^[652], (своими лживыми) словами не вводить (ближнего) в обман и не обещать ничего бесчестного^[653]; ибо гораздо лучше (tolerablilius) совсем не исполнить обещания, чем допустить что-либо постыдное^[654].

77. Многие, хотя и сознают, что они не должны были давать (тех или других необдуманных) обещаний, однако в виду (данной) клятвы исполняют то, что они пообещали^[655]; (это), например, (случилось), – о чем мы уже писали, – с Иродом, который позорно пообещал танцовщице награду, а (потом с такой) жестокостью (по отношению к Иоанну) выполнил (свое обещание); позорно потому, что за танцы обещается царство, жестоко потому, что ради (исполнения) клятвенного обещания не щадится жизнь пророка (mors prophetae donatur). Насколько лучше было бы нарушить клятву, – если только можно назвать клятвопреступлением (неисполнение того), в чем он пьяный поклялся за стаканом вина (inter vinos) и что он обещал возбужденный (eviratus) танцами? (И так) вносится на блюде голова пророка, и (вот) то, что следовало бы признать безумием, это (всем) кажется верностью (данному слову).

78. Я всегда буду держаться того мнения, что неосторожно пообещал судья Иеффай^[656] принести Богу в жертву то^[657], что первым попадается ему на пороге его дома, когда он будет возвращаться (с войны), тем более, что и сам он раскаялся в своем обетe, когда (первой) повстречалась с ним (его) дочь, ибо, он (как повeствуется) разорвал одежды свои и сказал: «Увы мне, дочь моя! Ты поставила меня в затруднительное положение и ты сдeлалась для меня причиной скорби» (Суд.11:35)^[658]. Хотя он из благоговейной боязни и страха и исполнил свое ужасное обещание, однако установил и завещал (dereliquit) даже потомству ежегодно оплакивать (его дочь). Это был жестокий обет, еще более жестоко было его исполнение, которое оплакивал даже тот, кто совершил его. Вследствие этого сделано было повеление и распоряжение во Израиле на все дни: «Ежегодно дочери народа израильского, – говорит (Писание), – ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина четыре дня в году» (там же, Суд.11:40). Не могу я обвинять мужа, который вынужден был исполнить то, что пообещал, хотя (с другой стороны) плачевна та необходимость, которая требует (solvitur) детоубийства.

79. Лучше (совсем) не обещать, чем обещать что-либо нежелательное для того, кому ты даешь обещание^[659]. Это мы видим на примере Исаака, вместо которого, по указанию Господню, в жертву был принесен овен (Быт.22:13). Итак, не всегда должно приводить в исполнение свои обещания. К тому же (и) сам Господь, как видно из Писания, часто изменяет свои решения. Так, в книге, которая озаглавливается «Числа», (рассказывается о том, как) Он (сначала) решил поразить смертью и погубить (весь) народ, но потом, по молитве Моисея, примирился с согрешившими пред Ним (Чис.16:12 и сл.). А потом опять говорит Моисею и Аарону: «Отделитесь от среды общества этого, и я – тотчас истреблю их» (Чис.16:21). И когда они отступили от общества, внезапно разверзлась земля, и бездна поглотила нечестивых Дафана и Авирона.

80. (Вышеуказанный) пример дочери Иеффая и славнее, и древнeе того, который считается замечательным у философов, (именно, примера) двух пифагорейцев^[660]. (Вот эта история). Один из пифагорейцев тираном Дионисием был осужден на смерть; после того, как уже назначен был день смерти, он попросил отпустить его домой, чтобы устроить (судьбу) своих (близких) (quo commendaret suos); (при этом), дабы уверить (тирана) в том, что он вернется ко дню казни, этот пифагореец оставил за себя поручителем (своего друга) с тем условием, что, если он не возвратится к назначенному сроку, то за него должен быть казнен его поручитель. Последний не отказался от такого условия и спокойно стал ждать дня смерти. И вот, он не уклонился (от обязательства), а другой (постарался) вернуться в свое время. Это было столь удивительным, что тиран, угрожавший им смертью, стал просить их принять его в свое содружество (in amicitiam adscissceret).

81. То, что в славных и ученых мужах было удивительным, это в гораздо большей степени просияло (multo magnificentius multoque illustrius) в девe, сказавшей вздыхавшему (о ней) отцу: «Сдeлай со мною (согласно с тем), как (это) изошло из уст твоих» (Суд.11:36)^[661]. Она попросила только для себя двухмесячной отсрочки, чтобы вместе с своими подругами она, обреченная на смерть, могла оплакать в горах свое девство достойным образом (pio affectu). Ее не тронул плач подруг, не поколебала скорбь, и стенания не помешали ей явиться в назначенный день и час. Она возвратилась к отцу, точно шла на свадьбу (votum) и, когда тот медлил, она сама побуждала его, (а главное) она делала (все это) совершенно добровольно. Таким образом то, что было (собственно) делом (fortuitum) нечестия, это сделалось жертвой благочестивой (настроенности).

Глава XIII.

Иудифь, хотя и подверглась из-за (приверженности) к честному многим опасностям, зато и принесла великую пользу.

82. Вот пред тобой достойная удивления Иудифь, которая пришла к страшному для (всех) народов Олоферну, находившемуся среди победоносного ассирийского воинства. Сначала она поразила его своим изяществом и красотой лица, а потом прельстила его своей вкрадчивой речью (sermonis elegantia) (Иудиф.10:12 и сл.). Первой ее победой было то, что она вышла целомудренной из вражеского шатра, а второй то, что женщина одержала победу над мужчиной, и благодаря своему уму (suo consilio) обратила в бегство народы (Иудиф.15:2–3).

83. Устрашились персы такой смелости. Ибо она не убоялась не только смерти, чему (особенно) удивляются в вышеупомянутой (истории) двух пифагорейцев, но (даже) позора, который для добродетельных женщин ужаснее (смерти); не удара одного только палача, но стрел целого войска не побоялась она, когда, готовая на смерть, она стояла среди воинов, прямо пред победоносным оружием. Если рассматривать ее подвиг с точки зрения великости опасности, то (нужно сказать), что она шла на смерть, а если с точки зрения верности принятого на себя обязательства, (можно утверждать, что) она, как воин, готова была отстаивать его (до последней капли крови) (quantum aci molem spectat periculi, moritura processit: quantum ad lidem, – dimicatura).

84. Итак, Иудифь последовала (зову) честности и, следуя ей, обрела (великую) пользу, так как делом честности было воспрепятствовать тому, чтобы народ Божий был предан (в руки) нечестивых (profanis) – (устроить так), чтобы те же (нечестивцы) не осквернили (no proderet) отечественные (религиозные) обряды и таинства; чтобы посвященные девы, честные вдовы и целомудренные жены не достались безнравственным варварам, чтобы осада (города) не окончилась сдачей (его неприятелю); делом честности было подвергнуть себя опасности за всех, дабы всех избавить от несчастья (Иудиф.8:10 и сл.).

85. Как велика (значит,) была у этой женщины (приверженность) к честному, если решение верховных дел она взяла в свои руки, а не доверила начальникам народным! Как (могуча) сила (auctoritas) честности, уверенной (praesumeret) в помощи Божией, как (велика) была (ее) заслуга (gratia), когда она (действительно) получила (эту помощь)!

Глава XIV.

Говорится о том, как честен и полезен был поступок Елисея, который (поступок) затем сравнивается с одним славным деянием греков. (Потом рассказывается), как Иоанн за честность заплатил жизнью и по той же причине Сусанна подвергла себя смертной опасности.

86. Не проявил ли Елисей честность, когда, поразивши слeпотой пришедшее для поимки его сирийское войско, плененным привел его в Самарию и сказал: „Господи, открой глаза их, чтобы они видели, и они увидели“ (4Цар.6:20). А когда царь израильский захотел побить вошедших и просил на то позволения у пророка, то последний ответил, что не побить должно тех, которых он не пленил своей рукой или оружием на войне, но скорее напитать. И вот, (их отпустили после того, как) они хорошо подкрепили свои силы. После того сирийские разбойники никогда уже не думали нападать на израильскую землю.

87. Насколько же этот поступок выше того, который имел место у греков^[662]; (именно), когда два народа сражались друг с другом из за власти и преобладания, один из них, имея полную возможность сжечь тайно корабли другого, счел (однако для себя это) постыдным, так как предпочитал преуспеть в немногом, – с честью, чем во многом, но постыдно. Они, конечно, не могли этого сделать из-за одной только боязни бесчестья, ради скорейшего окончания персидской войны, они не могли по отношению к союзникам пустить в ход подобный обман (hac fraude deciperent): правда, этот обман можно было бы отрицать, но нельзя было не стыдиться (самой мысли о возможности такого бесчестного поступка). Елисей даже таких, которые не хитростью были ниспровергнуты, а поражены силой Божией, предпочел спасать, а не губить, ибо похвально (decorum) пощадить врага и противнику даровать жизнь, если имеется к тому возможность.

88. Отсюда ясно, что пристойное всегда является полезным. Ибо и святая Иудифь благородным презрением к собственной смерти избавила (город) от осадного положения и своей честностью всем принесла пользу. И Елисей был славнее тогда, когда он простил (врагов), чем если бы их погубил; (с другой стороны), погубивши захваченных в плен (врагов), Елисей не принес бы столько пользы, сколько он принес, избавивши их от смерти.

89. К чему же иному, как не к честности прилежал Иоанн, который не мог терпеть бесчестного брака даже в царе, говоря: «Не позволительно тебе иметь ее женою» (Мф.14:4). Он мог молчать, если бы из страха пред смертью не считал бесчестным для себя замалчивать истину, унижать пред царем свое пророческое достоинство, расточать пред ним лесть. Он, конечно, знал, что ему придется умереть, раз он вооружит против себя царя (quia regi adversabatur), и все же честность он предпочитал (своей) жизни. (Он не дорожил жизнью), ибо что может быть полезнее того, как снискать святому мужу славу мученичества?

90. Также и святая Сусанна, когда (двое старейшин) стали запугивать ее ложным свидетельством и она увидела, что с одной стороны ей грозит смерть (periculum), а с другой – поношение, предпочла почетную смерть, чтобы только избежать позора, из-за чувства самосохранения она не пожелала подвергнуться поношению на всю жизнь (quam studio salutis turpem vitam subire et sustinere). И так, в своем стремлении к честному, она сохранила жизнь, и если бы она предпочла то, что казалось ей полезным для жизни, то она не прославилась бы так; напротив, (если бы она предпочла то), что не только бесполезно, но даже и опасно, то едва ли бы она избежала наказания за преступление (Дан.13). Итак, запомним: постыдное не может быть полезным и, наоборот, честное не может быть неполезным^[663]; потому честность всегда соединена с полезностью и полезность с честностью.

Глава XV.

Упомянувши об (одном) благородном решении римского (полководца), говорит о том, что Моисей особенно заботился о честном, что и доказывает его делами.

91. Риторы передают о (следующем) замечательном (поступке) римского полководца^[664]. Когда к нему пришел врач враждебного ему царя с предложением отравить его, то полководец, связавши, отослал его неприятелю. Это, конечно, справедливо, потому что, кто состязается в доблести, тот не захочет побеждать (при посредстве) обмана. Так (и полководец тот) честное видел не в победе, – (наоборот) самую победу он считал позором, если (только) она достигается бесчестным путем (nisi honestate).

92. Возвратимся к нашему (герою), Моисею, – к тому, что мы говорили (о нем) выше, дабы показать, что он настолько же был славнее, насколько жил раньше. Царь египетский не хотел отпустить народ отцов (упомянутых выше). (Тогда) Моисей сказал священнику Аарону, чтобы тот простер жезл свой на все воды Египта. Простер Аарон, и вода речная превратилась в кровь, и никто не мог пить воду, и все погибали от жажды; у отцов же в изобилии была чистая вода (Исх.7:20). (И) бросили пепел к небу, и появились нарывы и горящие волдыри на людях и четвероногих. (Потом) они вызвали град с огнем пламенным, и уничтожено было все на земле. Помолился Моисей, и все стало по прежнему (in suam gratiam reverterunt): град прекратился, нарывы зажили, вода в реках сделалась опять годной для питья (solitos potus tlumina praebuerunt) (Исх.9:10 и сл.).

93. В течение трех дней земля была покрыта мраком после того, как Моисей поднял руку свою и излил тьму (et tenebras infuderat). Умерло у египтян все первородное, у евреев же осталось невредимым. И попросили Моисея, чтобы он прекратил эти бедствия; Моисей помолился, и молитва его была услышана (et impetravit) (Исх.10:22; 12:29 и сл.). В римском полководце (in illo) похваляется то, что он уклонился от обмана, в Моисеe (in hoc) же нас поражает (нечто другое, именно), что посылаемые^[665] Богом наказания он по свойственной ему благорасположенности (propria virtute) отвращал даже от врага, ибо он, как говорит писание, был весьма кроток и мягок (Чис.12:3). Он знал, что царь не сдержит своего слова, и, однако, считал честным молиться по просьбе других, благословлять обижающих и прощать тем, кто нападал (на него)^[666].

94. Бросил (Моисей) жезл, и жезл сделался змием, который пожрал змиев египетских (Исх.7:12); этим предызображалось, что Слово сделается плотью и что чрез отпущение и прощение грехов Оно обезвредит яд лютого змия. Ибо жезл означает властное, могущественное царское слово, – (короче говоря): он есть знак власти. Жезл сделался змием, потому что Тот, Кто был Сыном Божиим, рожденным от Бога Отца, сделался человеком, родившимся от Девы, и Кто, подобно змию, был вознесен на крест, Тот источает (целебный) бальзам (medicinam) на (смертельные) раны людей. Почему и сам Господь говорит: «Как Моисей вознес змию в пустыни, так должно вознесену быть Сыну Человeческому» (Ин.3:14).

95. И еще одно дeйствие Моисея указывало на Иисуса Христа: «Положил руку свою^[667] в пазуху и вынул ее, и сделалась рука его (бела), как снег. Снова положил и вынул ее, и была она видом (своим), как тело человека (et erat sicut carnis humanae species)»^[668] (Исх.4:6–7). Этим предуказывалось в Господе Иисусe сначала сияние Божества, а затем восприятие плоти, чему должны веровать все племена и народы. (И) хорошо (сказано): руку вложил, потому что десница Божия есть Христос, в божество и воплощение Которого если кто не уверует, то будет наказан, как недостойный (reprobus), подобно тому царю, который не повeрил явным знамениям, а после, наказанный (бедствиями), умолял о прощении. Какая у Моисея должна была быть любовь к честности, это видно из приведенных примеров (ex his) и особенно из того, что он себя вместо народа предлагал Богу (для умилостивления гнева Его), умоляя (dicens) Бога простить народ или, (если нет, то) вычеркнуть его (Моисея) из книги живых.

Глава XVI.

После краткого упоминания о Товитe неопровержимо доказывается, что Рагуил честностью превосходил философов.

96. Также и Товит особенно заметно проявил образ честности, когда, оставивши стол, (шел) погребать мертвых, когда к своей бедной трапезе приглашал бедняков (Тов.2:2 и сл.). Но особенно (это следует сказать) о Рагуилe, который, по своей приверженности к честности (contemplatione honestatis), не умолчал о недостатках своей дочери, которую просили в замужество; чрез замалчивание (недостатков дочери) (он не хотел) показаться обманщиком (перед тем), кто добивался (руки ее). Итак, когда Товия, сын Товита, стал просить его, чтобы он выдал за него девицу, то он ответил, что даже по закону она должна бы принадлежать ему, но что он отдавал ее уже шести мужьям, и все они умерли. Таким образом, праведный муж более боится за других (чем за себя); он предпочитает оставить свою дочь в девицах, только бы из за брака с нею не подвергать опасности чужих (Тов.7:10 и сл.).

97. Как просто разрешил он все споры философов! Тe толкуют о том, должно или не должно продавцу указывать на недостатки (своего) дома^[669], а этот, наш (философ), не счел нужным скрыть недостатки своей дочери: его упрашивали, а сам он и не думал о том, чтобы выдать ее замуж. А что он (по своей приверженности) к честному (стоит) выше философов, в этом нельзя сомневаться, если только мы сравним, насколько судьба дочери (filiae causa) дороже обычной торговой сделки (quam rei venalis pecunia).

Глава XVII.

Какое высокое уважение к честному (обнаружили) древние отцы, отводимые в плен, тем, что скрыли священный огонь.

98. Поговорим (теперь) о другом (примере) бесконечной преданности честному (summum tenuit honestatis decorum), который имел место во время пленения (иудейского народа). Никакие бедствия не в состоянии воспрепятствовать (проявлению) честности, ибо она сияет и среди бедствий; даже (напротив), во время (постигающих человека) несчастий она проявляется еще заметнее, чем во дни благополучия. Итак, среди оков, среди войны, огня, в рабстве, которое для свободных хуже всякого наказания, среди страданий умирающих, при гибели отечества, среди ужаса живых и крови погибших^[670] у наших предков не погасла забота о честном, – а, наоборот, (еще больше) заблистала и просияла в благочестивых сердцах (in affectibus piis) среди праха и пепла разрушенного отечества.

99. Ибо, когда отводились в Персию праотцы наши, которые тогда были почитателями всемогущего Бога, священники скрыли тайно в долине полученный (ими от Бога) жертвенный огонь; (они скрыли его в одном) никому не ведомом месте, где был открытый безводный колодезь, которым не пользовался народ. (Место, где был скрыт) священный огонь, они приметили священным знаком и (запечатали его своим) молчанием (2Мак.1:19 и сл). У них не было заметно желания закопать золото, скрыть серебро, которое они могли бы сохранить своим потомкам, – (они заняты другим): находясь среди ужасных обстоятельств (inter extrema sua) и памятуя о честном, они заботятся только о сохранении священного огня, чтобы не осквернили его нечестивцы, чтобы не погасила (его) кровь убитых, чтобы не уничтожили его кучи ужасных (deformium) развалин.

100. И ушли они в Персию, богатые (liberi) одной только (своей) верой, потому что только она и не могла быть отнята у них во время пленения. После же продолжительного времени, когда Богу было угодно, Он вложил в сердце царя персидского, и тот приказал создать храм и восстановить в Иерусалиме богослужение по закону (еврейскому). Исполнение этого распоряжения персидский царь возложил на священника Неемию. Этот последний привел с собою внуков тех священников, которые, отправляясь из своего отечества, скрыли священный огонь, дабы он не прекратился. Пришедши же на место, о котором говорили им отцы, они не нашли огня, а (увидели) воду. Тогда Неемия, не имея огня для жертвоприношения, повелeл^[671] священникам черпать воду и приносить ему и (затем) кропить (ею) поверх дров. И, удивительное зрелище! Хотя небо было покрыто тучами, вдруг заблистало солнце и зажегся большой огонь; и все, удивляясь такому явному милосердию Господню, преисполнились радостью. Неемия молился, а священники воспевали гимн Богу. По окончании жертвоприношения, Неемия остатком воды приказал снова облить большие камни, и тотчас же (quo facto) зажегся огонь, но был пожерт пламенем огня алтарного^[672].

101. Когда разнеслась весть об этом знамении, то царь персидский повелел создать храм на том месте, где был сокрыт огонь, а потом была найдена вода, на какое дело стекались богатые пожертвования. Те, которые были с Неемией, прозвали то место еффар, что значит, очищение, многими же оно называется пеффе. В писаниях же пророка Иеремии упоминается (между прочим), что он приказал взять огня тем, которые потом имели возвратиться (qui postea essent futuri). Это был огонь, который сошел на жертву Моисея и пожрал ее, как написано: «потому что вышел огонь от Господа и пожрал все всесожжение, что было на алтаре» (Лев.9:24)^[673]. Этим огнем надо было освящать жертву. Поэтому и на сыновей Аарона, которые захотели внести чуждый огонь, вышел огонь от Господа и пожрал их, так что они мертвыми уже были вынесены из стана (Лев.10:1 и сл.).

101.^[674] Иеремия, придя на место (указанное ему Богом), нашел там жилище вроде пещеры и скинию, и ковчег, и внес туда алтарь кадильный и заделал вход. Пришедшие с нем, как пристально ни рассматривали место, чтобы заметить его, однако никак не смогли запомнить и найти его. Когда же Иеремия узнал об этих их стараниях, то сказал: «Неведомым будет место, пока Господь^[675] не соберет собрания народа и не будет милостив. Тогда Господь покажет это и явится слава Господня» (2Мак.2:5 и сл.).

Глава XVIII.

(Огонь) в рассказанном выше событии и особенно принесенное Неемией жертвоприношение обозначают Св. Духа и христианское крещение; на него же указывают жертвоприношения Моисея и Илии, а также и история о Ноe.

102. Мы и образуем (то) собрание народа, (о котором говорит пророк), мы познаем милость Господа Бога нашего, которую Милостивец проявил в своем страдании. Полагаю, что нам не неведом и самый огонь, после того как мы читали, что Господь Иисус крестит Духом Святым и огнем^[676], как сказал в Евангелии Иоанн (Ин.1:33). По справедливости жертва поедалась огнем, так как она приносилась за грех. Этот же огонь был прообразом Святого Духа, Который имел сходить по вознесении Господнем и отпускать грехи всех; Он (Дух Св.) подобно огню воспламеняет верный дух и ум. Почему и говорит Иеремия, принявший Духа: «И было в сердце моем, как бы горящий огонь, палящий в костях моих, и я расслаб отовсюду и не могу носить» (Иер.20:9)^[677]. Также и в Деяниях апостолов читаем, что, когда на апостолов и на многих других, ожидавших (исполнения) обетований, сошел Дух, то появились как бы огненные разделенные языки. Тогда дух каждого^[678] так был преисполнен (благодати), что (иудеи) сочли напившимися красного вина тех, которые получили дар говорить на разных языках (qui acceperant linguarum diversitatem) (Деян.2:4 и сл.).

103. Что же означает то, что огонь сделался водой и из воды появился огонь (et aqua ignem excitavit), как не то, что божественная благодать наши грехи огнем сожигает, (а) водой очищает. Ибо грех и омывается, и сожигается. Почему и апостол говорит: «Каждого дело, каково оно, огонь испытает» (1Кор.3:13); и ниже: «Если у кого дело сгорит, тот потерпит урон, впрочем сам спасется, однако так, как бы чрез огонь» (1Кор.3:15).

104. Это мы привели для доказательства того, что грехи сожигаются огнем. Известно, что этот огонь есть действительно священный огонь, который тогда сошел на жертву, знаменуя будущее отпущение грехов.

105. Итак, этот огонь во время пленения, когда царствует грех (culpa), скрывается, во время же освобождения открывается. И хотя он изменился по виду в воду, однако сохранил свойство огня (ignis naturam), так как сожег жертву. Не удивляйся же словам Бога Отца, когда читаешь: «Я есмь огонь поядающий» (Втор.4:24)^[679], и в другом месте: «Меня оставили, источник воды живой» (Иер.2:13). И Сам Господь Иисус, подобно огню, воспламенял сердца слушателей (Лук. ХII, 49) и, как источник, прохлаждал^[680] их; ибо сам Он говорит в своем евангелии, что Он затем и пришел, чтобы ниспослать на землю огонь и жаждущим дать питье воды живой (Ин.7:37 и сл.).

106. Огонь сошел также и во времена Илии, когда он предлагал языческим пророкам возжечь жертву без огня. И после того, как они не смогли этого сделать, он, трижды полив свою жертву водой, так что вода текла вокруг жертвенника, воззвал (к Богу), и упал с неба^[681] огонь Господень и пожрал всесожжение (3Цар.18:38).

107. Жертва эта – ты. Поразмысли молчаливо о каждом (предмете) в отдельности. На тебя нисходит огонь Духа Святого и (вот) кажется, что он сжигает тебя, когда он поядает твои грехи. И во времена Моисея та жертва, которая сожигалась (вся целиком), была жертвой за грех. Поэтому Моисей и говорит, как это написано в книгe Маккавейской (2Мак.2:11), что не съедалась, а сожигалась (consumptum est) (вся целиком та) жертва, которая приносилась за грех. Не кажется ли тебе, что и ты попаляешься, когда в таинстве крещения умирает ветхий человек? Ветхий наш человек, – взывает апостол, – пригвожден ко кресту (Рим.6:6). В этом таинстве (illic), как научают тебя примеры отцов, египтянин погружается, восстает же обновленный Духом Святым еврей, который немокрыми ногами (inoffenso vestigio) перешел Красное море, когда отцы были крещены в облаке и в море (1Кор.10:1 и сл.).

108. Также и во время потопа при Ноe умерла всякая плоть, но праведный был спасен вместе с своим родом (Быт.7:21 и сл.). А разве не погибает человек, когда смертное это (тело) разрешается от жизни? Именно: внешний человек истлевает, а внутренний обновляется. И не только в крещении, но и в покаянии совершается умирание плоти к усовершению духа, как этому мы научаемся авторитетным словом святого Павла: «Я решил, как бы находясь (у вас)^[682], сделавшего такое дело предать сатанe во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа» (1Кор.5:3, 5).

109. Мы пространнее говорили об этом достойном удивления таинстве, стараясь полнее изложить открытую (нам) тайну, дабы раскрыть его не только моральное, но и догматическое значение.

Глава XIX.

Раcсказывается о беcчестии, нанесенном жителями Гаваонскими жене одного Левита, и из (факта) мести за него (беcчестие) выводится заключение, как близко ветхозавeтные (люди) принимали к сердцу (все) относящееся к честности.

110. С какой заботливостью предки наши относились к честности, (можно видеть из того), что за бесчестие одной женщины (ut unius mulieris injuriam stupro illatum), они предприняли против необузданных (в своих похотях вениамитян) войну и, победив, поклялись не выдавать своих дочерей в замужество (за сынов) из колена Вениаминова. (Таким образом), колено (это) осталось бы совсем без потомства, если бы только ему не было позволено (действовать) в такой нужде обманным образом (nisi iraudis necessariae accepisset licentiam). Все-таки и эта милость, как кажется, не была свободна от соответствующего невоздержанию наказания, поскольку они женились воровским образом, (будучи, т. о. лишены) законного брака (connubii sacramento). И было совершенно справедливо, чтобы те, которые разрушили чужой союз, и сами были лишены брачных торжеств.

111. Как печальна все-таки эта история! Один из левитов взял себе супругу (полагаю, что она названа в Писании наложницей просто от того, что она сожительствовала с ним), которая спустя некоторое время, как обычно бывает, обидевшись на что-то, ушла к отцу и там оставалась в продолжение четырех месяцев. И встал муж ее, и отправился в дом своего тестя, чтобы примириться с женой своей и уговорить ее возвратиться (домой). И встретила его жена, и ввела мужа в дом отца своего.

112. Возрадовался отец отроковицы, вышел к нему навстречу, и зять оставался у него в продолжении трех дней. И они вкусили пищу, и легли спать. На следующий день левит встал на рассвете, но тесть просил его, чтобы тот не лишал его так скоро своего приятного сообщества (retentus est a socero, ut tam cito non desereret convivii jucunditatem). И на другой, и на третий день отец отроковицы не отпускал своего зятя, пока между ним и женой (inter eos) не установилась полная любовь и согласие (laetitia et gratia). Но на седьмой день, когда день уже клонился к вечеру, после приятно проведенного за столом времени (post mensas et laeta convivia), (тесть), указывая на приближающуюся ночь и на (большее удобство) ночевать у своих, чем у чужих, (попытался было опять) удержать (зятя), но не смог и отпустил его вместе с своей дочерью.

113. И вот, когда они отошли несколько и их стал (уже) настигать вечер, они приблизились к городу Иевусу. И слуга спросил своего господина, не желает ли он свернуть в этот город. Но тот, однако, не захотел, ибо это не был город сынов израилевых, – а предпочел идти до Гаваона^[683], города колена Вениаминова. (Когда они пришли в город, то там) не нашлось никого, кто бы принял к себе в гости пришедших, за исключением одного старика чужестранца; последний, увидев их, спросил левита: куда направляешься или откуда идешь? Тот ответил, что он путник, а идет к горе Ефремовой и что нет никого, кто бы принял его (на ночлег); тогда старец принял его и угостил ужином.

114. И когда голод был удовлетворен и столы отодвинуты, ворвались погибельные люди и окружили дом. Тогда старец стал предлагать непотребным мужам дочь свою девицу и подругу ее^[684], с которой она обычно спала, только бы те не учинили насилия над гостем. Но так как слово это не воздействовало, а насильники делались все настойчивее (et vis praevaluit), то левит поступился женой своей; и познали ее, и надругались они над ней в течение всей ночи. Измученная (таким) зверством или (быть может пораженная таким) оскорблением, она пришла к дверям хозяина, у которого остановился ее муж, и испустила дух, сохранив верность своему супругу даже при последнем издыхании (supremo licet vitae munere affectum bonae conjugis servans) (именно) тем, что предоставила мужу погребение своих останков.

115. Когда распространился слух об этом, то весь почти израильский народ возгорелся войной; сначала война велась с переменным успехом, но при третьем сражении колено Вениаминово покорилось народу израильскому и, по божественному суду, понесло наказание за свое невоздержание. Оно было наказано, между прочим (quoque), тем, что никто не должен был давать дочери своей в жены кому-либо из колена Вениаминова; это обязательство было скреплено клятвою. Но потом мучимые тем, что они подвергли своих братьев такому жестокому наказанию (sententia), израильтяне смягчили его суровость, (позволивши вениамитянам) брать себе в жены девиц, оставшихся сиротами после смерти на войне их отцов, или же жениться, уворовывая себе жен (vel rapto copulam sociarent), ибо оскорбление чужого брака почиталось столь позорным делом, что виновники его, (по мнению отцов), не были достойны (открыто) просить себе в жены ту или другую (девицу) (indignos se impetrando exhibuere matrimonio). Но, дабы не прекратился род колена (Вениаминова), они снисходительно смотрели на уворовывание вениамитянами себе жен.

116. Итак, насколько наши предки были привержены честности, можно видеть из того, что сорок тысяч мужей обнажили меч против своих братьев из колена Вениаминова, желая отомстить за поруганное целомудрие, ибо они не могли терпеть осквернителей чистоты (брака). В ту войну побито было с той и другой стороны шестьдесят пять тысяч воинов, и (кроме этого) были сожжены города. И хотя народ израильский и был вначале слабее (врага), однако он не устрашился столь неблагоприятной для него войны, (горя одним желанием): мщением за (поруганное целомудрие) смягчить (sequestravit) (причиненную ему) скорбь. Он ринулся в бой, готовый собственной кровью смыть пятно позора.

Глава XX.

Рассказывается о том, какую честность проявили четверо прокаженных, когда по пророчеству Елисея снята была ужасная осада Самарии.

117. Что удивительного в том, что народ Божий так ревниво относился к пристойному и честному, когда даже прокаженных, как читаем в книгах Царств, (нельзя было упрекнуть) в недостаточном прилежании к честности (4Цар.6:25 и сл.)?

118. В (городе) Самарии, когда его осадило сирийское войско, сделался большой голод. (Царь был весьма) обеспокоен. (Однажды) он поверял караулы, (расположенные) на стене (города). (Там) остановила его (одна) женщина и, (указывая на другую), сказала: Эта женщина убедила меня дать ей моего сына, и я дала, и мы сварили и съели его, а она пообещала, что потом отдаст и своего сына^[685], чтобы нам напитаться его мясом; и вот теперь она спрятала сына своего и не хочет отдавать его. Царь, пораженный проявлением такого ужасного бедствия, когда родители вынуждены были питаться своими кровными детьми (non solum humanis, sed etiam parricidalibus cadaveribus mulieres pastae viderentur), произнес смертный приговор Елисею, во власти которого было, как верилось царю, освободить (город) от осады и прекратить голод, а (может быть) и потому еще, что (был недоволен на него) за запрещение побить тех сирийцев, которых тот поразил слепотой.

119. Елисей сидел со старцами в Вефилe и, прежде чем вошел к нему царский вестник, он сказал старцам: Не видите ли вы, что сын убийцы того послал снять с меня голову? И вошел вестник и принес повеление царя, осуждающего его на смерть (denuntiantis praesens capitis periculum) (4Цар.6:32–33). Пророк ответил ему: завтра утром в этот час мера крупичатой муки (будет стоить) один сикль, и две меры ячменя (тоже) один сикль. И посланный царем вестник не поверил ему, говоря: если бы, как дождь с неба, послал бы Господь такое изобилие хлеба (si pluerit Dominus de coelo abundantiam frumenti), то и тогда не могло бы случиться этого. И сказал ему Елисей: за то, что ты не поверил, ты увидишь глазами своими, но есть не будешь (4Цар.7:1–2).

120. И послышался вдруг в сирийском лагере стук колесниц, голоса многочисленных всадников, говор большого войска и шум большого сражения; и подумали сирийцы, что царь израильский призвал к себе в помощь (in societatem… praelii) царя египетского и царя аморейского, и бежали они на рассветe, побросавши шатры свои; они опасались быть разгромленными неожиданным нападением новых врагов, (к тому же не чувствовали себя) достаточно сильными, чтобы отразить соединенные силы царей. (Все) это не было известно (находившимся) в Самарии, а измученные (victi) страхом и истощенные голодом (израильтяне) и не думали о нападении (nec praetendere audebant) (там же, 4Цар.7:6, 7).

121. У ворот же города находилось четверо прокаженных, для которых жизнь была мучением, а смерть (явилась бы) приобретением. И сказали они друг другу: вот мы сидим здесь и умираем; если мы войдем в город, то умрем там от голода, а если останемся здесь, то все равно не дождемся никакой помощи (nullum subsidium vivendi suppetit nobis); пойдем в лагерь сирийцев: (если нас убьют), то это ускорит нашу смерть, (а если пощадят), то это послужит средством ко спасению. И пошли они и вошли в лагерь^[686], и вот там не было ни одного врага (castra… omnia nuda hostium). Войдя в палатки, они прежде всего утолили свой голод, а потом понабрали, сколько кто мог, золота и серебра. И хотя они одни могли завладеть добычей, однако предпочли возвестить царю о том, что сирийцы бежали. Они считали это более честным, чем, не извещая, воровски предаться грабежу.

122. Когда (в Самарии) сделалось известно (о бегстве сирийцев), (тогда) народ вышел (из города) и разграбил их лагерь; благодаря запасам сирийцев хлеба получилось так много, что на него, согласно пророческому слову, установилась обычная дешевая цена, так что^[687] мера крупичатой муки стоила сикль, и две меры ячменя (продавались) по той же цене. Во время народной радости тот вестник, на (руку) которого опирался царь, был поставлен (для наблюдения за народом в воротах города)^[688]; но ликующими и спешащими толпами (он был затерт), и (вот) затоптанный народом, он скончался (4Цар.7:3 и сл.; 4Цар.7:8 и сл.).

Глава XXI.

Есфирь с опасностью для собственной жизни последовала благолепию честности, (тому же последовал) и варварский царь, осудивший на смерть наиболее доверенного у него человека; затем примерами Ионафана и Авимелеха доказывается, что дружба всегда должна быть соединена с честностью.

123. Что же, разве царица Есфирь не ради избавления своего народа, что было так пристойно и честно, обрекла себя на смерть и не убоялась гнева жестокого царя (Есф.4:16 и сл.)? Даже сам персидский царь, необузданный, с надменным сердцем, счел пристойным оказать милость тому, кто возвестил о готовившихся против него злоумышлениях, освободить народ от рабства и избавить (его) от смерти и, (наконец), не пощадить того, кто присоветовал ему столь непристойное (Есф.6:8 и сл.). По крайней мере, того, кто был вторым после него и первым между всеми друзьями его, он осудил на виселицу после того, как заметил, что тот своими коварными советами заставлял его быть бесчестным (Есф.7:9).

124. Ибо та дружба похвальна, которая хранит честность; такую (дружбу) должно предпочесть богатству, почестям, власти^[689]; но она, обычно не поставляется выше честности, ибо (дружба) ниже честности. Такой была дружба Иоанафана, который по своему благочестию не убегал от отцовского гнева (offensam) и смертной опасности (1Цар.20:29 и сл.). Такой же была и дружба Авимелеха, который ради обязанностей гостеприимства собственную смерть предпочел предательству скрывающегося (у него) друга (1Цар.22:11 и сл.).

Глава XXII.

Ради дружбы не должно забывать о честности; если же придется свидетельствовать против друга, то следует быть (очень) осторожным. Какова должна быть между друзьями откровенность, какое благородство в терпеливости и свобода в обличении? Дружба есть страж добродетелей, что, впрочем, замечается у людей одинаковых нравов. В уличении она должна быть мягкой, а также чуждой (забот о) собственных выгодах, – (причина), почему богатые так редко имеют верных друзей. Какая почтенная вещь – дружба! Чем теснее (дружба), тем гнуснее измена (ей), как видно из примеров Иуды и друзей Иова.

125. Ничего (, не исключая и дружбы,) не должно предпочитать честности; что честность не должна забываться ради дружбы, этому научает и Писание, (когда говорит) о дружбе. По этому вопросу много спорят и философы, (когда решают, например, такие вопросы): должен или не должен человек ради друга, из желания угодить ему, злоумышлять против отечества^[690]; можно ли, (далее), нарушить данное слово (fidem) с тем, чтобы помочь и посодeйствовать благополучию (commoditatibus) друга?

126. Писание говорит: «палка, меч и стрела, оправленная желeзом, так человек, произносящий ложное свидетельство против друга своего» (Притч.25:18)^[691]. Поразмысли, что это значит. Не всякое (вообще) порицает свидетельство против друга, а свидетельство ложное. Отсюда, если человеку настоит нужда свидетельствовать по отношению к Богу или отечеству, – неужели дружбу должно предпочесть религии или любви граждан? Во всем этом требуется давать истинное свидетельство, чтобы друг не подвергся опасности (appetatur) чрез вероломство (того) друга, верность которого должна была бы избавить его от опасности. Итак, друг не должен благоволить виновному, а, (с другой стороны,) не (должен) злоумышлять против невинного.

127. Конечно, если необходимо будет свидетельствовать против друга, если заметишь в нем что-либо порочное, то обличи его (сначала) тайно, если же он не послушает, тогда обличи явно. Ибо есть добрые обличения^[692] и часто более полезные (meliores), чем молчаливое (попустительство) друга (quam tacita amicitia). Если друг твой считает это для себя за оскорбление, то ты все-таки обличай и, если твое горькое обличение ранит душу его, ты и тогда обличай без боязни, ибо: «сноснeе раны друга, чем поцелуи льстецов»^[693] (Притч.27:6). Итак, заблуждающегося друга уличи, а невинного не оставляй (без поддержки). Нужно быть постоянным в дружбе^[694] и устойчивым в своих симпатиях. Мы не должны по примеру мальчиков капризно менять (своих) друзей (non… amicos mutare vaga quadam debemus sententia).

128. С другом будь откровенен^[695], чтобы и он оставался тебе верным, и ты благодаря ему мог бы жить приятно, потому что верный друг есть врачество для жизни и залог (gratia) бессмертия (Сир.6:16). К другу относись, как равному^[696], и не стыдись предупреждать его твоими услугами, потому что дружба не знает гордости. Потому и премудрый говорит: „Да не стыдишься приветствовать друга“ (твоего) (Сир.22:29)^[697]. Не оставляй его в нужде, не покидай его и не бросай, ибо дружба является помощницей в жизни. Поэтому будем носить бремена наши, как научил Апостол (Гал.6:2), говоривший (так) тем, которых любовь сделала (членами) одного и того же тела. Ведь если друг при благополучии помогает друзьям, то почему и им не помочь ему в его несчастье? Из сострадания будем помогать им и советом, и самым делом.

129. Если представится необходимость, то претерпим за друга даже неприятности. И часто тебе придется из за невинности друга навлекать на себя недоброжелательство (и) подвергать себя поношению, если, конечно, ты станешь защищать (его) или отвергать возводимые на него обличения и обвинения. Не сетуй на эти обиды, ибо праведник говорит: «Если приключится мне зло через него, я переношу» (Сир.22:30). Друг ведь познается в несчастье, потому что во времена благополучия все кажутся друзьями. Но как при несчастье друга необходимо терпение и выносливость, так и при благополучии его должно быть самостоятельным (anctoritas congrua est), (настолько), чтобы сдерживать и уличать (его) превозношение.

130. Как хорошо говорит подвергшийся несчастьям Иов: «Сжальтесь надо мной, друзья (мои), сжальтесь» (Иов.19:21). Здесь слышится голос не павшего духом, а как бы судящего. Ибо обличаемый несправедливо (своими) друзьями, Иов отвечает: „Сжальтесь надо мною, друзья (мои)“, т. е. вы должны проявить ко мне милосердие; вы же угнетаете и нападаете на того, несчастьям которого вы по долгу дружбы должны были бы сострадать.

131. Итак, храните, дети, имеющуюся уже дружбу с братьями; во всех человеческих делах нет ничего прекраснее ее. Она служит утешением в жизни, так как ты имеешь, кому открыть свою душу, с кем поделиться твоими тайнами и кому доверить секреты твоего сердца^[698]; (великое утешение), когда у тебя есть верный человек, который в радости веселится вместе с тобой, в печалях соболезнует, в гонениях поддерживает. Какими добрыми друзьями (были) еврейские юноши, взаимной любви которых не могло уничтожить даже пламя разоженной печи (Дан.3:16 и сл.)! Об этом мы сказали выше. Прекрасно (также) говорил святой Давид: „Саул и Ионафан прекрасные и дражайшие, неразлучные в жизни своей, они и в смерти не были разлучены“ (2Цар.1:23).

132. Таков плод истинной дружбы; чрез нее не^[699] может разрушаться вера, так как не может быть другом человеку тот, кто неверен Богу. Дружба – страж благочестия и учительница справедливости^[700]; благодаря ей высший считает себя равным низшему, а низший высшему. Между людьми различных нравов не может быть дружбы^[701], ибо между друзьями должно быть взаимное благорасположение (convenire sibi ntriusque debet gratia). Низший пусть будет, если того требует дело, самостоятельным, а высший – смиренным. Пусть он выслушает (его), как товарища, как равного (ему). В свою очередь и низший пусть убеждает высшего, как друг, пусть бранит не ради тщеславия, а по чувству любви.

133. Увещание не должно быть суровым, а упреки оскорбительными^[702]; ибо дружба (с одной стороны) должна избeгать лести, а с (другой) быть чуждой высокомерия. И что такое друг, как не соучастник любви, (соучастник), к которому ты привязываешься и прилепляешься твоей душой; ты (ведь) так (тесно) привязываешься к нему, что (как бы) желаешь из двух составить одно (ut unum velis fieri ex duobus)^[703], ему (ведь) ты доверяешься, как самому себе (tamquam alteri tibi);^[704] ты не боишься, что он причинит тебе что нибудь неприятное (aquo nihil timeas), да и сам ты не потребуешь от него ради своей выгоды чего-либо нечестного^[705]. Дружба (ведь) не какой-либо источник доходности (non enim vectigalis amicitia est)^[706], наоборот, она преисполнена честности и благорасположения. Дружба есть добродетель, а не промысел, потому что она приобретается не деньгами, а любовью (gratia), не повышением цены, а соревнованием в благожелательности.

134. Вообще же дружба бeдняков по большей части прочнее (meliores), чем богатых^[707], и часто богатые не имеют друзей, в то время как у бедных их очень много. Нет истинной дружбы там, где находится лживое низкопоклонничество. Многие подобострастно угождают богатым, по отношению же к бедному никто не лицемерит; (вот почему) чужды обмана все отношения к бедному (verum est quidquid defertur pauperi) и дружественное расположение к нему не ведает зависти.

135. Что может быть драгоценнее дружбы, которая людей сближает с ангелами (quae angelis communis et hominibus est)? И Господь Иисус говорит: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они приняли вас в вечные обители свои» (Лк.16:9)^[708]. Сам Господь из рабов сделал нас друзьями, как Он Сам сказал: «Вы уже друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин.15:14). Он дал нам образ дружбы, которому мы (и) последуем, чтобы исполнить волю Друга, чтобы открыть Ему наши сердечные тайны и (в свою очередь) знать и Его тайны. Откроем Ему наше сердце, как Он открыл нам Свое. «Я потому, – сказал Он, – назвал вас друзьями, что все, что слышал от Отца моего, Я сделал известным вам» (Ин.15:15). Истинный друг не скрывает ничего; он так же открывает (effundit) свою душу, как Господь Иисус открывал тайны Отца.

136. Итак, кто исполняет повеления Божии, тот и друг Его. Кто единодушен, тот уже и друг, потому что в друзьях есть единство душ (один дух). Нет зато никого гнуснeе того, который изменяет дружбе. Отсюда и в предателe Господь нашел наиболее презрeнным его вероломство, то, что он не возблагодарил за милость и к пиршеству дружбы примeшал яд злобы. Он так говорит: «Ты же человек единодушный со мною, вождь мой и близкий мне (notus meus), который всегда вмeстe^[709] со мною получал сладкие снеди» (Пс.54:14, 15)! То есть, нельзя снести, чтобы ты, единодушный со мною, поднялся на того, кто даровал тебе милость: «Ибо если бы враг мой стал бы злословить меня, я претерпел бы, по крайней мерe» (Пс.54:13)^[710]; и от того, кто меня ненавидит, я скрылся бы. Можно избeжать врага, но нельзя укрыться от друга, если тот начнет злоумышлять против тебя. Мы остерегаемся того, кому не довеeряли наших намерений, но не можем остерегаться того, кому мы (их) доверили. Итак, чтобы показать особую предосудительность греха (ad acervandam peccati invidiam), Он не сказал: ты же раб Мой, апостол Мой; но: единодушный со Мною, т. е. ты предатель не Меня только, но даже самого себя, так как предаешь единодушного тебе.

137. Сам Господь, когда был оскорблен тремя царями, которые были так несправедливы (non detulissent) к святому Иову, пожелал простить их чрез посредство друга, дабы грешники были прощены заступничеством дружбы. Итак, помолился Иов, и Господь простил (их). (Таким образом) дружба принесла пользу тем, кому причинила вред надменность (Иов.42:7 и сл.).

Заключение^[711]

Все, что я изложил вам, дети, здесь, сохраните в cердцах ваших; (после) вы опытно познаете, принесет ли оно (вам) какую-либо пользу (quae utram aliquid profectus habeant). Здесь (вам) предложено^[712] очень много примеров, так как в этих трех книгах содержатся почти все примеры праотцов, а также весьма многие изречения (их), так что, если (моя) речь и не отличается (потребными) достоинствами (si sermo nihil deferat gratiae), то я все-таки (уповаю, что) история древности (series vetustatis), кратко изложенная здесь, научит вас весьма многому.

Начало этого текста у Миня: Qui visus es in rubo, venias super caput; y Крабингера: Qui visus est in rubo, veniat super caput…